Антипедагогические этюды

Пятый пункт

«Кодекс чести молодого педагога» – так называлось то, что Леночка (а с этого дня – Елена Васильевна) должна была торжественно прочесть со сцены. Это был её первый день работы в школе. Профком, устроивший после уроков праздник для учителей, опять же, по традиции, с шутками и напутствиями, принимал в педагогическую семью нескольких молодых коллег, в том числе и учителя биологии Костенко Елену Васильевну.

Праздник получился очень душевный, почти домашний, и Леночка радовалась, что ей удалось попасть именно сюда, где каждый, чувствовалось, неравнодушен к другому. Вечером, в общежитии, она ещё раз внимательно перечитала «Кодекс» и отметила, что он написан очень даже толково и с выдумкой. Особенно понравился пятый пункт: «Педагог! Не будь равнодушен! Лекарство от равнодушия – добро, которое должно быть с кулаками.»

Ишь, как закручено! Но – очень даже имеет смысл. Леночка и сама об этом много думала, готовясь стать учителем. В пединститут она попала, можно сказать, случайно: пошла с подружкой поступать «за компанию». И надо же, подружка, которая бредила педагогикой, провалилась, а Леночка прошла.

Училась она легко, с удовольствием, и постепенно привыкла к мысли о школе, более того, обнаружила, что дорогу выбрала правильно. Ну и хорошо, работу надо любить.

На классное руководство получила Елена Васильевна пятый класс. Тоже неплохо, решила. Они только с начальной школы, совсем ручные, привыкли к одному учителю, и Леночка будет для них центральной фигурой, «мамой».

Так дети её и прозвали: «Мама Лена». Леночка даже в письме домой похвасталась, вот, мол, как! Других дети зовут «Физичка», «Химичка», «Русачка»… А она – «Мама»! Значит, внимательная, любящая, справедливая, – гордо думала Леночка. Работалось ей хорошо.

Только в первый месяц уж очень надоела мама Саши Крамаренко, новенького. Ну каждый день она – в школе! Мальчик неплохо учится, послушный, а его мама уже всех учителей замучила: каждому рассказывает, что в той школе он был всегда круглым отличником. Леночке носит то конфеты, то яблоки. Наказание какое-то! И не объяснишь ей, где там!

Перед Днём учителя Крамаренко свои визиты ещё участила: бегала в класс, собирала деньги учительнице на подарок. Елена Васильевна догадывалась об этом, и было как-то стыдно и тяжело на душе. А что поделаешь? – Традиция. Но помог случай.

Накануне Дня учителя всем выдали премию, каждому – по заслугам. Леночке – пока небольшую, но она и этому была рада: неожиданные деньги, считай, подарок. Правда, очень мелкими купюрами, почти все по рублю, самые крупные – «пятёрки». Да какая разница? Плюс те, что с собой, – и есть «на сапоги»!

Получив в перерыве деньги, Леночка со звонком направилась в свой класс. И вот, подходя к двери кабинета, она ясно услышала знакомый резкий голос Крамаренко. Леночка приостановилась у двери и вслушалась. Мамаша отчитывала кого-то из детей: «Одна ты только осталась! Все уже сдали! Ты же твердишь „завтра, завтра“! Что же мне теперь, свои за тебя положить?!»

Воцарилась небольшая пауза, очевидно, прозвучал ответ, но очень невнятно. Леночка ничего не разобрала. Зато ясно услышала «партию» Крамаренко:

– Да, да, конечно! Жди у моря погоды! Знаю я вашу семейку, и мамашу твою, пьянь-распьянь! Она даст, как же!!!

Леночка рывком открыла дверь и решительно вошла в класс:

– Что здесь происходит, Вера Ивановна?

– Ой, Елена Васильевна! – Крамаренко, как обычно, резиново растянула змеистые губы в улыбке от уха до уха, – это вас не касается, родненькая! Не берите в голову.

