Читать книгу: «Хоум-ран!», страница 2

Представьте, как было бы красиво: спустя десять лет после трагической – и такой несвоевременной – гибели одного из лучших бейсболистов всех времен место в команде занимает его сын. До смерти Турмана Мансона в авиакатастрофе гибель моего отца считалась самым знаковым несчастьем в мире бейсбола. Вчера «Спортсмен», старейший спортивный журнал в стране, запросил у меня интервью, но я еще не решил, какой дам ответ.

Как бы сильно мне ни нравился бейсбол, какой бы воодушевляющий азарт я ни испытывал, летя по полю наперегонки с мячом и наконец касаясь ногой базы, эти чувства принадлежат не только мне. А если я стану играть в Главной лиге, от сравнений и вовсе не будет покоя. Я навсегда останусь для всех лишь сыном великого Джейка Миллера.

Мне не хотелось бы идти наперекор воле отца, ведь он желал для меня такого будущего больше всего на свете. Он погиб ужасной, совершенно несправедливой смертью, вместе со своей женой. Он пытался заслонить ее рукой – как будто это могло помочь. Сейчас на моей форме красуется фамилия Каллахан, но, если бейсбол станет моей профессией, от меня будут ожидать миллеровского успеха.

Поэтому я продолжаю натянуто улыбаться.

– Точно, – отвечаю я Куперу. – Будет отлично, если попаду в «Марлинс». А вам – удачной поездки! Вы заслужили этот отдых.

4. Мия

13 марта

Я пробегаю глазами сообщение от Пенни: «У ребят все в порядке, переночую у Купа», – как вдруг раздается стук в дверь.

Я соскальзываю с кровати и поеживаюсь от холода, когда мои босые ноги касаются пола. Голова раскалывается от количества выпитого в «Рэдс». После бара я долгое время провела в темноте, щурясь в экран ноутбука, за которым корпела над заданием по звездной астрономии, и это явно не улучшило ситуацию. Временами я отвлекалась, начиная тупо пялиться в потолок, но потом снова принималась за работу: меня не возьмут в НАСА за красивые глаза.

Ну и, пожалуй, благодаря всему этому из моих мыслей пропадал он.

Себастьян Миллер-Каллахан.

Себастьян, который улыбается каждый раз при виде меня с той самой встречи в кинотеатре прошлой осенью.

Себастьян, который приветствует меня словом «милая».

Себастьян, который дрался за меня.

Кто так вообще делает?

Судя по всему, это отличительная черта всех Каллаханов. Пенни рассказывала мне про своего парня Купера, брата Себастьяна, – вот мерзость-то. Тем не менее я держу свое «фи» при себе, потому что обожаю ее и рада, что она счастлива. Пенни – одна из тех девушек, которых парни без колебаний знакомят с родителями. Из тех, кто заслуживает настоящей любви.

Не то что я.

Мне не стоит сближаться с Себастьяном – я лишь причиню ему боль. Такое уже случалось: однажды я надела на хоккейный матч свитер одного парня из команды Купера, хотя Себ просил меня этого не делать. Он тогда лишь мельком взглянул на меня и ничего не сказал. Был терпелив, как и всегда. Или еще тот случай в баре: какой-то придурок пытался снимать нас с Пенни на телефон, и, когда у нас завязалась потасовка, Себастьян отвел меня в сторону, а сам вместе с Купером отправился на разборки.

Я толчком открываю дверь.

– Привет, – сипло выдыхает Себастьян.

Причина его хрипа – удар в шею, который он получил во время драки. А еще последствие похода на хоккейный матч: они с Пенни тогда кричали громче всех болельщиков, вместе взятых. Мы с ней всегда удивлялись тому, что братья Каллаханы нечасто показываются вместе.

– Можно войти?

В его потухших глазах отражается усталость, на опухшем лице уже начали проступать синяки, а на лбу под копной непослушных волос виднеется порез.

Я беру его за руку и втягиваю внутрь. Он робко опускается на диван в общей гостиной. Я достаю из морозильной камеры мини-холодильника пакет со льдом и, обернув футболкой, протягиваю ему.

– У тебя точно нет сотрясения? – спрашиваю я, стоя в дверях.

Поморщиваясь, он медленно поворачивает ко мне голову – это движение явно причиняет ему боль. Я прилагаю все усилия, чтобы подавить тревогу.

