Читать книгу: «Бёрк. Оборотни сторожевых крепостей», страница 4

5. Оборотни

Вереница всадников растянулась по дороге длинной гусеницей. Следом катили две большие телеги, затянутые парусиновыми пологами. Мирно поскрипывали деревянные оси колес, изредка позвякивали доспехи на крепких телах верховых. На длинном древке копья, воткнутого в передок главной телеги, развевался красный флаг с вышитой на нем головой волка. Памятуя о мирном времени, черного зверя изобразили не скалящимся, а гордо смотрящим вперед.

В пластичных движениях и хищных чертах ехавших сразу узнавалась волчья порода. Оборотни. Редкие гости в этих краях. Их лошади шли мягким аллюром, крупные копыта тяжеловозов поднимали облака пыли. Массивные и мускулистые лошади были под стать оседлавшим их спины воинам. Двуликие предпочитали эту породу другим из-за силы и выносливости. Конечно, тягачи уступали тонконогим скакунам в резвости и скорости, но кроткий нрав и мягкая поступь с лихвой компенсировали их неповоротливость.

Два ехавших впереди всадника походили на своих коней не только силой, но и мастью. На вороном ехал брюнет с вьющимися волосами – Гелиодор Вафт, последыш из далекой стаи Дикого ветра. И сразу было видно, что он здесь альфа. Оборотень словно пропитался силой всего своего народа. Гордая осанка, величественный разворот плеч, серьезные карие глаза такие темные, что издалека кажутся черными. Взгляд отчужденный, с врожденной надменностью и толикой высокомерия. Одежда неяркая, пошита просто, но качество материи и хорошее шитье говорили о дороговизне и достатке. Такую народ с достатком покупает не на показ, а для удобства.

На соловом коне с бледно-желтой гривой ехал рыжий оборотень с зелеными глазами – Тумит Сэт, бета, правая рука и нареченный брат альфы, полная его противоположность. Куртка расшита золотой тесьмой, сапоги привлекали взгляды сочно-красным цветом. Сразу становилось ясно, что это любитель всеобщего внимания. На лице ироничная полуулыбка, в глазах —жажда приключений. Тумит лениво оглядывал окрестности, вертя кудлатой головой, и со стороны могло показаться, что оборотень делает это от скуки. Только стая знала, что Тумит отбывает свою очередь дозорного.

Оба всадника были почти одного возраста: двадцати восьми лет один, второй чуть младше. Они встретились еще юными щенками и с тех пор объезжали Широкие земли в одной связке. К ним в компанию набились такие же отщепенцы, и теперь вся гурьба гордо именовала себя стаей Черного зверя.

Гелиодора разморила дневная осенняя теплынь, и он, убаюканный плавным шагом своего вороного, беспечно задремал. Конь почувствовал послабление и не преминул этим воспользоваться. Чуть притормозив, угольно-черный здоровяк пропустил вперед шедшего справа жеребца. Выгнув шею, словно змея, он резко укусил соседа за заднюю ляжку.

– А-а! – вскрикнул от неожиданности всадник, едва не вылетевший из седла, когда его конь после подлого нападения резко взбрыкнул и рванул в сторону, забыв о седоке.

Гелиодор сразу проснулся.

– Вот дрянная скотина! – закричал он на своего коня и дернул поводья.

– Он опять это сделал, – обиженно сообщил Тумит, возвращаясь на дорогу.

– Что поделаешь, такой характер, – вздохнул Гелиодор.

Его конь отличался от своих собратьев. К безупречно красивой внешности прилагался злобный и мстительный норов.

– Все потому, что других лошадей родили кобылицы, а твоего выплюнула сама бездна.

Вороной зыркнул на Тумита блестящими глазами и всхрапнул, будто давая понять, что запомнил и оскорбительные слова, и обидчика.

– Просто у Шторма слишком развито чувство справедливости, – вступился за свою скотинку Гел.

– Что справедливого в укусах исподтишка?

– Твой Колос не пропустил его при въезде в город, помнишь?

– И что?

