Драконий перстень

Глава 37. Стать богом на земле

Оставив царице три легиона и легата Руфина, Цезарь с Железным легионом отбыл из Египта. Но не в Рим, где его ждали (Антоний и другие политики, замещавшие диктатора, не справлялись, и город погрузился в анархию), и не в провинцию Африка, где последователи Помпея собирались с силами. Цезарь отправился в Малую Азию. После Египта с его чудесами и магией он уже мыслил другими категориями. Энергия этого человека направлялась «богиней», появилась способность менять события и судьбу, а убеждение в собственной исключительности укрепилось. Теперь ему стало мало одного Рима – захотелось заполучить весь мир.

План был впечатляющим: пленить армянского царя Артавазда и получить жезл Сехем, а по пути решить проблему мнимой угрозы со стороны царя Фарнака. Задача из задач – завладеть Свитком Творца! «Решу задачу, и стану не только первым в Риме, но положу мир к своим ногам. Все торговые пути возьму под контроль, гарантированно обеспечу Рим зерном и рабами, Парфия будет завоевана, Индия и Китай станут вассалами, скифы падут, а германцы и галлы смирятся с римским владычеством. Целый мир – Римская империя, а я – император, представитель бога на земле!» – мысли Цезаря, опережая одна другую, как ураган, проносились в мозгу, подбадривая, придавая силу, порождая стремления.

Клеопатре Цезарь подарил Кипр и великолепного сына, разрешив дать ребенку прозвище Цезарион (Маленький Цезарь). Диктатор, у которого родных детей от законных жен не было, признал сына и прочил его в наследники своей империи. Поскольку Клеопатре брат-соправитель больше не нужен, та решила избавиться от него. Как только малыш окреп, Птолемея XIV отравили.

В Малой Азии кипели страсти. Затаивший обиду Фарнак, сын знаменитого Митридата VI Евпатора, вдруг осознал, как велик был его отец, которого он предал, и как мало он получил за свое предательство – лишь Боспорское царство. Не обладая и частью таланта отца, главного злодея эпохи, он, тем не менее, объявил себя царем царей и решил освободить Понтийское царство от римских оккупантов. Фарнак с войском внезапно на кораблях пересек Черное море, высадился в Малой Азии и начал наступление. Первый бой был удачным. При Никополе, городе, основанном Помпеем в честь победы римского оружия над Митридатом, Фарнак победил, обратив в бегство римские легионы и вернув себе столицу Амасию.

Цезарь с Железным легионом пришел в Понтийское царство. Крепость Зела (у ее стен произошли две знаменитые битвы), окруженная живописной природой, невысокими горами, долинами, рекой, озером и болотом, в ряду других крепостей призвана была защищать подступы к Амасии. Присоединив к своему легиону войска легатов-неудачников и армию царя Галатии Дейотара, Цезарь встал лагерем на возвышенности напротив крепости.

– Что скажешь, пропретор Фавоний? – обратился Цезарь к бывшему советнику Помпея.

Фавоний (его Цезарь простил и повысил в должности) не раз доказывал, что может предсказывать события. Бросив взгляд на тлеющий красными угольками камень перстня, который диктатор носил не снимая, историк и географ произнес:

– Диктатор, Фортуна тебе благоволит. Можешь уже до битвы послать в сенат донесение о победе над врагом.

– Фортуна слепа и многих ослепляет, но любимцев балует и возносит на пьедестал, – сказал Цезарь и обернулся к секретарю: удачная мысль должна быть записана.

Появилась армия Фарнака. Цезарь приказал построить боевые порядки на склоне холма. Самоуверенный Фарнак повел войско в атаку вверх по крутому откосу: на правом фланге скифская конница, на левом сарматы, в центре пехота боспорцев. Римские легионеры с боевым кличем «Барра!», призванным подбодрить товарищей и устрашить врага, неудержимо ринулись в атаку по склону холма вниз. VI Железный легион (ветераны, самое опасное оружие Цезаря), сметая все, как лавина, обрушился на левый фланг Фарнака и опрокинул его. Войско Фарнака вместе с царем обратилось в бегство.