– В больнице сказали, что со мной все в порядке. А вот Куперу пришлось наложить швы…

Моя тревога усиливается, засасывая меня, словно огромная черная дыра.

Он дрался за меня.

Но это ничего не меняет.

Я придаю лицу сердито-высокомерное выражение. В отличие от улыбок, из-за которых я вечно попадаю в неприятности, это безопасно.

– Я не просила о помощи – мне не нужен рыцарь на белом коне.

– Я не собирался ждать, пока этот урод покалечит тебя. Или Пенни. Или Купера, раз уж на то пошло, – резко отвечает он не допускающим возражений тоном.

Я тут же начинаю спорить, хотя какая-то часть меня, маленькая, но невообразимо надоедливая, признаёт, что ей нравится этот многообещающий тон.

– Тот парень уступал Куперу в весе килограммов на десять – тот еще заморыш. Я бы и сама с ним справилась.

– Именно этого я и постарался не допустить.

– Я в состоянии о себе позаботиться.

– А я и не говорю, что это не так.

Себастьян поднимается с дивана, подходит ко мне и прижимает к двери. Я судорожно сглатываю, не в силах оторваться от его завораживающих зеленых глаз, в которых тону при каждой нашей встрече. Мы договорились держать то, что между нами происходит, в тайне, а теперь из-за его идиотского героизма – да еще на глазах у всех – это может выйти наружу. Нужно сказать ему, чтобы он ушел и больше никогда не писал мне.

– Просто не мог бросить тебя одну.

Между нами лишь секс. Лишь эти мгновения страсти, когда я сгораю в его объятиях и все остальное меркнет, будто мы остались одни на целом свете. Лишь эта химия, соединяющая нас реакция. Я нежно касаюсь синяка на его лице, и он резко выдыхает от боли, крепче сжимая меня в объятиях.

Наши губы разделяют всего несколько сантиметров – и мы летим в эту пропасть. Вместе. Притянутые друг к другу, словно магниты.

Я слегка прикусываю губу Себастьяна, и у него вырывается стон, заставляющий мой желудок сделать сальто. Он улыбается и, не оставаясь в долгу, кусает меня в ответ, нежно сжимая пальцами мои бедра – так же бережно, как привык держать бейсбольную биту. Я впиваюсь ногтями ему в спину и тяну за тонкую ткань свитера. Мы оба резко выдыхаем и размыкаем губы – но тут же снова сливаемся в страстном поцелуе. Он прижимается ко мне сильнее, и я ощущаю его желание. Я запускаю пальцы в его волосы. Его светлые пряди, так отличающие его от остальных членов его семьи, всё еще сохраняют прохладу мартовского воздуха.

Мне хочется увлечь его в спальню. Пенни сегодня не придет: в конце концов, ее парню наложили швы, так что она останется с ним, чтобы окружить заботой. На самом деле между мной и Себастьяном сейчас происходит почти то же самое, но все же у меня хватает сил отогнать эту опасную мысль. Практически. Я предпринимаю слабую попытку отстраниться, но упираюсь спиной в дверь. Ловушка.

Хотя в целом положение весьма удобное.

– Мия, – начинает Себастьян.

Я не даю ему ни единого шанса договорить. От моей комнаты нас отделяет лишь небольшой коридор – там нас точно никто не увидит, а я не в состоянии выставить его вон. Не теперь, когда по моей вине его лицо в синяках и когда он так нежно обнимает меня за талию, будто я что-то хрупкое. Как будто я из тех девушек, которым нужен рыцарь в сияющих доспехах и с мечом на плече – прямиком из любовных фантазий Пенни.

Меня такое никогда не привлекало, но, по-видимому, где-то глубоко внутри мне это все же нравится. Я беру Себастьяна за руку, увлекаю за собой в спальню и, закрыв за нами дверь, прошу довести меня до исступления.

5. Мия

Когда на следующий день я иду по кампусу со стаканчиком кофе, то слышу звонок телефона – это Джана.

