Читать книгу: «Не те мысли, не те выводы…»

***

Я стою на краю крыши десятиэтажного дома и смотрю вниз. Как же я устала…

За спиной резко открылась дверь чердака, кто-то пришёл за мной.

Я обернулась. Это был он. Меня затрясло только от одной мысли, что сейчас все закончится, он остановит весь этот кошмар, в котором я живу.

***

Часть 1. Чувствуй!

Глава 1. ЮЛЯ

Эта история со стороны видится довольно банальной. Но для меня все произошедшие события оказались невероятными. Сколько раз в жизни мы можем воскликнуть «Вот я – дура!»? Может, многие достаточно самокритичны и, периодически признавая свои ошибки, могут себя в сердцах обозвать. Но не я, как мне казалось. А ведь будь я хоть немного внимательнее к чувствам других людей и не такой зацикленной на переживании своих эмоций, всё могло сложиться совсем иначе.

Живу я в большом областном городе в Центральной России. Есть красивая река, прогулочные набережные со скамейками, Городской Сад с каруселями, несколько кинотеатров и других мест, где подростки всегда найдут себе развлечение. Но главное место было – это моя старая школа в Северном районе, огромный стадион и пришкольный яблоневый сад, примыкавший к Детскому садику, в который я ходила до школы. Это было самое счастливое время моего детства! Я была очень непоседливым ребёнком, любила активные игры с мальчишками и девчонками на улице. Папа меня называл Юлька-юла или Юлик-Попрыгулик.

Всё переменилось, когда мне исполнилось 11 лет. В мае этого года я поняла, что родители, уехавшие полтора года назад из страны, не вернутся домой и меня к себе не заберут. Бабушка, с которой я осталась, решила обменять нашу трёхкомнатную большую квартиру на маленькую двухкомнатную в ещё более тихом старом районе города, а на разницу в деньгах как-то спланировать моё будущее. Район, куда мы переехали, в принципе, был неплохой. Недалеко располагалась сосновая роща, несколько школ, в том числе и недавно получившая статус гимназии, куда, собственно, меня бабушка и определила, сделав ещё и приличный денежный взнос.

В порыве жалости ко мне, бабушка чуть ли не всю сумму, оставшуюся от разности стоимости квартир, хотела потратить на меня. Но я от обиды на родителей ничего от этих денег не хотела. Однако в гимназию бабуля меня собрала как надо. И форма школьная хорошего качества была куплена, одежда спортивная известных брендов, планшет, без которого, оказывается, не будет успешной учёба, рюкзак, тетрадки, ручки, и много всего нужного и ненужного.

Утром первого сентября, уже одевшись в школьную форму с эмблемой гимназии, рассматривала себя в большое зеркало, прикреплённое к дверце шкафа. Важна каждая деталь внешности, ведь сегодня меня впервые увидят мои одноклассники. Какое будет первое впечатление? Сначала стянула волосы в хвостик на затылке, но мне не понравились слегка торчащие, как мне показалось, уши, и я убрала резинку, оставив свои тёмные слегка вьющиеся волосы свободно лежать на плечах. С такой причёской и мой нос с горбинкой не кажется большим. Хотя в старой школе один мальчик говорил, что ему очень нравится смотреть на мой профиль. От этих воспоминаний стало немного грустно.

Бабушка предложила пойти со мной на линейку. Но я отказалась, заверив, что сама сориентируюсь и не заблужусь. Мне не хотелось привлекать ещё большего внимания, вряд ли много учащихся будет с родителями.

На квадратном плацу школьного двора, нашла толпу ребят, стоявших возле молодой учительницы, державшей табличку «5А». Вот мой класс. Я тихо подошла и встала позади всех, никто не повернулся ко мне.

После линейки, классная руководительница – учитель математики Екатерина Андреевна – посадила меня за свободную парту в среднем ряду. Соседкой у меня должна быть некая Светлана, но она ещё не вернулась с отдыха вместе с родителями, задержится на две недели. И практически все эти две недели я ни с кем не разговаривала, тихо переживая свою неуместную стеснительность.