Цезарь блистал остроумием:

– Битва стремительная, победа безоговорочная! Секретарь, отправить в сенат отчет о сражении. Пиши: «Пришел, увидел, победил».

Фарнак сбежал в Таврику, где в ходе переворота был убит.

– Десять дневных ускоренных переходов, и мы в Арташате. Пусть Артавазд думает, что я хочу завоевать Парфию, – Цезарь, воодушевленный и ликующий, в палатке командующего планировал со своим штабом новый поход. – Из Арташата вернемся в Рим, где мое новое имя – император Гай Юлий Цезарь – устрашит врагов и откроет путь к бессрочному правлению. Что скажешь, пропретор Фавоний?

Фавоний, хмурый и тревожный, осторожно намекнул:

– Император, в Риме царит безвластие, требуется твое немедленное возвращение в столицу…

– Ты не договариваешь, Фавоний, – командующий смотрел на него выжидательно.

– Поход в Армению опасен, – пропретор старался донести тревожную мысль. – Римские военачальники, ходившие завоевывать эту страну, плохо кончили: Лукулл стал безумцем, Помпей потерял голову.

– И почему же?

Фавоний, авторитетный ученый, донельзя взволнованный и испуганный, разразился тирадой:

– Демон, дух или некая непознаваемая сущность обитает в горе Арарат! Демон равнодушен к человеку, пока тот не замыслил плохое против Армении, в противном случае околдовывает его, с готовностью служит, отвращает от зла, а потом высасывает энергию и направляет на погибель… Как это происходит, мне неведомо, но ясно одно: опасность для тебя, Цезарь, большая.

– А римские боги? Почему бы им не защитить меня? – глубоко верующий Цезарь считал, что его боги всесильны.

– Все просто: демон – посредник между богами и людьми. Здесь он служит армянским богам.

– Люди охотно верят тому, чему желают верить… – Вскинув голову, Цезарь мечтательно произнес: – Неплохо бы подчинить демона своей воле, вызывать, когда потребуется, управлять…

Фавоний, посматривая на Драконий перстень, веско произнес:

– Император, магия, ритуалы, скрытое и непознанное – не предметы твоей миссии…

Цезарь опустил глаза. Камень в перстне переливался от серебристо-серого до фиолетово-синего цвета. Голос диктатора прозвучал фальшиво:

– Такова природа человека: неизвестное порождает либо веру, либо страх. – Он повернулся к офицерам: – В конце концов, Рим ждет меня! Нужно получить должность консула и разбить все еще сильных сторонников Помпея. Дел много. Возвращаемся!

Величие Цезаря устрашило противников. Он стал одновременно консулом и диктатором, и преуспел, как никто другой. Римская держава теперь простиралась от реки Рейн до Атлантического океана. В Азии и Африке не влившиеся в империю царства стали союзниками. Последователи Помпея были разбиты. Всего за два с половиной года Цезарь провел радикальные реформы, затронувшие все стороны жизни не только Рима, но и половины человечества. Произошли перемена календаря (за образец был взят египетский), ломка структур государственного аппарата и судов, реформа налогов и права, подавление оппозиции, выдвижение на высокие должности незнатных, но талантливых людей, получение гражданства эмигрантами, прекращение грабежа провинций.

Решения диктатор принимал самостоятельно, не совещаясь с сенатом. Всех несогласных либо подавлял, либо уничтожал, гражданские свободы ограничил. Ветераны войн получили земельные наделы, неимущим раздавали бесплатный хлеб, безработица уменьшилась, Рим пережил строительный бум. Началось обожествление Юлия Цезаря. Седьмой месяц года, в который он родился, назвали в его честь июлем. На празднике плодородия Луперкалии Антоний демонстративно возложил на голову Цезаря царскую диадему, но диктатор, явно проверяя реакцию народа, посетовал и снял ее.

