Читать книгу: «Гнездо неприкаянных», страница 3

В тишине они просидели час, не меньше. Ася чуть было не задремала, встала и принесла себе из гостиной книгу. «Письмо незнакомке». Автора Горев не знал. Сам он спать не собирался, привык к многочасовой слежке. Он слабо верил, что им удастся что-то услышать. Возможно, эти шаги и скрипы Асе почудились. Но все оказалось правдой.

Когда пошел уже третий час их бдения возле стены, Горев вдруг напрягся: ему показалось, что в замке лязгнул ключ. Ася вскинула брови: я же говорила. Он с ухмылкой кивнул. Оба приложили уши к стене. У Рудольфа отчетливо слышались шаги – скрипели старые половицы. Потом что-то стукнуло об пол, скрипнул шкаф. Горев осторожно встал и на цыпочках прошел к двери. Приложил палец к губам. Ася не удержалась и потянулась следом. Приоткрыла дверь – смазанные петли не пискнули. Они вышли на лестницу, Горев коснулся ручки соседней двери и вдруг резко распахнул саму дверь.

– Так вот кто у нас здесь шарит! – в его голосе не было угрозы. Возмущение. Ася протиснулась за ним и заглянула в квартиру. Посреди комнаты стояла Николь и смотрела на них расширенными от страха глазами. Ящики стенки были открыты, на диване разложены книги, бумаги, какие-то железки, в руках девочка держала потрепанную тетрадь.

– Я сюда нечаянно зашла, – дрожащим голосом оправдывалась Николь. – Шла мимо, дверь была открыта, я и вошла.

– А к кому шла? – мягко спросил Горев. – Вы же на первом живете?

– К ней! – Николь указала пальцем на Асю. – Хочу на пианино играть научиться.

Ася, прищурившись, глядела на девочку. Все это казалось ей нелепым, нереальным. Она же думала, здесь преступник. Оказалось, Костина дочь. Но зачем она сюда ходит? Горев думал так же.

– Давай без шуток, детка, – его голос резко изменился. Будто высох. А глаза буравчиками сверлили застывшую в страхе девочку. – Ты быстро говоришь, где взяла ключ и зачем ходила сюда, а я обещаю не докладывать твоим родителям о том, что нашел тебя в чужой квартире. На месте преступления.

– Но я ничего не сделала! – воскликнула Николь. – Если дверь открыта, разве нельзя войти?

– Можно, с разрешения хозяев. Но хозяин-то умер. А ключ от его квартиры на экспертизе. Повторяю вопрос: как ты попала в квартиру? Откуда ключ?

Николь попятилась к окну. Ася испуганно протянула руку – как бы не напугать девочку. Вдруг, решит выброситься из окна. Правда, здесь второй этаж. Но сломать руку или ногу – тоже ничего хорошего.

– Вы ничего не скажете моим родителям, – Николь вдруг хитро взглянула на Асю. – Правда, Анастасия Николаевна?

Ася удивленно глядела на девочку.

– Если скажете, я признаюсь матери, что вы спите с моим отцом.

Глаза Аси становились все шире и шире, казалось, еще немного – выскочат из орбит. Вот так ребенок! Горев резко повернулся и тоже уставился на Асю. Ничего не спросил. Ее виноватое лицо подтверждало, что девчонка права. Так вот почему она отказала ему!

Он глубоко вздохнул, решив, что подумает об этом после, и снова посмотрел на Николь.

– Значит, ты у нас – шантажист? – с усмешкой спросил он. – Николь, ты в курсе, что за шантаж грозит лишение свободы? Статья 163 Уголовного кодекса.

– Я – несовершеннолетняя, – осклабилась Николь. Ася заметила скобки на передних зубах девочки. И ей вдруг отчего-то сталь жаль Николь. – Вы ничего мне не сделаете. И за квартиру тоже.

Она уже преодолела страх и уверенно направилась к выходу. Указала пальцем на тумбу возле входной двери.

– Это ключ. Можете забрать себе. Мне он уже не нужен.

Открыла дверь и вышла.

– Вы же не скажете Венере, правда? – Ася умоляюще смотрела на Горева. Он негодующе хмыкнул:

– Я – не полиция нравов. За супружескую измену у нас не наказывают. Это на вашей и на его совести.

– Когда все началось, я только переехала и не знала, что он женат. А потом хотела бросить его. Не смогла.