Достаточно чувствительный период адаптации у меня был. Новая школа была с запутанными переходами, состоящая из двух зданий – основного четырёхэтажного и пристроенного двухэтажного корпуса. Я не всегда точно понимала, где находится нужный мне кабинет. Но старалась не выпускать из вида своих одноклассников. Утром приходилось пораньше приходить и ожидать в раздевалке, за кем бы увязаться, чтобы не ошибиться с кабинетом и не блуждать по школе. К новым одноклассникам также пришлось привыкать. Все уже были сдружены между собой, большими и маленькими компаниями.

Если честно, я не была уж очень такой робкой и пугливой. В начальной школе у меня была большая компания. Я любила гонять на велосипеде с мальчишками, лазить по деревьям, что росли в нашем пришкольном саду, ходить в кино. Даже иногда получала записочки от тайных воздыхателей с признаниями в любви. Мне очень льстило это, стыдно признаться, я даже тогда начала чувствовать некое превосходство перед другими девочками. Но переход в другую школу и предательство родителей, оставивших меня на попечении бабушки, подкосили мою уверенность в своей исключительности.

Итак, две недели я только ко всем присматривалась, как и они ко мне. Это ещё хорошо, что я была не одна из новеньких, ещё пять человек были в таком же статусе – «новичок». Но я и с ними не торопилась сближаться, лучше пока одной.

Когда приехала та самая Светлана, всё изменилось. Она оказалась самоуверенной высокой светловолосой девочкой, довольно симпатичной и хорошо осознающей это. Критично рассмотрев меня, представилась, и начала со всеми делиться впечатлениями о поездке. Все ею восхищались и внимательно слушали. Однозначно, она – лидер среди девочек. На уроках русского и математики я ей помогала, так как она пропустила новые темы. За что она была мне благодарна, ведь получать оценки ниже «отлично» она не могла себе позволить. Так мы и подружились. Не сказать, что эта дружба сразу стала такой крепкой. Я никогда не смогла бы назвать её лучшей подругой. Она меня держала при себе скорее как подружку-дурнушку, чтобы на моём фоне выглядеть привлекательнее. А я не обижалась, мне вообще было не до мальчиков. Увеличенная и усложнённая программа гимназического обучения отнимала у меня все силы. Но на выходные я со Светой и с другими девочками из нашего класса – Ирой и Мариной – ходила в кино или ездила за покупками в торговый центр. Даже из-за усталости или плохого настроения нельзя игнорировать Свету, дружбой с которой я дорожила. Совсем одинокой мне не хотелось становиться.

Два года пролетели незаметно. Ребята в школе были спокойные, из хороших семей, по большей части воспитанные, явных хулиганов не было. Жизнь школьная проходила интересно, к праздникам были приуроченные разнообразные интеллектуальные мероприятия, игры, квесты. Одним словом, жизнь бурлила.

В седьмом классе нам пришлось учиться во вторую смену. Школа набирала новых учеников, расширялось количество классов. Поэтому ввели вторую смену для учащихся седьмых и восьмых классов.

За два года Света ещё больше выросла, стала выше меня почти на голову, всё реже проводила со мной времени. Для меня тоже настали перемены. Тринадцать-четырнадцать лет – это такой «интересный» возраст! Тело вытягивается, руки и ноги удлиняются и как будто мешают, движения становятся резкими, меняется и лицо. Из детского симпатичного начинает трансформироваться во «взрослое», но этот процесс совсем не быстрый. То нос сначала подрастёт, то уши станут больше. Одним словом, уверенности в своей привлекательности нет абсолютно.

А тут ещё и исчезло чувство безопасности в школе. А всё из-за новенького мальчика, пришедшего в параллельный класс в этом году. Говорят, он – местный хулиган на районе, стоящий на учете в полиции.

Я его ещё на линейке в начале учебного года заметила. Его одноклассники, мальчики из 7Б, встретили, как хорошо знакомого. Они стояли неподалёку и громко обсуждали всех девочек, что попадались в их поле зрения. Почувствовав его взгляд в свою сторону, я поспешила спрятаться за спины подружек.