– Шторм – конь вожака и всегда должен идти первым.

Тумит зло сплюнул в дорожную пыль.

– Да он искусал уже весь табун. Будешь уверять, что его обидел каждый?

– Наверняка у него были на то причины. Шторм как главный следит за порядком.

– А стая? Всякий из нас хоть раз носил на шкуре отметины от его зубов.

– Зато вы все испытываете к нему почтение.

– Страх.

– Уважаете его.

– Ненавидим.

– И любите…

Тумит хохотнул, давая понять, что альфа говорит абсурдные вещи.

– …По-своему, конечно. Но нельзя же не любить такого красавца!

Оборотень ласково потрепал жеребца за чуб и нежно провел ладонью по иссиня-черной шкуре, переливавшейся на солнце. Конь действительно был красив. Ровного цвета, без единой помарки. В тон телу густая грива и хвост, доходивший до земли. А как хорош в езде! Отзывчивый и чуткий, словно натянутая тетива. Он стоил Гелиодору огромных денег, а его братья по стае расплачивались за соседство с ним вечной настороженностью.

– Ты не умеешь выбирать ни лошадей, ни женщин, – покачал головой Тум. – Они слишком дорого тебе обходятся.

– Но ведь стоят того, – хитро прищурился Гел.

Брат ему завидовал. Это читалось в тоне и взгляде, брошенном через плечо.

Последняя любовь альфы была бурной и всеобъемлющей. Как истинный оборотень, он полностью отдался охоте на выбранную самку и победил! Потратив целую кучу золота.

– Я не уверен, что хотел бы в свою постель эльфийку…

– А я не знал, что волки умеют лицемерить, – блеснул крупными клыками Гелиодор.

– Нет, серьезно. По мне так они холодней сосулек.

– Ты ошибаешься. Элириданна не такая.

– Ну и имечко… Только услышав его, я бы повернул назад.

– Согласен, с ней не так просто, как с гномкой и гоблинихой. – И оба, словно заговорщики, оглянулись и посмотрели на Сфелера.

У оборотней необычайно чуткий слух, и вся стая не специально, но слышала каждое слово. Сфел скривился. Летом он как-то напился гномьего рома до полного одурения и лег с гоблинихой, державшей ту пивнушку. Она была из степных гоблинов, разительно отличавшихся от горных: степные – хорошие торговцы и совсем не охочи до резни. К всеобщему удивлению, одним разом дело не обошлось, и Сфел навещал трактирщицу до самого отъезда. Как она рыдала у городских ворот, провожая стаю в дорогу!.. По рассказам оборотня, она была страстной и безотказной в постели, всегда снабжала его бесплатной выпивкой и еще приплачивала деньгами. Отношения удобные со всех сторон. Но вот внешность… Сгорбленная фигура, покрытая морщинистой кожей зелено-коричневого оттенка, редкие волосы, кривые зубы. Как Сфелер ухитрялся столько в себя вливать?

Теперь бедняга стал притчей во языцех, и каждый, говоря про ночь с очередной дамочкой, сравнивал её с гоблинкой Сфелера. В стае появилась как бы своя шкала женской привлекательности, где самой низкой отметиной была гоблиниха, а самой высокой эльфийка Гелиодора.

– Но ты же видел эти шелковистые волосы… А глаза! Словно трава весной. Кожа… Атлас покажется мешковиной рядом с ней. Голос словно пряный мед, и смех…

– Ого! Неужели она может смеяться? А я думал, она постоянно ведет себя как фарфоровый истукан.

– И умна…

– Да, умом её природа не обделила. Чтобы вытянуть из оборотня столько золота, нужно как следует перетряхнуть ему мозги. Или хорошенько отжарить его в койке. Но это не про Продаванну.

– Элириданну.

– Ведь в постели она не греет. Я прав?

Он был прав. Элирия, ходившая по улицам города с высокомерным выражением на красивом личике, в постели была… терпелива. Она терпела поцелуи, ласки и разговоры альфы. Вот и получалось, что любоваться её телом – наслаждение, а обладать им – все равно что иметь мраморную статую.