Ася опустила голову. Рыжие волосы накрыли ее виноватое лицо.

– Это не мое дело, – буркнул Горев. – Разбирайтесь сами.

Он прошел к двери и обернулся.

– Ключ я забираю. Передам следователю, который ведет это дело. Девчонку с родителями придется вызвать на допрос. Сколько она здесь ошивается в этой квартире? Экспертам теперь придется заново все проверять.

– Может, и хорошо, что это был не убийца, – вздохнула Ася. Горев не скажет Венере. Николь явно дала понять, что пока будет молчать. Ася не знала, стоит ли рассказывать Косте о том, что случилось. Вдруг, он разгневается и отругает девочку?

– Ничего хорошего, – буркнул Горев, когда они вышли на лестницу, и он запер дверь. Ключ при этом осторожно держал за край через носовой платок. – Если бы здесь был преступник, дело сдвинулось бы, наконец, с мертвой точки, а так висяк висяком.

Поворчав о тяжести и бесперспективности подобных дел, он, не прощаясь, отправился по лестнице вниз, к себе домой.

Глава восьмая. Ромка Честер

– Роман Андреевич, вы мне деньги должны. Когда заплатите?

Эльвира с трудом выцепила соседа, чтобы получить свои законные за мытье лестницы. Все люди, как люди, исправно платили из месяца в месяц. Неверов даже сразу за год заплатил. Один Честеров в должниках. Каждый раз будто от сердца отрывает. Не допросишься.

– В понедельник, Эльвира Руслановна, – Ромка попытался обогнуть Эльвиру и проскочить к себе, но та даже с места не сдвинулась. Напирала, требовала.

– Для вас, может, шестьсот рублей – мелочь. А мне в магазин идти не с чем. Думаете, я от нечего делать грязь за вами убираю? – с каждой фразой голос Эльвиры становился все громче. Она тяжело дышала, как дракон, который вот-вот полыхнет огненным пламенем.

– Я все понимаю, Эльвира Руслановна, – тихо, вкрадчиво заговорил Ромка, чтобы остудить ярость старухи. – Просто денег нет. В понедельник зарплата, и я расплачусь. Богом клянусь!

– Каждый раз клянешься, а потом прячешься, дверь не открываешь. Думаешь, я не знаю, что ты все деньги на карты просаживаешь? Говорят, машину продал, чтобы расплатиться. Картежникам деньги нужны, а мне, значит, нет? Правильно! Зачем пожилой женщине деньги? Она и на подножном корме проживет. И одежда ей ни к чему. И за квартиру платить не надо.

– Да отдам я вам деньги! – взорвался Ромка. – Нет у меня сейчас. Дома жрать нечего. За квартиру должен. Не поверите, в кармане сотня.

Лязгнул замок, открылась дверь, на лестницу выскользнула сонная Венера Неверова. Шелковый халат с кружевами, волосы небрежно рассыпались по плечам, взгляд теплый, ленивый.

– Эльвира, вы опять шумите! Сколько можно? На часах десять утра.

– В это время уже все на ногах, Венерочка, – едко улыбнулась Эльвира. – Кто же виноват, что вы долго нежитесь в кровати. Дел никаких нет?

– Я в отпуске. Сколько хочу, столько и буду спать. Какое вам дело? Ночью жара стояла – не уснуть.

– Слышала я почему вы с мужем ночью не спали, – бросила в ответ Эльвира. Словесная дуэль уже давно вошла у обеих в привычку. Даже скучно становилось, если за день ни разу не пособачились на лестнице.

– Чем я с мужем занимаюсь, вас не касается, – пропела Венера и перевела взгляд на Ромку. Маленький, верткий, а глаза наглые-наглые. Уперся взглядом на ее грудь, разве не облизывается. Венера дернула ворот халата и колко глянула на наглеца. Тот в ответ развязно осклабился.

– О чем спор? – спросила она Эльвиру.

– Снова деньги не платит, – нажаловалась та Венере. Обмен колкостями состоялся, можно заключить временное перемирие – до завтра. – За три месяца должен. А у меня даже на молоко и хлеб денег нет. Пенсия через два дня.

Венера сердито поджала губы и бросилась в квартиру. Вышла с кошельком, открыла и протянула Эльвире тысячу:

– Возьмите. Отдадите, когда сможете.

