Отзывы на книгу «В поисках утраченного времени. Книга 1. По направлению к Свану», страница 2

Пруста никак не отнесёшь к лёгкому чтению, и даже в литературе "потока сознания" его "В сторону Свана" стоит, в некотором роде, особняком. Очень-очень длинные периоды авторского текста с многочисленными отвлечениями, забеганиями назад, вперед, в сторону, флешбэками, какими-то совершенно не относящимися к сюжету сценами, причем не на несколько предложений, а на десяток страниц. Книга сложная, в основном, опирается на рассуждения автора о любви, но любовь показана трагичной, почти раздавленной и несчастной. Сам сюжет достаточно мрачен от начала и до конца, автор вкладывал в произведение не только свой личный опыт, но и свое собственное чувство вины, свои ошибки и своё отчаяние, через которое когда-то прошёл он сам. Можно также сказать, что это повествование о множестве мелких деталей, мыслей и наблюдений, которые на первый взгляд никак не связаны между собой, но из которых, по сути, состоит вся наша жизнь. И с этой точки зрения, как это ни странно и не противоречиво звучит, читать Пруста очень легко - много легче того же Джойса с его "Улиссом".

С удовольствием время от времени перечитываю. УмнО, обстоятельно.

Я, правда, теряюсь, мой друг, как передать тебе, что это за роман. Но не спеши упрекнуть меня в косноязычии. Пойми, Марсель Пруст почти три десятка лет собирал горстями воспоминания, переплетал их с вымыслом, менял имена, так, чтобы реальные люди становились персонажами, а персонажи реальными людьми, пришивал всё это словами к бумаге. И несмотря на прошедшие столетия все эти события и действующие лица так и не застыли в монолитный текст, они остались живыми: трепещут, извиваются на страницах, как и положено воспоминаниям. Но я твёрдостью руки Марселя, держащей перо на протяжении всех 7 томов цикла «В поисках утраченного времени», не обладаю. Да и прочитала пока лишь первый том: думала так, проглочу перед «Улиссом», а теперь придётся после Джойса искать, что потеряно в других шести.

Но рассказать обязательно нужно, чтобы и ты, mon chéri, тоже смог затеряться где-то в подсвеченных чужой памятью фрагментах далёкого Комбре, прогуляться в сторону Свана [ведь туда можно идти в любую погоду], и обязательно обрести вновь своё время, когда страдал, столкнувшись с тем, что (о)казалось любовью. Итак, я всё же постараюсь рассказать тебе про magnum opus Пруста.

Начиная читать «В сторону Свана», вместо привычного повествования с завязкой, развитием, кульминацией и финалом, как то, обычно, полагается классическому роману, оказываешься посреди вспыхивающих из темноты забвения воспоминаний в разуме писателя. Вернее, сначала ты засыпаешь. Буквально. Пруст старательно погружает тебя в свою дрёму, усыпляя внимательность сотней замудрённых деталей. И когда ты будешь клевать носом в такт с писателем, реальность начнёт размываться, и одна за другой станут приходить сцены из прошлого [из прошлого Пруста, разумеется, и вымышленного Пруста, но за ними могут прийти и твои собственные], перетасованные, двигаясь порой вопреки течению времени из юности в детство и обратно. Воспоминания эти возникают от вкуса липового чая с пирожным, от случайного звука или изображения на старой открытке.

Писатель с невероятной скрупулёзностью препарирует каждую эмоцию, ощущение, мысль. Откуда и почему они возникли, чем казались тогда. Думаю, что обретя гениального писателя, наш мир потерял ещё более гениального психоаналитика в лице Марселя Пруста.

Автор, герой и рассказчик - всё это одно лицо, но всегда разное: так меняется набегающая от фонарика с картинками тень, когда скользит по поверхности стен и предметов.

