Читать книгу: «Стать архитектором!», страница 6

– Я, если можно, резать, – попросил Бархин, – долго тут торчать не могу, мне хоть немного выспаться надо, завтра в Москву едем в командировку, перед шофером неудобно, если засыпать начну на трассе и его смущать.

Бархин пробыл час, вырезал и подгонял полосы крафтовой бумаги, вырученные от упаковки пачек ватмана, сказал, что вспомнил былые времена, вздохнул, мол, не хочется расставаться, и уехал.

Антон поставил кассету Status Quo, для повышения общей работоспособности:

– Девчонки! Завтра вам отгул за подвиг!

– Нам отгул, а ты как, третью ночь не спавши?

– Отоспимся в другой жизни!

Они все разместились в кабинете руководителя. Саша обводила своим любимым рапидографом планы. Марша аккуратно подрезала картон.

– Вот макет жалко, – сказал Антон, – хорошо склеен, Виталя – профессионал.

– Ничего, Марша сейчас все исправит, – вступилась Саша, – она, если берется, делает очень качественно.

«Что же, значит, Антон Григорьевич никому не сказал, что это она, Марша, повинна в произошедшем? Взял, как всегда, ответственность на себя, конечно, фактически обеляя и Сашу. Она ведь потом много раз с документацией занималась и ошибку не заметила».

Марша восприняла все случившееся, скорее, как странное стечение обстоятельств, 156 и 165, действительно, зрительно легко перепутать, так, что, наверное, никто не виноват, или все понемногу.

Она осторожно подрезала на макете место соединения стенок здания с землей. Виталик склеил его целиком, с подвалом, а потом точно вырезал отверстие в рельефе и вставил туда бумажный прообраз гостиницы. Выполнять манипуляции с толстым картоном было трудно, нужна сверхаккуратность и сила. Марша знала, что причина успеха отчасти таилась в прекрасном макетном ноже – самодельном, тяжелом, очень остром. Он, фактически, сам резал за счет своего веса. Марша видела, где лежит нож, и пошла за ним в архитектурную комнату.

Когда она вернулась в кабинет, Саша рассказывала, как воевала с Лейлой, чтобы отлучиться на работу. Лейлу пришлось снарядить ночевать к соседке, но она решительно собиралась ехать с мамой помогать устранять аврал.

– Говорит: «Мамочка, возьми меня, пожалуйста, ты ведь мой зайчик! Я буду тихо-тихо сидеть!». Я чуть не прослезилась. Такая она была трогательная в пижамке.

Саша работала четко и быстро. Марша сказала об этом вслух, залюбовавшись процессом.

– На самом деле я ведь только обвожу, ты очень подробно выполнила чертеж в карандаше. Даже удивляюсь, без рейсшины, все просто идеально. Антоша на кульмане работает, ему удобнее.

– Я инерционную рейсшину использую, когда небольшой участок надо начертить.

– Да, молодец, а я на нее сильно жму, наверное, от усердия, и порчу параллельность.

Антон наблюдал за тем, как они воркуют. Марша встала коленкой на стул, чтобы посмотреть на макет сверху. Подошва туфельки была идеально чистая и новая, будто только из магазина. Антон машинально перевел взгляд на босоножек Саши. Как он любил эти ее сандалии, легкие, мягкие, на утолщенной подошве, сверху из тонких разноцветных кожаных полосок. Сколько же лет она их носит? Они у нее появились точно до рождения Лейлы. Сбоку, ближе к носку, краска немного стерлась, а на левом босоножке пряжка уже другая, правда, это заметно, только если присматриваться, но он знает, сам менял. И почему она в летней обуви-то, в дождь? Антон вспомнил слова Бархина, мол, «а что ты лично для нее делаешь?». Конечно, в стране всеобщий дефицит, товаров в магазинах нет. Но он, Антон, часто бывает в Москве, почему же ему ни разу не пришла мысль в голову привезти что-нибудь Саше? Да потому, что она никогда его об этом не просила, даже шутя. Может, не доверяет его вкусу? Хотя ботиночки, купленные для Лейлы, она очень одобрила. Саша следила, чтобы у Антона была новая красивая одежда. Когда они приезжали в Москву вместе, таскала его по магазинам, отстаивала с ним очереди, чтобы купить костюм, куртку, пальто. А на ее наряды как-то и времени не оставалось. Саша раньше часто шила для Лейлы и себе, по журналу «Burda». В общем-то, она всегда эффектно и нестандартно выглядела. Но обувь-то не сошьешь! У спекулянтов это стоит, конечно, дорого, ну так что ж! У Антона даже щеки загорелись от этих дум, разволновался, стыдно стало. Ах, как Бархин прав! Она редкой красоты женщина. На плечах Саши дом, дочка и тяжелая, ответственная работа. А она все успевает, не жалуется, да еще так Антона поддерживает! Антон перевел взгляд на Маршу,. Она встала на стул уже двумя коленками, чтобы со всей силы прижать нужный участок на макете. Да, туфли на ней были очень хорошие!