(Так. Не касается? Кстати и повод хороший. Учитель я или нет? Плюс пятый пункт…)

– Вот что, Вера Ивановна. Давайте расставим все точки над «i». Раз и навсегда. Никаких подарков я не приму, ясно? Тем более таким путём… Вы ставите меня не просто в неловкое положение: если я приму ваше подношение – меня не будут уважать дети. Да и я сама себя – тоже.

(Молодец, Ленка, молодец. Теперь точку поставь. Жирную!)

– Дети, по сколько вы собирали? – она мягко, но решительно обратилась к классу.

Все растерянно молчали. Надо им объяснить.

– Ребята, мне стыдно за эти деньги. Простите меня, но если вы не скажете, я сегодня же уйду с работы. Так по сколько?

Ирочка Лебедева тихо сказала: «По три рубля…»

(И – последнее. Сделай, Лена.)

– Оксана, это тебя Вера Ивановна ругала? Ты не сдала?

– Я…

– Правильно сделала. Благодарю тебя. Берите с неё пример, ребята. Она первая поняла, что этими деньгами унизит меня. А теперь…

Ох, как удачно, что премия – мелкими купюрами!)

– Теперь возьмите, дети, свои деньги назад, и никогда больше не делайте этого, слышите?

Леночка, мысленно любуясь собой, пошла по рядам, раздавая деньги. Мама Крамаренко тупо смотрела, что называется, открыв рот. Леночка закончила, вернулась к учительскому столу, величаво кивнула родительнице:

– Извините, Вера Ивановна, у нас урок. Вы свободны!

(Ай, молодец!)

Дети смотрели на неё во все глаза. Урок прошёл на одном дыхании! Да, редкий выпал денёк. Она не удержалась, поделилась с подружкой, молодой математичкой Викторией Вячеславовной. Та долго ахала, взмахивая ресницами. К концу дня о необычном происшествии знали уже все. Но отнеслись по-разному:

– Не знаю, девочки, – говорила пожилая географичка, – они же от всей души. Будут теперь про школу болтать чёрте что.

– Не говорите, Алла Григорьевна, это поступок! Во всяком случае, волевой. А это в учителе – главное!

Короче, мнений было множество, но Леночкина радость от этого не уменьшилась. Да и, слава богу, теперь ясно, что Крамаренко больше не появится. А это того стоило.

Вера Ивановна действительно теперь больше не приходила, и к законной гордости Леночки добавилась радость освобождения.

Теперь пора было сделать «второй шаг», тот, о котором она подумала, невольно подслушивая в тот день у двери кабинета: Оксана. Да, девочка обездолена. У неё не то, что три рубля – на простую булочку с чаем нету. Ведь Вера Ивановна про «пьянь-распьянь» чистую правду прокричала…

Оксана Былова жила с бабушкой-инвалидом (у старухи не было ноги, говорили, что это связано с каким-то давним несчастным случаем). Мать девочки, родившая её неизвестно от кого, беспробудно пила. Хорошо, хоть не жила дома, и только время от времени кто-нибудь сердобольный рассказывал родным, где её видели и с кем. Старуха получала крохотную пенсию и такое же мизерное пособие. И Леночка решила действовать. Во-первых, она поговорила с директором, и Оксану стали кормить в школе бесплатно два раза в день. Правда, неофициально. Просто директор, женщина умная и чуткая, так распорядилась: всё равно, мол, продукты остаются. А «оформить» – это долго, да и выйдет ли? По документам с этой семьёй сам чёрт не разберётся, пытались уже не раз. В общем, неважно, главное, девочка теперь накормлена.