В первом томе Пруст изучает природу любви. Вот он в детской ночной рубашке с замирающим сердцем поднимается по лестнице в уютном домике в сердце Комбре, мучаясь страхом одиночества от разлуки с матерью на целую ночь. А вот уже он - юноша и влюбляется в одно мгновение в рыжеволосую девушку за оградой красивого сада, ведь любовь к ней он придумал себе ещё в те времена, когда ему приходилось подниматься по той лестнице в ночи отчаяния в Комбре. Нужен был только один этот взгляд, чтобы катализировать чувство.

Марсель, выходя из дома, прогуливается в одну из двух сторон: к поместью Свана - там любовь, либо в сторону Германтов - но что там, предстоит прочесть в следующих томах.

Любовью Свана болеешь и мучаешься. Она разложена на самые примитивные порывы, манипуляции, приёмчики, кажется убогой, ведь выходит на сцену в шутку, от скуки, вопреки привычным вкусам и фавориткам. А потом словно мстит за всю эту комедийность, что на неё так небрежно навесили, растаптывая тебя в ничтожную пыль. Жутко болезненно вышло.

Как и мое знакомство с Прустом. Разве можно было полюбить все эти сложноподчинённые предложения, все эти витиеватости, нервозности. Да, я тонула в его слоге. Но вот теперь сама пишу это болото текста, mon chéri, тебе, чтобы ты тоже смог взять из твёрдой руки писателя перо, да уже очевидно, что не перо, а скальпель, разрезать своё сердце и свою память, и искать, искать, искать что-то утраченное на ступенях дома в Комбре или на тропинках к прекрасному саду Свана.

Но если тебе не нужно такого, то не открывай тогда книги. Пруста не одолеть по принуждению. Не поймёшь, не почувствуешь, не найдёшь. Я сама начинала читать лишь для «Улисса». Откроешь калитку: а там ни Комбре, ни Свана, ни чая липового, так, только герои да их действия. Не читай, если так, ведь болеть не будет.

Ремарка

Я никогда не видела ничего более потрясающего ... кроме вращающихся столиков!

И если магию даже самых хитроумных столиков можно разгадать, то колдовство прозы М.Пруста - нет. Да и не нужно ее разгадывать, в ней нужно жить, хоть чуть-чуть, по паре страничек в день. Герой, Марсель, который очень похож на породившего его автора, но это ни в коем случае не он, как утверждает В.Набоков, пытается понять, какое время настоящее, какая реальность реальна. Он просыпается в какой-то кровати посреди нигде, мозг еще затуманен длинным сном, глаза прикрыты, тело неподвижно - где он? какое сейчас время - ещё детство или уже зрелость? Детство в Комбре, прогулки под дождем в саду, боярышник в изгороди соседа, постоянная вечерняя тревога: придет или не придет мама поцеловать на ночь? Это все есть и это все было, он знает, что на это время смотрит с некоторой высоты прожитых лет. Ощущения, образы, видения, разматывающие цепочку воспоминаний о событиях и воспоминаний о воспоминаниях. Пруста надо читать, полностью абстрагировавшись от всего окружающего, погрузившись в мир запахов и прикосновений - тогда будет удовольствие.

Трудно представить человека, который по собственной воле и ради удовольствия взялся бы читать "В поисках утраченного времени". Это из гипотетического культурного багажа, который должен быть в активе всякого образованного человека, а на деле, если где и имеется - то в пассиве (настолько глубоком, что сам носитель не в состоянии сыскать). У меня долго среди шедевров мировой литературы, о которых надо бы составить представление, да все смелости не могу набраться. Все огромное семикнижие там и останется, полагаю, но первую часть "В сторону Свана" прочла честно.

Не случись "Топологии пути" Мераба Мамардашвили, черед для произведения мог так и не прийти, но в цикле лекций настойчиво упоминается первый роман. это, фактически, построено вокруг него и феномена воссоздания утраченного, которое главной темой magnum opus великого модерниста. А Мераб Константинович помог со сложными и запутанными вопросами, к которым не чаяла подобраться. Благодарная признательность к нему сподвигла на чтение "В сторону Свана".