– Ну, вот, – вздохнула Света, – Царновский перешёл в нашу школу, теперь не будет спокойствия.

– А кто это? – спросила я, хотя уже догадалась, о ком она с гримасой отвращения сказала.

– Да, вон, в толпе «бэшек» стоит, – кивнула она на группу учащихся.

Я только мельком туда стрельнула глазами и сразу встретилась взглядом с этим Царновским, волна дрожи пробежала по спине.

В школе он сразу стал вести себя по-хозяйски. Если шёл по коридору, то все должны были разбегаться в стороны, в столовой всех расталкивал у буфета. Очень неприятный тип. Я его боялась. Я отчётливо помню сам страх столкнуться с ним. Когда он шёл по коридору, расталкивая всех, я вжималась в стену и с испугом провожала его взглядом. Внешность его вызывала у меня ужас: чёрные лохматые волосы, белая кожа, на носу и немного на щеках под глазами веснушки, брови и ресницы тоже чёрные и глаза…. А вот их я разглядела подробно уже в девятом классе при самых неожиданных обстоятельствах.

Была зима. В паре остановок от нашего дома есть железнодорожная станция, за которой начинается сосновая роща. Это сейчас она изрядно поредела, но во времена моих школьных лет, роща была внушительных размеров, стройки там не было, зато была речка с пологим большим склоном. И зимой мы всегда с одноклассниками ходили туда кататься на санках и лыжах. Да и вся роща нам была знакома, там всегда проводили уроки физкультуры, зимой – на лыжах, летом – поиграть в мяч, были там и места для волейбола и футбола. Вся гимназия считала эту рощу своей.

В один прекрасный зимний солнечный день, перед самыми каникулами в конце второй четверти, отправились мы с одноклассниками покататься на санках. Народу на склоне было много. И Царновский с друзьями тоже. Сначала у меня был порыв уйти в другое место или вообще домой вернуться. Но я решила, что ничего страшного, вели себя они очень даже миролюбиво, катались на санках, никого не обижали.

Я переместилась к краю накатанного склона и стала спускаться с горы. Лечу на санках, ветер в лицо, солнышко слепит глаза, ощущение радости и лёгкости. Вообще, я ещё тот ездок на санках. Села – поехала, стиснув зубы. А вот управлять санками, как-то поворачивать, а тем более тормозить я не научилась. Прокатившись пару раз, я расслабилась. А зря…

И вот, я лечу вниз…. А там стоит Царновский и видит, как я еду прямо на него. Я попробовала затормозить ногами. Немного удалось снизить скорость, но повернуть я не смогла. И…. Я врезаюсь в него санками, прямо по голени. Он падает на меня, и мы валимся в снег. Я лежу под ним и смотрю на его перекошенное от боли лицо, он практически вдавил меня в снег своим телом. Его глаза были так близко от меня, что я не могла отвести взгляд, я утонула в этих светло-карих цвета гречишного мёда глазах. У меня вся моя маленькая жизнь пролетела в мыслях, я вжалась в снег и замерла. Что он сейчас сделает со мной? Ударит? И как больно? Будет ругаться, обзывать?

Я не знаю, сколько мы лежали в такой неоднозначной позе, мне казалось тогда, что очень долго. Я молчала, он тоже не проронил ни слова, только смотрел на меня, широко открыв глаза. Я успела разглядеть каждую чёрточку, каждую крапинку в его радужках вокруг зрачков. Наконец-то он поднялся, взял свои санки и стал подниматься в горку. Я тоже встала. Щеки у меня горели изнутри, мне было очень стыдно, я даже не извинилась.

Я схватила свои санки и, ни с кем не попрощавшись, пошла домой. Почти два с половиной года я старалась избежать столкновения с ним. И вот в свои пятнадцать лет я так испортила себе жизнь. Столкновение произошло мгновенно и в прямом смысле. И как теперь себя вести в школе, вдруг он мстить будет? С этими невесёлыми мыслями я пришла домой.

