Читать книгу: «Нолин. Фарилэйн», страница 11

– Так я и думал, – улыбнулся Амикус.

Он теперь часто улыбался, отчего Нолин чувствовал, будто проигрывает состязание. Он не мог объяснить, почему их беседа казалась ему соревнованием. Хотя с Амикусом все напоминало битву.

Нолин отодвинулся от борта и грозно уставился на первого.

– Что ты имеешь в виду?

– Да просто… когда вы раньше рассказывали про гражданскую хартию, вы упомянули, что оба тогда много выпили. И что потом вам стало казаться, что это плохая идея.

– Вовсе нет. Идея отличная. Проблема в том, что она попросила меня поговорить с отцом. Она не знала – и до сих пор не знает, – что отец ненавидит меня. И всегда ненавидел.

– И вы не хотите, чтобы она узнала, что вы его боитесь, так?

– А ты тот еще мерзавец… – пробормотал Нолин.

– А чего вы ожидали? Я зарабатываю на жизнь убийством.

На борту имперского военного корабля «Передовой» не было отдельных помещений, ни единой кровати, гамака или сундука, так что личные вещи засунули в трехфутовый проем над гальюном гребцов на верхней палубе. Каждую ночь с помощью крепкого каната корабль подтягивали к берегу, чтобы команда могла выспаться. Матросы и гребцы с одной палубы выполняли тяжелую работу, подводя корабль к берегу, но обеспечить безопасное место для этого должны были солдаты. На Эстее это было нетрудно, поскольку там имелись известные легкопроходимые места, достаточно глубокие, чтобы подойти к берегу на лодке. Но когда «Передовой» вышел в море, процесс выхода на берег усложнился: в открытом море невозможно было понять, какие именно опасности поджидали их на суше. Мудрость подсказывала, что место для высадки нужно проверить, прежде чем корабль начнет маневрировать. Проверяющим предстояло решить, хотят ли они плыть с тридцатью фунтами снаряжения или угодить в возможную засаду с одним лишь мечом.

На лицах корабельных солдат, обсуждавших, какую часть доспеха лучше оставить, отражался страх. Выбор – игра случая. Либо они утонут под весом металла, либо их убьют в его отсутствие, либо им предстоит всего лишь неудобное, мучительное купание.

Амикус избавил их от этой проблемы, вызвавшись добровольцем для выполнения опасного задания, а также предложив взять с собой кое-кого из Седьмой Сикарии. Он выбрал Райли Глота, Азурию Мифа и Джарела ДеМардефельда, каждый из которых решил плыть к берегу в одной набедренной повязке и только с одним мечом. Амикус и вовсе взял кинжал.

– Ты уверен? – спросил Нолин, пока первый раздевался.

Амикус улыбнулся.

– А что? Будет весело.

Его глаза горели причудливым огнем, как и глаза тех, кто готовился к заплыву вместе с ним. Бойцы Седьмой Сикарии были не из тех, кому нравится бездельничать на палубе и смотреть, как мимо проплывает берег. Это они любили так же, как чай. Эти люди хлестали хохуру прямо из рога и рычали, ощутив жжение.

– Окажете мне честь присмотреть за моим оружием, сэр? – спросил Амикус, сунув кинжал в самодельные ножны на запястье. – Оно… очень важно для меня.

Нолин кивнул. На теле Амикуса он заметил татуировку. В легионе отметки на коже не считались чем-то необычным. Нередко можно было заметить изображение меча, кулака, розы или, может, терний, оплетавших предплечье. Чаще всего встречалась эмблема легиона. Но на теле Амикуса был изображен не знаменитый кабан Седьмого – у него была всего одна татуировка, непрерывное кольцо рун по всему телу на уровне груди.