Это и отчасти упоминавшееся им полумистическое совпадение, когда эстафету человека, серьезно разрабатывавшего какую-то тему, подхватывает после его смерти другой, часто с первым не знакомый, двигаясь в русле другого вида деятельности: "литература-кинематограф", в данном случае. Такого рода вещи, никак не связанные с теорией реинкарнаций, но наводящие на мысль о том, что идея, которая хочет воплотиться, отыскивает с уходом физического носителя другого человека, готового воспринять. И дар не исчезает бесследно - ищет человека, способного развить и продолжить.

С год назад отмучила себя романом. Даже и не вовсе без приятности в тех местах, которые упоминались в "Топологии" и до которых доходила в ходе чтения. Получила ли читательское удовольствие? Ни малейшего. Все-таки, воля ваша, чудовищно распространенные предложения со множественными сложными, перетекающими друг в друга, метафорами, когда к концу успеваешь напрочь забыть о начале - это не вещь, способная доставить удовольствие. Действия почти нет, переживания мальчика по поводу не полученного им материнского поцелуя на ночь занимают страниц сорок описания и все вместе навевает такую тоску, что Франсуаза, сворачивающая цыплятам шейки со словами: "Дрянь такая!" воспринимается фигурой едва не бурлесковой (я хохотала, представив-увидев это, правда).

Но в том отличие подлинно великих литературных произведений, что первое впечатление о них не становится окончательным. Оно как зерно, прорастающее внутри тебя, одновременно вверх и вглубь или как те смятые комочки липового цвета, которые заваривала вместо чая тетушка Марселя. Того чая, в ложке какого он размачивал знаменитую Мадленку. Раскрываются, набухают, наполняясь впечатлениями уже твоей жизни поверх воспринятого. И уже не хочется саркастически констатировать: "Какая вы глубокая, тонко чувствующая натура!", присовокупив издевательское: "Это как-то связано с нетрадиционной ориентацией или исключительно личностное свойство?"

Потому что твоя - самая традиционная, но цветущий боярышник этого года дополняется в восприятии тем, что в окрестностях имения Свана. И понемногу, исподволь, составляешь собственные реестры ощущений, вызывавшие в разное время твое соскальзывание к прежде испытанному и пережитому. А ревность и боль рассказчика и его alter ego, разве ты не переживала совершенно того же восьмилетней, когда лучшая подруга оставила тебя ради другой девочки?

И вот теперь главное, то, ради чего затеяла это писать. Что ж хорошего в том, чтобы снова пережить в воспоминаниях боль? Ну, хотя бы то, что понимаешь - не убившее, делает сильнее. И еще, теперь можно подойти к маленькой девочке-запутавшемуся подростку-страдающей девушке-измученной молодой женщине, которой ты была когда-то и которая продолжает жить в некотором отрезке времени и утешить ее. Показать: ты не одна, тебя понимают, тебя любят. Ты восстанавливаешь собственную целостность и увеличиваешь собственную ценность и ты уже не одна на свете. И никогда не будешь одна.

Моё знакомство с Прустом пришлось на период, когда я переоценивала всё и вся. Сбрасывать старую шкурку - это, мягко говоря, не очень приятно. Пруст меня убил. А потом вернул к жизни. Это не книга, это самая настоящая вивисекция души и мышления. Будь у меня привычка записывать мысли, возникающие в процессе чтения, я исписала бы не один блокнот. А сколько раз я - чего греха таить - ревела белугой... об этом можно написать книгу мемуаров "Я, Пруст и рыдания в ванной". А как мне хотелось, когда Сван всё-таки женился на этой своей мадам, заламывать руки и кричать: "Марсель, вы негодяй! Как вы могли?" Потом остыла, подумала, что так оно и бывает, на самом-то деле. Марсель, вы гений.