– Даже в постели она ведет себя достойно.

Услышав эту фразу, Тумит непочтительно расхохотался. За спиной ему в поддержку раздались смешки братьев.

– Так и знал! Она того не стоит! Ты зря выбросил деньги.

– Каждый миллиметр её тела стоит золота.

– Буквально! Это мы уже поняли. – Тумит оглянулся на улыбавшихся братьев. – Ты вот что скажи, альфа: после того, как мы закончим, собираешься вернуться к ней?

– Да, – уверенно заявил Гелиодор. Он уже скучал по роскошным изгибам своей эльфийки. Надежда растопить её сердце ещё теплилась в нем. – И она будет ждать меня. Будет хранить мне верность.

– Еще бы! К тому времени ты получишь вторую половину платы и снова будешь при деньгах.

– Дело не только в монетах.

– Ну да, дураков зариться на добро оборотня в том городе тоже не найдется.

Ни гном, ни эльф не рискнет завести шашни с женщиной оборотня. Волчья натура – эгоист и собственник, он не станет делиться, и сопернику грозит смерть.

– К слову о деле, – Гелиодор зацепился за возможность сменить тему разговора. – Ну-ка еще раз расскажи мне подробности этой аферы.

– Зачем же так сразу – афера? Обычное дело.

– Обычное дело – это на сезон наняться в городские стражники. А мы тащимся к самой границе. Да еще придется объединяться с другой стаей.

– Так это стая Смарага, а Острозубые нам почти братья.

Со стаей Острозубых они вместе отстояли позапрошлую зиму в Жаргороде. Оборотней осталось немного, и мелкие группы Последних всегда радовались встрече с себе подобными. Обычным делом были совместные попойки и гулянки. К тому же двуликие обменивались клановыми новостями и передавали сообщения родне.

– Все равно. Два альфы – это плохо. Придется сверять планы, договариваться. Я этого не люблю.

– Но заказчик сказал, одним нам не справиться, – напомнил Тум.

Их наняла гильдия гномов, занимавшихся добычей алмазов и железной руды. Они честно расписали всю опасность предстоящего сражения.

– Много он понимает в военном деле! – огрызнулся рассерженный Гелиодор. – Коротышки только и могут что репу сеять.

– Я думаю, он прав. Это предгорье, Гел, там даже караваны орков ходят, сбившись по несколько сотен.

– Зачем гномам вообще понадобилось отбивать ту землю, если её заселили гоблины? Им что, мало укрепленных городов?

– Алмазная руда, камни величиной с кулак… Говорят, это самая мощная жила на Широких землях. Да и не так давно там обосновались горные. Говорят, еще прошлым летом рудник работал в полном объеме. Остроухие пролезли туда зимой, когда все стояло. Наверное, подземные пещеры сильно напомнили им родной дом.

– Ну и дельце ты подобрал, – вздохнул Гелиодор. – Бой в шахте с противником, численность которого неизвестна…

Перспектива представлялась мрачной, но контракт уже подписан.

– Оплата соответствует.

– Я помню. К оплате никаких претензий нет. Никогда столько не зарабатывали за раз.

– И еще одна стая для безопасности, – подбодрил друг.

Тумит только казался бесшабашным простаком, но на деле был расчетливым и осторожным, иногда даже чересчур. Если он заключал с кем-то договор, то перед этим сто раз просчитывал все возможные ходы и варианты. Вот и сейчас, почувствовав всю серьезность предприятия, он потребовал в помощь еще одну стаю.

– Мы справимся, – уверенно заявил Тумит.

– Даже не сомневаюсь. Когда это мы не справлялись? – хмыкнул Гелиодор. – Вот только времени много потратим и еще торчать в этой дыре неизвестно сколько будем.

Смараг дорабатывал свой последний контракт – его стая подрядилась проводить караван торговцев к Зунделею и бросить это дело так просто не могла. Черные согласились подождать их на каком-то гномьем хуторе, стоявшем на краю опустошенных земель.

– Зато хорошенько отдохнем перед дракой.