Саша резко повернулась к Антону и перехватила его взгляд в сторону Марши, но ничего не сказала.

– Все, девчонки! Пошли кофе пить! – предложил Антон, заговорщически подмигнул и достал из ящика стола банку растворимого, – индийский, привезли из Югославии, «взятку» дали.

– Ой, как хорошо, как здорово! Это то, что нам нужно! – запричитали речитативом девушки.

Они снова пошли в «кафетерий», так Бархин назвал архитектурную комнату в связи с предыдущим чаепитием.

– Давайте подведем итоги. Время почти шесть. Саша, у тебя в каком состоянии работа?

– Я все обвела. Где Бархин? Можно вырезать.

– А ты, Марша, что скажешь?

– Немного благоустройство доделать и небольшие мероприятия по декорированию закончить.

– Значит, мы молодцы. Остается все наклеить на планшеты. Сашу мы отпускаем выполнять материнский долг, а то Любе на работу пора собираться. Надеюсь, малышка даст тебе поспать хоть немного. Я сейчас вызову такси. Антон пошел в свой кабинет звонить по телефону.

– Марша! Евгений Леонидович правда тебе родственник? – вдруг спросила Саша. – Он сказал, что сестра.

– Наверное, это можно назвать «почти сестра». Наши родители дружат с юности. И мы заочно знакомы, но встретились только здесь.

– Ах, вот как! Дружите семьями! – обрадовано сказала Саша и налила себе еще кофе, – как хорошо взбодрились, правда?

– Да, чудесно, наверное, кофе настоящий, в смысле, с кофеином.

Антон вышел проводить Сашу. Пока они шли по коридору, Марша смотрела им вслед и думала: «Какие люди меня окружают. Вот, что еще в жизни надо! Так приятно видеть счастливые семьи. Тут не захочешь, а поверишь в вечную любовь!».

Когда Антон вернулся, Марша уже закончила макет и резала почтовую бумагу «волшебным ножом» Виталика. Слава богу, нашелся запас резинового клея. Он оказался хороший, прозрачный. Была надежда, что следов на планшете не оставит.

– Марша, я тебя попрошу поехать со мной. Ты, отдохни, наверное, удастся часок поспать. Выезжаем примерно в девять, немного десятого. Машина будет к этому времени. Виталик поможет погрузить. Я с ним договорился, чтобы не опаздывал, – Антон рассматривал планшеты, – а у тебя есть цветные карандаши?

– Ага, сейчас поищу.

Марша принесла белый карандаш и темно-серый. Антон удовлетворенно сказал:

– Можно было не сомневаться, что ты выберешь нужные цвета.

Они вместе рассмеялись, потом в четыре руки и два карандаша подтенили и подсветлили картинки.

Марша пошла к себе в комнату. Голова немного кружилась, в ней беспрерывно вели разговор два человека, она решила, что у нее галлюцинации от кофе. Марша легла на согнутые руки за свой рабочий стол и тут же отключилась.

Разбудил Маршу громкий голос Виталика: «Что это?», – он показывал на планшеты, которые стояли в комнате, значит, Антон перенес их, пока Марша спала.

– Куда шефа спрятали? Кабинет закрыт. Твоих рук дело? Все мне тут перепортили, – беззлобно бухтел Виталик. Он сел на корточки и внимательно рассматривал работу, – вообще-то молодцы. Интересную подачу «замочили». Смысл?

– Два варианта будем представлять. Этот – с релаксационными помещениями. Потом сделаем, как в кино: «брюки превращаются в элегантные шорты…» и покажем твою версию, без изменений. Тактический ход такой.

– Всю ночь, что ли, трудились? – Виталик показал на чашки, банку кофе и пирожки, – надо попробовать. Понятно, Сашу привлекали, мало ей дневных мучений, теперь еще и по ночам вкалывает. А что так внезапно-то? Я со спокойной душой работу доделал, шефу отдал и пошел отсыпаться. Прихожу сегодня грузчиком подсобить и вижу: все переделано, а про меня вообще забыли, трескали тут вкуснятину одни.

Виталик затолкал пирожок в рот и пытался при этом говорить.

