Читать книгу: «Отель «Волчье солнышко». Будьте нашим гостем», страница 3

–Да, – огрызнулся я. – И разбились. Насмерть.

Игрушка наконец открыла глаза, оглянулась по сторонам:

–Это мне теперь новое тело искать? – я вдруг понял, что ножа у нее в руке уже нет. То ли выронила, когда ее снесло порывом ветра мне под ноги, то ли потеряла в этой пропасти.

Я перекатился на бок, сел, опершись спиною о тот самый заборчик. Проломится – падать буду долго, – мелькнула ленивая мысль.

Да пошло оно все, сплюнул я на пол. Крови вроде нет. А что ж так пакостно-то?

Медленно, чувствуя, как дрожит каждая мышца, вытер рукавом лоб от пота и тупо уставился на сжатую в кулак левую руку. С трудом разжал сведенные судорогой пальцы – на ладони лежали наручные часы. Циферблат мерно мерцал алым.

Ну почему я их не выронил, а?!

Взвесив насточертевший хронометр на руке, широко размахнулся… И надел часы обратно на запястье.

В спину вновь толкнул упругий поток ветра, толкающий прочь от провала.

Намек понял, не дурак. Был бы дурак, не понял.

С трудом встав, я покосился на валявшуюся на полу куклу: спрашивать у нее про очередные лестницы явно не стоило. Как и про любую документацию. Но я все-таки рискнул.

–Не знаешь, где здесь реестр гостей «Солнышка»?

Сейчас опять будет: знаю, но не реестр, а список, не гостей, а работников, не «Солнышка», а ядра земного.

Странно, но кукла вдруг кивнула.

–Пошли, провожу, – одна из ленточек в голове у нее развязалась и сейчас слабо шевелилась, причем, по-моему, совершенно не зависимо от дуновений ветра.

После происшествия у лестницы, я ожидал уже чего угодно. И Цербера, у которого с боем придется отбивать нужный список, и то, что мне в обмен на реестр предложат продать душу…

Но, как ни странно, примерно после получасового блуждания, Чайка все-таки вывела меня к высокому, мне по пояс, выточенному из красного дерева пюпитру, на котором лежал тяжелый том с обложкой из черной кожи.

–Вон, – устало мотнула головой кукла, и когда я уже шагнул к книге, внезапно вспомнила, ожила: – Ой, а где мой ножик?! – развязавшаяся ленточка осторожно подняла голову с глазками-бусинками – и я только сейчас понял, что это не веревочка, а тоненькая черненькая змейка.

У персонала сплошные нарушений дресс-кода!

Ой, да ну эти тряпки. Мне-то что до этого? Сейчас быстренько гляну про Клыкова и черта с два я еще раз в этот архив спущусь.

Хотя вот сейчас стоит подумать. Архивариус говорил, что список постояльцев будет на стеллаже. А здесь – всего одна книга. Чувствую, меня кто-то обманывает.

Ладно, будем считать, что кто-то оговорился.

Книга оказалась такой же мерзкой, как и все остальное в этом чертовом архиве. Стоило мне попытаться ее открыть, как обложка с тяжелыми металлическими накладками по углам с размаху ударила по пальцам – так что я даже от боли взвыл.

Прошипев короткое ругательство, я помахал рукою в воздухе, приходя в себя, а затем, разогрев кончики пальцев до ста градусов, ласково коснулся гладкой черной кожи. От обложки пошел дымок – и книга, испуганно взвизгнув, тут же распахнулась.

То-то же! Думала, я не справлюсь?!

Криво усмехнувшись, я перевернул гравированный титульный лист с изображением волка, воющего на луну…

С первой страницы, насмешливо прищурившись, смотрел мой портрет.

Понятно. То есть, это все-таки реестр сотрудников.

Ну, или сюда записываются все прибывающие в отель.

И что тут пишут?

Так. «Рафаэль Ервандович Лусин, тридцати двух лет от роду, живое воплощение…» Так, ну это мы пролистываем, это не интересно, это я и так знаю… «Авторитарен. Конфликтен. Раздражителен. Вспыльчив. Импульсивен. Мстителен. Самоуверен. Эгоцентричен. Предрасположен к рискованному поведению и грубому нарушению чужих границ. Не способен к социальной кооперации. Склонен к физической агрессии». Как же я не люблю, когда мне льстят. «Отбывает наказание за…» С этим тоже все ясно. «Принят в отель «Волчье солнышко» на должность управляющего двадцать восьмого марта две тысячи…» Угу, дальше что? Начало фразы неразборчиво, а дальше «…в связи со смертью двадцатого июля две тысячи…»

Что?! «Со смертью»?! С какой, нахрен, смертью?!