Нолин не отводил взгляда от татуировки, пока все четверо не нырнули с борта корабля. На посту остался только костяк экипажа, не дававший «Передовому» подойти слишком близко к высоким волнам; остальные сгрудились возле планшира и смотрели, как четыре обнаженные спины, блестевшие в лучах заходящего солнца, вырывались из темно-синей воды, словно дельфины, а потом достигли пенящихся барашков и позволили им отнести себя к берегу. Наблюдая за ними с безопасной палубы вместе с Кляксой и Мирком, Нолин видел, как им весело плыть, и жалел, что не отправился с ними.

«Сын императора… теперь он один из них».

Это не так. Получив при рождении чуть ли не бессмертие и незаслуженное престижное положение, Нолин по-настоящему не смог бы стать одним из них и очень об этом сожалел. Любой приходил в этот мир невинным, как Эверетт, но время все выжигало, а его пламя горело уже почти тысячелетие. Он любил друзей и потерял их больше, чем мог вспомнить их имен. Они появлялись и исчезали быстро и регулярно, как листва на деревьях. Он знал, что мог бы полюбить этих похожих на дельфинов людей, состязавшихся друг с другом в воде и понапрасну тративших воздух, громко подтрунивающих друг над другом, хотя на берегу их, возможно, поджидала опасность. И даже смерть. Он мог бы полюбить их, как любил саму жизнь, так как они и были жизнью – такой, какой она должна быть: быстрой и яркой, беззаботной и отважной. Они напоминали падающие звезды, искры костра, первое прикосновение и последний поцелуй. Мимолетные минуты красоты, чья быстротечная природа делала их тем более удивительными.

За всю жизнь Нолин знал лишь две постоянные величины: Сефрин и отца. Он видел в них свет и тьму, добро и зло, добродетель и разложение. И хотя Нолин оставался верен отцу, которого ненавидел, он отвернулся от ярчайшей звезды в своей жизни.

Глядя, как солдаты, достигнув берега, победоносно бросились в джунгли, готовые вступить в бой с любым, кто мог там скрываться, но не увидевшие ни единого дрогнувшего листа, Нолин ощутил зависть.

«Зачем дышать, если я не живу? В чем ценность верности, если она лишь ставит преграды на каждом выбранном пути? Что мне теперь делать?»

Когда берег был захвачен во имя империи – или, по крайней мере, во имя Седьмой Сикарии с корабля «Передовой», – матросы подвели к нему судно. Люди разожгли костры и устроились вокруг источников тепла и света, поедая из общего котла рыбный суп – деликатес, который наверняка приестся задолго до того, как закончится провиант.

Нолин подошел с тремя мечами в руках к уже одевшемуся Амикусу, пытавшемуся просушить все еще мокрые волосы.

– Необычное у тебя оружие.

– Семейная ценность, – ответил Амикус. – Передаются от отца к сыну.

Остальные члены Седьмой Сикарии собрались возле одного из девяти костров, разожженных на песке из плавуна. Они доедали ужин, наблюдая, как от трескучего пламени взвиваются в бесплодной попытке присоединиться к тусклым звездам оранжевые искры. С ними был и Деметрий. Бледный и дрожащий, он тоже страдал от гнева Эрафа. С того первого дня никто к нему даже не прикоснулся. За ним уже не следили. Поначалу он был слишком слаб из-за морской болезни и при всем желании не смог бы сбежать. Теперь же, когда ему стало лучше, бежать было некуда: цивилизация осталась позади, со всех сторон их окружал кишащий гхазлами Эрбонский лес.

Нолин присел в круг, где для него, похоже, оставили местечко.

– Ну как, освежились?

– О да! – ответил, широко улыбаясь, Миф. – Лучший заплыв в мире! Хотя я мечтал по пути поймать акулу. Я бы надел ее голову, как делают гхазлы.

– Ничего такого они не делают, – возразил Райли. – Они носят ожерелья и ножные браслеты из акульих зубов, вот и все.

– Тем лучше. Представьте, что бы они подумали, если б увидели, как на них мчится существо с телом человека и головой акулы.

