Читать книгу: «Бюро «Канун», или Ужасы Ивота», страница 13

Глава 18

В Новом Ивоте есть улица Приморская. Как вы понимаете, приморьем там и не пахнет. Зато там разит скрипучим духом кислых щей, струящимся из детского дома номер «17». В этом казенном учреждении практикуют старомодные взгляды на воспитание сирот и подают лишь проверенные временем блюда – разваренную капусту и кожаный ремень. Это место, где высшим проявлением любви считается подаренная кочанная кочерыжка. Однако на этот раз с проблемой недоедания столкнутся не только дети…

Итак, улица Приморская, детский дом, тихо аукаются пустые животы…

Ночь – но в общей спальне северного крыла никто не спит. И дело не только в голоде, гордо бороздящем детские желудки. Причина бодрствования воспитанников детдома куда интереснее. Это страшилка, которую собирается рассказать Сережка Бусин. Обняв подушки и затаив дыхание, все с интересом уставились на рассказчика.

– Жила-была с двумя чужими детьми одна мамчеха… – гробовым голосом начал Бусин.

– Мачеха! – вредно поправила его пятилетняя Юля по кличке Челепака. – Это неродная мама.

– «Челепак» всяких спросить забыли! – обиделся Бусин. – Жила, значит, с двумя детками одна… мачеха. И была она такая жадная, что отнимала у детей всю еду, которой их угощали!

Ребята возмущенно загалдели. Их можно было понять, ведь они мечтали даже о лишней крупинке сахара в чае.

– И всё, что она отнимала, съедала сама! Только мало ей было! Мало! – Бусин изобразил злую мачеху. – Всё казалось, детки много кушают! И она стала давать им меньше еды. Сперва хлеб к супу забрала! Затем и суп спрятала! Кормила их только чайными пакетиками! А потом закончились и они! И детки от голода… умерли!

Ребята ужаснулись. Те, кто были поменьше, юркнули под одеяла.

– В итоге объелась мачеха – и лопнула! – сказал Бусин. – А за свое плохое поведение превратилась она в вечно голодного призрака, который никак не мог наесться! Мва-ха-ха!

Со всех сторон послышался тихий, но одобрительный гомон.

– Привидения не едят! – сказала Челепака.

– А это – ело, Челепака! – передразнил ее Бусин. – И стала потом мертвая мам… мачеха приставать к тем, кто детей обижает и ворует у них еду! И давай просить: «Накорми меня! Накорми!» И, если не давали ей хоть краюшку хлебушка с солюшкой, – убивала!

Ребята вытаращили глаза и прижались друг к другу.

– А если угощали ее кастрюлей супа, тазиком компота и сладкой булочкой – всё равно убивала! – продолжил Бусин. – Потому что не могла она наесться!

Тут все окончательно расстроились: наесться не мог никто…

– Выше нос, ребзя! – рассмеялся Бусин и вынул из наволочки пакетик с мармеладными змейками. – Зацените, какую вкуснотищу достал!

Все тут же оживились и загалдели, позабыв о тишине и строгих порядках.

– А поделишься?!

– А они вкусные?!

– Ой, а я никогда не пробовал таких!

– Всем по одной «змейке», – важно сказал Бусин. – Но только, чур, едим одновременно! Хорошо? – Он раздал каждому по мармеладке. – Приготовились! На старт, внимание…

Ребята заулыбались. Они занесли «змеек» надо ртами, ожидая команды. Однако дверь в спальню грубо распахнулась и чеканным шагом вошла полненькая воспитательница – Снежана Винтеровна Кочергина. За спиной ее называли дурой, рыбой, ну и просто Кочерга.

– Дисциплина! Режим! Рацион! – перечислила Кочерга, грубо отбирая у ребят «змеек». – А за это, – показала она на лакомство, – неделю без морковки на десерт!

Только одна Челепака успела откусить половину мармеладки. Но Кочерга толстыми пальцами выковыряла у нее изо рта остатки лакомства и глумливо кинула их в корзину для мусора. Девочка беззвучно заплакала.

– А то кариес и запор будут! – злорадно рассмеялась Кочерга, после чего вредно скушала на глазах у ребят пару «змеек» и вышла.

Бусин обнял всхлипывавшую Челепаку. Некоторые из ребят тоже захныкали – но тихо, потому что громко было нельзя.