На вилле Лигария под Римом Кассий, раздраженный и угрюмый, выпив много вина, обращаясь к Рипсимэ, говорил:

– Я ненавижу Цезаря и, чем выше он поднимается, чем успешнее управляет Римом, тем больше ненавижу. Похотливый кобель! Он не упускает ни одной возможности приударить за женщиной. Солдаты называют его лысым бабником. Даже мою жену совратил!

– Ты ревнуешь? – Рипсимэ села к нему на колени.

– Что ты! Ревность разрушает любовь, а ненависть испепеляет тех, кто нас превосходит.

– Ты ему обязан, вот и ненавидишь, – с улыбкой, пытаясь унять волнение любовника, произнесла красавица.

– Да, он сделал меня претором, одним из шестнадцати. Мне этого мало! Хочу власти, влияния, поклонения!

Претор – вторая по старшинству должность в Риме после консула.

Зло, овладевшее Кассием, замыслило мятеж с тем, чтобы вознести претора на вершину власти и, сделав его инструментом своего замысла, завладеть умами людей, подавить их, вселить в души страх. Жизни будут загублены и в конце концов люди смирится с участью рабов. Наступит торжество тирании, угодливости и несправедливости.

– В последнее время ты недружелюбен и задирист…

Рипсимэ произнесла эту фразу шутливым тоном и даже пыталась поцеловать Кассия, но тот отстранился и, грубо согнав ее с колен, поднялся. Тоном, не терпящим возражений, он сказал:

– Завтра здесь, на вилле, я собираю друзей. Будут влиятельные сенаторы. От тебя требуется украсить тожество: пусть лопнут от зависти.

В голове Кассия созрел план убийства Цезаря. В заговор он решил вовлечь не только тех, кто ощущал недовольство и неудовлетворенность, но и тех, кто был близок к диктатору, однако мечтал в одночасье возвыситься. Кассий хорошо разбирался в людях…

После эквирий (14 марта), посвященных богу Марсу (конные ристания, скачки), в назначенный час на виллу отметить праздник прибыли двадцать два сенатора – патриции и состоятельные плебеи, большинство из которых были обязаны диктатору богатством и карьерой. Заговор, зревший уже несколько месяцев, приобретал зримые черты. В основном страсти кипели из-за ревности к всесильному властителю и нескрываемой жадности. Кое-кто пришел по эгоистическим соображениям, но несколько человек были идейными, отстаивая ценности республиканского строя. Среди них выделялся Брут.

Тридцатидевятилетний Марк Брут был идеалистом, интеллектуалом, поэтом и писателем. Прямой и мужественный республиканец, острый на язык, он был лидером молодых аристократов. Его предки (он происходил из двух знатнейших римских родов) когда-то свергали царей и тиранов. Быстро продвигаясь по карьерной лестнице, он метил в консулы. Мать Брута была любовницей Цезаря и поговаривали, что он его внебрачный сын. Брут ненавидел Помпея, но примкнул к нему потому, что Цезаря ненавидел больше. Армия Помпея была разбита, но Брута не арестовали, более того, Цезарь пригласил его к себе на службу, обласкал и неожиданно для всех назначил наместником Цизальпинской Галлии – ближайшей к Риму провинции. Проявил себя Марк Брут там прекрасно и заслужил похвалу диктатора. И все же он презирал Цезаря, считая, что тот обесчестил семью Брута.

Было шумно. Гости в белых тогах с широкой алой полосой прогуливались в атриуме вокруг бассейна и шептались. Рабы разносили кубки с вином, фрукты и сладости, играла музыка: мелодичное звучание кифар и авлоса услаждало слух. Вдруг шум стих. Все взоры обратились к Рипсимэ. Одетая в шелковую столу (женская туника с короткими рукавами) аметистового цвета со множеством складок и пурпурной лентой внизу, она подошла к Кассию и поцеловала его в губы. Он, польщенный, почувствовавший зависть гостей, громко сказал:

– Друзья, представляю вам Рипсимэ – женщину, от которой веет мистикой и тайной!