– Сначала, наверное, хорошенько бы посмеялись? – спросил Клякса.

– Над акулами никто не смеется!

– Верно, но над человеком, который носит акулу вместо шляпы? – усмехнулся Амикус. – Ладно тебе, это смешно.

– Ничего вы не знаете, – отмахнулся Миф. – Хотя запах, наверное, был бы ужасным: подозреваю, что воняло бы рыбой.

– На твоих мечах, – сказал Нолин, снова рассматривая клинки первого, – такие же знаки, как у тебя на груди. Похоже, тебе нравятся руны.

Амикус поднял голову.

– Отец сделал мне татуировку, когда я был молод. Сказал, это часть обучения. Он учил меня сражаться практически с рождения. «Никогда не рано начинать теш», – говорил он, стаскивая меня с койки перед рассветом.

– Тэш?

Амикус повертел пряжку заплечного ремня, поддерживавшего меч у него на боку и соединявшегося с поясом. Большинство людей перед сном снимали оружие, а не надевали его. Интересно, а большой меч Амикус тоже не станет отстегивать перед тем, как лечь?

– Так отец называл первые семь боевых учений.

Нолин улыбнулся.

– Прости, я много веков сражался в составе легиона и бок о бок с инстарья, но о таком никогда не слышал. Единственный известный мне Тэш – это персонаж старых сказаний.

Амикуса это, судя по всему, не удивило.

– Это не очень известные учения.

Нолин посмотрел на остальных.

– Я никогда не видел никого, кто сражался бы так, как ты. Это поразительно. Разве можно не обращать внимания на подобные навыки? Казалось бы, ученики к тебе должны валом валить.

Амикус нахмурился.

– Тэш… это семейная тайна.

– Но ты обучил их. – Нолин обвел рукой круг шестерых солдат. – Не отрицай. Я видел, как они сражались.

– Ну, на самом деле я тренировал только Глота, Мифа и ДеМардефельда. Учу их уже несколько лет, но они еще не все усвоили. Чтобы достичь успеха, лучше начинать смолоду. С Кляксой я только недавно начал работать, и пока что мы прошли лишь движения ног и базовые…

– Но ты обучил их, раскрыв семейную тайну?

– Конечно, – кивнул Амикус. – Они – моя семья.

На это Нолину нечего было ответить. Он провел в отряде восемь дней и уже чувствовал себя ближе к ним, чем к кому-либо еще, за исключением Сефрин и Брэна.

– Понимаете, отец мертв, сыновей у меня нет, никому в мире нет до меня дела. Важно то, что я умею драться. Я обучаю их, потому что чем лучше они сражаются, тем дольше я проживу. Но не каждый хочет учиться. Паладей и Грейг все пропускали мимо ушей. Они обладали недюжинной силой и считали, что этого им с лихвой хватит. Остальные перевелись в Седьмую Сикарию из других эскадронов или даже легионов и полагали, что уже все знают. А Эверетт, – он указал на паренька, – прибыл всего за неделю до вас.

– Значит, ты тренировал четверых из тех пятерых, кто, помимо нас с тобой, пережил засаду? Тебе не кажется это знаменательным?

– Честно? – сказал Амикус. – Понятия не имею, каким образом Клякса выжил.

– Я как уродливая родинка, – заявил худосочный солдат. – Как ни пытайся, от меня не избавишься, командир.

Эверетт подтащил к костру еще дров и подкинул их в огонь. К полумесяцу у них над головами взвился рой искр.

– А меня научишь? – спросил Эверетт.

– Я тоже хотел бы научиться, – сказал Мирк.

Первый вздохнул.

– Конечно.

– Вы там поосторожнее с просьбами, – сказал Миф. – Этот человек – жестокий учитель. Я был красавцем, пока не стал его учеником. Теперь, увы, я просто симпатичный.