Эльвира начала благодарить. Венера усмехнулась, зашла в квартиру и закрыла дверь.

Ромка улучил момент и скрылся в своей квартире. Эльвира посмотрела на зажатую в руке тысячу, и ее тонкие губы медленно расплылись в довольной улыбке. Венерка не жадная. Всегда выручит до пенсии. Хрен с этими ее ночными воплями. Пусть орет, как хочет. Не то, что этот хитрый сморчок – Эльвира злобно глянула на запертую дверь Ромки Честера и пошла к себе.

Роман Андреевич Честеров сидел перед ноутбуком и нервно листал объявления о работе. Второй месяц неудача за неудачей. Никогда раньше такого не было. На последней игре, вроде, все складывалось удачно: карты шли в руки, игроки подобрались – лучше некуда. Ярик Храмцов – лоховатый, слегка наивный. Женька Пестов – ни хрена в покере не смыслит, все на роже написано. Бурцов Геннадий Борисович – старикан играет «для души», особо не парясь о деньгах. И он, Ромка Честер – профессиональный игрок. Таких обыграть – раз моргнуть. У него и деньги были – остаток заначки. И началось все неплохо. А на тебе, перенервничал и слил всю игру. И теперь должен Юрке Кабану две сотни тысяч плюс процент. И на следующую игру идти не с чем. Квартира в залоге у банка. Машину давно продал. Мать больше ни копейки не даст, как ни проси. И Рудольф помер, чтоб его черти поджарили! У Рудольфа всегда можно было наличку перехватить, пусть даже под грабительский процент. Что для него, Ромки, проценты? Две игры – и все окупит с лихвой.

Раздобыть бы сотню тысяч и отыграться! Ромка закрыл сайт вакансий, тяжело вздохнул. Не до работы ему сейчас. На работе придется месяц за копейки вкалывать, а потом даже на игру не хватит. Нужно как-то иначе деньги раздобыть, другим способом. Ромка мысленно перебрал жильцов дома на Гнездовой и понял, что взаймы никто не даст. У всех уже брал, а потом неделями вернуть не мог. Что же делать? Из соседей только один ни разу не дал взаймы – Первихин, депутат. Денег немерено, а жадный, будто на одном дошираке сидит.

Зато его жена Юлька – Ромка улыбнулся, вспомнив смазливое Юлькино лицо и глаза, похотливые, манящие. Юлька – другое дело. Ромка знает о ней кое-что. И это стоит денег, хороших денег. Пару недель назад Ромка застал Юльку, когда она от Сашки выходила. Он тогда свой ноут относил посмотреть – что-то тормозить начал, и в дверях с Юлькой столкнулся. И вид у нее был – довольный, как у объевшейся кошки. По любому, они с Сашкой трахаются. Если аккуратно, по-тихому, к Юльке подойти и пригрозить Палычу рассказать – она заплатит. Весь дом знает, что Палыч на жену денег не жалеет. На «мерсе» раскатывает, шмотки дорогие носит. От хорошей идеи Ромка живо воспрял духом. Много, конечно, Юлька не даст, но полсотни можно стрясти. Такой мужик, как Палыч, за измену по головке не погладит. Выгонит пинком из дома в одних трусах.

Ромка захлопнул ноутбук и отправился на второй этаж к Первихиным. Юлька долго не открывала. Меж тем, он знал, что она дома – «мерс» красовался на стоянке. Ромка ждал минут десять и уже хотел вернуться к себе – может Юлька спит, как вдруг послышались легкие шаги, и дверь открылась.

– Чего тебе? – напряженный, сердитый взгляд Юльки не предвещал ничего хорошего.

Но Ромка был не из трусливых.

– Поговорить надо, – сказал он.

– Нефиг мне с тобой разговаривать, – брякнула Юлька и попыталась захлопнуть дверь. Ромка с неожиданной для такого хлюпика силой придержал дверь и танком попер в квартиру, чуть Юльку не толкнул.

– Чокнулся? Куда лезешь? – крикнула она, когда Ромка оказался в прихожей и аккуратно запер за собой дверь. Он знал о способности Эльвиры подглядывать и подслушивать и не хотел давать ей лишний повод для сплетен.

– Я же сказал: есть разговор. Может, в комнату пригласишь? – он кивнул в сторону распахнутых дверей в гостиную.

