Читать книгу: «Время зверя», страница 11

– Ты нашёл то, что искал? – спросила его Анна, когда они остались вдвоём.

– Да, – кивнул он. – И я поделюсь с тобой этим знанием.

Они долго беседовали наедине во мраке ночи, а ранним утром, когда солнце ещё не поднялось из-за горизонта, вышли из дома и скрылись за поворотом.

– Мы уходим, – написала Анна в записке для Эдварда, – уходим, чтобы обрести надежду. Вам нужно следовать вслед за видениями Изабель, на юг, пока болезнь ещё не накрыла пеленой смерти весь континент и не перекрыла пути между странами. Скоро мы встретимся там, на юге, и я надеюсь, что мы принесём с собой оружие против хаоса и его приспешников.

***

– Они ушли в джунгли, – задумавшись, слушала Изабель все происходящее вокруг, – но что они ищут там и что смогут найти – это скрыто от моего взора. Но я ясно вижу наш с вами путь, – она открыла глаза и внимательно обвела взором вампиров, собравшихся в одном доме со зверем. Адриан принял человеческое обличье и сидел поодаль от Эдварда и Софи. Древний вампир относился к нему по-прежнему настороженно, не желая доверять чужаку, пока тот не откроет ему свои тайны, Софи, будучи только недавно посвященной в вечность, практически ничего не понимала и потому находилась в стороне от событий. Она помнила, как Дим сказал ей, казалось, бесконечно давно и далеко отсюда. – Ты будешь рядом со мной, когда я убью зверя, – и слова эти горели мрачным пророчеством грядущего в её мозгу.

– Дим может убить зверя, – кивнула Изабель, прочитав её мысли, – но это только один из вероятных исходов. Пути наши ещё не предопределены, и только от нас самих зависит, что же будет дальше. Если мы ничего не будем делать, если ничего не предпримем, мы обречём себя на гибель в умирающем мире. Если подчинимся воле хаоса, то сами, своей рукой будем управлять гибелью всего живого. А если мы выступим в открытом поединке… мы можем победить, а можем и проиграть.

– Я не стану слугой хаоса, – возразил ей Эдвард. – И бездействовать, наблюдая гибель цивилизации, я тоже не могу. Я слишком долго прожил среди людей и теперь не могу бросить их на произвол судьбы. И бросить Дима я тоже не могу, а ведь он первым из нас ушёл во тьму, бросил вызов хаосу. Помните, они забрали с собой и Макса, и почти наверняка пытаются склонить его и Сэм ко мраку.

– Значит, мы выбрали свой путь, – утвердительно проговорила Изабель.

– Расскажи всё про себя, – требовательно повернулся вампир к Адриану. – Если дальше нам предстоит действовать сообща, мы не должны ничего скрывать друг от друга. А ещё лучше, дай мне напиться своей крови, и ты получишь взамен мою, если я пойму, что могу тебе доверять.

– Не самая выгодная сделка, – усмехнулся Адриан, – но я готов. – Он протянул руку вампиру, чтобы тот прочёл по его крови скрытое во мраке двух тысячелетий, и невольно усмехался, видя, как события, которые тот видел в его крови, потрясают вампира.

– Ты был свидетелем гибели Помпей, – потрясённо прошептал вампир. – И как ты… как ты столько времени смог противостоять злу! Прости, я жестоко ошибался в тебе. Я был уверен, что, если первый зверь наш враг, то и второй будет неизбежно служить злу.

– Нет, – покачал головой Адриан, с удвоенной силой и болью ощутив своё одиночество среди вампиров. – Я не буду служить злу. И если потребуется, я отдам свою жизнь ради того, чтобы навсегда загнать его обратно под землю.

– К нам скоро пожалует незваный гость, – прервала их разговор Изабель.