За Пруста бралась с предвкушением: люблю длинные романы с постепенным погружением и негативные отзывы меня не смущали, мол я не такая и мне обязательно должно понравиться. "В сторону Свана" оказался для меня уж слишком неспешным и монотонным, вот вроде и интересно, есть даже развитие сюжета, но как же он тяяяяянуууулся, действительно - лучшее снотворное. Книгу с подробными описаниями и эпитетами, достаточными для красоты текста и дОлжного восприятия вполне можно было бы уместить в 120-150 стр. против нынешних 450.. Некоторые цитаты вроде:

Когда мы кого-нибудь любим, то мы уже никого больше не любим...

заставляли моё сердце биться чаще от простоты и ёмкости фраз, очень красивое произведение, но слишком уж медленное. На повестке дня стоит вопрос: читать ли остальные 6 книг цикла? И хочется узнать, что же всё-таки будет дальше, но вспоминаются вечерние зевания и начинает колоться..

Читала, словно плыла по волнам. Сперва первая часть, где автор вспоминает детство. Ассоциативные воспоминания, одно влечет за собой другое и ты мягко погружаешься в этот мир. Запахи, игра света и цвета, мимолетные ощущения... Похоже на сон. Затем вторая часть, где действие неожиданно становится динамичным и вырисовывается четкий сюжет. Любовные переживания словно под микроскопом, каждая черточка, каждая тонкость. И под конец третья часть, возвращающая к детсву автора, к неспешному мерному повествованию. Очень красивая, тонкая книга. Мне казалось раньше, что Пруста я не осилю никогда, поэтому я была очень удивлена тем, что читалось мне легко, а внекоторые моменты и запоем. Еще одно напоминание не слушать мнений других, а пробовать всё самой. Теперь на очереди следующий том - "Под сенью девушек в цвету"

вообще, странно, конечно, что я как-то дожила до своих седин, не читамши пруста. а ещё странно, что его многие упорно считают занудным - это как раз тот тип увлекательности, который мне больше всего симпатичен. увлекательности не детективным сюжетом, а постоянно сменяющимися впечатлениями, очень разными на каждой странице, хотя тема книги остаётся одна и та же. поэтому создаётся впечатление, что ничего не происходит, но что-то всё время меняется. в сущности, я ведь этого и жду от жизни.

Французской литературе присуща некая вязкость и текучесть, которая, наверное, исходит из самого ритмического строя языка. Пруст доводит это практически до абсолютного максимума, растягивая предложения в страницы бесперерывного потока образов, исходящих один из другого; их логическая последовательность настолько же внезапна и непредсказуема, как результат генерации случайных чисел.

Это текст ради текста, по крайней мере в ближайшей перспективе. Пытаться связать это все в единую смысловую единицу, смысла, наверное, не имеет; впрочем, не смысла ради делается большинство вещей, а уж обвинять в этом литературу с замахом на искусство ради искусства и вовсе глупо. Такого типа текст предполагает свободное погружение в него.

Эстетика текста это та часть словесности, которая сейчас мало кого заботит: словам придают мало значения, а их порядку и отношению между собой — еще меньше. Еще реже могут понять эти взаимоотношения слов между собой и насладиться им, абстрагируясь от прочей материи.

Сюжет строится из воспоминаний, которые мало чем примечательны, действие и их развитие очень минимально. Воспоминания о пробуждении, поцелуе матери перед сном, семейных обедах, встречах, гостях, родственниках. Полумифический некий Сван и его любовь к Одетте. Этот текст можно вписать в хронологические рамки двух бутылок вина: примерно так же бы выглядела стенограмма всех моих мыслей, если бы у меня было удобное кресло, две бутылки вина и больше ничего — случайная последовательность воспоминаний, связанных слабыми ассоциативными импульсами.

Текст Пруста прекрасен.