Райли наклонился к Мифу и, приглядевшись к нему, кивнул.

– Акулья голова начинает казаться мне мудрым решением.

Миф метнул в Райли свою миску. Тот поймал ее и поставил поверх своей.

– Все равно не понимаю, зачем нужны руны, – сказал Нолин. – Как они вписываются в тренировки?

– Отец говорил, они нужны для защиты.

– От чего?

Амикус понизил голос, будто не хотел, чтобы его услышали:

– От магии.

– Ты сказал, от магии? – к удивлению Нолина, спросил Миф: он-то полагал, что семья – братья по оружию – уже это обсуждала.

Но, судя по заинтересованным лицам всех собравшихся вокруг костра, прежде сей вопрос не обсуждался.

– Ранее существовало нечто под названием Оринфар, – объяснил Нолин. – Гномьи руны, якобы защищавшие от магии. Хочешь сказать, это они изображены на татуировке?

– Про Оринфар я никогда не слышал, но знаю, что это. – Амикус обнажил короткий меч. – Меч Бригама, реликвия моего предка, сражавшегося в Великой войне. – Он наклонил меч, чтобы показать всем знаки на доле (или кровавом желобе, как его иногда называли). – По легенде, этот меч выкован Роан из Рэна для Грэндфордской битвы. – Он помолчал, бросив на Нолина хитрый взгляд. – А эти знаки – гномьи символы. В те времена их помещали на любое оружие и доспехи для защиты от колдунов-фрэев. – Он вытащил другой клинок, более длинный, на котором обнаружились такие же знаки. – Вот этот, железный, называется Меч Призрака. По слухам, это первая работа Роан. И на нем те же знаки. – Он достал из ножен тот меч, что обычно носил на спине. – А вот этот… ну, этот отец считал самым священным. Он называл его Меч Слова.

Амикус поднес клинок к огню, чтобы все могли разглядеть знаки. Эти отметки были другими – выцарапанными, а не выгравированными, к тому же не рунами, а буквами. Нолин прочел их, когда Амикус наклонил лезвие так, чтобы оно отражало свет пламени. По всей длине обнаженного металла было написано слово «ГИЛАРЭБРИВН».

– Это… – Нолин запнулся. Разум убеждал его, что этого не может быть. – Хочешь сказать… Погоди-ка, откуда он в твоем роду? Существовал лишь один меч, отмеченный этим словом.

– Вы можете его прочесть? – изумился Амикус.

– Конечно. А ты не можешь?

Амикус покачал головой и резко выпрямился.

– Что там написано? Я всегда хотел знать, а отец не мог мне сказать.

– Правда? Ты носишь это на спине и не знаешь? Вам известна история о Гронбахе? – Все собравшиеся вокруг костра кивнули. – Помните, как в конце истории гномы выковали меч? Который потом заколдовала Сури?

– Это она убила дракона и разрушила гору? – спросил Джарел.

Нолин кивнул.

– Если не ошибаюсь, это тот самый меч. Никогда не думал, что он такой огромный. Наверное, они хотели убедиться, что длинное слово поместится на клинке. Но откуда он у тебя?

– Бригам Киллиан был последним из воинов-тешлоров, последователей Тэша. У его наставника не было детей, поэтому Бригам, видимо, унаследовал его имущество.

– Но откуда он у Тэша?

– Это вы мне скажите. Вы же всех их знали.

Нолин изумленно разглядывал древний меч.

– Согласно «Книге Брин», Сури вручила меч моей матери перед боем за престол кинига. Персефона передала его воину по имени Рэйт, герою Грэндфордской битвы, но больше меч нигде не упоминается. Хотя это не странно, поскольку «Книга Брин» кончается периодом сразу после Грэндфордской битвы.

Амикус помолчал, задумчиво переведя взгляд на пламя.

