Читать книгу: «Город Чудный, книга 1. Воскресшие», страница 4

Глава 6

В такси Ольга никак не могла успокоиться. Перед глазами одна за другой всплывали картинки. Вот мэр медленно поворачивает голову и через секунду увидит, что Ольга теперь в курсе его «ювелирных» предпочтений. Она неловко отпрыгивает, скатывается по лестнице, удирает под треск рвущегося платья. Быть свидетельницей Костиного адюльтера опасно: в Чудном хорошо знали, что мэр не прощает и более невинные вещи. А сейчас от него зависело Ольгино утверждение в должности, и чем обернется для нее нечаянная осведомленность, даже думать не хотелось.

От картинки с Костей холодело под ложечкой, а вот от других Ольгу даже немного бросало в жар: музыка, теплое прикосновение, запах… И родинка.

У нее ведь почти получилось. Ольга могла бы поспорить: объятие на танцполе не было случайным. Нечто неуловимое происходило между ними. Что же пошло не так?

Все из-за этих дурацких мертвецов! Ольга дожала бы Шевчука, будь у нее больше времени. Если бы не ее ночная авантюра, они продолжили бы беседу где-нибудь в другом месте, а после… И Шевчуку еще повезет, если ожившие покойники окажутся Федькиной выдумкой. «В городе происходит жизнь», видите ли! Черт-те что происходит в городе! Иначе вы бы так не боялись, господин главный врач!

Ольга не заметила, как в лихорадке размышлений вырвала заусенец на большом пальце и измазала рукава пальто кровавыми крапинами. Вечер злополучной пятницы только начинался.

Никитка был не один: на вешалке висела Варькина поношенная курточка. Ольга метнулась к себе, стащила платье через голову. Нащупала в шкафу бюстгальтер, какой не жалко, оттуда же достала протертые джинсы, натянула под них старые зимние колготки. На всякий случай смыла косметику. Заскочила в кухню, сунула в пакет влажные салфетки, рулон бумажных полотенец, бутылку воды.

– Ты куда, мам?

Рука дрогнула, и бутылка стукнулась об пол.

– По делам еду, – пролепетала она, опершись ненадолго о край стола. – По работе.

– По работе? – Никита поскреб голый живот, выразительно глянул на часы над обеденным столом.

– Да, вот такая работа. – Ольга подняла бутылку и сунула в пакет. Ей не хотелось посвящать ребенка в планы по расхищению гробниц. – Слушай. – Она остановилась в проеме и понизила голос, кивнув на дверь его комнаты. – У тебя еще презервативы есть? А то вон, в ящике, я докупила.

– Мам! – трагическим шепотом отозвался Никита. – Ну ты что?!

– Что?! – передразнила она. – Я еще слишком молода для внуков! – Она провела рукой по волосам. – Все, побежала, опаздываю. – Коснулась пальцем его носа: – Пип!

Пока древняя «Хёндай-Пони» задумчиво скрежетала стартером, Ольга не дышала: не дай бог не заведется! Упрашивала мифический метеорит не мешать, обещала взамен в него поверить. И старушенция не подвела: пошелестев, двигатель дрогнул, прокашлялся и заработал ровно, громко, на радость всему спящему двору. Ольга подождала три минуты, прогревая мотор, и выехала на дорогу.

Район, где была назначена встреча, называли Католики: здесь стоял единственный в городе костел, а прихожане его с давних пор селились неподалеку. Дома росли обычные для Чудного, невысокие: либо частный сектор, либо, как и на Пироговке, где в детстве жила Ольга, двух– или трехэтажки на несколько квартир.

Мимо проплыли скромно подсвеченные беленые стены костела, и Ольга свернула за ним направо, как ей было велено, и съехала на широкую обочину. Машина затряслась по ямам, и, разглядев неровности в свете фар, Ольга предпочла поберечь старушку-«Пони», затормозила, выключила двигатель. В салоне автоматически зажглась тусклая лампочка.

Сидеть рыбкой в аквариуме посреди темноты оказалось так тревожно, что Ольга нервно хлопнула ладонью по пластиковой пимпе блокиратора дверцы. Сейчас главное, чтобы это сидение не оказалось впустую. Она вовсе не была уверена, что вообще кого-то дождется, и не исключала подстроенной ей глупейшей ловушки. Федька определенно в чем-то прав: вечно она находит себе приключения! Нормальный человек выкинул бы из головы эту чушь и сейчас нежился бы под одеялом.