Опомнилась уже сидя в сумеречной комнате в кресле, в которое я залезла с ногами и укуталась пледом до самых глаз. Обстановка комнаты давала некое ощущение безопасности, но страх разъедал это ощущение до липкой массы ужаса. Что мне делать теперь в школе? Он не простит своего унижения, как какая-то дура сбила его с ног и повалила в сугроб. Весь свой «негатив» он перенесёт теперь на меня. Ещё полгода находиться в одной школе, перевестись посреди года никто не даст. Только полгода. В принципе, не так уж и много…. Наивная…

Все каникулы я проболела. К вечеру того злополучного дня у меня поднялась высокая температура, и всё горло «обкидала» ангина. Никто из подружек не приходил, боясь заразиться, и по телефону поболтать я не могла, из-за горла, в первую очередь. А во вторую… Я от страха не могла бы и слова произнести о произошедшем столкновении. Как же мне хотелось забыть об этом. Ладно бы я кого-то другого сбила санками, но не Царновского. Лучше бы он меня там при всех ударил, обругал. Но он молча встал и отошёл, сильно прихрамывая. А я осталась с ожиданием расплаты. Даже мой любимый праздник – «Новый год» – меня не радовал. Я не могла ни есть, ни мечтать о счастливом следующем годе. Бабушка очень старалась меня развеселить и накормить вкуснятиной, не понимая, почему простая ангина вызвала во мне такую апатию. Я грустила и ничего ей не рассказывала. Всё своё время проводила в кресле с книжкой, сославшись на большой объём заданной к прочтению литературы.

Раннее утро. Бабушка уже гремела посудой на кухне. Сегодня первый день третьей четверти. Я стояла перед открытой дверцей шкафа и размышляла. Как одеться так, чтобы меня никто не заметил? Как жаль, что не существует мантии-невидимки или защитного костюма, как в фильме «Хищник». Самое опасное в моём случае – перемены и перемещения из одного кабинета в другой. Больше всего пугал переход из корпуса в корпус. Длинный узкий коридор с тяжелыми противопожарными дверями с двух сторон; даже несмотря на наличие окон, там всегда был полумрак. Я поёжилась только от одной мысли, что смогу там оказаться одна…

Что же надеть такое, чтобы «спрятаться»? Чёрная в тяжелую складку юбка до колен и белая блузка рубашечного покроя. На шею повесила небольшие чёрные бусы из гематита, волосы тщательно завязала в плотную кичку на затылке. Пока красилась дрожащими руками, настраивалась на позитив и уверенность в своей удаче.

– Как ты себя чувствуешь, Юлёк? – спросила бабушка. – Может, ещё денёк дома посидишь?

– Нет. Пойду. – («Ещё сутки ожидания расправы я не выдержу», – подумала я).

– Ну, смотри сама. Тебе чай или кофе?

– Чай, – машинально ответила, окунаясь снова в свои тревожные мысли.

Как же страшно…

В коридоре, натягивая на себя яркий пуховик горчичного цвета, я пожалела, что у меня нет ни одной незаметной куртки, чтобы можно было раствориться в толпе.

Но день на удивление прошёл спокойно, я нигде не столкнулась с Царновским. Правда, в столовую с девчонками я не пошла и всю перемену отсиделась в туалете на третьем этаже.

На математике Светка с возмущением рассказывала, как Царновский выкинул очередную свою «шутку», опрокинув стакан с горячим чаем на одноклассника, ещё невзначай досталось Ире, нашей общей подружке, когда он со своими дружками выходил из столовой.

Я мельком посмотрела на Ирку, она сидит на второй парте в соседнем ряду слева от меня. И я даже вздрогнула. Ира была тоже по «дресс-коду», принятому в нашей школе, одета в темные брюки и светлую однотонную рубашку, волосы у неё были распущенны, темные и слегка вьющиеся, как у меня… и роста мы приблизительно одинакового… Значит, туго заплетенные волосы – это моя единственная останется возможной прическа. Хотя я, может, и ошибаюсь, предположив, что Царновский хотел ударить именно меня, а не Иру или вообще кого угодно без разбору.

Дорога домой от школы была относительно безопасна. Царновский редко появляется в наших дворах, живёт он в паре остановок от школы в другой стороне.