Дальше Леночка решила посетить Оксану с бабушкой на дому, посмотреть, чем ещё можно помочь? В воскресенье вечером она отправилась «в гости». Но то, что увидела, потрясло её так, что Елена Васильевна провела бессонную ночь: Быловы жили… в помещении без окон! Оказывается, их крохотный частный домишко – давно в аварийном состоянии, почти везде буквально обвалился потолок, и кусочки неба спокойно просматривались и в комнатушке, и в кухне. Лишь в коридоре потолок пока уцелел. Вот коридор-то и приспособили несчастные «домовладельцы» под комнату, закрыв наглухо остальные двери… Готовили еду тут же, на электроплитке.

Леночка даже не представляла, что в наше время и в нашей стране может такое быть! И она твёрдо решила повлиять на ситуацию. Леночка начала «хлопотать».

Но никто не считал себя крайним. Из ЖЭКа отправляли в милицию, из милиции в СОбес, оттуда – ещё куда-то. У Леночки даже горькая шутка появилась: «Меня всё время посылают…» В школе, конечно, знали о её походах, хвалили, но разводили руками: опять же, в документах дело… Той-то пьянице всё равно, а эти, бедные, расплачиваются. Если б та «шлёндра» хоть какую-нибудь расписку, ходатайство дала! А то: «Мать жива? Жива! Вот пусть она и придёт.» И – как лбом об стенку.

Но Леночка молодец, про «пятый пункт» решила всё-таки не забывать и уважать себя и дальше. И она начала очень непростое дело по лишению родительских прав. Да, это стоило нервов и времени, но Леночка втянулась, и каждый день из долгих двух месяцев беготни подвигал её к желанной цели…

Приближались Новогодние праздники, и Леночке выпала счастливая возможность съездить на недельку домой. Она, конечно же, этим воспользовалась, и вот тут-то как раз неожиданно и определился новый поворот в её судьбе: в школе по соседству с домом открывалась в скором времени вакансия по её специальности (учительница уходила в декрет). Это была удача! Теперь можно легко и просто оформить перевод, потому что, оказывается, на неё готов запрос (спасибо мамочке!!!). Дома, конечно, – это не в общежитии в чужом городе, да и Серёжа скоро из армии вернётся, а он… Словом, это была радость, радость, радость!

В общем, возвращалась Лена на работу уже с «чемоданным» настроением. В школе долго охали, сокрушались, но… Что ж, пусть девочке повезет. Только, по закону, месяц отработки. Оставшееся время Леночка решила как раз использовать для окончания своего дела. Уже почти всё было готово, но тут неожиданно Оксана попросила:

– Елена Васильевна, зайдите к нам сегодня, бабушка зовёт. Она сама не может, вы ж знаете…

После уроков Леночка побежала к Быловым. Бабушка Оля (Ольга Петровна) встретила её как-то странно:

– Елена Васильевна, миленькая, что ж теперь будет?! Тут приходили из какой-то комиссии, сказали, Оксаночку в детский дом определяют. Как же я без неё, как?! Она же – и ноги мои, и руки! Умру я без неё, помогите! Напишите им туда, скажите: я внучку не обижаю, за что отнимают?!

Леночка растерялась:

– Ольга Петровна, так ведь это ж к лучшему, понимаете?.. Ну хотя бы вот сейчас: у вас так холодно, а там…

– Ой, да не так уж и холодно. Мы одетые спим, и ничего… Пожалейте, мне без неё не жить!

Леночка начала раздражаться:

– Да поймите вы, девочку пристроим – и с вами решим!

Но тут вмешалась Оксана:

– А бабушка потом со мной будет?

(Вот те на! Ну, как им втолковать?!)

– Оксаночка, видишь ли, возможно, потом, когда-нибудь…

Большие глаза девочки вмиг наполнились слезами:

– Я не хочу без неё, не хочу!!! Я никуда не поеду!!!

Она бросилась к старухе, судорожно обняла её, крепко прижала и зарыдала, захлёбываясь.

– Это что же, – Леночка сама чуть не плакала. Она-то, она-то для них… А они?.. Вдвоём ведь гибнут, одна другую тянет!