Обычно она звонит только по двум поводам: хочет либо пожаловаться на нашу семью, либо о чем-то меня расспросить, чтобы потом передать это родственникам. И ни один из этих поводов для разговора мне сейчас не по душе – в особенности после того, что сказала профессор Санторо. Все мои мысли сосредоточены на проекте – исследовании, которое она проводит при поддержке НАСА. Этот проект позволит обнаружить миллиарды еще не открытых экзопланет, скрывающихся в бескрайней темноте Вселенной. Главная цель – найти еще одну Землю, хотя и каждая экзопланета сама по себе может рассказать много нового.

Поскольку наше оборудование на настоящий момент не позволяет нам увидеть экзопланеты непосредственно, мы вынуждены искать их любыми другими способами. Сейчас профессор Санторо разрабатывает новый метод измерения атмосферных свойств, и, если мне удастся усовершенствовать созданную для этого компьютерную программу, мы сможем получить более точные сведения об уже открытых экзопланетах.

Бескрайний космос, его причудливая красота… Забывшись, я останавливаюсь и мечтательно смотрю на утреннее небо, пусть сейчас на нем нет ни звездочки. Перед тем как принять видеозвонок, я возвращаю лицу нейтральное выражение.

Хорошо, что летом в университете почти никого нет – разговор с сестрой точно останется только между нами. На небе тут и там виднеются пушистые облака, напоминающие сахарную вату. Пару лет назад ученые обнаружили WASP-121b – экзопланету, на которой облака состоят из металла и проливаются дождем из расплавленных самоцветов. Казалось бы, дождь такой же, как на Земле, но в то же время совершенно другой – и на расстоянии восьмисот пятидесяти пяти световых лет. Когда я рассказала об этом Пенни, она пошутила, что будь я планетой, то это была бы я.

– Привет, Ми-Ми, – говорит Джана. В начальной школе Нью-Джерси еще идет учеба, так что у сестры, должно быть, сейчас обеденный перерыв. Стена позади нее вся в ярких постерах; волосы собраны в конский хвост, глаза сияют, словно два бриллианта. – Ну как ты?

Я изо всех сил стараюсь подавить улыбку, когда слышу свое детское прозвище. Ми-Ми меня называет только Джана, как и я ее – Джи-Джи.

– Неплохо.

– У тебя там очень мило.

– На улице ужасно жарко, – отвечаю я, не сбавляя шага.

– Это уж точно! Дети, похоже, решили, что летние каникулы уже наступили – совсем не хотят учиться. – Я слышу, как Джана делает глоток воды. – Ты уже дала своим студентам домашнее задание? Мама спрашивала.

– Эм, еще нет, – я бросаю взгляд на деревья. – Это курс для отстающих, так что нужно сначала дождаться, пока закончится семестр. У них, я имею в виду.

– Обязательно приезжай погостить на пару дней! Ты ведь в этом году даже на Пасху не заглядывала.

Потому что мне было не до Пасхи. Служба в католической церкви, бабушкин ягненок с розмарином, мамин неаполитанский пирог, маленькие кузины в нарядных накрахмаленных платьицах, загребущими ручками обшаривающие каждый сантиметр заднего двора в поисках яиц. Вместо этого я посвятила весь день учебе. После смерти дедушки каникулы потеряли для меня всякое очарование.

– Не получится, я взяла дополнительные смены в кафе – оно скоро закрывается.

На самом деле университетская кофейня «Лавандовый чайник», в которой я работала весь прошлый семестр, закрылась на лето два дня назад. Еще одна ложь, которую с такой легкостью проглатывает моя семья… Они думают, что я занимаюсь со старшеклассниками, провалившими экзамен по естествознанию, в рамках педагогической стажировки, но в действительности я не провела там ни минуты. Если когда-нибудь я и стану преподавателем, то только таким, как профессор Санторо. Причем преподавание будет лишь дополнением к моей исследовательской работе, но уж никак не профессией. Ни за что не стану объяснять школярам принцип формирования облаков или еще какой бред – все то, на что, по мнению моих родственничков, я только и гожусь.

– Ну, если все же выдастся свободный денек, обязательно приезжай – все будут очень рады. Кстати, Мишель снова беременна, но это не точно.

Слава богу! Мой братец, конечно, время от времени ведет себя как полный кретин, но жена у него замечательная.

– Здорово!

– Это уж точно! Надеюсь, в этот раз мы станем тетушками прелестной девочки. Мальчишек у нас в семье хоть отбавляй.