Сегодня ничего не задали на завтрашний день из домашних заданий. Поэтому я залезла в своё любимое кресло с книжкой. В комнате быстро темнело, я включила настольную лампу. Долго сидела, уставившись невидящим взглядом в строчки на странице.

А может взять самой и подойти к нему, извиниться, чтобы все вокруг слышали? Пусть он даже ударит меня, но окружающие же не дадут ему меня убить? Хотя, зная, что они иногда свои проделки и издевки снимают на телефон, я не уверена, что за меня кто-то вступится. Что же делать?!

Утром следующего дня я оделась так же, как и вчера, в надежде, что день пройдёт более-менее спокойно. Бусы из гематита стали чем-то вроде талисмана. Если они со мной, то ничего страшного произойти не сможет. Я шла в школу с твёрдо принятым решением, что сегодня подойду к Царновскому и извинюсь. Но когда выходила из раздевалки, я встретилась с ним взглядом. У меня подкосились ноги, я чуть не упала, схватившись за решётчатую дверь. Он стоял в метрах пяти от меня и ухмылялся, глядя прямо мне в глаза. Сейчас подойти?! Нет! Я смогла кое-как взять себя в руки и быстрым шагом отойти на безопасное расстояние, поближе к кабинету директора. Сомнений больше нет. Я попала в его прицел.

Весь день я пряталась от него, в столовую опять не пошла. А когда я ела крайний раз? Вчера я не смогла заставить себя поужинать нормально, хотя без обеда должна была почувствовать голод, утром выпила только чашку кофе.

– Тебя Светлана Игоревна просила подойти после уроков, – отвлекла меня Ира от тяжёлых раздумий.

– Что? – я не сразу поняла, о чем она.

– Светлана Игоревна тебя будет ждать в своём кабинете, – снова сказала Ира и, смутившись, отошла в сторону.

Я хотела подойти к ней, расспросить подробнее, узнать причину ее смущения, но прозвенел звонок, все отправились в кабинет.

Шесть уроков прошли. Всё. Осталось только добежать домой. Ах, да. Ира же мне передала просьбу учительницы по технологии, чтобы я зашла к ней. Как это не вовремя. Никто меня ждать не будет, все уйдут домой, а мне потом одной пробежать до конца улицы до супермаркета и двор пересечь соседнего дома, а там – спасительный подъезд, пешком до четвёртого этажа. Я мысленно представляла весь путь домой, как бы программируя дорогу на безопасность.

Кабинет технологии для девочек находится во втором корпусе гимназии, надо перейти по переходу на втором этаже, а потом снова спуститься на первый. Выйти потом из школы можно будет из другого корпуса, поэтому я взяла пуховик из раздевалки и направилась к Светлане Игоревне.

Во втором корпусе была тишина. Вторая смена ещё не началась, коридоры были пустынны.

Дёрнув дверь за ручку, я поняла, что меня Светлана Игоревна не ждёт. Кабинет закрыт, за стеклом двери видно, что свет погашен и стулья подняты на парты. А ведь мне сразу показалось странным, что меня искала учительница по предмету, который закончился у нас ещё в прошлом году. От понимания начинают сковываться мышцы. Вот тебе и «подружки». Зачем Ира меня сюда отправила? Здесь меня никто не ждёт, а вот где тогда?

Я натянула куртку, направилась к выходу. Из окна раздевалки второго корпуса аккуратно выглянула на улицу. На крыльце стояли друзья Царновского. Его самого я не увидела, впрочем, видеть я его не хотела. Я направилась в обратный путь в первый корпус школы. Поднявшись на второй этаж, вся взмокла в пуховике. Стянула его с себя и так, неся в охапке, направилась к переходу.

Противопожарные двери перехода с трудом поддаются при открывании. С первого раза у меня не всегда получается их открыть, очень тяжелые с тугими петлями. Я проскользнула в коридор, но рюкзак зацепился за ручку двери с другой стороны. Я повернулась лицом к препятствию и пыталась выбраться из этой западни. Пыхтела и чертыхалась, но дверь мне не поддавалась.