– Ну ладно, я… как-нибудь решу, – Лена не могла здесь больше оставаться. Скорее на улицу, и подальше отсюда!

…Она уезжала через три дня. Рассказала всё директору, та обещала сделать всё, что возможно. Хотя сказала, что трудно: бабушку-калеку никто опекуном не оформит.

– Ничего, поезжай спокойно, Ленуся. Удачи тебе на новом месте. И помни наш кодекс! – улыбалась она. – Не забывай, где и с кем начинала! Ну, счастливо. Верю в тебя. Дай я тебя поцелую на прощание!

Леночка тепло простилась со всеми, ребятки даже всплакнули. Оксана смотрела исподлобья, и было неясно, хочет она, чтобы Елена Васильевна осталась, или наоборот?

– Оксаночка, не горюй!

(Надо девочку успокоить, надо.)

– Смотри на меня. Всё будет хорошо. Честное учительское слово. Ты мне веришь?

…Из письма Виктории Вячеславовны: «В общем, Ленок, тут с этими Быловыми такое получилось! Девчонка-то из детдома через день сбегает, её с милицией ищут, а бабка прячет. Как ты думаешь, где? У них дома, под кроватью. И смех, и грех. Силой волокут обратно, а Оксана царапается, кусается и верещит, представляешь?! Картина, да?»

Да-а… Пятый пункт? Воистину, вышло добро с кулаками. Как там у Сервантеса? «Будьте вы прокляты, сеньор, с вашим милосердием!» – вспомнила Леночка.

«Правая рука» классного руководителя

Когда Ольга Олеговна принимала пятый класс, ей сказали: «Повезло вам, Олечка. Там председатель родительского комитета – Зинаида Михайловна Шевченко. Горя знать не будете!»

И действительно, когда Зинаида Михайловна (или тётя Зина, как звали её в классе) предстала перед ней в первый раз, Ольга Олеговна почувствовала, что получает сразу и мощную, и результативную поддержку.

Начали с того, что тётя Зина помогла Ольге Олеговне разобраться с характеристиками: кто как учится, какой имеет нрав, чем увлекается. Она с первого класса возглавляла родительский комитет и знала буквально всё. Правда, Ольга подумала, что сведения тёти Зины больше смахивают на уличные сплетни типа «кто – с кем – когда», но всё-таки и было много действительно ценной информации.

«Вы не волнуйтесь, – заверила тётя Зина. – Будете как у Христа за пазухой. С моим-то опытом.»

Ольга Олеговна невольно взглянула на «пазуху» Шевченко и поёжилась: уж очень внушительным было это место. Зинаида Михайловна вообще была женщиной крупной, мощной, яркой, даже красивой, но это почему-то отталкивало. Тётя Зина не работала, потому что была женой военного, и всё свободное время (и откуда оно бралось у неё в таком количестве?..) проводила в школе. Её активность не знала границ, и масса сделанных Шевченко дел вызывала настоящую зависть других классных руководителей.

Зинаида Михайловна даже проверяла дневники («Имею право, я председатель»). Да не просто так, а с беседами. Каждому, кто хоть немного «не дотягивал», приходилось краснеть и заикаться перед тётей Зиной. То, понимаешь, неаккуратно заполнено, то нет подписи родителей, то оценки – не очень. И Зинаида Михайловна, понимая, что такие разговоры с детьми – полумеры, отправлялась (всё на тех же неоспоримых правах) по домам. сначала она ходила не одна, а с двумя членами родительского комитета, плюс староста класса, как «представитель от детского коллектива». Потом комитетчики потихоньку – помаленьку отказались («Вот ведь, ну ничего никому не надо!!!»), и тётя Зина совершала свои походы только со старостой, Вовкой Гореловым, бойким и шустрым мальчиком.