– Уверена, что Энтони понятия не имеет, что значит быть отцом девочки.

У нашего брата двое сыновей-близнецов: оба словно маленькие торнадо. Джана с мужем не станут отставать. Готова поспорить, что, если Мишель действительно ждет ребенка (да еще и девочку!), Джана не будет тянуть до Рождества, чтобы тоже забеременеть.

От этой мысли меня передергивает. Бескрайние просторы космоса не пугают так, как беременность… Ответственность за жизнь маленького человека… Я никогда этого не хотела. Честно говоря, не могу думать об этом без ужаса. «Конечно, я просто не могу дождаться, когда выйду замуж и рожу детей!» – еще одна ложь для моих родных. В тот единственный раз, когда я заикнулась при матери о том, что не уверена насчет всего этого, она грубо отчитала меня, заявив, что замужество и материнство – моя прямая обязанность как женщины и вдобавок долг, который я должна отдать своей семье.

– Это уж точно! – соглашается Джана. – Ну, если не получается навестить нас сейчас, то, может, тебе удастся хотя бы приехать на барбекю в июне? Бабуля будет рыдать, если ты не приедешь.

– Да бабуля не проронила ни слезинки за всю свою жизнь!

Это одна из многих вещей, за которые я ее уважаю, хотя наши отношения вовсе не простые. До сих пор помню, какой она была на дедушкиных похоронах: безупречная, как и всегда, осанка, идеальное черное траурное платье, сухие, словно два опустевших от засухи озера, глаза. Она не плакала ни во время погребения, ни во время поминок, ни даже во время семейного застолья, на котором мой отец и дядюшки напились до беспамятства, поднимая тосты за дедушку.

Я таким самообладанием похвастаться не могла. В тот день я заперлась в своей комнате и рыдала до тех пор, пока не начала задыхаться.

Я преодолеваю крутой подъем, каких немало в кампусе МакКи, держа телефон повыше, чтобы мое лицо оставалось в кадре. Комната, которую мне выделили на лето, находится в одном из самых старых зданий, в общежитии для первокурсников, на краю кампуса, на высоком холме. Забавно, но именно там мы когда-то познакомились с Пенни. Я заселилась первой и уже прикидывала, куда повешу постер с изображением галактики Андромеды, когда в комнату ввалилась она – вихрь рыжих волос, веснушек и неудержимой энергии, с чемоданом, забитым вместо одежды книгами, и перекинутыми через плечо коньками. Оценив взглядом мою черную кожаную косуху, берцы и выражение лица «пошло оно все к черту», она моргнула и протянула мне руку.

Уже тогда она поняла меня лучше, чем кто-либо другой. Лучше, чем моя родная сестра. Так было и есть.

Джана вздыхает. Я понимаю, что мне вот-вот будет прочитана очередная нотация, поэтому говорю:

– У меня сейчас встреча кое с кем. Созвонимся позже?

– Ты же приедешь на барбекю? – не сдается она. – Ради меня, Ми-Ми, пожалуйста! А насчет родителей, бабули и кузин не волнуйся.

Я прикладываю пропуск к турникету на входе в общежитие и проскальзываю внутрь. Здесь тоже слишком жарко. Летом без кондиционера тут просто невыносимо.

Повезло хотя бы, что я живу на первом этаже – ведь, как известно, чем выше, тем жарче.

– Ну хорошо, – соглашаюсь я.

Целый день в окружении всех моих многочисленных родственников, соседей и прихожан нашей местной церкви – придется потерпеть. Не знаю, как и почему мои родители завели этот обычай, но он соблюдается уже больше двадцати лет: большая вечеринка с барбекю у Ди Анджело. Я не виделась с сестрой с самого Рождества, да и тогда она почти половину времени провела с мужем и его семьей.

– Ура! – сияет Джана. – Люблю тебя, Ми-Ми.

От ее улыбки перехватывает дыхание.

– Я тоже люблю тебя, Джи-Джи.

Это правда: я действительно люблю сестру и всю свою семью. Так сильно, что мысль о том, каким огромным разочарованием я для них стала, причиняет мне невыносимую боль. Не о такой дочери мечтали мои родители. Я честно пыталась подогнать себя под их стандарты, подавить свои интересы – но ничего не вышло. Оставаться втиснутой в те рамки без возможности вдохнуть полной грудью было невыносимо. Только дедушка по-настоящему понимал это.