– Или сопьемся от скуки, – хмыкнул Гел.

– Ты, альфа, точно не сопьешься со своими пустыми карманами.

– Разве брат не займет мне на стаканчик доброй медовухи?

– Я пообещал, что не дам тебе и медяка, если потратишь всё на ледяную стерву.

– Но ты же не всерьез? – Гелиодор состроил испуганное лицо.

– Я серьезен как никогда! Если б твой папаша узнал, сколько ты истратил на продажную девку, утопил бы тебя еще слепым щенком.

– Она не продажная девка…

Тумит выразительно хмыкнул.

– …Ну не совсем. – Еще одно обидное «ха-ха» от брата. – Ладно, бездна с тобой, пусть будет продажная. – Тум ликующе хохотнул. – Но очень дорогая продажная. Леди продажная.

– Ты еще назови ее королевой. Продажная королева! Как звучит! «Отец, познакомься, это моя королева, только вчерась купил. Дорого».

– И еще, – издевки начали надоедать, – я просил не напоминать мне про отца. Это удар ниже пояса. Всегда, когда вспоминаю или слышу о нем, чувствую себя неудачником, ребенком-разочарованием. Тем более если речь касается самок.

Его отец тоже был альфой. Его стая вымирала, и он потребовал от сына жениться на оборотнице зрелого возраста. Вернее было бы сказать – на волчице, годившейся ему в матери. Тогда Гел еще не до конца осознавал ценность семьи, юношеский максимализм лез через все щели, и он взбунтовался. Гелиодор мечтал о свободе, приключениях, любви. Зачем ему было связываться с какой-то теткой и пытаться завести приплод? Он сбежал.

– Да брось, брат, ту обиду давно пора забыть.

– Я не виделся с ним больше. Он умер, так и не простив меня.

– Извини.

Тумит редко напоминал альфе про семью, да и все в стае чурались этой темы – не у него одного все сложилось плохо.

– Он хотел продолжения рода, а я хотел свободы. – Гелиодор широкой пятерней отбросил упавшие на лицо волосы

– Никто не виноват, что ваши желания разнились.

– Но как сын вожака я должен был думать о стае. Возрождение двуликих – вот какой должна была быть цель моей жизни.

– Там есть кому поразить эту цель. Твой братец умеет думать получше – вот кого наделила мать Луна разумом. Так что хватит корежиться каждый раз, когда я чихаю в сторону Великого леса. Считай, Диким ветрам повезло избавиться от такого оболтуса. Останься ты в альфах – разбазарил бы всю казну на остроухих баб.

– Я истратился только на одну! – Гелиодор перешел от хандры к возмущению.

– Продажную леди.

– Да весь прошлый год я почти задарма драл свежих гномок! Обходился только лаской и кормежкой!

– Зато в этом спустил весь золотой запас на королеву. Удивляюсь, как и семейный раритет не остался в бездонной шкатулке Продаваны…

– Зачем Элириданне сдался мой кинжал?

Гел откинул плащ и с любовью провел рукой по висевшему на поясе оружию. Его рукоять, густо отделанную серебряной чеканкой, венчал крупный красный камень.

– О-о-о! В ее загребущих лапках эта вещица обрела бы новую жизнь! Так и вижу, как она, вооружившись пилкой для ногтей, выковыривает Драконий глаз, а потом ворожит, чтоб прилепить его к какой-нибудь брошке или булавке.

– Пусть бы попыталась. – Нарисованная бетой картинка была вполне правдоподобной. Не раз Гелиодор замечал жадный взгляд эльфийки, брошенный на сияющий камешек. – Сам никогда не отдам – не настолько я дурак.

Вложенный в ножны кинжал был старинной семейной реликвией и всегда передавался от отца к старшему сыну. Это единственная ценность, которую Гелиодор посмел взять с собой из родной стаи. Необычайно крупный кроваво-красный гранат имел своё имя и историю. По легенде, это был глаз дракона, которого победил основатель и первый альфа Диких ветров. Считалось, что камень обладал тайной магией.

– А если сопрет? Разве можно верить этим королевам?