Вдруг голос за спиной:

– Попалась…

Я вскрикнула и резко повернулась, ещё больше запутавшись в лямках рюкзака и в ворохе пуховика, который так и держала в руках. К тому же больно ударилась затылком об дверь, голова закружилась, от страха язык прилип к нёбу. Царновский стоял в метре от меня и злорадно улыбался. И бежать мне некуда.

Он не предпринимал никаких действий, не шевелился, просто стоял и наслаждался видом моего испуга. Выхода у меня не было. Я хотела с утра подойти к нему и извиниться? Вот меня и прижали к стенке, вернее к двери. Надо что-то сказать.

– Прости меня, – еле выдавила я из пересохшего горла.

– За что это? – он удивленно поднял правую бровь, но улыбаться не перестал.

Задаёт вопросы? Он что, поговорить хочет? Лучше бы сразу стукнул и отпустил.

– За тот случай, на горке… – мучительно шевелила пересохшим языком.

– А что случилось на горке? – снова вопрос.

Он сделал небольшой шаг в мою сторону и прищурился. Взгляд светло-карих глаз ничего хорошего мне не обещал. Мне стало жарко от пухового облака, которое я все ещё держала в руках.

– Я нечаянно тебя сбила санками.

– А, ты про это… – он стал улыбаться ещё шире, – а за нечаянно…

– Бьют отчаянно, – продолжила фразу, которую уже когда-то от него же и слышала.

Он сделал ещё небольшой шаг в мою сторону, я вжалась в дверь, сильнее обняла пуховик. Мне хотелось зажмуриться, но я не могла сделать ни одного движения, даже моргнуть.

– Боишься? – улыбка его стала пугающей.

– Нет… – прошептала я, ещё шире раскрыв глаза от страха.

– Нет? – он снова удивленно поднял правую бровь.

– Нет, – более уверенно произнесла.

– А зря…

Он сделал ещё шаг, приблизился вплотную. Я сильнее вжалась в дверь, опять слегка стукнувшись головой. Он снова широко улыбнулся. Не отводя от меня взгляда, легко открыл дверь и отцепил рюкзак от ручки. Но я свободу не почувствовала, так и стояла, судорожно сглатывая.

– Беги, – тихо произнес он.

Мне было страшно повернуться к нему спиной. Я попятилась к противоположному выходу, медленно переставляя ноги, пока не уперлась в дверь. Он молчал, провожая хищным взглядом. Я быстро развернулась и рванула дверь на себя. Получилось широко распахнуть её, я выскочила на волю. Сзади Царновский прокричал:

– Беги-беги, драная кошка!

Вот. Извиниться не получилось. Он наслаждается моим страхом, как будто пьёт его из моих глаз, пьянея от этого. Я попалась.

Натягивая по пути пуховик, зацепила пальцем за бусы. Нитка не выдержала, и черные бусинки поскакали и покатились с тихим металлическим звуком по бетонному полу первого этажа. Как же жалко! Но не собирать же их сейчас, ползая на коленках. И я, сильно расстроившись от потери своего талисмана, пошла домой. Впрочем, сегодня бусы меня не уберегли от встречи с Царновским, глупо надеяться на какие-то побрякушки.

Следующая неделя тянулась мучительно долго. И далеко не от скуки. Уж что-что, а скучно мне не было. Царновский не давал мне расслабиться. Как бы я не пряталась от него, он всегда оказывался рядом, словно выучил все мои перемещения и способы скрыться незамеченной.

Либо толкнёт невзначай со словами «опять ты путаешься под ногами», либо скажет что-то едкое и неприятное на радость своим дружкам. Может пройтись по моей внешности: то нос «шнобель» ему мой не нравится, то ноги тощие, то пальцы костлявые как у ведьмы. Чего он ко мне пристает? Если уж так его бесит моя внешность, то и не смотрел бы в мою сторону.