Потихоньку стали приходить сотрудники, в коридоре повис тихий гул голосов, люди обменивались домашними новостями. Без пяти девять в комнату заглянул Антон.

– Готова, поехали! Ластик нашла?

Планшеты аккуратно положили в багажник «Волги», макет поместился на заднее сидение рядом с Маршей.

– Ты там его придерживай, если что.

Машина сделала разворот, совершив своеобразный круг почета. Марша увидела, как на крыльце стояли Виталик и Майя Михайловна. Они трогательно помахали им в след. Виталик изображал, что собирает слезы в ладошку.

– Провожают, как на фронт. Виталик обещал меня дождаться.

– Да, с такими сотрудниками хочется, чтобы всегда все было только очень хорошо! Ты как вообще себя ощущаешь, держишься?

– Да нормально, заседание ведь недолго будет проходить, приду домой, горячий душ и спать!

– Да это уж как получится, ты извини, что я тебя с собой потащил. Мне слегка не по себе. Страшновато. Будешь в роли талисмана.

Машина набирала скорость. Замелькали дома, подсвеченные полусонным утренним осенним солнцем. Это было очень красиво.

ГЛАВА 12. АНТОН. БОЛЬНИЦА

Заседание проводилось в небольшом конференц-зале с мини-амфитеатром. Марша посчитала, всего было шесть рядов. Они расставили планшеты, макет водрузили на стол. В зал принесли еще один макет. Марша догадалась, что это первоначальный вариант. Работа Виталика, действительно, была ювелирная, а белая миниатюрная копия театра казалась фантастической и невероятной.

Антон сидел в первом ряду. Марше он показался каким-то слишком бледным. «Наверное, волнуется», – подумала она и села на соседнее кресло.

Присутствующие расположились островками по всему залу. Сначала выступал высокий лохматый человек, с красивым лицом и добрыми глазами. Он кратко осветил историю вопроса. Антон наклонился к Марше и прошептал на ухо:

– Это главный архитектор города, его фамилия Друг.

Марша не смогла сдержать улыбку и прикрыла губы ладонью.

– …сейчас уважаемый Антон Григорьевич расскажет нам о ситуации на стройке и в проектном бюро.

Антон встал и медленно прошел на сцену. Говорил он негромко, каким-то чужим голосом, касался многих вопросов, но коротко, в двух-трех предложениях.

– А теперь Мария Шарова, архитектор, вам все расскажет о проекте гостиницы.

Марша не ожидала подобного поворота событий, вот так Антон Григорьевич! Попросту подставил, хоть бы уж предупредил. Как же так сразу, без подготовки! Она вышла на сцену и вопросительно взглянула на Антона. Лицо его побелело. Рука, лежащая на подлокотнике, дрожала. Марше стало страшно. Но он невероятным усилием поднес указательный палец к губам, едва улыбнулся и кивнул ей.

Марша рассказала все, что знала, по двум вариантам. Все-таки выступать и агитировать она умела. Номер с отклеиванием почтовой бумаги прошел как по маслу. Никто толком ничего не понял, но эффект был достигнут и зрители даже зааплодировали.

Марша взглянула на Антона, ей хотелось успеть схватить его реакцию.

– Антон Григорьевич! – Марша сама испугалась своего голоса. Она кинулась к нему, чуть не свалившись на ступеньках сцены. Антон сидел, склонив голову, рука безжизненно свисала вниз.

Срочно вызвали скорую. Антона положили прямо на покрытие сцены.

– До чего дело доходит, Илья Дмитрич, ваши архитекторы на работе сознание теряют. Может, хватит с нас Савицкого. Срочно в центральную больницу. Мне отчитаться. Потом в отпуск, в санаторий.

Марша выбежала к машине скорой помощи вместе с санитарами:

– Мне можно?

– Вы родственница? Тогда нет!

Водитель Антона вышел из машины и махнул Марше:

– Скорее, мы за ними следом. Доконали парня! С утра вижу, что он еле живой.

– Это я виновата, я допустила ошибку, – Марша разрыдалась, – от меня одни беды.

– Да нет, деточка, от своей судьбы не уйдешь. Уж сколько кому отмерено.

– Ну, вы что, он же молодой совсем, тридцати нет!

– Ничего, подлечат, будет, как новенький, хватит шмыгать. На вот салфетку. Настоящая девушка всегда без носового платка.

– Да я сумку там оставила, не до нее было.

Марша с водителем поспешили в приемную. Врач оказался занят, и они долго ждали, когда он уделит им внимание.