Гелиодор развеселился, представив гордую эльфийку в роли воришки, и расхохотался. Упавшее было настроение снова поднялось до безмятежного уровня.

– Поймаю и накажу.

– Совсем не переживаешь? Спокойно засыпаешь в ее постели, не боясь проснуться с пустыми ножнами?

– Драконий глаз всегда возвращается к хозяину, – пожал плечами Гел.

– Веришь в эту легенду?

– Он возвращался к каждому из нашей семьи.

– Это могут быть враки.

– Я видел собственными глазами, как он вернулся к отцу. Его привезли в теле вора, обчистившего наш замок. И ко мне он тоже вернулся. Помнишь? Он ведь утонул, когда мы перевернулись на лодке. Но на следующий день рыбаки выловили его сетями – и он опять при мне.

Тогда им срочно нужно было попасть на другой берег. Несмотря на разыгравшуюся непогоду, стая отправились через вздутую весенним паводком реку и потерпела неудачу.

– Это просто совпадение. Тогда нам пришлось хорошенько потрепать шкуры мелкорослым, чтобы забрать твои пожитки.

Гномы, рыбачившие в бухте, наотрез отказались отдать улов. Пришлось напомнить им, кто такие оборотни.

– Все в этой жизни – судьба, а значит не случайно, – философски изрек Гелиодор.

– Ладно. Пусть будет по-твоему. А давай проверим? Ну чтоб наверняка понять, так все или нет. Вот возьмем и бросим его тут. Прямо тут. – Тумит ловко выхватил кинжал у зазевавшегося друга. – Нет, лучше вон там, на опушке. А? – И, двинув своего коня пятками, галопом понесся к зеленой кромке.

– А ну стой! – заорал Гелиодор и бросился догонять.

6. Житейские будни

– Бёрк! Бёрк! – орал Татимир, стоя у лестницы.

Своей настойчивостью и силой голоса он походил на мартовского кота, сидящего на заборе.

– Да иду я! – зло прошипела Бёрк, от неожиданности запутавшаяся в пододеяльнике.

Это был последний заменённый ею комплект постельного белья. Орчанка выпростала из него ногу и, скрутив в безобразный узел, сунула к остальным. Горка белья выпирала из корзины, словно подошедшая опара.

– Бёрк! – снова заорал у лестницы харчевник.

– Вот же злобный… гном! – сплюнула она на пол. – Ни минуты покоя от него.

Она с трудом подхватила корзину, дно которой было в два обхвата шире неё. Пристроив край к бедру, вышла из последней коморки, сдаваемой посетителям, и пошла по ступеням вниз. Неудобная крутая лестница недовольно заскрипела. Подъем у неё был слишком крутым, а перила шаткими, потому приходилось идти осторожно, ведь обзор загораживала куча белья.

– Бёрк! – Татим скривил лицо в кислой улыбке. – Наконец ты пришла! – А потом, сразу посуровев, рявкнул: – Сколько можно копаться?!

Бёрк, привыкшая к перепадам настроения хозяина гостиницы, в ответ только закатила глаза.

– …Ох, девонька, – погрозил ей пальцем гном. – Сколько раз я говорил тебе не делать так. Ради себя самой – не делай. Иначе однажды твои глазные шары оторвутся от своей оси и выкатятся наружу. Представь, каково тебе будет без глаз-то.

Татимир любил пугать всех страшными предвещаниями. По его словам, нельзя было плевать в огонь – иначе на языке вырастет бородавка. Нельзя начинать есть раньше него – иначе никогда не выйдешь замуж, а если и выйдешь, то за пройдоху или дурака. Полли, к слову, строго соблюдала эту рекомендацию. Нельзя в полнолунную ночь справлять малую нужду под березой – не то при сборе грибов тебя съедят дикие еноты. В детстве Бёрк верила каждому его слову и страшно переживала, нарушив какую-либо «примету». Сейчас же, повзрослев и набравшись ума, она совсем не боялась – поняла, что в большинстве случаев Татим просто выдумывает эти страшилки.