Она, решительная, уверенная и загадочная, с венцом в пышных черных волосах и украшениями из золота и серебра с аквамаринами и изумрудами, прошлась по атриуму, ловя восторженные вздохи сенаторов и, собрав их мечтательные взгляды, удалилась. Гости, забывшись на минуту, вновь с озабоченными лицами стали тревожно шептаться.

Наконец рабов отослали, и сенаторы прошли в таблиниум. Заняв места, все молча смотрели на хозяина. В зале повисла гнетущая тишина.

– Здесь собрались смелые люди, жаждущие вернуть сенату власть, а стране республиканские ценности, – начал Кассий. – Диктатор, поправ законы, единолично правит Римом. Многие из нас являются близкими друзьями Цезаря, но это ничего не меняет, так как все потеряли влияние. Он хочет, чтобы мы делились богатством с народом, называет нас алчными, покровительствует выскочкам, сенаторов лишает былых привилегий, грозит отобрать нажитые состояния. Не это ли реальная угроза каждому из нас?! Неопределенность положения не может продолжаться…

Встал Децим, близкий друг диктатора:

– Цезарь попирает не только законы, но и достоинство свободных людей, традиции предков. Отобрал у нас право властвовать, оставив лишь право поклоняться, а прижизненный портрет на монетах – не это ли символ самовластия? Спасем республику!

Он сел, поднялся Каска:

– Во всех храмах Рима появились его статуи. Он хочет быть царем. Антоний уже возложил на него царскую диадему…

Тиллий негодующим тоном вставил:

– Народ этому не возрадовался, и диадему Цезарь снял, но у него появилась новая

идея – перенести столицу в Александрию.

Туруллий с гневом выкрикнул:

– Милосердие Цезаря – это вероломство! Подаренное тираном милосердие означает унижение, а должности, которые он раздает, ничего не решают!

Лабеон печально сказал:

– Он инициировал закон об ограничении роскоши. Начались поборы…

Обиды множились. Сенаторы выступали один за другим, и все их слова крутились вокруг эгоистических соображений. Шла психологическая атака на колеблющихся. В соседней комнате Рипсимэ подслушивала разговор. Участь Цезаря ее волновала мало. Кассий ее разлюбил! Она лихорадочно соображала: «Мерзавец! Он хочет меня бросить, погубить и уничтожить все, что мне дорого».

Ходом собрания Кассий был доволен. Участие Брута, родственника диктатора по линии жены, должно было придать замыслу вид хоть какой-то законности. Кассий получил душу этого человека.

– Брут! – воскликнул он. – Твоя миссия – положить конец новой тирании!

Децим страстно произнес:

– Брут, ты всегда был лидером, возглавь наше движение и сейчас! В твоих жилах течет кровь героев, творивших историю Рима и отдавших жизнь за республику!

Кассий, понизив голос, провозгласил:

– Брут наш вождь!

Все стали негромко скандировать:

– Брут наш вождь! Брут наш вождь!..

– Да помогут нам Юпитер и Марс! – воззвал к богам Кассий, и все воздели руки к небу.

Гальба был беспощаден:

– Наш приговор будет суровым: тиран должен умереть!

Идеалист Брут, не понимая, что он является лишь орудием в руках злодея, встал и горячо поддержал:

– Тирану Цезарю не жить! Я убил бы собственного отца, если бы увидел, что он стремится к тирании. Освободим римский народ!

– Высокие принципы Брута – эталон для каждого из нас, – поспешил поддержать Кассий. – Приспешника Антония следовало бы убить тоже.

– Я против! – решительно воспротивился Брут. – Освобождение от тирании не влечет за собой террор. Я убью Цезаря-тирана, а не Цезаря-человека.