Но в этом учебном году, в середине сентября, когда наступил день очередных перевыборов, Вовка решительно отказался от своего поста:

– Ольга Олеговна, я с первого класса староста. Что я, лошадь? Пусть другие!

– Но, Вова, у тебя же опыт!.. – воспротивилась учительница.

– Ну вот, пусть и у других опыт появится, – резонно заметил мальчик.

Ольге Олеговне пришлось согласиться, но выбрать нового старосту оказалось почти невозможно: все дети знали, что придётся «ходить» с тётей Зиной. И тогда Ольгу Олеговну осенило:

– А давайте вот Светочку Михайленко выберем!

(Это была совсем новая девочка, она опоздала к началу учебного года и только третий день ходила в этот класс. Дети её пока плохо знали).

Ольга Олеговна вдохновилась:

– Я знаю, что Света – отличница, была членом редколлегии. Кто «за»?

Проголосовали единогласно. Светочка прореагировала вяло, почти никак. Вообще Ольга успела заметить, что новенькая очень замкнутая, неактивная, хотя умненькая и развитая.

К концу уроков появилась тётя Зина и, узнав новость, очень удивилась: «Как?! А меня почему не спросили?»

Ольга Олеговна растерянно сникла, а Шевченко приступила к Светочке с расспросами: какие были раньше оценки? кто родители? чем увлекаешься?.. Полная анкета, а как же. Слава богу, удовлетворилась, записала номер телефона Михайленко и предупредила: «Сегодня в пять встречаемся возле школы. Надо посетить три семьи. Не опаздывай»

«Посещений» тёти Зины боялись как огня, и поэтому старались не нарываться. Значит, круг визитов активистки был неширок и почти неизменен. Светочка это поняла уже через неделю. Особенно тёте Зина любила бывать в доме у Сашки Марголина, мальчика, в общем-то, способного, но ленивого и задиристого. Мать Сашки, выслушав тётю Зину, всегда начинала плакать и грозить дрожащим пальцем уныло набычившемуся Сашке: «Ну, я тебе! Я тебе!!!»

В конце любой беседы Зинаида Михайловна обязательно ставила в пример себя и свою семью. Светочка знала: если Шевченко заводит «Мой вам совет из собственного опыта» – значит, скоро уходить. Девочка с трудом переносила свою роль, но сделать ничего было нельзя. Она попробовала было один раз не прийти, но, во-первых, весь вечер переживала, что завтра ей будет, а, во-вторых, мама сказала:

– Нехорошо, Света. Тебя выбрали, доверили. Взрослый человек с тобой договорился! Надо быть ответственной.

И обязательная по натуре Светочка смирилась. Визиты продолжились, но однажды произошло некрасивое: из плаванья вернулся Марголин-отец, который чуть ли не первый раз видел тётю Зину. Он внимательно выслушал её получасовой монолог, полный праведного гнева, поиграл желваками, кивнул: «Учту» И почти выставил гостей за дверь. А во второй раз и на порог не пустил, выглянул только и отрезал:

– Вам что, делать больше нечего?!

И захлопнул дверь.

– Неблагодарный!!! – рассказывала тётя Зина. – Понятно теперь, в кого их Сашенька! Хулиганьё! Ничего, тюрьма его дождётся!

В конце четверти тётя Зина обнаружила по журналу, что у её Ирочки намечается несколько «троек». Но ведь, если честно, Ира Шевченко была девочкой довольно ограниченной, туго соображающей, хотя хорошенькой и амбициозной, с претензиями на исключительность.

– Что же это, Ольга Олеговна?! – у Зинаиды Михайловны просто не было слов. – Вы же классный руководитель, как же так! Должны быть заинтересованы, чтобы хорошистов стало больше. Ведь настоящий педагог обязан понимать, как важно подтянуть того, кто старается, как моя Ирина! Я лично каждый день с ней уроки учу, вы же знаете. А если на то пошло, так и завысить надо иногда оценку, чтоб у хорошего ребёнка стимул был!