– А я намажу их медом и вставлю обратно, – бойко огрызнулась Бёрк.

Настроение упало. Если хозяин зовет так настойчиво, значит нашел ей новую работенку, за которую наверняка не заплатит.

– Зачем медом? – заинтересовался гном.

– Чтоб держались.

Татимир хмыкнул и потер свою длинную бороду. Она доросла гному до самого пояса и была его гордостью. Спереди он хитро сплел ее в косицу, а на кончике завязал лентой цветом в тон жилетки.

– Тогда у тебя будет желтая пелена перед глазами, и все цветы для тебя будут словно подсолнухи.

– Цветы мне безразличны, переживу. А вот вы…

– Что я? – насторожился Татим.

– Вы, наверное, будете походить для меня на… большого шмеля.

Это был коварный выпад. Удар ниже пояса. Хозяин гостиницы был падок на модные вещи. Большую часть выручки он тратил на одежду и обувь, бессовестно экономя на работниках.

Татимир недовольно крякнул, поняв намек. Сейчас на нем была шелковая жилетка в широкую черно-зеленую полосу. Вещица дорогая, качественная, но с небольшим изъяном: полоски шли горизонтально, расширяя и так могучую фигуру харчевника. Лохматая голова, черные сапоги… А если представить полосы желто-черными, то сходство с насупленным жужалом становилось колоссальным.

– Шмеля?..

Гном расстроился и выглядел потерянно – он понял, что потратился на обновку зря. Жители хутора побаивались Татимира. Все тут вертелось вокруг гостиницы, и попадание в немилость к её хозяину сулило неприятности. Ему льстили и поддакивали. Одна Бёрк вела себя смело и независимо. Только она могла бросать ему честные замечания, когда он перегибал палку с модой.

– Та-ак… – растеряно крякнул гном и покраснел, как вареный рак. – Шмеля, говоришь?

Бёрк спокойно кивнула в ответ. А чего бояться? Он и так собрался нагрузить её какой-то работенкой.

– Зачем звали?

Держать корзину было тяжело, и дочь орка хотела как можно быстрей получить свой дневной ворох дел.

– Белье поменяла? – гном все еще был растерян.

– Поменяла.

– Одежду постояльцам починила?

– Починила и постирала, вечером принесу. Зачем звали-то?

– Звал… звал… – Гном мучительно вспоминал, зачем ему понадобилась девчонка, но мысль о потраченных впустую двух серебряных мешала думать. – Бутылка! – вспомнил он наконец. – За стойкой лопнула бутылка с медовухой. Так что возьми ведро и приберись.

Вообще, это он случайно разбил её, когда зацепился ногой за неровную половицу, но орчанке об этом знать не нужно. Девка до работы и так не особо охоча. Оговаривалась по всякому поводу. Каждый раз приходилось, чуть ли не кулаками, доказывать ей свою правоту.

– Так что возьми ведро и приберись.

– Сейчас?

Бёрк мыла полы каждое утро. Но вчера, зная, что предстоит большая стирка, дождалась ухода последнего посетителя и вымыла всю харчевню с вечера.

– Нет, давай ждать, пока я не растяну бражку по всему полу. Сама потом будешь зудеть, что я грязь развел…

Бёрк обреченно вздохнула.

– …И не говори, что не забочусь о тебе. Я мог бы и промолчать!

Пришлось оставить стирку и тащиться в обеденный зал.

Размер бедствия оказался удручающим. Разбилась ведерная бутыль со старой медовухой. Это был давно скисший прошлогодний остаток. Теперь пол покрывала липкая булькающая масса непонятного цвета. Из-за неё вся комната наполнилась густым запахом самогонной браги. От такого вида Берк расстроилась и громко шваркнула об пол ведро с водой.

– Это как же она разбилась? – заподозрила обман Бёрк.

– Как-как. Обычно. Стояла себе и вдруг бабах! Все сразу растеклось…

– А вы где были?

– Когда?

– Тогда, – прищурила глаза Бёрк.