– Круглов Антон Григорьевич, 1962 года рождения, сердечный приступ. Увезли в кардиологию. Покоя нет от вашего Круглова, телефон оборвали. Идите, возьмите в раздевалке халат, вот пропуск.

– Ты уж давай сама, – засмущался водитель, – я тут останусь. Буду ждать, пока не выйдешь, домой тебя отвезу.

– Спасибо вам!

Марша на законных основаниях поднялась в кардиологию. Постучалась в ординаторскую. На вопрос, кто она? ответила строго: «Сотрудница, архитектор. Родным пока не сказали, боимся волновать жену и дочку, – для солидности и чтобы исключить двусмысленность ситуации, добавила, – на заседании Обкома плохо стало, когда доклад читал».

Врач взял ее под локоть и провел по коридору.

– Сердечный приступ сняли. Молодой организм, но это первый сигнал. Сказалось переутомление и недосыпание. Все на фоне стресса и кофе, давление поднялось. Ну и дальше, по списку…

Он распахнул дверь палаты:

– Больной от дальнейшей госпитализации отказывается, чуть отпустило, сразу домой засобирался.

Антон лежал с закрытыми глазами. Рука была подключена к капельнице. Он повернул голову, услышав голос врача.

– Марша! Марша, забери меня отсюда!

– Ладно, забирайте, пусть два часа после капельницы полежит. Дома обязательно вызвать терапевта по месту жительства, лечение я пропишу, медсестра из поликлиники будет приходить, ставить уколы, и врач с кардиографом через два дня снимать показания. Если что, сразу в стационар. Берем на себя ответственность и даем послабление, что делать – не рядовой больной. Я понимаю, дома стены лечат и дети… И питание привычное, хотя у нас замечательные повара, я лично тут обедаю. Надеюсь на ваше благоразумие, Антон Григорьевич. На этот раз инфаркта удалось избежать. Потом побудете в санатории, уже договоренность есть. Санаторий больше для отдыха сейчас нужен, чем для лечения. Считаю необходимым смену приоритетов. Вот как вы всех, Антон Григорьевич, напугали, из городской администрации через час звонят. Машина есть или перевозку заказать?

– Нет, мы сами, еще не хватало, чтобы меня на носилках в дом затащили. Вот для Лейлы будет событие!

– Да, есть машина служебная, с шофером.

Доктор ушел. Марша осталась с Антоном, присела на краешек кровати, больше некуда было. Он заставил ее отчитаться, как прошло заседание: «Я сам плохо помню, все в тумане».

Марша с улыбкой, в лицах, описывала впечатления от обсуждения, от своего выступления и пережитый ужас от происходящего с Антоном:

– Я вообще не понимала, как себя вести, когда вас бледнющим увидела, вернее, понимала, но этот жест, чтобы я продолжала, почему-то меня остановил. Вот бестолковая, так мы могли вас прозевать. А кроме меня никто не замечает, что с вами творится, они, как в театре, сели на верхние ряды и смотрят представление.

Антон улыбнулся:

– Значит, все хорошо, нововведения одобрили! Вот видишь, ты же счастье приносишь, талисман, я это сразу понял, и немедленно взял на работу. Ты настоящая фронтовая подруга!

Марша засмеялась:

– Я так рада, что все обошлось! И с проектом, и с вами!

Прошли отведенные после капельницы два часа, а врач все не шел. Марша заволновалась, не уедет ли водитель с машиной. Отпросилась у Антона предупредить его. Антон передал с ней бутылку минеральной воды и булочку, из тех, что принесли вместо обеда.

– Пусть Михалыч перекусит немного. Скоро мы спустимся, я надеюсь.

Марша нашла шофера, передала ему «сухой паек», а он протянул ей сумочку, приговаривая:

– На вот, вызволил. Не хотели отдавать. Спрашивают, что в сумке лежит? А я почем знаю, что там у барышень? Платок носовой, говорю, ключи. Спасибо, знакомого увидел, я их с Антошей часто подвозил на планерки. Он похлопотал перед вахтером, сумка-то на вахте была, когда я приехал. Так вот, он за меня поручился, они паспорт его записали. Ты глянь, все там в целости? Я не копался, но открыл для порядку, вижу ключи, блокнот, кошелечек. Ты, смотри, смотри, деньги-то на месте?

– Ой, ключи, спасибо вам, Семен Михайлович! Я ведь, и правда, в дом не смогла бы попасть! Да и деньги на месте и блокнот с рисунками Лейлы.