– Но ведь, Зинаида Михайловна, – оправдывалась испуганная Ольга Олеговна. – К математике, например, Ирочка совсем не способна…

Шея тёти Зины покрылась красными пятнами:

– Вы как маленькая! Или специально?.. Так хочу вам напомнить. Видимо придётся, хоть и не собиралась: я для вас в лепёшку каждый день расшибаюсь, могли бы и вы хоть что-нибудь для меня… Ну, подойдите к учителям!

Шевченко была стопроцентно права. Ольга Олеговна, стараясь искупить вину, изо всех сил улаживала Ирочкины дела, и в четвертном отчёте, в графе «хорошисты», фамилия девочки заняла своё привычное законное место.

Зинаида Михайловна не была злопамятна и об инциденте больше не вспоминала, а работала по-прежнему в полную силу: ежедневно контролировала, кто и как дежурит, записывала со слов своей Ирочки замечания в дневники, собирала бесконечно какие-то деньги… Даже в один прекрасный день выдвинула отличную идею: разбить весь класс по-новому на звенья «по принципу уровня знаний» Ну, например: первое звено – отличники, второе и третье – хорошисты, четвёртое – середнячки и пятое – двоечники и «проблемные». Как раз поровну детей получается. И самая интересная задумка – «звеньевой» двоечников назначить старосту класса и поручить ей добиться, чтоб всё звено училось без «двоек». А?!

Ольга Олеговна оценила широту замысла, и тётя Зина, войдя во вкус, рассадила детей по-новому, чтобы ученики из одного звена сидели рядом. Светочка оказалась на предпоследней парте в окружении пяти мальчишек, по соседству с Сашей Марголиным. Зинаида Михайловна объяснила девочке, что теперь её значение резко возросло, ответственность – тоже.

– Короче, Света, за каждую «двойку» твоего звена ты тоже будешь получать запись в дневник!

Покорная Света ничего не ответила…

А буквально через несколько дней Ольге Олеговне и тёте Зине пришлось выслушивать разгневанную Светочкину маму, которая, потрясая «разрисованным» Зинаидой Михайловной дневником, в конце концов потребовала:

– Оставьте мою дочь в покое! Она каждый день плачет! А вы!.. – она ткнула пальцем в тётю Зину – вообще, сидели бы дома! И вот вам моя идея: Ирочку свою назначьте в это звено!

– Что-о-о?! – по-рыночному зычно взревела Шевченко. – А ваша… ваша тихоня-размазня с двоечником дружит!!! С Марголиным недоделанным! Он ей портфельчик носит!!! Как говорится, в тихом омуте!.. Принесёт ещё в подоле вам, попомните!!!

– Ну, знаете, – мама Светы от неожиданности абсолютно успокоилась. – Да вы просто, оказывается, базарная баба. Пустое место. Я лучше о вас думала. А вы, Ольга Олеговна, или слепая или, ещё хуже, равнодушная…

…Да, наделала делов Светочкина мама. Михайленко люто возненавидели и Ольга Олеговна, и тётя Зина. Девочка не жаловалась дома, боясь, чтоб не было хуже. Со старост её сняли и назначили Иру Шевченко, со звеньевых – тоже. Нет, там другого не назначили, просто хорошая идея была загублена на корню. («Из-за твоей безответственной мамочки, Михайленко!») Короче, расселись все по-старому и перешли в старые звенья.

Светочка теперь получала от тёти Зины ежедневно две-три реплики, брошенные как бы невзначай: то «грязнуля сопливая», то «заумь невоспитанная». И ходить бы Светочке ещё долго в «неряшливых дурочках», если б мужа тёти Зины вдруг не перевели в другой город, и Шевченко вскоре уехали, к невыразимой радости всего класса.

«Повезло же кому-то!» – долго вздыхала Ольга Олеговна, самолично теперь проверяя дневники своих учеников.