– Странно то, что в легендах говорится, будто Тэш сражался двумя одинаковыми короткими мечами. Но короткий только этот. – Он похлопал по Мечу Бригама. – И он принадлежал самому Бригаму, а не Тэшу, значит, ни одним из этих Тэш не пользовался.

– А что случилось с мечами Тэша? – спросил Мирк.

Амикус пожал плечами.

– Никто не знает… Впрочем, никто не знает и того, что случилось с самим Тэшем.

– Моя мать и ее друзья говорили, что Тэш был в составе отряда, спустившегося в загробный мир, но он оттуда не вернулся. По крайней мере, такую историю они рассказывали нам. Никогда не знаешь, чему из их слов можно верить, но… – Он протянул руку и коснулся выкованного гномами клинка. – Это правда.

Амикус кивнул.

– Ну вот. Мои предки верили в магию, и отец даже вытатуировал на мне знаки с мечей в качестве предосторожности. Он говорил, все старые тешлоры – те, кого обучал сам Тэш, солдаты, одержавшие победу в Грэндфордской битве, – имели на теле эти руны. Без них они бы погибли страшной смертью. Отец говорил: «Тэш способен защитить от чего угодно, кроме магии и любви. Руны позаботятся о магии, но против любви ничего не работает». Что я могу сказать? Я родом из странного, но романтичного семейства.

– Не такого уж странного, – ответил Нолин и распахнул тунику спереди, обнажив круг рун у себя на груди.

Все уставились на него, но больше всех удивился Амикус. Эверетт встал и перебрался на другую сторону костра, чтобы рассмотреть выцветшие чернильные рисунки.

– Теперь, наверное, понимаешь, почему меня это так заинтересовало, – сказал Нолин.

– Откуда они у вас?

– От отца.

Амикус удивленно вскинул брови.

– Ну, он не самолично их нанес.

– Но он наверняка сделал это, чтобы защитить вас.

Нолин в смятении уставился на Амикуса. Такая мысль никогда не приходила ему в голову.

После смерти матери, за день до того, как ему было приказано отправляться на север в составе Первого легиона, чтобы начать Грэнморскую войну, отец велел сделать ему татуировку. Нолину эта идея не понравилась, и он отказался. Но на его отказ никто не обратил внимания. Его раздели, привязали к столу и заставили вытерпеть несколько часов боли. Эта постыдная отметка останется на его теле навечно. Кольцо татуировок, которые у него всегда ассоциировались со смертью матери и с жестокостью отца, продемонстрировавшего сострадание к сыну в трауре посредством пыток.

На следующий день отец бросил его в гущу боев, на прощание даже не пожав ему руки и не похлопав по спине. Нолин понятия не имел, зачем отец приказать сделать ему татуировку, не знал ее предназначения. Он решил, это какой-то навет, какое-то оскорбление. Преступников клеймили не только в качестве предупреждения другим, но и в качестве наказания за преступные деяния. Нолин скрывал татуировку, стесняясь ее возможного значения. Ему ни разу не пришло в голову, что она должна была защищать его.

Но если подумать и кое-что вспомнить, бывали времена…

Великаны не владели магией, но почти через тридцать лет после окончания Грэнморской войны Нолина отправили сражаться в гоблинских войнах. Во время битвы с гхазлами дурат рэн в горных пещерах Френдал Дурат он с отрядом из двадцати человек столкнулся с целым роем гоблинов. Этого следовало ожидать; неожиданным оказалось присутствие в их рядах трех обердаз. Гхазлы-колдуны встречались так редко, что немногие солдаты знали о них. В мгновение ока пал весь эскадрон Нолина. Странный синий огонь спалил их, как и множество воинов-гоблинов, оставив лишь обугленные останки. Но Нолин выжил. Даже жáра не почувствовал. Оставшись один в темной пещере под горами, Нолин убил троих гоблинов-колдунов, в глазах которых застыли потрясение, ужас и невозможность поверить в происходящее. Он так и не понял, как ему удалось выжить. Вероятно, дело во фрэйской крови: все остальные были людьми. Командир сказал, что не стоит ломать над этим голову, поскольку боги могут быть непостоянны. До сих пор Нолин принимал это объяснение на веру.