– Еще чего! – фыркнула Юлька. – Чтобы ты, стоит мне отвернуться, нас обокрал? Я же тебя знаю – картежник хренов.

– Зачем красть? – ехидно осклабился Ромка. Зубы у него были мелкие, но белые и ровные. – Ты сама мне все отдашь и еще спасибо скажешь, что я держу язык за зубами.

– Что ты несешь? – поморщилась Юлька. – Да я тебе ни копейки не дам. Нашел себе банк. Иди давай.

– А если я Палычу про Сашку расскажу? – тихо, вкрадчиво сказал Ромка. Юлька прищурила голубые глаза, усмехнулась:

– Что ты знаешь? Свечку держал? Говори что хочешь. Муж тебе не поверит.

– Хочешь, проверим? – Ромка достал из кармана сотовый, пролистал контакты, нашел Первихина. – Звонить мужу?

Юлька сердито вырвала у него телефон, зашипела:

– Только попробуй! Я тебя живьем в землю закопаю.

Ромка лишь рассмеялся – он победил.

– Гони пятьдесят тысяч за молчание.

– У меня нет. Могу дать пару тысяч, – пыталась отвертеться Юлька.

– Пятьдесят. Поедешь к банкомату и снимешь. Деньги мне нужны через час. Не заплатишь – звоню Палычу. Я его телефон наизусть помню.

У Юльки задрожали руки, она жалобно взглянула на Ромку:

– Дай мне хотя-бы неделю. Как я объясню Грише, что потратила пятьдесят тысяч и ничего не купила?

– Мне что за дело? Скажи, была в салоне красоты.

– Я только вчера там была, – скулила Юлька.

– Неужели не придумаешь, что соврать? Ни в жизнь не поверю. Впрочем, мне нет дела, что ты скажешь мужу. Если через час не заплатишь – знаешь, что тебя ждет.

Ромка рванул из Юлькиной руки свой телефон, открыл дверь и вышел на лестницу. И услышал, как за дверью громко разрыдалась Юлька. Жалости у него не было. Сама виновата. Изменяет богатому мужу – пусть платит за молчание. Он еще по-божески с нее запросил.

Через сорок минут Юлька принесла ему десять пятитысячных купюр. Сунула в руки, зыркнула злобным, змеиным взглядом и убежала. Ромка довольно, сыто улыбнулся. Сегодня он будет играть и выиграет. Смелым и дерзким везет. Удача будет на его стороне.

Часть вторая. Птенцы растут

Глава девятая

Ася Звонкина бежала на работу и задыхалась от счастья. Всю ночь шел дождь, теплый, ласковый, каким он редко бывает в сентябре, и теперь по асфальту хаотично рассыпались гладкие лужи-зеркала. Ася глядела на свое отражение в лужах и глупо улыбалась. Вдоль парковой аллеи чернели темные стволы старых лип, их пышные ветви закрывали прохожих от дождя и солнца. За липами раскинули кроны пахучие яблони, сплошь усыпанные сладкими красными плодами. Ася принюхивалась и замирала, наслаждаясь душным ароматом яблок. Высоко, там, где расступалась листва, виднелась тонка полоска грузного серого неба. По небу стремительно двигались крошечные черные точки – ласточки. Они с визгом носились туда-сюда, добывая пищу и оживляя томное и сонное утро.

Ася любила парк в его безлюдные утренние часы и часто выбирала именно эту дорогу. Ее не тянуло к людям, ей было хорошо с собой. И с Костей. Мысли о Косте зажигали счастливые искорки в ее глазах и невольно растягивали губы в блаженной улыбке.

Вчера Костя пообещал рассказать о них жене Венере. А после собрать вещи и переехать к Асе. Неопределенность, которая так долго мучила, терзала Асину душу, подходила к концу. И отныне их ждало лишь счастье, и любовь, и семья. Конечно, у них с Костей будет семья. Как же иначе? Они ведь любят друг друга.

Ася бежала по парку, ощущала запахи дождя и травы и дышала, дышала.