– Надо спешить! – Кассий действительно спешил убедить заговорщиков. – Завтра в курии Помпея сенат проведет решение о вручении Цезарю царских регалий. Диктатор хочет через три дня отбыть с войском на Восток, как он объявил, мстить за Красса и покорять Парфию, но, думаю, его интересует нечто другое. Свой маршрут он почему-то проложил через армянскую столицу Арташат…

– Страшусь удачливости Цезаря, – подал голос Гай Пармский.

– Хочу услышать его предсмертный стон! – выкрикнул Децим.

– Пусть каждый нанесет удар, дабы связаться круговой порукой! – предложил Каска.

Кассий, понимая, что цель достигнута, но не все так просто (неизбежно найдется предатель, либо Драконий перстень предупредит владельца), спокойно предостерег:

– Он узнает о заговоре, вернее, почувствует, я уверен. Это неважно. Цезарь верит в фатальность событий, и рок приведет его в сенат.

– Кто выдаст нас, пусть умрет! – вскочил со своего места Туруллий.

– Да!! – закричали заговорщики.

15 марта, иды (день в середине месяца по римскому календарю, шел 44 год до нашей эры). Полнолуние. Кальпурния, третья жена Цезаря, рыдала во сне. Разбуженный шумом и ярким светом луны Цезарь прошел в ее спальню.

– Дорогая, что случилось?

Она обезумевшими глазами смотрела на него:

– Мне привиделось, что ты истекаешь кровью.

– Спи, Кальпурния. Поговорим утром.

Утром в доме понтифика было тревожно. За завтраком жена стала просить:

– Гай, не выходи сегодня из дома. Гадатель Спуринна предсказывал опасность для тебя на иды. Я чувствую, что-то случится.

– Дорогая, сегодня важное заседание сената, я должен председательствовать…

– Отмени заседание или пошли Антония вместо себя, он тоже консул!

– Но вопрос в сенате касается меня лично…

– Принеси жертвы богам, искупи опасность!

Цезарь подумал: «Женщины лучше чувствуют опасность, чем мужчины, возможно беспокойство жены не преувеличено. Странно, никогда раньше не замечал у нее склонности к суевериям. Или это дух-охранитель сфинкс подает мне знаки, или магический перстень…» Цезарь опустил глаза. Камень перстня переливался от серебристо-серого цвета до фиолетово-синего.

– Странно!

Он снял с пальца талисман и внимательно рассмотрел. Филигранная работа! На внутренней стороне золотого кольца была надпись: «Слава и забвение: всему свой срок». Ухмыльнулся, надел перстень и произнес:

– Да-да, дорогая, я склонен послушаться твоего совета.

Вскоре пришел его друг Децим, которого прочили в наследники диктатора.

– Цезарь, что я слышу?! Ты испугался примет? Всем своим недругам даешь повод для упреков в высокомерии, мол, даже царские регалии хочет получить заочно!

Поводом для получения регалий стали изыскания жрецов. Изучив Книги Сивилл, содержащие пророчества, жрецы сообщили, что для удачного похода в Парфию Цезарь должен носить царские регалии вне Италии.

Децим продолжал настаивать на посещении курии (место заседаний сената):

– Цезарь, хотя бы лично сообщи сенаторам, что заседание переносится. Цицерон во всеуслышание объявил о твоей богоизбранности. Боги благоволят тебе, а у Фортуны ты любимец!

Диктатор, отбросив сомнения, твердо сказал:

– Мое непоколебимое решение идти!

Кальпурния проводила мужа тревожным взглядом.

Цезарь не имел охраны, живя по принципу: «лучше один раз умереть, чем бояться всю жизнь». Они с другом шли по роскошному городу, освещенному полуденным солнцем, а люди приветствовали Цезаря, сопровождая и протягивая записки. Один человек, изрядно напуганный и бледный, силился что-то сообщить, но толпа его оттеснила. Увидев гадателя Спуринну, консул остановился и воскликнул:

– А ведь мартовские иды наступили!