Стоп. Двадцатое июля. Сейчас начало июня. То есть – либо это какая-то ошибка, либо…

Либо мне осталось чуть больше месяца.

Они что, совсем там поочертели?!

Я вытащил из нагрудного кармана мобильник и дрожащими от ярости пальцами набрал на экране знакомый номер.

–Доброе утро, ma bwoy! – безмятежно откликнулся телефон после первого же гудка.

–Какого черта?!

–Ты уже встал с кровати? А почему так рано? Бессонница мучает?

–Какая, к черту, бессонница?!

–Бедный likkle pikny, – сочувствующе зацокал голос в трубке. – Такой молодой и уже проблемы со сном! Ничего. Отдохнешь, попьешь успокаивающие травки – и все как рукой снимет.

–Какие, к черту, травки?!

–Успокаивающие, – безапелляционно сообщил Куака и отключился.

Когда я, наконец, справился с диким желанием швырнуть телефон о землю и вновь набрал номер, мелодичный женский голос сообщил: «Абонент выключен или находится в другой реальности. Оставьте свое сообщение после третьего крика гарпии».

Я убью его. Выберусь из этого проклятого отеля – и убью этого проклятого насмешника. Собственными руками сломаю ему хребет, оторву руки и ноги и запихаю ему в… ну, пускай будет в рот.

Страницы книги мягко пульсировали, словно внутри тома мерно билось сердце.

Я им всем устрою! Я им всем покажу! Я им…

Ладонь обожгло, словно я руку в кислоту засунул.

Ах так?! У нас еще и книга кусается?

Придерживая нужную страницу – а то знаю я эти «песочные книги», на миг закрыл, потом до посинения искать потерянный лист будешь – я прикоснулся к обложке. Из-под пальцев разбежались зеленые искры. Вот как? Сопротивляешься?! А если энергии добавить?

Проблески обрели синие оттенки, а на кожаном покрытии высветилась и тут же погасла вязь иероглифов.

Я почувствовал, как у меня дыхание перехватило. Это, конечно, была не Книга Судеб, но к линиям вероятности эта инкунабула имела самое что ни на есть прямое отношение. Впрочем, об этом можно было догадаться еще когда я про себя прочел.

Страница с моим фото уже успела утечь между пальцев, спрятаться за новыми листами, но, к счастью, найти ее я все-таки смог.

Вырвав нужный лист, я сложил его вчетверо и спрятал в карман, рядом с часами- луковицей.

Ничего. Они еще у меня все еще попляшут. И Куака, оборвавший разговор, и Клыков, нахамивший вчера…

Стоп, Клыков. Здесь ведь тоже могут быть его документы? Тем более, что кукла-то должна была меня привести к реестру посетителей…

Я вновь потянулся к книге. На этот раз она, видно, испугавшись, что я вновь начну пальцами искрить, решила обойтись без чреновредительства. Промелькнули лица нескольких постояльцев –я их видел пару раз, но фамилий не запомнил. Показалась гравюра – портрет бармена…

Анкета Клыкова тоже нашлась. Правда, все строчки ее были жирно замазаны черным маркером, а на фотографии, поперек лица стоял фиолетовый штамп «Погашено». Даже на свет было не разобрать, что написано.

Да что за чертовщина здесь творится?!

И много здесь таких, «погашенных»?

Я потянулся к уголку листа, собираясь пролистать дальше, но тут пронзительно завыл телефон: «Га-а-алубая луна! Галубая! Га-а-алубая луна! Просто сиреневая!»

Клянусь. Когда я выберусь из этого проклятого отеля, я найду того урода, что установил эту мелодию на корпоративный номер и прописал в железе запрет на замену звонка, и сломаю ему шею.

–Слушаю, Лусин.

–Рафаэль Ервандович? – всхлипнул голос в трубке. Где-то я уже его слышал. – Здравствуйте еще раз, это Валерий Рогаткий, мы с вами сегодня с утра по поводу триста двадцатого номера и клиента, Клыкова, разговаривали.

А, понятно, менеджер.

–Нашел его?