***

– Расскажи мне ещё раз об этой книге, – попросила Анна, когда они вместе с Александром продирались сквозь чащу сельвы. Они давно уже ушли с проторённой тропы и шли наугад, следуя только своим инстинктам, постоянно прорубая себе путь сквозь непроходимый лес. Лианы и колючие кустарники обвивали и ранили им ноги, хищные птицы пикировали на головы в надежде выклевать им глаза, подлый гнус стремился облепить лицо и высосать всю кровь, и дикие звери подкрадывались к ним совсем близко, в поисках добычи. Но вампиры не страшились ужасов сельвы, для них были не опасны покушения её обитателей, и они постоянно шли и шли вперёд, не останавливаясь ради отдыха или охоты.

– Я рассказывал тебе, Анна, – говорил Александр, вырубая мачете проход сквозь сельву, – что уже бродил здесь много лет назад, и больше века минуло с тех пор. Когда Себастьян оставил меня, перейдя в своей слепой ненависти на службу Робеспьеру, я ушёл из цивилизованного мира, пересёк океан и скрылся в глубине неизведанной, дикой сельвы. Когда-то испанцы пытались покорить эти земли, они подчинили себе смертные народы, поставили несколько укреплений, освободив для себя место посреди диких лесов, но им не под силу было подчинить себе необузданную страсть природы. Так они и жили, в вечном страхе перед ней, отгородившись частоколами, нашептывая себе покой молитвами, крепко зажмуривая по ночам глаза, чтобы отогнать подальше языческих демонов. Но мне всё это было не страшно, я был отчаянно одинок и так же отчаянно неуязвим, я прибыл на берег, потолкался неделю в толпе ближайшей к порту деревни и однажды ночью отправился в самоё сердце сельвы. Она нашептывала мне легенды, манила всё дальше и дальше вглубь, так что я очень быстро потерял ход времени, забыл, кто я и откуда я пришёл, прошлое, как мне тогда казалось, начисто стёрлось из моей памяти. Я потерял связь с внешним миром, там нарождался новый век, убийственное время, которое сметало всё живое со своего пути, там народы вели бесконечные войны и убивали друг друга и себя, страшась будущего, потеряв веру в прогресс, веру в человечность. А я брел по сельве, и единственными моими собеседниками были дикие звери, которые сначала пытались нападать на меня, а потом послушно шли рядом, усмиренные силой моей воли.

– Сколько же времени ты провёл здесь?

– Я не считал, – покачал головой Александр. – Я ушёл в сельву в то время, когда столетие завершало свой виток, предрекая миру страшные события, а вернулся, когда первая мировая война уже отгремела на цивилизованной части планеты, оставив после себя смерть и разрушения. Когда я бродил по сельве, мне казалось, что я уже никогда не вернусь в мир людей, так я был разочарован им, и, даже не слыша отголосков войны, я ощущал, что человечество замерло на краю пропасти, что прямо сейчас рушатся основы мироздания и демоны прошлого выходят в мир из-под земли, где они скрывались долгое время, загнанные туда достижениями прогресса.

– Демоны, – Анна вздрогнула и остановилась, услышав странный крик, донесшийся до них из чащи.

– Это всего лишь зверь, девочка моя, – Александр привлёк её к себе. – Нам с тобой не стоит бояться зверя, ни в животном, ни в демоническом обличье. К тому же, я ни разу не встретил демонов на моём пути сквозь непролазную чащу сельвы, но я видел человека, который обезумел после их явления в его мир, после непрошеного вторжения в его тело и разум. Он-то и передал мне те записи.

Они остановились на берегу узкого ручья с прозрачной, быстро бегущей водой. Разноцветные рыбки весело сновали между корягами, и змеи быстро проползали по дну в поисках пищи.

– Мир сельвы, такой совершенный в своей сути, живущий по своим законам, смертельно опасен для человека, – задумчиво пробормотал Александр, поворошив ногой корягу и наблюдая, как змеи разбегаются в разные стороны. – Только глупец из числа смертных отважится уйти в её чащу, чтобы скрыться от мира. Тот человек и был таким глупцом. Он, как и я, пересёк океан, дезертировав из армии, в надежде скрыться от нечеловеческих ужасов войны, от шествия смерти, бежал на самый край земли, и на её берегу не остановился, стремясь забраться дальше, глубже, в сердце сельвы, чтобы найти там убежище, спрятаться от самого себя. Но здесь его поджидали дикие звери, смертельный гнус и невыносимый голод. Он бродил по лесу две недели, пока окончательно не утратил надежду на спасение, а потом забился в случайно встреченную им пещеру, в надежде там забыться и умереть.