– Наступили, но еще не прошли… – Спуринна тоскливо смотрел на удаляющуюся фигуру диктатора.

Фавоний из толпы выкрикнул:

– Цезарь, демон торжествует и предвкушает пиршество!

Бросив взгляд на него, а потом на Драконий перстень с камнем черного цвета, диктатор грустно улыбнулся:

– Я прожил долго… и по меркам природы, и по меркам славы.

Знакомый Цезаря Артемидор вложил в его руку свиток:

– Прочти это, Цезарь, немедленно!..

Шум толпы заглушил его слова. Диктатор вслед за Децимом продолжал идти в курию, как будто неведомая сила, сначала сделав его непобедимым и неуязвимым, теперь надломила, опустошила и вела на погибель.

Цезарь с досадой сказал:

– Я всегда верил в предопределенность событий…

Децим ироничным тоном произнес:

– Доброжелатели подталкивают человека на опрометчивые поступки… – Увидев безысходность на лице Цезаря, подбодрил: – Ты бессмертен подобно богам, твоя добродетель истинна!

– Моя добродетель ищет человеческое совершенство. Пошли! – Цезарь обрел решительность.

Он вошел в здание, где находилась курия, все еще держа свиток в руке. Огромное здание, отделанное мрамором, построил на Марсовом поле после своего триумфа Помпей. Здесь также были великолепный театр, сад и храмы. Лучшие произведения искусства со всего мира собраны в дивных интерьерах. В курии, где иногда проводились сессии сената, Помпей установил свою статую. Полукруглые ряды скамеек поднимались амфитеатром, и почти девятьсот сенаторов уже заняли свои места.

По пути в зал заседаний диктатор подошел к жертвеннику. Жрец в его присутствии вскрыл внутренности ягненка и, изменившись в лице, поднял испуганные глаза. Цезарь отвернулся и пошел дальше. Лучи солнца проникали в зал из оконцев в потолке и высвечивали застывшие холеные лица сенаторов. Они в знак уважения поднялись с мест. В белой тоге с пурпурной полосой и лавровым венком на голове Цезарь сел в кресло у статуи надменного Помпея. Сенаторы с шумом рассаживались, заговорщики, скрывавшие под одеждой кинжалы, обступили Цезаря. Тиллий протянул записку:

– Цезарь милосердный, мой брат в изгнании… В твоих силах помиловать его… – и начал стягивать тогу, подавая знак заговорщикам.

Стоявший сзади Каска нанес первый удар кинжалом в шею диктатора. Цезарь вскочил, толкнул его:

– Негодяй Каска, что делаешь?

По сенатским рядам пронесся испуганный вскрик. Гальба обнажил кинжал и вонзил в плечо, Децим ранил в бок. Цезарь стал бороться, отталкивать нападавших, кричать, но когда Брут ударил его в живот, замолк и перестал сопротивляться, только прохрипел:

– И ты, Брут?..

Кинжал Кассия пронзил сердце. Диктатор рухнул. В зале поднялся истошный крик, началась паника, многие, оцепенев от ужаса, застыли как истуканы. Заговорщики, толкая друг друга, наносили удары по неподвижно лежащему телу. Двадцать три раны.

Статуя Помпея забрызгана кровью. Казалось, что полководец с пьедестала с нескрываемым презрением смотрит на публичный акт правосудия (или мщения?). Кассий, бросив взгляд на каменное изваяние, злорадно ухмыльнулся, стащил с пальца диктатора почерневший Драконий перстень и нацепил себе на руку. Брут в испачканной тоге, сжимая кинжал, с которого капала кровь, вознамерился произнести речь:

– Пала тирания!..

Но никто не слушал. Сенаторы в страхе выбегали из зала, и курия быстро опустела.

Появился Антоний, развлекавшийся всю ночь с женщинами, но вмиг протрезвевший. Стоя над бездыханным окровавленным телом диктатора, укоризненно произнес:

– Милосердие убило тебя, Цезарь. Величие не терпит милосердия…