–Нет… Тут это… Вас проживающие хотят видеть…

–Сам разобраться не можешь?!

–Они… они именно вас спрашивают!

Ну что ж. Сами напросились.

Я оглянулся: кукла все так же стояла неподалеку, чуть склонив голову и меряя меня изучающим взглядом. То ли сказать что-то хотела, то ли просто приглядывалась.

Черные ленточки в волосах окончательно превратились в змеек: чуть поблескивая бусинками глазок, они стреляли длинными раздвоенными языками и чуть слышно шипели.

–Жду в семь вечера в моем кабинете, – сухо приказал я и, щелкнув пальцами, переместился прочь из архива.

Глава 3

Привычно материализовавшись в холле отеля, я оглянулся по сторонам. Стоявшая в углу венерина мухоловка приветливо заклацала зубами, напрашиваясь на ласку. Пятна крови на полу успели замыть, и вместо них уже начали проявляться пахнущие болотной тиной отпечатки трехпалых перепончатых лягушачьих лап, ведущие к лифту. Заметив меня, ставящий их невидимка на миг замер, затем развернулся и поспешно пошлепал к столовой.

Ну и где этот Рогаткий со своими проживающими?

За стойкой регистратуры было непривычно пусто. Календарь уже вернулся на свое рабочее место и сейчас переминался с лапы на лапу, недобро косясь на меня маленькими бельмастыми глазками, проглядывающими меж завитков спирали, соединяющей листы. А вот менеджеров в районе прямой видимости не наблюдалось.

Как и обещанных клиентов, мечтающих со мной пообщаться.

Камикадзе прям какие-то.

Уже набирая на телефоне номер Рогаткого, я для себя решил: жду всего пару гудков и – если не берет сразу – проклинаю его к чертовой матери. Пусть потом сам разбирается, откуда взялись семь лет невезения.

Менеджер ответил мгновенно.

–Да, Рафаэль Ервандович?!

–Ну и где ты? – кисло поинтересовался я.

–Мы… тут… это самое… На втором этаже…

–Еще раз сразу не сообщишь, куда идти, шею сломаю, – ласково сообщил я в трубку, направляясь к лестнице.

На втором этаже, в конце длинного коридора со множеством дверей виднелось несколько фигур. Это, я так понимаю, и есть проживающие, страстно желающие со мной пообщаться. Ну-с, посмотрим на них поближе.

Когда я проходил мимо первой из дверей, в нее что-то врезалось с обратной стороны, да так, что створка завибрировала, а табличка покосилась и повисла на одном гвозде. Я прищурился, разглядывая, что там на ней написано. А, понятно, «Травмпункт.» Доктор, как всегда, работает даже в обеденный перерыв.

На ковре под ногами расплылись высохшие пятна крови. По пояс высунувшийся из стены призрак попытался ухватить меня за горло… Я, не глядя, перехватил за прозрачный ворот рубахи и, выдернув привидение в коридор и на несколько мгновений придав ему чуть больше телесности, от души впечатал мордой в противоположную стену.

Стоявшая у входа в двести девяносто девятый номер пышная дама лет сорока нервно заламывала руки. Одежда клиентки пребывала в беспорядке: лямка невыглаженного сарафана сползла с плеча, брошь в виде оскалившегося крокодила, – захватывала слишком большой клок ткани, а сидевшая на шляпке райская птица беспокойно чирикала и поводила головой.

Рядом замер, нервно кусая губы, давешний менеджер.

Уже почти подойдя к ним, я внезапно вспомнил об одной мелочи.

По лиловому пиджаку пошла волна серебристого света, превращая насточертевшую мне за два месяца ливрею в темный костюм–тройку итальянского кроя. Уродливые наручные часы тут же налились багровым сиянием и угрожающе запульсировали. Я сорвал их с запястья, скомкал в ладони, чувствуя, как расплавленная пластмасса потекла между пальцами и, не глядя швырнул их изуродованные останки за спину.

Надеюсь, они хоть что-нибудь тут подожгут.

Увидев меня, дама резво рванулась ко мне:

–Это вы? Вы местный управляющий?

И главное, без бейджика это как-то определила.

–Предположим, – хмыкнул я. – Какие-то проблемы?

Она замерла, хватая ртом воздух и явно не зная, что сказать, а потом, вцепившись в рукав пиджака, потянула меня в комнату:

–Вот! Смотрите!