– Он рассказал всё это тебе?

– Я прочёл это по его крови, – отрицательно покачал головой Александр. – Сам он был уже слишком безумен и слишком слаб, чтобы вести связный рассказ.

– Но кто свёл его с ума?

– Демоны. Та пещера когда-то, много веков назад, служила местом для жертвоприношений, и в её центре он нашёл заброшенный каменный алтарь. Племена туземцев давно уже не приносили кровавую дань богам, испанские солдаты и священники насильно обратили их взор в сторону христианского бога, так что они вскоре позабыли про свои кровожадные культы, и камень был пуст, кровь на нём давно высохла, и только неясные следы былых зверств напоминали о прошлом. В эту пещеру не заходили звери, не залетали птицы, даже змеи не осмеливались заползать в эту былую обитель ужаса и смерти, они чувствовали зло, которое когда-то угнездилось под сырыми тяжёлыми камнями. И только он, настоящий пасынок прогресса, не знал, для чего стоит в пещере этот камень, там было пусто, тихо, затхло, ведь место давно забросили и больше не вспоминали. Он привалился спиной к камню и крепко уснул, а когда проснулся среди ночи, то увидел, вернее, почувствовал в непроглядной тьме, что он лежит, распростёршись, на камне, а над ним слышится странное, чужое дыхание. Зажёгся огонь, и он увидел во тьме вокруг себя загадочных, неведомых ему существ, словно сошедших со страниц книг ужасов или с телеэкрана. Кровожадные ухмылки на звериных лицах, птичьи перья вместо одежды, длинные клыки, торчащие из оскаленных ртов, и их взгляд… Он не мог кричать, так он остолбенел от ужаса, он не мог постичь то неведомое, что пришло за ним из глубин бытия, он понимал только, что очень скоро умрёт, и молил небеса, чтобы его смерть была быстрой и лёгкой.

Но они не убили его. Сам того не ведая, он пробудил их своим вторжением в пещеру, и они решили сохранить ему жизнь, чувствуя что-то вроде странной благодарности за их пробуждение после долгих веков тишины и забвения. Они пили по очереди его кровь, читая летопись современности, а потом поили его своей кровью, и та сводила его с ума. Их странный облик был только оболочкой, призванной наводить ужас на простых смертных, а то, что скрывалось под этой оболочкой, не поддавалось никакому описанию или логическому объяснению. Их кровь имела вкус, текстуру и аромат, только потому что они сами так хотели. Они не были людьми, не были богами или пришельцами, они просто были другими, и всё по-другому совершалось в их мире. Они жили в самом сердце сельвы с незапамятных времен, не сознавая привычного нам течения времени, они видели и прошлое, и будущее, без труда читали в человеческих сердцах и могли предсказывать их судьбу, потому что знали про все варианты развития событий. Им не нужна была пища, они приняли когда-то почитание индейцев, взяли на себя роль их богов, жестоких, холодных, равнодушных, примеряли на себя звериные образы и страшные оскалы, пили кровь во время жертвоприношений, но продолжали оставаться безучастными ко всему. Они не могли состариться, не могли умереть, они просто существовали в мире и будут существовать всегда. А когда этот мир умрёт, они просто перейдут в бытие нового мира, оставаясь такими же холодными и равнодушными ко всему.

– Кто же они по своей сути?

– Они не поведали ему этого. Поделившись с ним своей силой, они ушли, оставив его наедине с надвигающимся безумием. Чуждая ему субстанция теперь текла по его венам, отравляя его существо, сознание, разум. Он судорожно извлёк из своего рюкзака тетрадь и при неверном свете затухающего фонаря лихорадочно вписывал на бумагу образы, пытаясь при помощи слов обрести понимание, зафиксировать видения прошлого, будущего, ушедших в вечность мировых катастроф, грядущих апокалипсисов. Он понимал в глубине души, остатки ясного сознания признавали, что это знание, если сочтут возможным, если в него поверят, перевернёт ход истории с ног на голову, и потому стремился зафиксировать подаренные ему тайны бытия, пока окончательно не сошёл с ума.