Но тогда, получается, ненормальной она была с самого начала, с того дня, как впервые выполнила редакционное задание.

…В дом девять по Чехова ты приехала тогда пораньше. Во дворе на ветру полоскалось белье, сидели одни пенсионеры, из тех несчастных, кто не разъехался на лето по дачам. В первой квартире слева не открыли, но оттуда доносились звуки очень знакомые. Когда мать воскресала после пьянки, неспособная подняться сразу, она опускала руку вниз на гулкий деревянный пол и скребла по нему ногтями. Ты спала на тахте у окна в кухне, чтобы не вдыхать пропитанный перегаром воздух материнской комнаты, но всегда слышала этот тихий скрежет, даже сквозь сон. Иногда он чудился тебе, и тогда ты вскакивала и понапрасну бежала проверять. Но не услышать его не могла: слишком боялась, что мать умирает. И вот теперь в шаге от тебя кто-то скреб ногтями по деревянному полу.

Ты приложила ухо к двери, крашенной в противный светло-коричневый цвет, и затихла. Внутри еще и мяукали. Ты попыталась сосчитать кошек по голосам и вздрогнула, когда сзади окликнул подозрительный женский голос. Обернулась, поздоровалась с молодой для пенсионерки, бодрой дамой с недовольным лицом. А потом вы с ней и парой других жильцов сорок минут осматривали в подъезде потолки и стены. «Ты запиши, запиши!» – сварливо твердила дама, поправляя узел на голове, а через минуту переспрашивала: «Записала?» – подчеркивая, что не доверяет такой молодой, а уже журналистке. На выходе снова остановились у коричневой двери. В квартире продолжалось кошачье поскрипывание. «Живет тут у нас одна. У нее этих тварей целая стая, – пояснила дама. – Гадят в подъезде, вонь от них, а ей хоть бы что! Про это тоже напиши!» Ты постучала в дверь, стук раскатился радостным, звонким горошком, но расслышать звуки оттуда тебе мешала болтовня за спиной: «Наверное, в магазин ушла, за требухой для своей стаи». «Кошки не живут стаями», – ответила ты и пошла заглянуть в окна снаружи. Но их загораживали плотные шторы. Жирный куст сирени в палисаднике рядом зашуршал на тебя листьями.

Ты написала и про кусок штукатурки, который едва не пришиб мальчика Лёню из двадцатой квартиры на втором этаже, и про перила, которые обломились прямо под рукой его соседки с четвертого, и про капитальный ремонт, которого не было, и про швы, в которые дуло. А когда сдала главреду первый в своей жизни материал, снова приехала на Чехова. За запертой дверью мяукали кошки.

Участковый тебе не поверит – хорошо, если вообще поговорит. Ты поднялась на третий и позвонила в дверь к бодрой. Поначалу та отнекивалась, но ты и не просила ее ничего делать, просто постоять рядом, чтобы сержант не заподозрил баловства. Только совместное странствие по следам потолочных трещин и кратерам отбитой штукатурки помогло тебе заручиться ее поддержкой. Другую девчонку бодрая выгнала бы взашей.

Когда дверь вскрыли, женщина была без сознания, но жива. Вокруг на досках пола валялись осколки чашки, подсыхала лужа. Едкий запах кошачьей мочи пропитал квартиру. К выходу метнулись пушистые тени и растворились в зелени двора.

Ты продолжала жить как прежде. По утрам, просыпаясь, презирала себя. Рылась в консервной банке под лавкой у подъезда, чтобы найти недокуренные бычки, а завтракать было нечем. Шла в редакцию через летний, нарядный и умытый Чудный. Сквозь привычную жизнь в тебя по капле просачивалось понимание, что ты спасла человека. Сама ты и не подумала бы о себе такими словами. Так сказал Сергей Серафимович и добавил еще что-то про твою журналистскую жилку. Ты потом все ждала, что облажаешься и сбежишь из редакции, но так и не ушла ни через неделю, ни через другую, ни по сей день.

Ольга упрямо стиснула зубы, пригладила волосы, еще державшие укладку под слоем лака. Сначала она удостоверится, что Фёдор врал, а потом покажет ему, кто дурнее. Впрочем, если удастся откопать что-то, что собьет спесь с зануды Шевчука, она без особого сожаления отдаст десять тысяч за информацию. Но вероятность такого исхода лежала за гранью разумного.