– Возможно, ваш отец вовсе не желает вам смерти, – выдвинул предположение Амикус. – Может, мы как раз еще живы именно благодаря этим татуировкам. Помните слова Линча? «Он может разорвать тебя, словно пузырь, полный крови». – Амикус щелкнул пальцами. – Я думал, император ненавидит магию.

– Ненавидит. – Нолин нахмурился, столкнувшись с вероятностью того, что так долго заблуждался. – Он запретил применение Искусства по всей империи.

– Но если это не ваш отец послал вас на смерть в Эрбон, то кто? Может, это вообще не обычное существо, – сказал Амикус.

– Возможно, наш противник – демон, – согласился Нолин, – бог или дух старого мира, как Воган или Бэб. Может статься, даже кримбал, тэбор или вело. Нет, вряд ли вело.

– Да вы просто кладезь невероятных знаний! – воскликнул Клякса. – Кто-нибудь слышал про такие вещи?

Эверетт кивнул.

– Кримбалы – это озорные маленькие существа, но они бывают опасными. Бабуля рассказывала, что видела их ночью. Говорила, они выглядели как огоньки, скакавшие в поле на опушке леса.

Нолин покачал головой.

– Это лешие. Совсем другие существа. – Остальные завороженно смотрели на него. – Прошу прощения, я провел юность в Лесу Мистика. Сури любила лесных духов, все время про них рассказывала. Я лишь говорю, что мы понятия не имеем, с кем имеем дело, разве что…

– Да? – нетерпеливо спросил Амикус.

– Ну, Линч, перед тем как его разорвало на куски, употребил слово «он». «Ты имеешь дело с настоящей силой. Он может уничтожить тебя щелчком пальцев». Может, это всего лишь мое предположение, но мне кажется, что Линч не стал бы говорить о боге столь небрежно, да и к лесным духам слово «он» никто не применяет. Это, скорее, указывает на владеющего Искусством – мага.

– Эй! Секундочку! Вы сказали, легата Линча разорвало на куски? – спросил Райли.

– Да, мне это тоже интересно, – прибавил Джарел.

– Вы говорили, легат умер. – Клякса почесал щетинистый подбородок. – Ни о каких взрывах вы ничего не говорили.

– Вы все это видели своими глазами? – скривившись, спросил Мирк.

– Нет, – ответил Нолин. – Деметрий пустился наутек, и мы бросились его догонять. Но мы слышали… звук вроде хлопка и шлепка.

– Скорее, вроде вырвавшегося потока жидкости, – добавил Амикус.

Нолин покачал головой.

– Нет, точно больше похоже на… О, знаю! Звук был такой, как будто вытащили пробку из кувшина хорошего пива. Вы понимаете, о чем я, да? Сначала пустой хлопок, потом пена и… – Нолин заметил выражение ужаса на лицах собравшихся у костра. – Так что нет, мы этого не видели – нас остановил звук.

– Мы вернулись в кабинет, а там… повсюду Линч, – пояснил Амикус.

Мирк встал и сделал несколько шагов.

– Ты куда, Стрелорот? – спросил Клякса.

– С матросами поговорить, – ответил Мирк. – Наверняка у них есть чернила и иголки. – Он помедлил и обернулся к Амикусу. – Если есть, можно будет взять у тебя на время один из железных мечей? Тех, что с рунами?

– Конечно, – ответил Амикус. – Главное, не забудь потом вернуть. А не то твое первое занятие тешем будет на редкость коротким.

Калинианин кивнул.

– Спасибо.

Мирк торопливо зашагал прочь.

Переглянувшись, Райли, Миф, Клякса, Джарел и Эверетт все как один сорвались с места и последовали за ним.