Александр замолчал. В мире воцарилась ночь, и привычный дневной шум стих, уступив место зловещим ночным перешёптываниям, перестукиваниям в глубине сельвы. Его негромкий размеренный голос звучал непривычно громко во тьме, и, казалось, всё вокруг притихло в ожидании продолжения.

– Когда он закончил писать, он вышел из пещеры и отправился на поиски обратного пути. Он блуждал по сельве ещё неделю, и кровь демонов выжигала остатки его разума. Я нашёл его, когда он окончательно сошёл с ума, мог издавать только бессвязное мычание, а в глазах его, как я не искал, я не находил ни единого проблеска сознания. Он уже не мог встать и, бессильно распростёршись на сырой земле, протягивал мне свою тетрадь. Я взял её в руки – на обложке было написано, убейте меня, а записи сохраните для вечности. Я сделал так, как он просил, я поднял его тело с земли, пил его кровь и видел всё то, что случилось с ним, чувствовал и его безумие, и его отчаяние в попытке передать это знание, пил, пока он не перестал дышать, а сердце его не остановилось. Тогда я похоронил его по христианскому обычаю, а после прочёл полубредовые записи.

Да, он предчувствовал, что никакой человеческий разум не в силах будет осознать глубины смысла происшедшего с ним, никто не сможет постичь природу этих существ при помощи простой логики, даже если поверит в их существование. Так и я не смог, потому что текст этой рукописи остался за пределами моего понимания, мой разум был бессилен осознать, но я пил его кровь и потому верил всему тому, что он написал.

– Что ты сделал с его записями? – настороженно спросила Анна.

– Я мог не бояться, – усмехнулся вампир, – никто и никогда в мире не смог бы поверить в случившееся. Так что я сохранил его записи и передал их при случае одной женщине, которая писала книги под мужским псевдонимом, и она слепила из этих бредней неплохой роман.

Анна вздохнула, но промолчала.

– Многое написанное в книгах реально, – продолжал Александр, – книги повествуют о том, что было, или предсказывают то, что скоро случится. Когда хаос восстал из глубин земли, когда пришёл зверь, я осознал, что время правления разума заканчивается, и значит, нам теперь надо искать объяснение, причины и предсказания в иных источниках, зачастую далёких от нашего понимания. Потому я и вспомнил про эту рукопись, что она – наш ключ к обретению новых сил.

– И потому мы отправились в сельву, чтобы найти демонов, – мрачно заключила Анна.

– Да, – кивнул Александр и крепко прижал её к себе. – Если они безучастны к судьбе человечества, они никогда не примут ничью сторону. И их сила – это наш шанс одержать верх в борьбе с силами хаоса.

– Что мы будем делать, когда найдём их? Ты хочешь обменяться с ними силой? Но какое им дело до того, что будет со всеми нами? Наверняка они уже знают исход и будут равнодушны к нам. К тому же, – Анна запнулась, – не боишься ли ты, что их сила сведёт нас с ума?

– Я уже ничего не боюсь, – спокойно ответил ей Александр. – Однажды я уже пил кровь безумца, которую они наделили своей силой, и тогда я понял, что в этом мире есть существа гораздо древнее нас, суть которых может или подарить нам безграничное могущество или убить. Сейчас мы стоим на краю пропасти, никакие новые боги не в силах подарить нам спасение, ведь на борьбу с нами вышли первобытные силы хаоса. Если даже Дим, наш первородный и самый сильный из нас, оказался бессилен, то нам ничего не остаётся, как противопоставить врагу силу демонов. А если они откажутся… что же, мы направимся в своих поисках дальше, – задумался он.

– Их кровь… Как она повлияла на тебя тогда? Ощутил ли ты в себе их силу?

– Тело безумца впитало её без остатка, так что мне достался только потерявшийся в вечности разум, тщетно пытавшийся передать мне подаренное ему знание, – вздохнул Александр. – Чтобы обрести её, надо пить из источника.