Будь он жив, он бы поддержал меня в желании посвятить жизнь изучению космоса, и мне не пришлось бы путаться во всем этом дурацком вранье. Раньше Джана заступалась за меня, но после замужества стала вести себя в точности как наша мама и все тетушки.

И все же я по-прежнему люблю их и даже нахожу в себе силы время от времени «дозированно проявлять дружелюбие», как говорит Пенни.

На пути к своей комнате я поскальзываюсь, и мне чудом удается устоять на ногах. Пол буквально залит водой. Видимо, какой-то идиот забыл закрыть кран.

Я добираюсь до комнаты и рывком открываю дверь.

«Твою мать!» – невольно срывается с моих губ.

Внутри настоящий потоп!

Через дверь, до этого служившую шлюзом, вода устремляется в коридор, и мои кроссовки тут же становятся насквозь мокрыми. Я поднимаю голову и вижу, как вода хлещет из трещины на потолке, заливая абсолютно все вокруг: кровать, одежду, которую я еще не успела достать из чемодана на полу… Сверху мерно покачивается обувь.

Мои роскошные замшевые ботфорты, самые любимые, абсолютно мокрые – теперь только на выброс.

Я делаю шаг вперед, но тут же теряю равновесие и, провалив попытку схватиться за изголовье кровати, приземляюсь прямо в мерзкую холодную лужу.

Не в состоянии больше сдерживать злость, я извергаю поток очень неприличных проклятий.

6. Себастьян

– А вот эта тебе как? Вроде классная.

Я бросаю на Рафаэля хмурый взгляд. Этот любопытный подонок заглядывает в экран моего телефона через плечо. Я не спрашивал его мнения, но девушка из приложения действительно привлекательна – от ее улыбки парни наверняка сходят с ума.

Вот только она брюнетка.

Свайпаю влево.

– Чувак, – говорит Рафаэль, – ты уже с десяток красоток влево свайпнул!

Хантер, в паре метров от нас развалившийся на скамейке, будто на мягком диване, приподнимает бровь. Снимает бейсболку с эмблемой МакКи и вытирает пот со лба. Несмотря на то что сейчас лишь начало мая, в Нью-Йорке невероятно душно. Тренировка уже закончилась, но мы задержались, чтобы обсудить тактику завтрашней игры, первой в сезоне, против команды Брайантского университета, а также дальнейшую стратегию. Матч пройдет ближе к вечеру и на нашем поле, так что сегодня мы вполне можем заглянуть в «Рэдс», посмотреть игру «Метс» и попить пива – и это никак не помешает нам подготовиться.

Хантер очень суеверен, поэтому перед каждым матчем проводит целый ряд особых ритуалов. Лично я в такие штуки не верю: не думаю, что, надев черные трусы, я вернее сделаю хоум-ран, чем если надену синие, – но ему об этом, конечно, я ничего не говорю. Пусть делает что угодно, лишь бы это сработало: мы не должны снова проиграть. Если мы не начнем забивать, то не сможем участвовать в турнире. Это, конечно, никак не отразится на приглашениях на драфт, которые я получаю от известных команд, но все же перед отборочными мне бы хотелось расширить свой послужной список.

На экране телефона появляется новое фото. Блондинка. Классные сиськи. Шаловливая улыбается одним уголком рта. Свайпаю вправо. Мэтч – что ж, неудивительно.

– Ну! Совсем другое дело! – одобрительно заявляет Раф, толкая меня плечом. – Готов поспорить, она напишет тебе через три, два…

Тут же приходит новое уведомление.

– Я же говорил, – ухмыляется он.

Проигнорировав его слова, я читаю сообщение. Ее зовут Регина. У меня появляется смутное ощущение, будто мы знакомы, но долго гадать не приходится. Она пишет, что мы сидели за одной партой на занятиях по этике в прошлом семестре. Готова встретиться со мной через час – в одном из общежитий, куда она перебралась на лето.

Слишком просто.

– И как только тебе это удается… Даже с разбитым сердцем умудряешься охмурять обалденных девчонок, – говорит Хантер.

За веселой непринужденностью этой шутки я чувствую некоторую осторожность – похоже, он боится меня задеть. На его гладком загорелом лице читается тревога.