Музыкальная школа Новинска располагалась в старинном двухэтажном особняке с потертыми стенами, высоким крыльцом с лесенками на две стороны и тяжелой дверью с длинной ручкой. Каждый раз, когда дверь закрывали, она гулко хлопала, отрезая, словно острым ножом, густой уличный шум. Сегодня был первый день нового учебного года, и школа с утра полнилась собственными шумами и звуками. Неровными, сбивчивыми фортепианными гаммами и этюдами, рваными кусками сонат и инвенций, фальшивыми скрипичными нотами, которые раздражали чуткие музыкальные уши, густым раскатистым звуком баяна, нервным дребезжанием домры. В теплый день, когда открывали все окна, школа звучала, гремела, слышалась на весь квартал, словно была живой и многообразием звуков общалась с окружающими ее молчаливыми домами.

Ася бодро вбежала на крыльцо, потянула дверь за ручку с круглым набалдашником, скользнула внутрь и аккуратно – не стукнуть, прикрыла дверь.

– С новым учебным годом, Татьяна Викторовна. Погода сегодня замечательная, – улыбнулась она вахтеру. Вахтер отложила книгу и хмуро глянула на Асю.

– Что же замечательного в дожде и сырости, Анастасия Николаевна? – ехидно спросила она.

– Как же, Татьяна Викторовна! Свежесть, и сладкий воздух, будто напившийся влаги, и капли дождя на листве и цветах. Мир прекрасен!

И Ася радостно устремилась к своему классу. Ей вслед неприязненно глядела вахтер с книгой.

На первый урок к Асе пришла тоненькая двенадцатилетняя Олеся, старательная и послушная. Понукаемая строгой матерью, Олеся все лето занималась музыкой и выучила все, что задали в музыкальной школе.

Гаммы сменил этюд, потом добрались до крупной формы, и воздух рассыпался хрустальным звучанием сонатины Гайдна. Пальцы девочки летали над черно-белыми клавишами, наполняя пространство ясностью и чистотой. Ася сидела и счастливо вздыхала. Жизнь была ясна и чиста, как эта безмятежная музыка, которая мягко ложилась на Асин слух и услаждала душу.

После Олеси были другие ученики, и, когда день подошел к концу, Ася почувствовала легкую приятную усталость. Глянула в овальное зеркало на стене и внезапно ощутила тревогу. Лицо бледное, усталое. Вечером Костя придет. Нужно в магазин забежать и переодеться. Глаза подкрасить, как он любит. Ася схватила сумку и поспешила домой.

Все же с появлением Кости ее жизнь стала более хлопотной, словно она больше не принадлежала самой себе, а стремилась соответствовать ему, быть частью пары. С общими желаниями, привычками, мечтами. Костя любил смотреть телевизор. Ася купила и повесила на стене напротив кровати. Она часто обходилась без ужина – съест пару фруктов и шоколадку, выпьет чаю. Он любил хорошо поесть. И ей приходилось держать в холодильнике сыр, колбасу, соленую рыбу – для Костиных «перекусов». Он не одобрял, когда она утыкалась в книгу, и ей приходилось смотреть Костины футболы и новости и делать вид, что это интересно и здорово. Но Ася не противилась этим «Костиным» переменам. Счастье отодвинуло все ее собственное, личное на задний план, и заполнило общим, «семейным», любовным. В паре ведь так и должно быть, не правда ли?

Пару часов спустя, когда наряженная и подкрашенная Ася уже накрыла стол с легкой закуской, раздался осторожный стук в дверь. Костя всегда стучал еле слышно, костяшками пальцев. Асе приходилось вслушиваться, чтобы успеть впустить его.

Костя вошел и Асины руки привычно взлетели ему на плечи, губы потянулись за поцелуем. Костя всегда жадно отвечал на поцелуй – его губы впивались в Асины губы, она ощущала, как бьется его сердце, а руки мягко поглаживают ее спину, спускаются все ниже и ниже. Сегодня было не так. Она целовала, а он мягко, настойчиво отстранялся.

Асю пронзил страх. Она посмотрела в Костины глаза – он отвел взгляд.

– Ты ей не сказал, – с ужасом прошептала она. – Ты обещал, и снова ничего ей не сказал.

Костя виновато смотрел на нее.

– У Николь проблемы в школе – подралась с одноклассницами. Венера злится, нервничает. Не мог же я подлить масла в огонь и заявить: «Дорогая, я тебе изменяю»?

Последние слова прозвучали с едкой иронией. Ася вспыхнула:

– Мы четыре месяца встречаемся. Наверняка весь дом уже в курсе. Хочешь, чтобы Венера от других узнала?

– Ты же ей не скажешь? – нахмурился Костя.