– Вот бы за ней твоя «мамчеха» пришла! – жалобно сказала Челепака.

– Вот бы, – расстроенно согласился Бусин.

И действительно – вот бы…

Кочерга вернулась в кабинет для дежурств, достала принесенный из дома холодец, густо намазала его хреном и развалилась перед компьютером, намереваясь потешить себя и свой организм фильмом для взрослых. Неожиданно в помещении похолодало, и Кочерга удивленно почувствовала, как ее соски́ защипало от резкого снижения температуры.

– Накорми меня! – вдруг раздался тихий и молящий голос.

В углу кабинета стояла красивая и печальная женщина с пшеничными волосами и в длинном кружевном платье. Ее кожа была словно белейший фарфор, из которого пили мертвые императоры. Кочерга и холодец одновременно вздрогнули. Воспитательницу объял суеверный ужас.

– Ч-что?.. – не поняла Кочерга.

– Ну ты и сало! Всё жрешь и жрешь! – хрипло сказал кто-то. – Скоро рожа треснет! И мне жрать дай!

Кочерга приоткрыла рот. Она готова была поклясться, что незнакомка молчала.

– В-вот, п-пожалуйста!.. – И перепуганная воспитательница подвинула на край стола «змеек».

Фарфоровая женщина жадно схватила мармелад. Однако ее волосы невообразимо выхватили у нее из рук «змеек» и утащили их куда-то в область затылка. Там зловеще зачавкало.

– Накормите же меня, прошу вас!.. – грустно попросила фарфоровая женщина.

– А вы… а вы… – пропищала Кочерга.

– Еще жрать! – злобно прохрипел неизвестный. – Еще! Еще! Еще, дура ты из попкорна!

Кочерга быстро закивала и толкнула незнакомке тарелочку с холодцом. Фарфоровая женщина запустила в него бледные пальцы, и всё повторилось: ее пшеничные локоны счистили холодец с ее же кистей и передали кому-то сзади.

– Что еще есть, жопа? – спросил зловещий голос.

– Эт-то всё! Ч-честно! – пискнула Кочерга.

– Я не могу наесться!.. – пожаловалась незнакомка. – Но я должна… – И она подлетела к воспитательнице.

– Боже-боже-охрана-боже!..

Волосы призрака воткнулись в лицо Кочерги, растянув его, будто вспотевший пластилин. Кочерга завизжала подстреленным поросенком. Фарфоровая женщина повернулась спиной, и воспитательница увидела, что у призрака на затылке был рот – мясистый, вульгарный, с кровоточащими деснами.

– А нажрала-то сколько с чужого, стерва! – хохотнул он и с чавканьем впился в лицо Кочерги.

Предсмертные вопли воспитательницы услышали только дети спальни северного крыла. Их лица озарили улыбки. На Кочергу же наткнулись лишь утром. Жировые запасы ее тела были съедены…

Озорно светило солнышко. К воротам детского дома номер «17» лихо подрулил уазик бюро «Канун», наехав при этом на вялого лебедя из автомобильной покрышки. Лунослав выскочил из-за руля и виновато схватился за лоб.

– Ядрен батон!.. Звони! Звони-звони! – крикнул Булат, выпрыгивая из машины.

– Что?.. К-кому?! – переполошился Лунослав.

– Капитону! Чтобы он тебя от убийства лебедя отмазал! – расхохотался Булат. – Ну хочешь, я вину на себя возьму?

– А… Иди-ка ты в лебединую задницу, Булатка!

Они рассмеялись и посмотрели на детдом. Трехэтажное казенное учреждение напоминало детский концлагерь – по вине забора, украшенного висевшей на пиках куклой, и депрессивного мрачного фасада, на котором вместо каляк-маляк цветными мелками было крупно выведено: «Дисциплина! Режим! Рацион!» Не хватало только: «Арбайтен!» Лунослав нахмурился.

– Матерь божья, прямо детки в клетке, – обескураженно заметил он.

– Потом будешь сопли сахарные по усам зеленым размазывать! – поддразнил его Булат. – Разгружаемся!

Несмотря на то, что они приехали расследовать дело о паранормальном убийстве воспитательницы детдома, они захватили для детей фрукты, восточные сладости и раскраски с фломастерами. Достав коробки с презентами, Лунослав и Булат направились к ступеням парадного входа. А навстречу им уже летела пухленькая и плутоватая директор – Алиса Патрикеевна Медкова.