Я поднимаюсь на ноги. У меня нет никакого желания слушать советы на тему того, как выбросить Мию Ди Анджело из головы, чего мне не удается сделать уже полтора месяца. Как будто мне мало наставлений Купера. Хантер – еще ладно, у него хотя бы есть девушка (они начали встречаться еще в школе, но сейчас общаются на расстоянии). Что до Рафаэля, то его советы содержательными не назовешь, хотя, говоря откровенно, это меня устраивает. Помню, как он, выслушав мою историю, с невероятной серьезностью сказал: «Да, черт возьми, нужно с этим как-то разобраться».

Интересно, чьим советам следует Мия? Уж точно не Пенни.

Счастливо оставаться, Каллахан! Я ухожу.

Пожалуй, единственный способ на какое-то время забыть эти слова – отвлечься на другую. Иначе остается только страдать. Я действительно не могу упрекать Мию за постоянные интрижки, потому что, по сути, занимаюсь тем же самым… С одним лишь условием – никаких брюнеток.

– Это трудный путь, – говорит Раф, – но, думаю, он справится.

– С чем? – смеется Хантер. – У него что, цель – перетрахать всех блондинок в нашем универе?

– Ну да, я не прав, – признает Раф. – Брюнеток обделять тоже не следует.

Я перекидываю сумку с формой через плечо.

– Я это учту.

– Она не единственная итальянка в мире – тебе наверняка еще встретится кто-нибудь поадекватнее.

Услышав это, я задерживаюсь возле двери.

– Она адекватная.

– Она та еще стерва, – бормочет Хантер.

– Хватит! – огрызаюсь я. – Если она решила расстаться со мной, это не значит, что она неадекватная стерва. Не смей ее так называть – вообще никого не смей, это ужасно грубо, черт тебя побери!

Рафаэль и Хантер переглядываются. Раф вскидывает брови так высоко, что они скрываются под копной густых волос.

– А разве можно расстаться с человеком, с которым не встречаешься? Она ведь не хотела признавать, что у вас отношения. При этом все-таки согласилась на свидание, но в итоге просто взяла и продинамила тебя.

Мои щеки заливает румянец. Как же жалко я, должно быть, выгляжу в их глазах.

– Перестань.

– Я всего лишь задал вопрос.

– Хватит, – уже резче повторяю я.

Я чувствую, что должен защитить ее – даже несмотря на то, что между нами произошло. Я ничего не смог рассказать Куперу, но мне нужен был хоть кто-то, чтобы не держать все в себе, поэтому я поделился со своими лучшими друзьями. Иногда я жалею, что вообще открыл тогда рот, – в особенности в те моменты, когда отчетливо понимаю, какие чудеса самообладания приходится демонстрировать Рафу, чтобы не начать крыть Мию самыми последними словами. Вот как сейчас. Чувства такта для него будто не существует. Не стоило мне говорить, как я два часа прождал ее у «Везувия» в надежде, что она все же придет на свидание.

– Не будем о ней.

Раф бросает на меня печальный взгляд.

– Она отвратительно с тобой поступила. Это нельзя так оставлять, – настаивает он.

– Она ведь не уехала на лето, да? – осторожно говорит Хантер, как будто боится, что я могу в любой момент выйти из себя. – Одна случайная встреча, и ты снова будешь мучиться. Нужно что-то придумать, найти способ жить дальше.

– Да все у меня нормально. Честно.

Я снимаю бейсболку и убираю ее в сумку, взъерошиваю мокрые от пота волосы. Все, что мне сейчас нужно, – это прохладный душ, чистая одежда и утешительные объятия Регины, с которой я сидел на этике. И мне сразу полегчает. Да, Мия осталась в кампусе, чтобы вместе со своей наставницей продолжить работу над исследованием, но я уверен, что, встреться мы с ней в кофейне или где-то еще, она и бровью не поведет. А вот я при виде ее прекрасных черных волос места себе не найду от внезапно нахлынувших воспоминаний. О наших ночных переписках. О том дне, когда мне выпал шанс приготовить ей завтрак, – не бог весть что, но она уверяла, что этим я доставил ей даже больше удовольствия, чем в постели. О взглядах, которые мы бросали друг на друга, пока никто не видит: ни Купер, ни Пенни, ни кто бы то ни было.