Анна тоже вздохнула, бессознательно проводя рукой по воде и вспоминая, как она сама, ещё будучи смертной, принимала участие в жертвоприношении, пила кровь жертвы, которую приносили на алтаре жрецы-туземцы. Это полубредовое видение до сих пор казалось ей сном, и только капля реальной крови, оставшаяся на её губах, говорила о том, что это могло быть явью.

– Да, – кивнул Александр, прочитав её мысли, – боги благоволят к тебе. Однажды они поделились с тобой жертвенной кровью, теперь мы попросим у них их силу. А если они откажутся… что ж, не будем торопить события.

Они поднялись с берега ручья и побрели дальше по непролазной чаще сельвы, в поисках того, что неподвластно человеческому разуму, в поисках неизведанного.

***

Непрошеный гость стоял и широко улыбался вампиру, открывшему ему дверь, в то время как Себастьян едва не задохнулся от гнева, увидев его на пороге своего дома.

– Как ты смеешь ты снова приходить в мой дом после всего, что ты сотворил с моими близкими? – проговорил он, угрожающе подступая к бессмертному.

– Мне некуда больше идти, – спокойно отвечал тот, – и я рассчитываю на справедливость.

– На справедливость? – вампир повысил голос. – Разве ты заслужил справедливый суд?

– А разве кто-то умер? – вопросом на вопрос ответил разносчик чумы. – Разве я не сделал так, что Софи обрела желанное бессмертие? Разве Сэм не вернулась к своему музыканту, познав вечность? Да я подтолкнул вас всех к решительным действиям, которые так нужны именно сейчас, когда хаос вырывается наружу из пропасти, иначе бы вы ещё долго топтались в ожидании и ничегонеделании. Впрочем, как и всегда, – усмехнулся он.

– Я не впущу тебя в свой дом, ты прислужник хаоса и ты не заслужишь моё доверие. Никогда.

– Доверие и справедливость разные вещи. Заметь, я пришёл по собственной воле, я хочу рассказать свою историю, чтобы вы знали, кто я такой, знали, с кем вы ведёте борьбу. Я уйду, как только наша беседа закончится и, заметь, ни один из вас не сможет пострадать, ведь вы бессмертны, – он коварно усмехнулся.

Себастьян колебался. С одной стороны, они могли узнать всю правду о нём, а это существо, чувствовал он, сейчас не будет лгать. С другой, оно служило хаосу и намеренно подвергало опасности жизнь его близких.

– Хорошо, – решился он, – входи и расскажи нам всё, что хочешь, а потом убирайся.

– Очень гостеприимно с твоей стороны, – усмехнулся бессмертный, вошёл внутрь в гостиную и с любопытством оглядел всех присутствующих.

– Запомни, – приблизился к нему Эдвард. – Ты сейчас находишься на волосок от смерти. Как бы ни трудно было тебя убить, мы все готовы это сделать, прямо сейчас. Ты, проклятый разносчик чумы, ты, кто забрал с собой Сэм и Макса, неужели ты рассчитываешь на справедливость? Ты или глупец, или слишком дерзок даже для бессмертного. Так что берегись! Я вырву из твоего сердца правду о том, где сейчас Дим, Макс и его возлюбленная!

– Другого приема я и не ждал, – кивнул проклятый. – А теперь перейдём к делу. Я пришёл к вам по собственной воле. Да, я рассчитываю на справедливость, потому что до сих пор я причинил вам много боли, и вы полагаете, что я зло, что я по собственной воле служу хаосу, и потому записали меня во враги. О, я вовсе не намерен стать вашим другом, я просто хочу, чтобы вы знали, с кем имеете дело, и потом уже делали выводы о том, враг ли я и заслуживаю ли справедливого суда. Я не буду умолять о прощении, мне оно не нужно, я пришёл в этот мир с проклятьем, с ним и уйду. Но сначала выслушайте мою историю.