– О! О! О! Здравствуйте! Добро пожаловать! Полагаю, бюро «Коммун»? – прощебетала она и вздрогнула, увидев на крыше уазика жуткую косу.

– Бюро «Канун», – вежливо поправил ее Лунослав. – Мы от Прохора Питонина, капитана полиции. Тело вашей погибшей сотрудницы… ну-у…

– …обглодали, – подсказал Булат.

– Да! Вот мы и прибыли, чтобы…

– …обглодать зло в ответ!

– Булат!

– Лунослав!

– Алиса Патрикеевна! – вставила директор детдома. – Мы же сейчас представлялись, да?

Молодые люди недоуменно посмотрели на нее.

– Ой, скажете тоже – зло! Дети разве что! А это нам? – И Алиса Патрикеевна невинно покосилась на коробки.

– Детям! Это – детям! – с нажимом сказал Булат. – И дети это получат! От меня! Лично!

– Ну что вы! Конечно! Пройдемте, я познакомлю вас с воспитанниками, последними видевшими Кочергу.

– Какую Кочергу? – не понял Лунослав.

– А вы плохой молодой человек! Плохой! – Алиса Патрикеевна игриво шлепнула его по руке. – Нехорошо так о покойной Снежане Винтеровне Кочергиной! Ну, пойдемте!

Лунослав и Булат прошли за странным директором детдома в спальню северного крыла, где час назад с детьми работали психологи и следователи.

– Ну что, детвора! Встречайте праздник живота! – торжественно объявил Булат.

Дети неуверенно заулыбались. Иногда они забывали, каково это – испытывать радость просто так. Они подбежали к гостинцам и с заливистым смехом принялись разбирать их.

– Это всем, сорванцы! – вдруг рявкнула Алиса Патрикеевна, и дети побледнели, побросав угощение. – Ну-ка, цыц! Дисциплина! Режим! Рацион! Унести всё на кухню! Проверить на кишечные палочки! Взвесить! И спрятать до особого распоряжения!

Тут же вбежал усатый завхоз по фамилии Жуйвода и торопливо стал выносить коробки.

– Вы что, ядрен батон, совсем охренели?! – изумился Булат, намереваясь «сорвать» с завхоза его усы.

– На ужин выдадим! – буркнула Алиса Патрикеевна и, вытолкав завхоза с последней коробкой, вышла.

Булат хотел сплюнуть, но вместо этого проглотил слюну. Проглотили слюни и дети, которым так ничего и не досталось.

– Что же делать, а?.. Видимо, придется объявить еще раз… – загадочно произнес Лунослав. – И снова – встречайте праздник живота!

– Але-оп! – И Булат распахнул «косуху».

Из нее посыпались упаковки печенья, шоколада и конфет. Дети с радостным визгом разобрали угощение и расселись по кроватям. Они были счастливы.

– Другое дело, да, братцы? – весело прищурился Булат. – Ну, что у вас тут за зло режим нарушает?

И ребята под веселый хруст и причмокивание рассказали о тете-призраке, убивающей тех, кто у деток еду отбирает. Пожаловались они и на Кочергу, которую после конфискации «змеек» нашли мертвой и обезжиренной.

– И поделом! Лунослав, ты видел?! Директриса как колобок, а ребятня – досточки в заборе! – возмутился Булат.

– Хм-м. Похоже, на еще один оживший слух… Уважаемые дети, а есть ли у ваших страшилок… поставщик?

– А это Бусин ими пугает! А потом всякое страшное-престрашное по Ивоту происходит, – невинно призналась Челепака.

– Вот как!.. – протянул Лунослав.

– Эх ты, Челепака! – укорил Бусин девочку. – К нашему забору иногда приходит странный мальчик – в дурацкой красной бейсболке. Вот он и рассказывает всякие ужастики. А в прошлый раз вообще спросил, не хочу ли я сам какую страшилку придумать. Ненормальный! Ну я и выдумал – про мачеху. Здорово получилось, да?

– Страшилка – огонь: рвет пасти и другие места, – оценил Булат и украдкой спросил у Лунослава: – А разве правильно не «мамчеха»?

– Не «мамчеха», неуч! Словарик тебе подарю! А где найти того… мальчика?

– А чего его искать? Он же школьник Старого Ивота. А школ там: пук – и две!