–Что? – не понял я, оглядываясь по сторонам.

Обычный полулюкс. Двуспальная кровать с каким-то мелким уродцем, сидящим на подушке в изголовье, кровавые потеки по стенам, стандартные стулья – из одного, как полагается, торчала пружина – и журнальный столик с выпачканной кофе салфеткой – пятна складывались в слово «смерть».

–Да вот же! – гостья ткнула пальцем как раз в то самое, сидевшее на кровати, существо, которое я принял за предмет меблировки.

Я пригляделся повнимательней. Больше всего это создание походило на небольшую, в кружке поместилась бы, собачку. Если, конечно, у собачки могут быть горящие алым глаза размером с мой кулак и оскаленная пасть с четырьмя рядами акульих зубов.

–И-и-и что это?

–Это я у вас хочу спросить! – всхлипнула постоялица. – Мы с мужем приехали сюда на второй медовый месяц. Нам обещали, что все будет красиво, прилично и романтично: номер с окнами на бездонную пропасть, крики по ночам, одержимость демоном для одного из супругов… На свадьбу демон вселялся в меня, договорились, что на этот раз изгонять будем из мужа…

–И? – тут я заподозрил что-то неладное.

–И вот! – гостья ткнула пальцем в крошечного уродца. – Вместо мужа он вселился в эту собаку!

Адский зверек облизнулся длинным языком – упавшая на наволочку капля слюны проела ее до матраса – и пролаял:

–Абыр! Абырвалг!

М-да.

Я даже заморачиваться не стал. Щелкнул чудовище по носу и коротко приказал:

–Изыди.

От тела собаки повалил черный дым. Поднимаясь столбом вверх, он достиг потолка…

Сидевший по подушке померанский шпиц приветливо замахал хвостом, а я повернулся к гостье:

–Через минуту он рассеется. А вы зайдите в регистратуру, менеджер оформит вам повторную услугу, – перевел взгляд на Рогаткого и процедил: – за свой счет оформит. Понятно?

Тот судорожно закивал, но в следующий миг его глаза вдруг округлились, словно он что-то выглядывал за моей спиной.

–Ну что там еще? – повернулся я.

Зависшее под потолком облако черного дыма вытянулось в столб и с тихим бульканьем всосалось обратно в собаку. Та клацнула зубами и, нахально глядя на меня кроваво-красными глазами, по-человечески ухмыльнулась.

Не понял?! Это что за хамство?!

За моей спиною кто-то хихикнул. Я резко обернулся. Гостья, сжав губы, нервно потирала пальцы. Рогаткий преданно поедал меня взглядом.

Я ласково улыбнулся ему в ответ, одновременно в красках представляя, как вырываю ему сердце.

Вероятно, на лице что-то все-таки отразилось, потому что менеджер ощутимо побледнел. Впрочем, сказать я ему ничего не успел, дама вмешалась первой:

–Простите, так вы точно управляющий?!

А может, мальчишка и телепат…

–А вы претендуете на эту почетную должность? – не выдержал я. – Напишите резюме, сверните его трубочкой, и засуньте в… – воротник рубашки крайне неприятно пережал горло, -… в любую темную щель. Мы с вами свяжемся.

–Я не претендую! – возмутилась гостья. – Но мой муж вернется через полчаса! И в него должен вселиться демон! У нас это было прописано в договоре!

–Услуга по одержимости выполнена, – кисло откликнулся я. Рогаткому повезло, что демон не хочет изгоняться – не придется за свой счет повторять. – Никто не виноват, что он выбрал вашу собаку.

–Но это не моя собака! – взвилась посетительница. – Она привязалась ко мне у входа, поднялась со мной наверх… Я думала, она принадлежит кому-то из обслуги!

Час от часу не легче.

От ее воплей у меня начинала болеть голова. Не дожидаясь, продолжения ее пламенной речи, я шагнул к кровати и, схватив мелкое чудовище за шкирку, сунул его в боковой карман пиджака. Существо задергалось, пытаясь выбраться на свободу, потом рыкнуло что-то похожее на «Ну и черт с тобой» и, свернувшись калачиком, захрапело, выпуская мелкие клубочки дыма.

–Тогда обратитесь к менеджеру за повторной услугой, – сухо обронил я и, не дожидаясь, пока мне кто-нибудь ответит, вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Глаза б мои их всех не видели.