Я от переживаний перестала регулярно питаться. Я и так никогда не считалась девушкой аппетитных форм. А теперь стало хуже: ключицы выпирают, шея отощала, кости лица обострились. На запястья и лодыжки стало страшно смотреть, как будто сейчас переломятся. И почему, когда худеешь, первой исчезает грудь? Я так превращусь в тощее бесполое существо. Чувство собственной привлекательности исчезало вместе с потерянными килограммами. Света пыталась меня растормошить и предпринимала попытки вытянуть меня где-нибудь развлечься. В итоге, чтобы она отстала от меня, я согласилась пойти с ней на каток.

– А давай поедем в новый Ледовый Дворец! Позовём ещё Ирку с Мариной, – воодушевилась Света.

– Давай, – вздохнула я, продолжая выводить каракули в тетрадке по физике.

Взгляд упал на столешницу парты, на которой было маленькими печатаными буквами написано «тебе конец». Как точно определили мое будущее. В кабинете литературы на моей парте также появилась надпись от неизвестного «оракула»: «выхода нет». А совсем с краю ещё одно нелитературное слово. Как точно. Видно, не я одна в этой школе нахожусь в непростой ситуации. Или? А может, это для меня кто-то написал, угрожает, пугает?!

В пятницу отменили последний урок литературы. А я знала, что «бэшки» тоже в это же время должны идти домой. Поэтому я, сославшись на срочные дела и попрощавшись со Светой, побежала в другой корпус, чтобы покинуть здание школы через второй выход незамеченной. Правда, идти до дома придётся чуть дольше.

– Я так и думал, что ты сюда направишься. – Царновский стоял на повороте в столовую и ухмылялся.

В коридоре никого. Развернуться и пойти назад? Не хочется поворачиваться к нему спиной. Пройти мимо? Ноги предательски задрожали. Я сделала попытку шагнуть назад.

– Стоять! Я тебя не отпускал! – очень властно произнёс.

В два шага Царновский сократил расстояние между нами и приблизился вплотную, я чувствовала его дыхание.

– Какого хрена ты распускаешь обо мне сплетни?! – прорычал мне в лицо.

– Какие сплетни? – я опешила от неожиданности.

– Не притворяйся, что это не ты!

– Я не понимаю, о чем ты…

Светло-карие глаза, цвета тёплого янтаря, источали злобу и неприязнь.

– Дрянь! – он замахнулся.

Неужели сейчас ударит? Но он больше ничего не сделал и не сказал, резко развернулся и быстро удалился по коридору.

Значит, здесь ещё что-то замешано, не только из-за наезда на горке он взбешён. Но выяснить это мне вряд ли удастся, не у него же спрашивать.

Следующая неделя ничем не отличалась от первой. Всё те же придирки и издевательства по поводу моей внешности. Порой его оскорбления доводили меня до слёз. Но каждый раз мне удавалось промолчать и не показать обиду, рыдала я уже дома. Чтобы как-то забыться вечерами, я с головой ушла в книги. Читала запоем всё, что попадалось под руку. В нашей домашней библиотеке по большей части была классическая литература. На полках размещались большие увесистые тома Л. Толстого, Н. Лескова, Ф. Достоевского, Ч. Диккенса. Книги сложные для понимания девятиклассницы, но они замечательно отрывали меня от тревожных размышлений.

Но не всё в школе было безрадостным. В третьей четверти на уроках физкультуры мы ходим в рощу на лыжах. Мне очень нравятся эти занятия. Я, конечно, не спринтер, но прокатиться на лёгком морозце, любуясь потрясающими видами сосен и замёрзшей реки, – это незабываемые впечатления. Что может быть лучше? Спокойствие и тишина.

Но один день в начале февраля был совсем не тихим и не спокойным. Объявили соревнования по лыжам среди девятых классов, приуроченные ко Дню рождения школы. У нас всегда так: «Что ни отдых – то активный, что ни праздник – то спортивный». Четыре класса в параллели! Шум, толкотня, полная неразбериха. Я вообще ничего не услышала из инструкций перед началом соревнования. Вперёд я не торопилась, стартовала в числе последних учащихся, кто-то меня ещё обогнал, кого-то я сама опередила, кто-то сам позади меня сошёл с дистанции. Углубившись в лес, я наконец-то осталась в одиночестве. Вот так привычнее и спокойнее. Призы мне точно не светят, но хотя бы покатаюсь в своё удовольствие.