– Понял, шаман-брат? Пук – и две! И пофиг, что каникулы! – рассмеялся Булат. – Ладно, детвора, пора нам кое-кому ремня всыпать!

Оставив довольных ребят, сотрудники бюро покинули детдом. Впереди их ожидала охота на высокоморальное зло, вступившееся за детей.

Сгущались сумерки и краски. Дьявольский гул стихал. Близилось время отбоя и боя подушками.

Получив от Питонина матерное благословение и дубликаты ключей от детдома, Лунослав и Булат тайно расположились в сарайчике учреждения. С собой они захватили чайно-бутербродный набор для засад и весь свой арсенал. Да, выглядело это жутко и несуразно. Особенно попытки Булата нарезать колбасу при помощи Костяной. Ручка косы то и дело что-нибудь задевала.

– Булат, вот на кой хрен тебе здесь коса? – спросил Лунослав, которого так и подмывало рубануть по колбасе колуном. – И детей распугаешь, и колбасным духом их расстроишь!

– Сегодня – расстрою, а завтра – хоть тридцать палок сырокопченой привезу, – отмахнулся Булат. – Зато у тебя топор и книжка – прям олицетворение уверенности – в трех слоях туалетной бумаги! А если ты еще и зубами клацнешь…

– Их-то стоматолог поправит! А вот твои желтые глаза только под морковными жопками прятать!

– Че ляпнул, дрищ?!

– Что слышал, чубастый! О!.. Смотри!

– Ты… Хрена себе!

Они приникли к окошку, из которого просматривались все помещения со взрослыми, и увидели, как в кабинет директора вошли Алиса Патрикеевна и Жуйвода. В руках у них были коробки, привезенные днем сотрудниками бюро для детей.

Достав бутылочку коньяка, директор и завхоз выпили и брезгливо полезли в гостинцы. Через миг Алиса Патрикеевна оголила дутую грудь, и Жуйвода глумливо оставил на ней автограф фломастером. Затем они снова выпили и, словно салфетками, вытерлись раскрасками. После этого в ход пошел крупный банан, который они со смехом примерили к неприличным местам друг друга.

Булат принялся снимать происходящее непотребство на телефон. И вовремя! Потому что Алиса Патрикеевна и Жуйвода занялись отвисшим сексом прямо на гостинцах, давя задницами апельсины и волосатые киви.

– Аморальные бабуины! – вскипел Лунослав. – Сейчас ворвусь к ним и… и…

– …и свечку подержишь, да? – рассмеялся Булат. – Ядрен батон! Ты зацени, кто к ним явился!

Над усиленно пыхтевшими директором и завхозом возникла зловещая фарфоровая женщина.

– Как же я голодна!.. – страдальчески произнесла она.

– Ну-ка, живо разлепились, пельмени! – рявкнул ее жуткий рот на затылке.

– Ой, мамочки! – истошно проорала Алиса Патрикеевна и звонкой оплеухой скинула с себя завхоза.

– Совсем, что ли, с катушек слетела, корова?! – возмутился Жуйвода.

И тут он увидел жуткого призрака. После этого завхоз поник – и головой, и другим местом. С его голой задницы обреченно упал раздавленный апельсин.

– Да, губа коровья, вконец ополоумела? – глумливо уточнил рот. – Стыдно так жирно и неаппетитно трястись!

– Накормите меня, пожалуйста!.. – взмолилась фарфоровая женщина.

– И побыстрее, сраные мешки с костями!

– Не проверка! Не проверка! Слава богу!.. – с облегчением пробормотала Алиса Патрикеевна.

Она дернула застывшего завхоза, и они, потряхивая срамными местами, принялись передавать призраку всё, что можно было съесть или что вкусно пахло. Отдали даже клубничный презерватив. Фарфоровая женщина с рычанием набросилась на выклянченное угощение – и ее пугающие волосы вновь стали воровать у нее еду.

Лунослав и Булат выскочили из сарая и, к собственному удивлению, о-о-очень медленно пошли ко входу в здание.

– Булат! – нервно позвал Лунослав.

– Ну?

– Надо поспешить, нет? Люди в опасности!

– Эти толстожопые трахолюбы объедали детей! Детей! Тут уж, брат шаман, извини – лень напала!

– У их жизней тоже есть какая-то ценность!..