Вампиры смотрели на него во все глаза. Себастьян и Изабель, Эдвард и Софи, и Адриан, настороженно державшийся поодаль. Все они чувствовали неотвратимый запах зловония, исходящего от Кана, и, хотя чума им была не страшна, невольно отшатывались от него, не желая, чтобы он подходил слишком близко.

– Я родился много веков назад, – начал он свой рассказ, – когда чума уже давно вела своё победное шествие по планете. Я не буду пересказывать вам старые легенды, ведь вы знаете про первородного, про путь проклятого, про то, что он был обречён идти по земле без права на прощение или забвение, всё идти и идти, и нести с собой смерть, боль и страх. Он и шёл, одинокий, проклятый однажды и проклинаемый теперь всеми бездомный странник, его пытались убить, расчленить, сжечь, чтобы уничтожить вместе с ним смертельную заразу, но он восставал из земли, из пепла и шёл дальше, и путь его устилался трупами. Думаете, ему была приятная такая участь? Думаете, он проклинал создателя или человечество за уготованную ему вечную муку? Нет, он продолжал надеяться и молить о прощении, о том, чтобы его путь наконец закончился, а он обрёл вечный покой. Но тот, кто обрёк его на проклятый путь, был слишком жесток или слишком безразличен и к нему, и к людям, ведь число жертв, павших от чумы во времена неотвратимо возвращавшихся эпидемий, было огромно, неисчислимо, и великий плач стоял по всей земле, а чаша эта не миновала ни один из континентов, ведь ни моря, ни океаны, ни тропические леса и пустыни не могли остановить его, он шёл дальше, или строил плот и плыл, и он не мог умереть ни от солёной воды, ни от горячего песка, ни от холодного льда, он был обречён идти, и смерть шла с ним под руку. – Кан остановился, тяжело дыша. – Незавидная участь, не правда ли? – спросил он у потрясённых слушателей. – Знать, что это никогда не закончится, что ты никогда не умрёшь, что ты не сможешь остановиться, не сможешь никого пощадить, ни старика, ни ребёнка, ни самого себя? О, Димитрий познал всю глубину боли, ведь вся его семья погибла, от чумы, а что он сделал? Он смирился, как было назначено ему священными заветами? Продолжил жить дальше в отчаянии и ожидании смерти? Нет, он восстал против неизбежного, нашёл проклятого и понял всю глубину и неотвратимость его проклятья. Он забрал его кровь, – глухо сказал Кан, – но не его судьбу. Везунчик получил бессмертие, и вы все тоже. – Он медленно обвел взглядом комнату. – Я тоже бессмертен, но моё бессмертие иного рода. Пришло время рассказать, как я появился на свет. Времена первой эпидемии тогда подходили к концу, земля вздохнула свободно, а круг проклятого замкнулся. Он остановился там же, откуда начал своё шествие, в Передней, как её тогда называли, Азии, и искра надежды, которую в нем посеяла встреча с Димитрием, всё разгоралась, он надеялся на спасение, он видел, что эпидемия затихает, люди больше не умирают сотнями и тысячами, и тогда он остановился… Он бросился на землю в пустыне, рядом с колодцем возле одного из многочисленных поселений, и долго рыдал там, тщетно вымаливая избавление, с ужасом вспоминая беды, который он принёс человечеству. Он много времени провёл так на земле, в отчаянии заламывая руки и умоляя небеса о прощении, а потом просто, в полу беспамятстве, ожидая спасительной смерти. Но та не пришла, не избавила его от мук жизни. Вместо этого к колодцу пришла одинокая женщина, вся семья которой, родители, муж и дети, братья и сестры и их дети, погибли от чумы, и только она одна осталась из всего рода влачить жалкое существование и хранить память о своих предках. Она сжалилась над бесчувственным бродягой, в беспамятстве валявшимся возле колодца, привела в его чувство и отвела в свой дом. Он прожил там почти год, а потом на свет появился я. – Кан снова остановил свой рассказ, что-то сдавило ему горло. Он помолчал, скрывая нахлынувшую боль, а потом продолжал. – Он никогда не рассказывал ей правды о себе, но его молчание говорило обо всём за него. Между ними никогда не было физической любви, и потому мать, когда носила меня, уже знала, что внутри неё не обычный ребенок, что внутри неё отпрыск проклятого, который погубит и её, и всё живое на этой земле. Поэтому, ещё находясь в её утробе, я уже чувствовал силу её ненависти, и ни капли любви не было в ней, в той женщине, которая выносила меня, которая была моей матерью. Разве я не заслужил тогда хоть каплю любви? Разве я, невинный и заранее обречённый младенец, был виноват, что мне суждено было появиться на этот свет? Но к чему умолять мир о милосердии? Я был выброшен из дома, отнесён в лесную чащу и оставлен там, едва появился на свет. Мой плач привлек бродячих псов, и сука, только что потерявшая своих щенков, сжалилась надо мной и выкормила меня. Я рос с ними в чаще и часто тайком наблюдал за жизнью деревни, не смея приблизиться к людям, попытаться слиться с ними, стать их частью. Моя память надёжно хранила воспоминание о том, как я появился на свет, а из разговоров деревенских я узнал, что моя мать скончалась на следующий день после того, как я родился, мой так называемый отец в тот же день ушёл из деревни, ни разу не обернувшись в сторону леса, в котором он меня бросил. Да, он тоже проклинал моё появление на свет, мало этого миру одного чудовища, так в отчаянии говорил он, теперь на свет появится ещё один недостойный отпрыск, и человечество снова утонет в муках боли, погрязнет в бесконечных мириадах смертей. Он, как узнал я позже, сошёл тогда со своего пути, и проводил свою вечность в пещерах неведомых остальному миру континентов. Я же вырос вместе с дикими псами и очень рано понял, что никогда не умру, я похоронил своих псов, несколько поколений сменилось и в деревне, и люди уже плохо помнили эпидемию смерти и великие беды, которые та принесла с собой. Я же замер в своём развитии, достигнув расцвета сил, и перестал стареть, раны мои мгновенно затягивались, кости срастались, и ни людское оружие, ни звериные когти или клыки мне не были страшны. В конце концов я ушёл из тех краев, и когда я шёл, чума следовала за мной по пятам… Я прошёл весь мир в поисках отца, и вторая эпидемия накрыла человечество колпаком смерти, а когда я нашёл его, то задал ему главный вопрос, который мучил меня все эти годы – почему он отвернулся от меня?