Проехав ещё немного, понимаю, что что-то не так. Вижу заснеженные кресты старого кладбища в лесу. Такие страшные, чёрные, перекошенные, наполовину уходящие в сугробы. Я заблудилась! Как далеко я отъехала от нашей трассы?! Лыжня просматривалась в обе стороны. Я быстро развернулась назад. Только не надо паниковать! Есть лыжня, значит, люди здесь бывают! Прошло ещё минут десять моей «спринтерской гонки», а места все ещё были неузнаваемыми. Я понимала, что времени прошло слишком мало, но мне уже казалось, что вокруг стало темнее, как будто день заканчивался, скоро наступит непроглядная темнота. А я одна в лесу…

За очередным поворотом послышались звуки приближающегося лыжника. Всё-таки меня не оставили здесь в лесу и ищут?!

Я увеличила темп, но я так уже устала, что не приближалась к доносившемуся звуку человеческого присутствия, а просто на месте переставляла ноги в лыжах. Мне уже было всё равно, кого я сейчас увижу, лишь бы живого человека. Мой страх гнал подальше от увиденного заснеженного старого кладбища.

– Рощина! Вот ты – дура! – воскликнул приближающийся лыжник ещё издалека.

Это за мной! Сейчас всё будет хорошо! Я уже в безопасности.

Когда ко мне подкатил «мой спаситель», я узнала в нём Царновского. И один страх наслоился на другой. Вот сейчас мы одни в лесу, крики никто не услышит…

– Ты слепая совсем?! – продолжал он кричать на меня. – Не видела яркие флажки на деревьях?! Ты куда свернула?!

– Нет, не видела… – тихо ответила я.

– Поехали быстрее назад! Всех задержала на час, никого физруки домой не отпускают!

Я поехала за ним. Но на очередном повороте он скрылся из виду. Где уж мне за ним угнаться! Я и до этого не быстро ездила на лыжах, а сейчас очень устала. Креплением одной лыжи зацепилась за ботинок второй ноги, потеряла равновесие и завалилась на бок в сугроб. Снег сразу забился мне во все места: за шиворот, в ботинки, под варежки.

Царновский подъехал ко мне.

– Я не понял! Прилегла отдохнуть?!

Я барахталась в сугробе, безуспешно пытаясь встать хотя бы на коленки, снег, попавший за шиворот, начал таять, шапка съехала на глаза. Царновский громко рассмеялся.

– Да, уж! Вид у тебя сейчас роковой красотки! Всех покоришь своей неотразимостью!

Кое-как выбралась из сугроба, пристегнула лыжи, поправила шапку и снова встала на лыжню.

– Езжай впереди, надоело за тобой возвращаться! – велел мне Царновский.

На вытаскивание себя из снежного плена я потратила последние силы. Ноги отказывались меня слушаться, палки повисли на запястьях. А Царновский сзади всё подгонял и обзывал толстой коровой. Но я не реагировала на его выкрики, равнодушно переставляла ноги. Его, наверное, взбесила моя апатия, и он наехал мне на лыжу. И, как следствие, я опять в сугробе на боку. С той лишь разницей, что от бессилия я перестала сопротивляться и, повернувшись на спину и закрыв глаза, раскинула руки в стороны.

Царновский пнул меня по лыже.

– Ты чего изображаешь тут?

– Ангела, – ответила я и подвигала руками, прорисовывая на снегу крылья.

– Не уверен, что тебе место в раю, – проворчал он.

– Интересно, у чертей тоже есть крылышки? – размышляла я вслух, продолжая двигать руками.

– Если сейчас не встанешь, узнаешь сама. Вставай! – у него заканчивалось терпение, он подвинулся ко мне ближе.

Что же ты так меня мучаешь? И абсолютно неожиданно для самой себя, я ударила его по коленке. Нога у него подкосилась, и он завалился со мной рядом.

– Рощина! Ты совсем офигела?! Я тебя здесь и закопаю в снегу!