– Ага, как у жира после липосакции! Хрен с тобой, погнали.

Они неохотно ворвались в кабинет директора. Представшая перед ними картина была вишенкой на торте их гнева. Фарфоровая женщина ртом-грубияном вытягивала жирное мясо из щеки вопившего завхоза. Алиса Патрикеевна истерично мотала головой и отмахивалась собственными трусиками. По всему кабинету пугающе колосились волосы голодного призрака, напоминая зловещую пшеничную паутину.

– Бюро «Канун», детка! – И Булат ткнул рукояткой косы призраку прямо в печальный глаз.

Фарфоровая женщина по-детски заскулила от боли, и ее локоны выронили завхоза.

– Ну что, прелюбодеи? Прелюбодействуете на детских харчах, а?! – затем упрекнул Булат работников детдома.

– Эти падлы детскими вкусняшками – гланды чесали и задницы сластили! – незамедлительно наябедничал чудовищный рот.

– А это еще кто?! – вытаращился Лунослав.

– Там вторая пасть, идиоты! – крикнул Жуйвода.

– Так и вы в две пасти жрали! – сурово заметил Булат.

– А вы… вы нас спасите!.. А мы вас потом отблагодарим!.. По-всякому!.. – страстно прошептала Алиса Патрикеевна и лизнула Лунославу руку.

– Блин, меня сейчас стошнит!.. – честно признался тот.

Булат тем временем широким взмахом Костяной отсек безобразничавшие волосы фарфоровой женщины. Обрезки ее локонов тотчас вспыхнули и сгорели.

– Я ведь голодна! – обиженно вскричала фарфоровая женщина.

– Да, крестьяшка с косой, к тебе претензий нет! – поддержал ее рот.

– Еще б! – фыркнул Булат и саданул призрака во второй глаз.

– Вот же падла! Иди и подерись со мной рот в рот, как спасатель на пляже! – донеслось с затылка призрака.

– Граждане попиратели детских прав! Вы – уволитесь! – быстро сказал Лунослав директору и завхозу. – И заберете свою жировую банду с собой! Детям напоследок организуете стол с яствами и подарки!

– С чем? – не поняла Алиса Патрикеевна.

– Со жрачкой, овца! – подсказал рот.

– Устроим-устроим!

– Тогда и я всё устрою, – проворчал Булат.

И он стал непринужденно гонять призрака по кабинету. Только доставалось почему-то голым директору и завхозу – в основном по сраму. Орали люди, возмущался рот-грубиян, канючил призрак, улыбался Лунослав. Всё было естественно, гармонично и поучительно.

Но вот Алиса Патрикеевна и Жуйвода собрали достаточно тумаков на свои кефирообразные телеса, и Булат рассек призрака Костяной. Фарфоровая женщина театрально вскрикнула и осела белыми хлопьями, похожими на потустороннюю перхоть. Дольше всего держался ее рот на затылке, пытавшийся из последних сил дотянуться языком до вкусного завхоза.

За всем этим наблюдал Черномикон, коварно затаившись в наплечной сумке Лунослава. Он чувствовал, что его нынешний владелец следит за ним, готовясь применить ужасный колун. Поэтому жуткий фолиант схитрил. Из его корешка выскользнуло красное щупальце и через дырку в сумке – незаметно и без вспышки – поглотило суть фарфоровой женщины – ее издыхающий рот. Появился следующий черный лист…

– Ну всё, злу – каюк! Осталась только крайняя плоть зла человеческого. – И Булат выразительно махнул Костяной перед сморщенным пахом завхоза.

– Я сниму побои, а заодно с вас – последнюю одежду! Буду жаловаться! По судам-тудам вас затаскаю! – нагло заявил Жуйвода, которому было не привыкать ставить на место всяких выскочек из комиссий.

Лунослав схватил валявшийся презерватив и впихнул его завхозу прямиком в рот. Булат одобрительно присвистнул.

– Не имей тех, кто меньше, и тебя не поимеют взрослые, усек?! – сердито прошипел Лунослав. – Пожалуешься – когда «клубничный шарик» надуешь! А пока «тудам-судам» с тобой в камере делать будут!

– Мы уволимся-уволимся! – елейно произнесла Алиса Патрикеевна и будто невзначай коснулась своей обнаженной груди. – Но мы ведь и договориться можем…

Булат безразлично пожал на прощание ее грудь, словно руку:

– Спасибо, воздержимся. – И он мечтательно протянул: – Эх, какие подробности ждут Капитона!