– Так в окно смотрел. – Гном подошел к широкому подоконнику, заставленному горшками с геранью, и сделал вид, что заинтересован чем-то на улице. – Стою я смотрю в окно и думаю: будет дождь или…

– Нет, – перебила Бёрк.

Татима она раскусила, но поймать его на вранье сейчас было невозможно: ни свидетелей, ни улик.

– Значит, не будет дождя? – охотно сменил щекотливую тему гном. – Хорошо. Тогда вечерком на рыбалку пойду.

Он слишком поспешно удалился в сторону своего кабинета, оставив орчанку собирать зловонную жижу.

Не быстро, но она справилась. Чтобы доски перестали липнуть и отмыть все щели, пришлось сменить три ведра воды. Выплеснув на дорогу последнее, Бёрк повесила поломойную тряпку сушиться и пошла помогать Полли.

– Наконец-то! – всплеснула та руками.

– Не говори мне ничего, я и так спешила как могла. – Бёрк вымыла руки и повязала передник. – Эта гадость не хотела отмываться. Густая, как смола. Как её пьют-то?

– Пьют свежую, а эта, небось, сто лет стояла.

– А ты откуда знаешь? – удивилась Бёрк и принялась ловко лепить пирожки с картошкой.

Горячая начинка исходила паром, а поджаренный лучок аппетитно поблескивал из золотистого пюре. Бёрк проглотила выступившую слюну и с грустью вспомнила оладушек, съеденный утром.

– Поняла по хозяину. Будь разлитая медовуха свежей, он бы себе волосы на голове выдергал.

– Это да, – хмыкнула Бёрк.

О прижимистости Татимира можно было складывать сказки.

В хлопотах пробежало полдня. Бёрк, собиравшаяся улизнуть пораньше, была насильно приставлена подавальщицей к толпе рудокопов, явившихся пообедать. Они стояли лагерем за хутором и приходили не каждый день. Только когда уезжали заполненные углем телеги, у них случалась дневная передышка, и тогда коротышки ели и пили в единственной харчевне до потери сознания.

– У меня стирка, – попыталась Бёрк отмахнуться от хозяина.

– Завтра достираешь, – подталкивал её в спину Татим. – А я тебе неделю завтракать тут разрешу.

От такого щедрого предложения грех было отказываться. Вдобавок между перетаскиванием подносов Берк ухитрилась неплохо подкрепиться объедками.

Заржала лошадь во дворе.

– Сфенос вернулся, – глянула в окошко Полли.

Бёрк поставила вымытые тарелки на стол и пошла во внутренний двор.

– Молоко! – попыталась вернуть её Полли.

– Некогда, – махнула рукой орчанка и захлопнула дверь.

Хоть бы хозяин запретил стряпухе расходовать на неё драгоценный продукт, мечтала Бёрк. Коза, которую доила Полли, была гостиничной. На ее молоке варили каши на завтрак и делали творог. Почему гном расщедрился, для Бёрк было загадкой. Нет, она, конечно, понимала, что за такие гроши работать тут больше дураков не найдется, но все же это было необычно. Гном даже ни разу не попрекнул её выпитым молоком. Она всерьез опасалась, что когда-нибудь он найдет случай и предъявит ей огромный счет за лечение

– Я помогу. – Бёрк схватила небольшое брёвнышко с телеги и бросила к дровяному сараю. – А ты иди обедать. – Сфенос устало слез с воза и взялся за дрова, которыми была полна повозка. – Потом, – оттолкнула его дочь. – Иди поешь сначала. Сегодня похлебка с грибами, пироги с картошечкой и репа. – Она старалась поподробней описать ему еду, чтоб старик оставил разгрузку ей и ушел отдохнуть. Сфен задумался, глядя на горку дров. – Иди-иди, – настойчиво подтолкнул его Бёрк. – Я не спеша буду скидывать.