– Я же был невинным ребенком, которого вы сами обрекли на такое существование. Я не желал такой участи, отец, так почему же мир и вы, мои родители, так надругались надо мной, моими чувствами? За что? – это мучило меня, не давало покоя, жгло мою душу раскалённым огнем.

– Нам с тобой нет места на этой земле, – отвечал он. – Меня обрекли на проклятый путь, и я покорно следовал ему в надежде на прощение, на избавление, на то, что я найду счастливое забвение в вечности. Но его нет, сын мой, нет прощения, небеса забыли про нас, обрекли на вечную погибель, и только мы сами и можем решить свою участь. Я больше не хочу быть смиренно покорным тому, кто забыл про меня, я противостою ему, я бросил ему вызов и больше не буду нести смерть и страх людям! – он был грозен в своём гневе, глаза его сверкали. – Пусть я бессмертен, пусть я не могу умереть, но я могу сопротивляться, я не выйду за пределы этих джунглей, сельва поглотит меня вместе с чумой отныне и навсегда! Я не хочу губить безвинное человечество, я больше не хочу быть проклятой рукой судьбы!

И он уговорил меня остаться вместе с ним. Так я и сделал, но коварная мысль неотступно грызла меня. – Неужели человечество так уже и безвинно? – думал я, сидя в глубине тёмной сырой пещеры или бредя по непроходимым зарослям. – Оно само обрекает себя на страдания, так может, чума вовсе не напасть или проклятие, может оно – очистительная кара? А наше служение небесам в том и заключается, что мы выполняем его справедливую волю, очищаем землю от скверны, от переполнения, мы сами и есть судьи, бессмертные, бесстрастные? Так думал я, и мысль эта надежно укоренилась в моём мозгу за несколько столетий. Но мой отец не поверил моим словам, и сколько я не пытался убедить его, он всё твердил, что больше не вернётся на свой путь. В конце концов я оставил его, построил плот и долго плыл на восток, и моя судьба щадила меня от морских бурь и морских чудищ, а на берегу меня встретил зверь и привел прямо в объятья хаоса.