Ася гневно тряхнула волосами.

– Знаешь, сколько раз я хотела это сделать? Для меня хуже нет, чем врать вот так, в лицо. Мы же соседи! К тому же Николь все знает.

– О Николь не беспокойся. Мы с ней поговорили, и я пообещал ей дорогой ноутбук. Она будет молчать.

– Купил согласие дочери? – горько усмехнулась Ася. – А согласие жены ты чем купишь? Думаешь, мне легко каждый вечер отпускать тебя к ней? Представлять, как ты ложишься с ней в одну постель, обнимаешь ее, вы занимаетесь любовью. Я с ума схожу!

– Малыш, ты же знаешь, что у меня с Венерой ничего нет. Мы не спим вместе. Я же люблю тебя. Сколько раз повторять?

Костя посмотрел на Асю. Ее взгляд в темной подводке манил, притягивал его. Рыжая ведьма! Соблазнила его, думать ни о чем не может, когда рядом с ней. Словно опоила, околдовала. Ася улыбнулась, он подхватил ее на руки и понес в спальню. Время, события, весь остальной мир перестали существовать. Остались только двое – он и она. Два жарких, сплетенных тела, две сросшиеся души, и любовь, и жизнь, и желание, яркое, неудержимое, будто это все, что осталось, и завтра ничего не будет. И надо вычерпать жизненную силу до дна, взлететь на вершину блаженства и броситься вниз в темную пучину яростной животной страсти…

Когда разомкнули объятия, на город опустилась ночь. Асины пальцы нежно гладили Костино тело, исследовали каждую его частицу, чувствовали, запоминали.

– Завтра ты скажешь ей? – шептала она, а ее глаза в черной обводке загадочно мерцали, околдовывали. Влажные рыжие волосы змеями тянулись по Костиной груди, оплетали, опутывали. Ася тянулась к Костиным губам и кончиком языка раздвигала их, впиваясь все глубже и глубже, будто хотела высосать до капли Костину силу, ничего не оставить на долю жены.

– Я не знаю, что со мной происходит, когда ты рядом, – шептал он, задыхаясь от ее ласк. Асины пальцы спускались все ниже и ниже, и он снова почувствовал острое желание и силу.

– Просто ты меня любишь, – говорила она, усаживаясь на него и впиваясь ладонями в его плечи, а ее жаркие бедра начинали движение, сперва плавное, медленное, а потом все быстрее и быстрее до тех пор, пока его тело, не в силах больше терпеть, взрывалось безумным фейерверком наслаждения. И он забывал обо всем. Оставалась лишь Ася и ее любовь. И он желал ее, снова и снова…

Костя ушел далеко за полночь. Ася осталась одна. Зажгла свечи, открыла шампанское и долго смотрела на дерганые рыжие огоньки, и загадывала желание. Ее тело все еще трепетало, горело от Костиной любви. Она хотела его и ничего не могла с этим поделать. И больше не пыталась. Костя предназначен ей судьбой. Они будут вместе. Несмотря ни на что.

Глава десятая

Костя проснулся под утро и поначалу не мог понять, где он, и кто рядом с ним: Венера или Ася. В комнате было темно и тихо. Так тихо, будто все звуки мира исчезли, и осталась лишь эта вязкая, растекшаяся тишина. Она набилась в уши и мешала ему понять, что происходит вокруг. Костя медленно вытянул руку и коснулся женского тела. Провел рукой по груди и ощутил приятную мягкость и пышность. Венера. Он гладил, ласкал ее, пока жена сквозь сон не застонала и не потянулась к нему. И Костя желал ее, и любил, и тишина ночи взрывалась жаркими, страстными Венериными стонами. И все было, как всегда, каждую ночь и каждый раз, и ничего не менялось…

– Откуда в тебе столько прыти? – шептала насытившаяся любовью Венера. – Весь вечер в спортзале, пришел потный, усталый.

Слова будто разбудили Костю от спячки. Он ощутил резкий укол совести. Молча оделся и пошел на кухню – курить. Распахнул окно – в лицо ударил свежий ветер. На улице брызгал мелкий дождь, желтые листья мокли в лужах. Костя курил и не понимал, что с ним. Он болен или сходит с ума? Когда он с Асей, ему кажется, что он любит ее и хочет только ее. А потом возвращается к Венере и снова желает ее. Разве можно одинаково сильно хотеть двух женщин? Венерка не знает про Асю. Зато Ася давит на него, требует, чтобы признался. А он не может. Как отказаться от Венериной красоты? От ее тела и запаха? Не слышать больше ее страстных, протяжных стонов, когда он овладевает ее телом? Не глядеть в эти пьянящие, развратные глаза?