Это была работа орка. Каждое утро он ездил в лес на гостиничной кляче и собирал там поваленные деревья. Орк был стар и слаб, быстро уставал и обратно возвращался уже к обеду. . Еще он был у Татима на подхвате: принести, разгрузить… Но денег ему не платили – списывали за еду. Оказалось, прокормить орка, пусть и такого немощного, было проблемой. Большое тело – большой аппетит. А с годами Сфен все больше дряхлел, и последние годы дочь поменялась с отцом ролями – теперь добытчиком в их семье была она. Бёрк хоть и не вышла ростом, но была шустра и предприимчива. Помимо работы в гостинице чинила и стирала чужие вещи, иногда нанималась убираться в домах местных. В общем, бралась за все, что могла сделать. Благодаря этому ее с отцом жизнь была вполне сытой.

Ждать, пока родитель поест, она не собиралась. Залезла на телегу и быстро стала сбрасывать дрова на землю. Лошадь распрягать не стала – решила на речку стирать поехать на повозке. Мокрая ткань становилась очень тяжелой, и везти ее обратно приходилось в развалюхе-тачке. А сегодня Бёрк поедет на телеге – почти королева!

Бёрк вернулась в кухню рассказать отцу про свои планы и услышала, как разбушевались в главной комнате гости. Они возбуждено спорили, пытаясь перекричать друг друга.

– Оборотни!

– Оборотни! – слышалось из кормильни.

– Чего это они? – заинтересовалась Бёрк.

Полли тревожно глянула на Сфеноса и, поколебавшись, ответила:

– Кто их знает? Вот чего-то вспомнили.

Бёрк было интересно, и она подошла к двери.

– Я вам говорю, что это оборотни! – доказывал остальным молоденький гном Ретик.

Он приехал в этом году впервые и с интересом поглядывал на Бёрк.

– Да тебе откуда знать? Когда последний раз тут бывали двуликие, ты еще титьку у мамки лакал, – смеялся чернявый Желок.

– А давай спорить! – вскочил молодой, пристыженный при других.

– Давай! Останешься без штанов.

– Посмотрим.

– О чем это вы? – вмешалась Бёрк. – Что стряслось?

– Оборотни! – радостно сообщил ей Ретик. – Ставят лагерь на опушке.

– Да врет он все. Они, поди, уже вымерли, – возражал Желок. – Ты точно спутал.

– С кем? Для гномов они во! – Молодой поднялся на цыпочки и рукой показал большой рост. – Эльфов я знаю – у них уши.

– Их-то ты издалека и не рассмотрел.

– Да говорю вам: это – оборотни!

– Ай! – пискнула Бёрк, когда ее больно щипнули за бок.

– Ага! Испугалась! – Это Татимир незаметно подкрался к ней.

– Что же, дядя Татим, это правда оборотни? – взволнованно спросила Бёрк.

Этого народа тут никогда раньше небывало, и посмотреть на настоящего двуликого очень хотелось. Она читала о них много сказок, слышала много легенд: про их невиданную силу, красоту, воинские успехи.

– Похоже, что да, – кивнул гном. – Ты ведь помнишь, что встречаться с ними мелким орчанкам нельзя?

Еще бы она не помнила… Татим как-то рассказал ей, что оборотни любят маленьких орчат… есть. Он описал ей процесс очень красочно, с жуткими подробностями, для наглядности громко причмокивая губами. Отец слушал и поддакивал, говорил, что так и есть. Бёрк после той истории даже спать боялась в темноте и, пока сказочка хоть маленько забылась, сожгла месячный запас свечей. Но тогда она была еще очень доверчивой и наивной. Сейчас не верила ни единому слову брехливого гнома.

– Но ведь я уже не ребенок.

– Но ты так и не выросла, – оспорил возражение Татим. – Потому держись-ка подальше от них.

На удивление он был серьезен и говорил сурово. Уверенность Бёрк пошатнулась. Вдруг сказка – правда?

– Нужны они мне. У меня стирка, – фыркнула высокомерно. – Я лошадь возьму? На речку белье полоскать отвезу?

– На речку – это хорошо… – кивнул гном. Речка текла в другой стороне от леса. – Бери. И это… Завтра не приходи. Постирай все спокойно, без спешки. А твой паек я через Сфеноса передам.