Может, Рафаэль прав: мне действительно нужно трахнуть брюнетку.

– Увидимся в «Рэдс», парни!

– Я забронирую столик, – говорит Хантер. – Хулио, Левайн и Большой Мигги тоже хотели прийти. И Хопс с Оззи, может, заскочат.

– Это почти половина команды, – сухо констатирую я. – Думаю, нам нужно два столика.

– Сейчас ведь май, – отмахивается Раф. – В «Рэдс» будет тихо.

– Мы же не возмущаемся, когда ты тусуешься с парнями из хоккейной команды Купера, – ухмыляясь, говорит Хантер.

Его ухмылка – что-то вроде белого флага, и это значит, что теперь я могу спокойно уйти. Я киваю и бегом устремляюсь через поле в раздевалку.

* * *

У старого общежития я уже снова весь обливаюсь потом: прохлады автомобильного кондиционера хватило ненадолго. У дверей меня ждет Регина. Она ничуть не изменилась со времен курса этики: волосы цвета «лимонный блонд», озорная улыбка. Оранжевое летнее платье соблазнительно подчеркивает изгибы тела.

– К сожалению, кондиционера тут нет, – извиняется она, увлекая меня за руку вверх по лестнице.

Ее комната на третьем этаже. В общежитии, должно быть, ни души: наши шаги отдаются в пустом здании гулким эхом. Подошвы ее шлепок при каждом шаге характерно причмокивают по потертому деревянному полу, мокрому по непонятной причине. Я уверен, Мия ни за что бы не надела шлепки, максимум босоножки – и то только в том случае, если бы для туфель было слишком жарко. Я точно помню, что она красит ногти на ногах черным лаком.

Я тут же одергиваю себя. Нашел время думать о ногтях Мии Ди Анджело… Стоящая передо мной Регина – черт знает, какая там у нее фамилия, – буквально раздевает меня взглядом. У нее карие глаза, довольно красивые. Намного светлее, чем у Мии. Глаза Мии напоминают по оттенку свежевспаханную землю. Естественно-прекрасный цвет…

Регина задерживается у входа в комнату и, убирая бретельки платья, чтобы обнажить свои загорелые плечи, произносит:

– Видела вчера, как ты играешь. – Ее губы расплываются в хитрой улыбке, когда она проводит ногтями по моей груди. – Это у тебя после матча такой синяк?

– Да, – отвечаю я, подавшись вперед и практически касаясь ее губ своими.

– Хочешь, поцелую, чтобы не болело?

Регина наклоняет голову, и я чувствую ее мятное дыхание. Она прикусывает мочку моего уха, и внутри меня тут же разгорается томительно-сладостное желание – хоть рядом со мной не та девушка, что мне нужна. Ее руки нащупывают низ моей рубашки и тянут вверх, пока я не понимаю намека и окончательно не снимаю ее сам через голову.

– Это не единственное местечко, где мне хочется тебя поцеловать, Себастьян, – шепчет девушка.

Все снова слишком просто – до смешного просто. Даже не пришлось решать, чего я хочу больше: чтобы она отсосала мне или чтобы я трахнул ее как следует. На всякий случай я захватил из машины резинку, поэтому теперь уверенно закидываю ее ногу себе на бедро и жадно целую. Из моей груди вырывается нетерпеливое рычание. В голове невольно снова начинают мелькать сравнения: целуется слишком влажно; грудь мягкая, но не такая упругая, как у Мии; вместо жасминового аромата – нотки цитруса.

Регина открывает дверь в комнату и тут же опускается на колени, глядя на меня снизу вверх своими сияющими, словно искрящимися глазами, и тянется рукой с длинными розовыми ногтями к пряжке моего ремня.

Я смотрю на нее, не зная, что сказать.

– Регина, милая…

Откуда-то доносится крик.

Он буквально разрывает воздух, заставляя меня содрогнуться. Едва не сбив Регину с ног, я мчу к двери. Она что-то кричит мне вслед, но я, не обращая на это ни малейшего внимания, лечу вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Сердце бешено стучит где-то в горле, не давая мне вдохнуть.

Я уже слышал этот крик. Вот только тогда он был криком удовольствия, а сейчас явно свидетельствует о панике.

Это голос Мии.