– И даже с видео! – вредно добавил Лунослав. – Надо бы музыку на него наложить!

– Ага, вяло-ритмичную! Ха!

После этого наши герои отправились обратно в бюро, чтобы на следующий день вернуться – с гостинцами и подарками для детей, которых они решили взять под свою опеку…

Доводилось ли вам срываться на своего ребенка? Было ли вам потом стыдно за это? Возможно, у каждого родителя найдется подобный шкафчик с детским скелетом. Не в буквальном смысле, конечно. И вот вопрос: что именно вызвало ваш стыд – любовь к чаду или страх морального осуждения? Впрочем, это не важно… Ведь речь идет о тех, чей гнев не способны унять ни уголовное наказание, ни горячие слезы дитя. Для этих людей не жалко никакого зла…

Если же вы один из них, зарубите себе на носу: за это вас настигнет зло, порожденное вашими же поступками… или детьми…

Глава 19

Приходилось ли вам видеть заброшенные здания? Разбитые окна, покалеченные лестницы и пустота, пустота, пустота… То ли эхо, то ли отзвуки хандры… Тоскливое зрелище, не правда ли? Однако не всякий встречал такую же школу. О да, в Старом Ивоте нашлось место и ей – ветхому памятнику нерентабельности и нехватки кадров. В той школе уже много лет как увял детский смех и угас свист летящего портфеля. И имя ей – Восьмилетка. Хлесткое обозначение ивотчанами места, где учили по восьмой класс. Однако посещаемость этой школы, как ни странно, высока до сих пор. Особенно по ночам, когда глупцы куют новое зло…

Итак, Старый Ивот, Восьмилетка, идет изобретательная и жуткая игра…

Перед нами продуваемая ночным ветром школа. В ее двухэтажном здании выбиты окна, выворочены двери, размечены крысиным пометом трассы грызунов. Заходи – если не дрогнешь при виде деревянных лестниц и «кра́теров» в дырявом полу. Это здание настолько злобное и пугающее, что даже пары яичек не хватит, чтобы войти в него. Потому что здесь их нужна целая гроздь.

В холле школы горят двадцать семь бумажных фонарей из красной бумаги. Под их кровавым светом протекает игра «Мертвые лепестки». Сколько участников – столько и свечей. А еще столько же «лепестков» – страшилок, что должны рассказать. Финал небылицы – и чьи-то губы с дрожью задувают один из огоньков. И так до тех пор, пока на участников не опустится кромешная тьма…

– Помните, помните, о поклонники страха и ужаса! Каждый «лепесток» – это приглашение, которое мы шлем в загробный мир! – объявил тоном проповедника двадцатитрехлетний Георгий Жгутоносец. – Демоны и упыри, призраки и мертвецы – все явятся, чтобы послушать наши «лепестки»! Мы рассказываем – они танцуют! И только огонь свечей оберегает нас – пока мы добровольно не убьем его! Мы смолкнем – и слово возьмет мрак!

Примерно так начиналась каждая игра, чьи «лепестки» в итоге сплетали «цветок истинного ужаса». Страшилки зловещим эхом побежали по жуткой школе, оседая ледяными мурашками на коже присутствующих. Это были нелепицы и небылицы. Несмотря на это, страх отравлял каждого, ведь света становилось всё меньше. Кто-то пересказывал услышанное, кто-то вдохновенно врал, а кто-то и просто давал повод для робкого смеха.

Однако был тот, кто всегда молчал, – тот, кого никогда не видели…

В подвале Восьмилетки неподвижно стоял угрюмый мальчик в ярко-алой бейсболке. Его имя – Богдан. Его судьба – кошмар наяву. Он безлико наблюдал через щели в полу за развлекавшимися людьми. Его бейсболка некогда была синей – пока ее не перекрасила кровь из его головы. В руках у него – отвратительное и страшное зеркало, на мутной поверхности которого бегали огоньки.

Вот закончилась очередная страшилка – про дурацкую конскую голову, жившую в ветвях дерева. И отвратительное зеркало исторгло жидкий мрак. Таким образом оно облекало услышанное в плоть – призрачную или реальную. Мрак липко стек по ребенку, смешался с тенями и выскользнул в ночную прохладу. Утром Богдан выйдет в городок – чтобы шепотом пересказывать услышанные ужасы и внимать, внимать, внимать… Так вскоре оживут новые городские легенды. И люди, словно чумные паразиты, жадные до чужих бед, разнесут их.