У самой лестницы меня настиг отчаянный вопль, донесшийся из травмпункта. Я замер, оглянулся. Новый крик распорол воздух, всколыхнул шторы, лохмотьями висевшие на окнах…

А какого, собственно, черта? Почему я должен бежать куда-то там, выяснять, нет ли в «Волчьем солнышке» новых проблем? В конце концов, у меня есть право на отдых!

Дождавшись, когда смолкнет крик, я шагнул к нужной комнате, распахнул дверь…

Травмпункт можно было бы назвать мечтой маньяка. Белоснежные панели стен. Аккуратно висящие шкафчики на стенах, за прозрачными стеклами которых виднелись выстроившиеся в рядок непонятные приборы. Один я все-таки опознал. Бензопила. Сверкающая чистота рабочего стола, на котором лежали разложенные чуть ли не по линеечке блестящие скальпели – казалось, порезаться об них можно от одного лишь взгляда. Металлические трубочки, на которых держалась медицинская ширма, отполированы так, что в них можно смотреться как в зеркало.

И забытая кем-то стеклянная банка с плавающим в формалине глазом.

Глаз моргнул и строго уставился на меня. За ширмой показалось какое-то шевеление.

–Доктор, вы здесь? – окликнул я.

–Сейчас! – рявкнул знакомый голос из-за ширмы. – Две минуты!

Я на миг задумался, а затем рухнул на стоящую у входа кушетку, закинув руки за голову и уставившись пустым взглядом в потолок.

Как же мне все это надоело.

Простыня на кушетке была настолько хрусткой от крахмала, что казалось, ее прямо из него и сделали. Из-за ширмы раздался дикий, внезапно оборвавшийся вопль.

–О! Ервандыч! А ты тут какими судьбами? – весело пробасил знакомый голос.

Я сел.

Пожалуй, единственным, с кем я нашел общий язык в этом проклятом отеле, был доктор Андрис Покроффски. Высокий, под два метра ростом, шкафообразный, в белоснежном халате, видавшем виды кожаном фартуке, покрытом засохшей кровью, и с вечной, никогда не снимаемой, медицинской маской, из-под которой торчала борода лопатой. Гладко выбритую голову руководителя травмпункта венчала неизменная крошечная шапочка с вышитым красным крестом, состоящим из множества покрытых трещинами костей.

–Да так, клиентка недовольна была. А у вас что тут за вопли, доктор?

–А, – отмахнулся он, – труп один лечиться не хотел.

–Труп? – нахмурился я. Даже нашему бармену лечение не нужно.

–Уже да.

Бывает.

–Чо-т ты какой-то зеленый, Ервандыч. Случилось что? Или клиентка злобная попалась?

–Да меня весь этот отель задолбал! – не выдержал я. – Еще немного – и я его по камешкам разнесу. И пусть Куака сам как хочет, так потом и собирает, старый хрыч.

Покроффски – отчества я его за два месяца так и не выяснил – насмешливо фыркнул и распахнул дверцу стоящего неподалеку и резко выбивающегося из общей хрустальной чистоты холодильника: на дверце виднелись следы от ударов – причем, судя по всему, стучали изнутри.

Из глубины рефрижератора вылетела подхваченная порывом ветра стайка снежинок и закружилась по комнате.

–Давай сюда, – буркнул доктор, доставая из глубины холодильника темную бутылку. Я чуть склонился набок, пытаясь разглядеть, с кем он там разговаривает.

За дверцей рефрижератора обнаружилась бескрайняя ледяная пустыня. Высились огромные торосы, вдали виднелась вмерзшая в лед шхуна с едва различимой надписью на борту: «Fr…», а перед самой дверью стоял, судорожно похлопывая себя по плечам и переступая от холода с ноги на ногу, мужчина в теплой меховой шубе.

Покроффски качнул бутылку в руке и мрачно спросил:

–Все выжрал?

–Drasvi, gammel god venn på moja! – хрипло обронил его собеседник, выдохнув облачко пара. – Moja på ander kantor, nokka vin drikkom¹…

–Какой «немного»?! – огрызнулся доктор, взвешивая бутыль в руке. – Тут половины нет, не меньше! – и буркнув: – алкоголик! – захлопнул дверцу холодильника, добавив себе под нос: – вот так и охлаждай у них… – после чего вытащил из шкафа лабораторный стакан, вдумчиво наполнил его до краев и протянул мне.