– И это время совпадает с эпидемией Чёрной смерти, – задумчиво сказал Эдвард, с ненавистью глядя на чумного безумца.

– Это был я, – кивнул тот, – моя сила хорошо послужила хаосу и преподала человечеству хороший урок.

– Но потом цивилизация изгнала вас с лица земли.

– Мы покинули Старый свет, но мы ещё живы. Меня нельзя убить, и мой отец где-то в сельве продолжает влачить своё жалкое существование. Пойми, что вы сами, всё человечество обрекло меня и себя на муки. Если бы при рождении я бы получил хоть каплю любви от этой смертной женщины, мой путь мог бы быть совсем другим.

– Нет, – твёрдо сказала Изабель, глядя ему прямо в глаза. – Неужели ты не понимаешь, что так было предопределено? Что когда твой отец решил оставить свой путь, появился ты, и ты неизбежно должен был продолжить его? О какой любви ты можешь говорить, когда ты даже не человек, ты словно Франкенштейн, заранее обречённый на одиночество, твой проклятый путь был неизбежен, и ты напрасно ищешь справедливости, ты, осуждённый убивать!

– Он обманывает нас, – спокойно сказал Адриан. – Он рассказал нам правду о своём прошлом, но разве он собирается перестать служить хаосу? Да он просит нас о понимании, о сочувствии, а сам мечтает перетянуть нас на сторону зла. Его душит бессильная ярость из-за того, что вы вместе с Димом не унаследовали проклятие, вы счастливы на своём бессмертном пути, а он бесконечно несчастен и одинок. Глупец! Ничего нельзя исправить, ничего не изменить, сопротивляйся или умри!

Адриан внезапно зарычал и опустился на корточки, запуская процесс превращения, спустя мгновение их взору предстал разгневанный, ощерившийся в яростном оскале зверь, он бросился на Кана в расчёте прокусить ему горло, и тогда чёрная пропасть внезапно разверзлась перед непрошеным гостем, он прыгнул в неё, в последнее мгновение увернувшись от звериного броска.

– Глупцы! – послышался его слабый голос из быстро закрывающейся дыры, – вы сами открыли эту дверь, и теперь я ей воспользовался.

Зверь, не колеблясь ни секунды, бросился вниз в пропасть вслед за ним. Чёрная дыра реальности мгновенно затянулась.

Все потрясённо молчали, ведь всё так быстро произошло, что никто не успел ничего предпринять или хотя бы вмешаться.

***

Анна с Александром приблизились к пещере. Вокруг было необычайно тихо, словно все звуки сельвы разом выключили в преддверии грядущего, которое раз и навсегда должно было изменить ход истории.

– Как тихо вокруг, – в изумлении прошептала Анна, оглядываясь. – Весь мир вокруг нас замолчал. Что-то ждёт нас внутри, надо ли нам бояться этого?

– Сельва молчит, – отвечал ей Александр, – но мир вокруг, за её пределами, за далеким океаном, продолжает жить привычной ему жизнью. Пока мы здесь замерли на краю пропасти, которую раскрыл перед нами хаос, пока мы мучительно боремся с предназначенной нам первобытными силами судьбой, человечество ничего не осознаёт, ураганы и землетрясения, катастрофы и вооружённые конфликты стали для него привычной картиной мира, которую ежедневно развёртывает перед ним сводка новостей. Только самые чуткие, провидцы, художники, поэты чувствуют, что весь мир сейчас на грани, что стоит только перерезать тонкую нить – и хаос окончательно завладеет их душами, погрузит их во мрак, безысходность, покажет всю тщетность усилий разума, и пути назад уже не будет. Но пока мы живы, мы будем противостоять ему, ведь в нас, случайно одаренных бессмертием, он видит своих главных противников, и поэтому мы продолжим бороться.