Он думает о Венере и вдруг резко сбрасывает с себя душный морок и мысленно устремляется к Асе. Ее рыжие волосы крепкими путами оплетают его тело, колдовские глаза бросают в пучину обмана, тонкие, музыкальные пальцы крадутся по его телу, спускаясь все ниже и ниже.

Костя выбрасывает окурок в окно и закрывает раму. Потом долго стоит под прохладным душем, пытаясь охладить разгоряченную плоть и хоть ненадолго забыть о сексе.

***

– Константин Олегович, к вам посетитель, – бойкая, глазастая Полина заискивающе улыбнулась начальнику и указала на дверь.

Костя вошел к себе и удивленно уставился на клиента. Сосед Первихин зачем-то приперся к нему в офис. Узнал про Асю? Костя сердито сжал кулаки и собрался все отрицать.

– Неверов, я к тебе по делу, – слова Первихина охладили Костю, злость схлынула. Он прошел вперед и опустился в свое кресло. Первихин вальяжно развалился в клиентском кресле, обтянутым мягкой кожей. Кресло это Костя выбрал не просто так. Оно удобно обтекало тело, человеку не хотелось вставать, он продолжал разговор и порой добавлял все больше деталей к своему проекту.

– Какое у вас ко мне дело? – невежливо ответил Костя. Он не любил Первихина, считал его наглым и самоуверенным типом. И недалеким. Закончил какое-то ПТУ, чудом пробился наверх. А теперь на тебе – депутат городской думы.

– Что значит какое? – хмыкнул Первихин. – Дом хочу построить. Какие еще к тебе могут быть дела?

– Дом в смысле, чтобы жить там? – уточнил Костя.

– Нет, ля, чтобы выставки устраивать! – фыркнул Первихин. – Конечно, жить. В квартире летом духотища – кондер не спасает. И Юлька вечно стонет: отстань, и так жарко. Вот я и надумал дом построить. Деньги сейчас есть, нужно вложить, не то потратим. У Юльки что-то в последнее время запросы выросли. На красоту. Знал бы сколько это красота обходится – взял бы себе уродку. Шучу! Баба у меня что надо. Попка, как яблочко, и в койке – огонь. Для такой и дом выстроить не жалко.

Первихин сказал про койку, и Костя невольно почувствовал боль в паху. Ася, должно быть, сейчас на работе. Ее пальцы бегают по клавишам, взгляд задумчивый, мечтательный словно она не здесь, а далеко-далеко в волшебной стране. Он еле пришел в себя. Первихин озадаченно смотрел на него.

– Неверов, ты случаем не болен? Сейчас вирус какой-то ходит. Если заразный – топай домой и лечись.

– Да не болен я! – рявкнул он и спокойно ответил. – Так что насчет дома? Есть задумки или предложить тебе готовые проекты?

– Большой, на два этажа, с террасой, чтобы вечером пиво пить, а днем Юлька там загорать будет. Гараж на три машины. Баньку с бассейном. И крышу такую, знаешь, с башенками. И забор пять метров, чтобы соседи на Юльку не пялились.

– Ты уже выбрал участок, где строить будем?

– А то! Купил в Незабудках, на горке. Знаешь, какой оттуда вид на город – закачаешься. Там и построим.

– Там дорога не очень. Дожди пройдут, грязь будет.

– Какое тебе, на хрен, дело до моей дороги? Малюй свой проект и показывай, что получилось.

– Сто пятьдесят тысяч, – сухо сказал Костя.

– За что? – икнул Первихин.

– За проект. Полина сделает договор. Платить авансом.

– Ты еще ни хрена не сделал, а уже платить? – вспылил Первихин.

– А как же. Сначала деньги – потом проект.

Первихин выбрался из кресла и направился к двери, не переставая бурчать. У двери оглянулся и брякнул:

– Я позвоню.

И вышел. Костя вытер тыльной стороной ладони влажный лоб и уставился в окно. День только начался, он еще ничего не заработал, а будто поле картошки выкопал. Он встрепенулся: причем здесь картошка? Он же всю жизнь в городе живет, ни сада, ни огорода.