Такова была сила дьявольского зеркала. И его первой жертвой стал сам Богдан – мальчик, нашедший с друзьями потусторонний артефакт в подвале заброшенной школы. Ради смеха он выдумал историю про кровососущую бейсболку. Ради смеха зеркало оживило ее. Ради смеха некогда обычная бейсболка проломила Богдану череп. А затем его друзья сбежали: им было не до смеха. Они всё скрыли, и судьба Богдана была предрешена.

Наверху между тем остался всего один фонарик – для последнего «лепестка». Круг света от него был столь ничтожен, что многие в страхе громоздились друг на друга. Ужас и адреналин наперегонки бегали по их жилам. А школа всё давила и давила на них – скрипом, ветром, громкими сердцебиениями. Наступил черед ведущего – Жгутоносца. И он начал рассказывать то, что заготовил еще днем.

– Поселилось как-то на чердаке одной из пятиэтажек Старого Ивота… нечто. И было оно – как оживший негатив. Кожа – алебастровая! Белки глаз – темноту излучают! А зрачки в них – что твой мелок у школьной доски! – с энтузиазмом произнес Жгутоносец. – И видели его только те, кто должен был умереть. Потому что насылало оно – болезни!

Многие сразу же поплевали через плечо и передали по кругу антисептик для рук – на всякий случай.

– А насылало как? Вот идет кто и видит: незнакомка у речки стирает. Только не свою одежду полощет, а чужую – того, кто смотрит! Саван для будущего мертвеца готовит. После этого заболевал всякий, – вытаращился Жгутоносец. – И болел несчастный три дня и три ночи – до смерти лютой. Столько же времени призрак у кровати умирающего караул нёс. Стоял у ног – врачи помогут! Томился у изголовья – никто не спасет! И видеть его мог только больной. Но ему никто не верил… Не поверят, кстати, и вам! – И ведущий с сатанинской улыбкой задул последний фонарь.

Тьма окончательно объяла участников игры, и все заорали от ужаса. Визги. Вопли. Грохот. Пугало все, особенно чужие касания в темноте – даже неприличные. Спустя пару вырванных колечек из пупков все успокоились и облегченно рассмеялись. Сегодняшняя игра удалась на славу. Все возбужденно повалили наружу – делиться впечатлениями, выпивать и клеить пластыри. И потому никто не заметил, что в ветвях деревьев пари́ла мертвая лошадиная голова…

Да, иногда случалось так, что мелкие слухи оживали сразу. И сейчас один из них наметил себе жертву – Жгутоносца, который отстал, чтобы душевно помочиться.

Окровавленная бейсболка стиснула голову Богдану, и мальчик против воли потопал наверх, чтобы изловить страшилку. Дьявольское зеркало берегло своих рассказчиков, ведь они – вложения в будущие кошмары.

– Народ, я ща! – предупредил Жгутоносец, донельзя довольный придуманной пугалкой. – Только подальше отойдите – чтобы уши от журчания не завяли!

Из темноты спикировала лошадиная голова и вцепилась ему в шею. Ведущий от неожиданности засмеялся и замер, а после – заорал, почувствовав, как чьи-то зубы вгрызаются в него. В ответ раздались встревоженные крики, и подкравшийся Богдан спрятался. В этот же момент мощные челюсти порождения зла перекусили Жгутоносцу шейные позвонки, и тот умер – сыграв напоследок в любимую игру по полной.

Богдан быстро вернулся в школу. Его череп с нечеловеческой силой стискивала про́клятая бейсболка. Но он плевал на это. Ведь тот человек умер. Умер! Наконец-то! У его странной радости была вполне понятная причина: ведь насильственная смерть возле школы – это поиски, в результате которых его могли найти.

А пока Богдан послушно спустился в подвал и вошел во тьму – не живой и не мертвый…

На бережку речки Лозня, омывавшей коров и край улицы Красная Заря, стоял уазик бюро «Канун». Полуголые Лунослав и Булат облагораживали себя трудом: первый – мыл машину, второй – с кваском и со вкусом загорал. Влекущий после бегства из собственного логова всё так же где-то скрывался. Новых самоубийств не было уже несколько недель. Однако молодых людей тревожило совсем другое.