–Выпей, легче будет.

Я недоверчиво принюхался к содержимому и уточнил:

–И что это?

–Аскорбинка, глюкоза, физраствор и спирт. Как раз тебе для поправки здоровья.

–Мне еще целый день работать, – хмуро откликнулся я.

–И что? Тебе кто-то мешает?

–Нет, но…

–Доктор сказал пить – значит, пить, – нравоучительно сообщил Покроффски, – Доктор лучше знает.

Я вздохнул, покосился на стакан, который все еще держал в руке, и, боясь, что передумаю, резко выдохнул и залпом влил в себя его содержимое.

–А. Еще чуть-чуть царской водки, – невинно добавил доктор.

Дьявольский коктейль обжег легкие, я хватанул ртом воздух, чувствуя, что не могу дышать, закашлялся:

–Доктор, вы охренели?!

–Да ладно, тебе, Ервандыч. От пары капель соляной кислоты вреда не будет.

Я принюхался к стакану: запаха хлорки не чувствовалось. А вот привкус острого перца во рту ощущался.

Брешет ведь небось, насчет царской водки. Смотрит, как я отреагирую.

–А налейте-ка еще, доктор…

Тот хохотнул и потянулся за бутылкой.

Дверь травмпункта оглушительно скрипнула, и в комнату влетел, придерживая левое запястье правой рукою, бледный молодой человек в черном фраке. Я ощутил острый приступ зависти – почему каким-то экскортникам выдают нормальную форменную одежду, а я как идиот в лиловом пиджаке должен ходить?!

–Доктор! Помогите! – провыл вбежавший. Плюхнулся на кушетку рядом со мной и протянул дрожащую руку почти под самый нос Покроффски.

Доктор мягко отстранился, плавным движением пряча бутылку за спину, и пробасил:

–В чем дело, любезнейший?!

–Вот! – всхлипнул юноша. – Рука! – Указательный палец у него действительно был как-то странно изогнут.

–Что – «рука»?

–Палец! Вывихнул! Шел из… Ну… От подружки, запнулся о ковер, ударился рукою… Теперь палец! А я… А у меня….

Покроффски насмешливо фыркнул и, скользнув презрительным взглядом по смазливому личику инкуба, сообщил:

–Резать. По локоть.

–Как резать?! – взвился парнишка. – Почему резать?! Это просто вывих! Вы же врач! Сделайте что-нибудь!

Адский коктейльчик доктора постепенно начинал постепенно действовать. Мозг затуманила легкая пелена…

Покроффски страдальчески закатил глаза:

–Ты читать умеешь?

С другой стороны, учитывая объемы выпитого – удивительно, что я вообще еще функлици… фунцини… держусь в вертикальном положении.

От неожиданности инкуб запнулся на полуслове, а потом осторожно кивнул:

–Д-да…

–На двери что написано?

–Травмпункт…

–Во-о-от. Здесь – травмы. Лечение – в медицинском.

–Да, – жалобно проскулил парнишка, – но вы же…

Уже мало соображая, что я делаю, я перехватил пострадавшую кисть инкуба – пару раз, правда, промахнувшись и хватанув рукою воздух – и, прежде чем он успел отстраниться, резко дернул неправильно выгнутый палец, вытягивая сустав и добавив чуть-чуть чистой энергии для быстрого заживления. Парнишка истошно взвизгнул:

–Вы… вы что делаете?! – и шарахнулся в сторону, прижимая руку к груди.

–Не болит? – хрипло поинтересовался я.

Тот замер, прислушиваясь к собственным ощущениям, а затем тихонько протянул:

– Н-нет… Ой… Спасибо…

Сфокусировав взгляд на лице пострадавшего, я попытался сообщить, что ему дальше делать. В том числе и с его «спасибо». К сожалению, все подходящие формулировки были хоть и мало цензурны, но слишком длинны, и язык их произносить напрочь отказывался, так что все, что я смог, это выдохнуть:

–П-шел вон!

Инкуба как ветром сдуло.

Чувствую и мне пора идти.

С трудом поднявшись с кушетки, я шагнул к двери – едва-едва устоял на ногах, когда меня резко повело в сторону, смачно приложив плечом о стену. Собака в кармане сдавленно пискнула. Совсем про нее забыл…

–Да, Ервандыч, – задумчиво протянул доктор. – Неслабо ты наклюкался…

И даже не помог мне на ногах устоять, гад ползучий. Можно подумать, я не знаю, что он под маской прячет.