Он встал и прошел в приемную:

– Поля, сделай мне кофе и плесни туда коньяку.

– Тяжелый клиент, Константин Игоревич?

– Очень тяжелый, – вздохнул Костя.

В последнее время дела шли не очень. Закончилось лето, поутих строительный бум. Теперь до весны только на ремонтах можно заработать или проект – другой сделать на будущий год. Венерка злится – нынче отдыхать не ездили. Пришлось им с Николь у тещи в деревне комаров кормить. Костя соврал, что денег нет, а сам просто не хотел от Аси уезжать. Как-то быстро прикипел к ней, словно привороженный. Николь тоже равнодушно восприняла отказ от поездки. Ее мир – книги, комиксы, друзья в играх и чатах. Дочь не любила солнце и пляжи. Костя глотнул обжигающий кофе с коньяком и уставился в окно, где усталая яблоня трепала желтыми листьями. Мелкий, противный дождь барабанил в стекло. Унылое серое небо мрачно давило на город. Тоска. Костя не понимал, что с ним. Вроде все хорошо. Есть бизнес, семья, любовница, а сердце нет-нет да щемит какой-то неудовлетворенностью. Словно чего-то не хватает. Какого-то огонька, стержня, чтобы опереться и идти дальше. Костя допил кофе и решил на обед заехать к родителям. Уже неделю у них не был. Даже совестно.

Родители жили на Галактической улице. Когда-то, еще во времена Советского Союза, в Новинске построили целый микрорайон и всем улицам дали космические «имена». По одну сторону Галактической высились стройные свечки многоэтажек, по другую – грузно сидели пятиэтажки. Костя родился на этой улице, здесь же в школу ходил и в хоккейный кружок, а по вечерам носился с пацанами по длинным рядам гаражных крыш, тайком от родителей курил первые сигареты и пил купленную вскладчину водку. Те дворовые пацаны выросли, разметало всех по необъятным просторам родной страны. Из всей компании в Новинске один Костя остался. Первое время после школы еще созванивались, а потом как отрезало – новая жизнь, семьи, работа, затянуло, засосало, вырвало с корнем. И счастливые детские годы постепенно таяли, растворялись в памяти, расходились кругами по воде, оставляя в душе лишь тоску, что все кончилось и никогда больше не повторится.

Костя поднялся на старом, скрипучем лифте на четвертый этаж, прошел узким коридором и осторожно постучал в дверь. Там, за дверью, негромко скрипнул паркет, что-то хлопнуло, зашуршали тапки, и, наконец, ему открыли.

– Костенька, сыночек! – мама прижалась к Костиной груди, подняла на него счастливые глаза. Она видела все хуже и хуже, но упорно отказывалась носить очки. Перестала читать книги с мелким шрифтом и смотреть телевизор. Костя заглянул в мамины глаза, голубые, как у него и почувствовал, как отступает тревога, а в груди разливается родное тепло.

– Сын, какими судьбами? – стройный, подтянутый отец протянул руку. Костя тепло пожал ее.

– Решил заехать навестить вас. Давно не было, – он стыдливо вздохнул.

– Почему не предупредил? Я бы пирог испекла. С картошкой и мясом, твой любимый. Сыночек, проходи, у нас с отцом на обед борщ и гуляш с пюре. Ты, верно, голодный?

Нет ничего вкуснее еды с маминого стола. Сколько Костя объездил стран, в каких только ресторанах не побывал, лучше его мамы никто не готовил. Ее пироги – самые пышные, с тонкой корочкой и сочной начинкой. А какие она пекла блины! Тонкие, кружевные, поджаристые. А торт «Наполеон», в котором непременно должно быть двенадцать коржей, густо пропитанных заварным кремом. Нигде Костя не ел таких ароматных, хрустящих соленых грибов и варенья из земляники, аромат которой сводил с ума.

Ангелина Викторовна с улыбкой наблюдала, как сын уплетает уже вторую тарелку борща и жадно глядит на гуляш с густой подливой на пышном облаке картофельного пюре. Костик всегда любил поесть, а в последнее время так похудел. Неужели Венера его не кормит? Сейчас модно заказывать готовую еду, вредную и безвкусную. Так и здоровье испортить недолго. А Ника что кушает? Ребенок такой худенький.