– Ну вот кого мы сейчас найдем, а шаман-брат? – зевнул Булат и приложился к бутылке с квасом. – Блин, оглянись! Круго́м летние каникулы! Детки с папками по морям разъехались – любовниц пружинить!

– А мамки что? – поинтересовался Лунослав, натирая капот машины.

– А мамки то: дома остались, чтобы задницы на огородах подставлять – солнышку и соседу за тяпку!

– Красная бейсболка, мальчик, слухи, недавно, – настойчиво перечислил Лунослав. – Вза-и-мо-связь! Давай подключим Питонина. Пусть найдет нам адреса школьников в возрасте от семи до четырнадцати лет.

– Столько нам и дадут – за поиски в машине нужного мальчика! Просто займемся текущими делами и дождемся сигнала от Бусина и Черепахи.

– Челепаки.

– Ну да.

Неожиданно на Булата упала чья-то тень – странная и многоголовая, словно от ходячего забора.

– Ядрен батон, ну кто там стеклянный такой, а? – поморщился Булат.

– Это мы, – робко сказал кто-то.

– «Мы» – последнее слово при разделе апельсина, наследства и трупа! Кто такие, наглецы?

А «наглецами» оказались недавние участники игры «Мертвые лепестки». Все они были разных возрастов, взглядов и комплекций. Вперед с достоинством вышла курносая девушка – Венера Неброская.

– Это мы во всём виноваты! – пылко заявила она, и все согласно закивали.

– Определенно. – Булат недовольно привстал на локоть. – Точнее!

– Это мы!.. Мы придумываем страшилки! Это из-за нас в Ивоте происходит всякое… ну… мистическое безобразие!

– Хрена себе! – удивился Лунослав.

– Хрена себе, – согласился Булат.

– А как же мальчик в красной бейсболке?

– Какой еще мальчик?

– А был ли мальчик? – философски заметил Булат и снова приложился к квасу. – О-ох!.. Выкладывайте уже, что за задницу с мухами вы там разворошили!

История, поведанная участниками игры, была классикой жанра «ужасы»: заброшенное место, жуткое развлечение, смерть по глупости. Просто и рафинированно – если откинуть кошмарные последствия для городка.

– Вы хоть знаете, сколько людей погибло из-за ваших бредней с гуслями?! – И Лунослав плеснул в пришедших из ведра.

Участников «Мертвых лепестков» покрыла пена от автомобильного шампуня. Те, кому попало в глаза, – с облегчением заплакали.

– Это просто химия – пройдет! А чертова смерть не пройдет уже ни у кого! – крикнул Лунослав, замахиваясь пустым ведром.

– Во-от! – нравоучительно произнес Булат и поднялся. Он мрачно взглянул на Венеру. – Вы, конечно, те еще дебилы. У вас что, мозги грибками покрыты? Почему не прекратили? Был бы прерванный акт! Не половой, конечно, но для вас, олигофренов, и такой бы сгодился!

– Сперва это была просто игра, – нервно призналась девушка. – А затем всё дерьмо почему-то ожило!.. Мы хотели завязать, но Жгутоносец заявил, что это убережет нас от Кануна!.. А потом… а потом это стало как наркотик…

– Ясно: эрекцию призывали, а заодно и дисфункцию лечили, – подытожил Булат. – Так, кому из вас я могу вре́зать, чтобы мне полегчало?

– Всем…

– Эй, эй! Он ведь согласится! – забеспокоился Лунослав.

– Соглашаюсь на всё, что мне нравится, – подтвердил Булат, разминая кулаки.

Венера неожиданно бухнулась ему в ноги:

– Хотите – избейте и семьям погибших подкиньте!.. Только остановите всё это! Уймите нашу совесть…

Остальные участники «Мертвых лепестков» театрально и заученно встали на колени.

– Мы по вторникам шутки отпускаем, а не грехи, – холодно сообщил Булат.

– Граждане виновные! Мы займемся этим делом! Вами же за преступление против человечества и здравого смысла займется полиция и весь Ивот! – сердито объявил Лунослав.

Булат сфотографировал Венеру и ее друзей на телефон:

– Найдем вас потом по кислым рожам! Как бы мобила теперь от них не окислилась. Всё, валите отсюда, баюны!