Я уже даже в коридор вышел и за ручку двери держался, когда взгляд упал на ту самую злосчастную табличку.

–Кстати, доктор…

–Ну? – оглянулся тот.

–А почему у нас… – я почувствовал, что язык слишком уж сильно заплетается, с трудом сгреб мозги в кучу и попытался снова: – Почему у нас травп… травм… трап…

–Травмпункт, – мягко подсказали мне.

–Он самый! Мы же не санаторий?..

–Можно подумать, ты в этом разбираешься, – кисло откликнулся доктор и, высунувшись из-за двери, стукнул желтым обкусанным ногтем по табличке. Та подернулась легким туманом, и сменилась на золотистые буквы «Медицинский пункт».

А Покроффски смерил меня долгим взглядом и, буркнув что-то вроде: «Разучилась пить молодежь», спрятался обратно в кабинет, осторожно прикрыв за собою дверь.

Ох… как же мне нехорошо…

Как я добрался до своего кабинета, помню смутно. Мрачные коридоры отеля со скалящимися из темных углов черепами, заляпанные кровью портьеры, кривые изгибы подпространства, пронизавшие разные этажи – все смешалось и перепуталось перед глазами.

Я шагнул в ласковую, непроглядную тьму офиса, наощупь добрался до стола, стянул пиджак и, небрежно бросив его на свободный стул – в кармане протестующе квакнула собачонка – рухнул в мягкое глубокое кресло.

Теплый бархат подлокотника мазнул по ладоням. Я откинулся на спинку, чувствуя, как перед глазами все плывет, смежил веки…

Лунная дорожка протянулась к моим ногам. Я на миг наклонился, коснулся ее ладонью – на пальцах осталась светящаяся во тьме пыльца…

Подняться с кресла. Привычно встать на серебристую полосу, чувствуя, как она обретает плотность под твоею ногою…

Лунная пыль брызнула в разные стороны, осела на брюках, закружилась, поднимаясь все выше, пачкая все вокруг. Казалось, тонкие, чуть прохладные пальцы касаются моего лица, скользят по коже, зовут и манят вперед…

Я потянулся навстречу луне. Шаг. Еще один. Звезды, вы слышите меня? Я иду к вам, звезды…

Зов ночного светила набатным колоколом звенел в ушах. Протяни руку – и дотронешься. Поймаешь крошечный шарик на ладонь, прокатишь между пальцами, оставляя дорожку светящейся пыльцы…

–И долго мне еще ждать?

Я вздрогнул и открыл глаза.

У входа в кабинет замер невысокий силуэт, четко очерченный на светлом фоне дверного проема.

Я с трудом разлепил спекшиеся губы:

–Ч-что?

–Ждать говорю, долго? Я давно уже пришла, – отчеканил знакомый голосок. Кукла шагнула через порог и чуть склонив голову набок – ленточки-змеи зашевелились и недовольно зашипели – звонко поинтересовалась: – А ты всегда светишься в темноте?

Я медленно поднял руку: осевшая на ладони лунная пыль слабо мерцала. На подлокотнике, там, где пальцы прикасались к бархату, остались флуоресцентные следы. У ножек кресла валялись щедро рассыпанные гнилушки…

Это было! Это не приснилось! Значит, у меня все-таки есть шанс выйти отсюда?!

Ага. Ногами вперед.

Стоило чуть повести глазами, и замерший на проходе силуэт куклы дрожал и искажался: то вытягивался до самой притолоки, то сжимался до невысокой фигурки в платьице, а то и вовсе дробился на два: темный – крошечный и полупрозрачный – высокий, с зажатым тесаком в кулаке.

Хороший у доктора коктейль, ничего не скажешь.

–Может, ты радиоактивный? – беззаботно поинтересовалась кукла, так и не дождавшись ответа.

–Фосфора в организме много, – огрызнулся я.

–А, рыбы переел, – понятливо кивнула Чайка. Подумала и предложила: – Может, все-таки свет включишь? Дышать не видно.

Скривившись, я поднял тяжелую руку и щелкнул пальцами. В тот же миг лампочки в тяжелой хрустальной люстре над головой разом вспыхнули и взорвались, осыпав меня осколками.

–Да твою ж!.. – только и смог выдохнуть я.

Вот что значит – не рассчитать приложение силы.