– Дочка ихняя, Лейла? Да хороша девчушка! Я ведь ее из роддома забирал, махонькую. Еще в «Граждане» работали. Покойный Николай Олегович попросил для Антоши. Антон Григорьевич – настоящий мужик, хоть и начальник, а о простом человеке помнит! – Михалыч понюхал булочку, – давай, беги, а то дело уже к вечеру, приедем поздно, Сашу напугаем.

Марша вернулась в палату, когда там был врач, они что-то обсуждали касательно строительства дачи и смеялись.

– Быстрее поправляйтесь, Антон Григорьевич, и мы с вами придумаем мне дачку. Чтобы небольшой, душевный домик. А я уж в долгу не останусь. Стану вашим личным доктором.

– Давайте, я как раз пока в санатории буду, смогу этим заняться.

– Да вы что, ни в коем случае! Только отдыхать! Никакой нагрузки.

– Да придумывать – разве это работа, это же настоящее счастье! Думаете, так легко целый месяц ничего не делать? Вы подготовьте документы на участок с координатами, напишите техзадание на дом. Что надо в результате получить, размеры, этажность, из какого материала.

Врач все выписки отдал Марше:

– Вы курьер, вам доверяю. Тут и телефон мой, а бумаги для дачи я тогда сам завезу через пару дней, заодно проверю, как Антон Григорьевич режим соблюдает.

Медсестра проводила их до самой машины.

Марша поменялась с Антоном местами, ехала впереди, рядом с водителем, чтобы он мог прилечь. Но Антон сидел прямо, слегка облокотившись на спинку сидения.

– Антон Григорьевич, а вам правда лучше?

– Конечно, лучше, ничего не болит, голова свежая, единственное, ноги плохо держат. Слабоват стал.

Машина подъехала к обыкновенной пятиэтажке, которая находилась почти в центре, только с другой стороны от дома Марши. На двери подъезда была надпись: «посторонним В». Марша сразу вспомнила Винни-Пуха.

Водитель помог Антону выбраться из машины и взял его под руку. С другой стороны подоспела Марша и подставила плечо. Потихоньку они пошли к подъезду. Антон все время крутил головой, кого-то высматривая во дворе, в один момент своей щекой коснулся Маршиных волос.

– А знаете, кто написал: «посторонним В»? Это я. Для Лейлы, специально, на спор.

Квартира Антона находилась на первом этаже. Дверь была не заперта. Раньше всех эту компанию увидела Лейла. Она округлила глаза и закричала:

– Мама, папочку привели!

Со стороны кухни выбежала Саша, с выражением крайней тревоги на лице. Марша уже успела высвободиться из объятий Антона. Она протянула ей документы, объясняя:

– На заседании плохо с сердцем стало. Сознание терял. Вот выписка из стационара. На словах велели передать, чтобы соблюдал строгий постельный режим. Вроде сейчас состояние стабильное. Неделю должен полежать дома, из поликлиники будут приходить. Потом в санаторий, на месяц.

Саша слушала, но все время держала в поле зрения Антона, хотела собственными глазами убедиться в том, что его состояние «стабильное».

Водитель повел Антона в комнату. Марша осталась в коридорчике. Маленькая Лейла, наконец, осмелившись с ней заговорить, тихо, по-дружески пообещала: «Буду за папочкой ухаживать. И играть».

Марша решила незаметно уйти. События сегодняшнего дня вкупе с предыдущими переживаниями из-за ошибки и бессонная ночь совершенно вымотали ее. До этой минуты не думала о себе, а сейчас вдруг почувствовала крайнюю усталость. Она открыла дверь и машинально обернулась. Антон сидел на кресле и смотрел на нее. Встретившись с ней глазами, он подмигнул и улыбнулся своей фирменной улыбкой.

Марша еще раз окинула взглядом помещение. Прихожая переходила в коридор, который частично был виден от входной двери. В простенке на специальных креплениях висели две электрогитары: черная и синяя с белым. Рядом огромная фотография в черно-синих тонах. На ней гитарист в дыму и лучах софитов. Длинные волосы развеваются. «Очень знакомый музыкант», – подумала Марша, мысленно прокручивая названия известных ей групп. И тут она узнала этот взгляд. На фотографии был Антон, с другой прической, еще более худой, но сомнений у нее не оставалось. Это стало последней каплей, сердце у нее стучало, она поняла, что больше уже невозможно в это не верить – она влюблена.

Марша оставила водителю записку, чтобы он не искал ее, и пошла пешком. Осень была просто чудесная. Самая красивая ее пора, когда еще совсем тепло и очень разноцветно. На тротуарах разбросаны ветки деревьев от ночной бури. Все промыто и свежо. В лужах отражался сиреневый закат.