Чайка испуганно взвизгнула, шарахнувшись назад. Через мгновение, правда, приоткрыла один глаз, прошептала:

–Классный фейерверк! – и вновь зажмурилась.

Собачонка, мирно спавшая до этого в кармане пиджака, разразилась ожесточенным тявканьем, перемежаемым ругательствами на семи мертвых языках. Я уверенно смог опознать только аккадский – причем, судя по всему, его средневавилонский диалект – и шумерский.

Кукла, только что застывшая неподвижной статуэточкой, отмерла, шагнула вперед, чуть склонив голову набок:

–Кто там у тебя?

Мне было не до нее: осколки запутались в волосах, и я безуспешно пытался их вытрясти, успев до крови расцарапать ладонь.

А, к черту. Перед сном душ приму. Может, что-нибудь и смою.

Если не забуду.

–Так что там у тебя?! – все не успокаивалась кукла. Ответа не дождалась, вздохнула и уверенно направилась к стулу. Стащила пиджак за свисающий рукав на пол и потыкала носочком крохотной туфли во вздувшийся бугор в кармане:

–Эй, ты кто там? Вылазь?

Лежащая неопрятной грудой ткань зашевелилась… И на волю выползло давешнее одержимое создание. За прошедшее время оно стало только страшнее: рыжая шерсть вылезла клочьями, клыки в пасти торчали в разные стороны, а на макушке появилась парочка витых бараньих рогов.

–Ой, какая пре-е-е-е-елесть! – всплеснув руками, радостно взвизгнула Чайка (причем, по-моему, совершенно искренне) и, обхватив пухленькими фарфоровыми ручками собачонку, обняла ее за шею.

Одержимая псина испуганно задергалась в крепкой хватке куклы, но ту было не остановить.

– Какая милая собачка!

Я хмыкнул:

–Это не собачка, а какая-то пакость.

–Собачка – собачка, – отрезала Чайка. – Просто она помесь.

–С чем? – Хмуро поинтересовался я. – С радиоактивным пеплом?

Кукла только отмахнулась:

–Не слушай его, рыбонька… Да моя ж ты заинька! Да моя ж ты лапочка! Да какой ты у меня красотулечка! – звучно чмокнув пса в ярко-красный нос, Чайка на миг отстранилась от уродца, рассматривая, а затем вновь прижалась как к родному.

Тот сдавленно пискнул и протестующе заскреб когтистыми лапами по полу, оставляя длинные глубокие царапины.

–Испортите паркет, убью! – возмутился я. – Я за него из своей зарплаты отвечаю!

Кукла на миг замерла, чуть отстранилась от пса – не выпуская его, впрочем, из крепкой хватки – и ковырнула носочком пол:

–Древесина Иггдрасиля? – и, не дожидаясь ответа, вновь прижалась к отчаянно отбивавшей собаке: – Да мое ж ты солнышко!

Меня передернуло.

Серебристая пыль на ладони постепенно смешивалась с выступившей кровью, темнела и блекла. Еще немного, и в комнате вновь наступит темнота… Это ж сколько я проспал? Солнце часов в девять вечера заходит…

Мрак медленно наступал из темных углов. Выпускал длинные щупальца, клубился у самых ног, жадно сжирая блекнущие гнилушки и гася лунную пыльцу. Мгла уже спрятала стол, стулья, почти проглотила куклу, все так и не выпустившую вяло отбивавшуюся, полузадушенную в объятьях, собачонку. Исходившее от меня бледное мерцание почти погасло.

Я представил, как мне придется блуждать в темноте комнаты, биясь головой о стены – то, как я ловко прошел здесь раньше, не в счет, я был под наркозом – и скривился. Только этого мне для полного счастья не хватало.

Потерев ладонь об ладонь, я скатал подсохшую кровь, смешавшуюся с пыльцой, в небольшой комок и, тихо зашипев от боли, когда стеклянная крошка, оставшаяся на руке, вновь впилась в кожу, подбросил получившуюся субстанцию в воздух, щелкнув по ней ногтем. Та взмыла под самый потолок, рванулась к люстре, осела на взорвавшихся лампочках и бусинах хрустальной люстры… И те засветились мягким теплым светом, разгоняющим мрак, укутывающим, подобно теплому шерстяному платку…

–Ой, – тихонько выдохнула Чайка, поднимая лицо от шерсти собачонки: – Как тут красиво…