Ольга поерзала: в том месте, где ее спину поддерживала ладонь Алексея, до сих пор было тепло.

Внезапно ее ослепил свет. Он дважды мигнул и погас, как и было условлено. Ольга взяла с соседнего сиденья пакет, вынула ключи, помедлила и шагнула в темноту.

Гробокопателей оказалось двое: шапки надвинуты низко, лица закрыты лыжными масками, имена из-под них прозвучали неразборчиво, и называли они их неохотно.

– Обойдемся без лиц, – пробубнил тот, что повыше, назвавшийся вроде бы Денисом.

– Как скажете, Лара Крофт, – хмыкнула Ольга.

Она стояла на краю негостеприимной вселенной с двумя преступниками. Ледяной ветер дул во все щеки, возмущая низкие сосны.

Второй фыркнул.

– Завали, – огрызнулся Денис.

Он раскрыл багажник темного джипа, грязного по самые окна, и оба стали доставать оттуда лопаты, перчатки, рюкзаки, респираторы. Второй копатель, назвавшийся Славиком, сунул в рюкзак скатанные в рулоны черные мешки, они остались торчать сверху примерно на треть. Ольга прикинула расстояние до «Пони»: замок в водительской двери всегда капризничает, нужно вставить ключ, немного покачать его, чтобы он попал в нужную прорезь, потом нажать на ручку и продавить до конца, только тогда дверца откроется. Как легко было уехать сразу, едва ее ослепил свет фар.

Гробокопатели тем временем нацепили поверх шапок налобные фонари.

– А еще есть? – Ее голос дрожал.

Денис молча рылся в багажнике, но через полминуты там подмигнул неяркий свет.

– Держите. – Он протянул Ольге фонарь. – У него батарейки садятся. Пока до места не дойдем, не включайте. И вообще светить только вниз, понятно?

Ольга бесполезно кивнула в темноте.

Последним из багажника явился загнутый у конца лом.

Через лесополосу двинулись гуськом: парни впереди, Ольга замыкающей. Она старалась запоминать дорогу, даже глаза уже привыкли к темноте, но вокруг кололись лапы сосен, и тощая ветка ободрала Ольге щеку. Под ногами хрустело и хлюпало, и позади Ольги тоже хрустело и хлюпало, но обернуться было страшно, и она жалась ближе к спине Славика.

Все вокруг шевелилось. Из-за стволов стали выплывать надгробия, необъяснимые тени тянули к Ольге черные лапы. Сами собой вспоминались многочисленные страшилки Чудного, покойники его затопленных и пустых каменоломен, призраки проклятых домов и жертвы Мёртвого озера. Они прошли так близко от надгробия, что Славик похлопал по нему ладонью в перчатке.

У свежей могилы со скромным деревянным крестом в изголовье копатели остановились. Впереди мерцали сумрачно-светлые стены костела, который они обошли с противоположной стороны. Отсюда он выглядел больше, зловещим соглядатаем следил за Ольгой, и она постоянно чувствовала его взгляд.

Славик сбросил рюкзак на землю и достал из него мешки. Ольга шарахнулась назад и уперлась в камень. Где-то далеко, в другом мире, полном безмятежных людей и обыденных дел, прошумела машина. Еще дальше, в артериях узких улиц Католиков, от скуки и одиночества брехала собака, скрашивая собственным голосом бесконечное течение пустого времени.

Парни размотали мешки: это оказались сложенные втрое широкие и плотные простыни из целлофановой пленки, которые они расстелили по обеим сторонам могилы, закрепив их по углам колышками. На левую, как можно ближе к дальнему краю, Денис стал складывать все, что лежало на холме: венки, искусственные цветы, фотографию. Ольга бросила на угол свой пакет, и его тут же затеребил ветер. Пакет ожил, зашуршал и задвигался, тогда Ольга переложила его, подвернув ручки ему же под брюхо. Тем временем Славик поправил черные перчатки с липучками на запястьях и взялся за лопату. Она надкусила землю и сплюнула первый ком на пленку справа.

Холод весенней ночи пробрался Ольге под куртку и перебирал ее позвонки ледяными пальцами, сырой запах земли смешивался с запахом лежалой хвои, шум сосен на ветру отгораживал от мира, и кто-то позади постоянно копошился в кустах.

Когда холм был снят, парни с двух сторон подкопали и вынули крест, тоже положив его на пленку слева, потом включили фонарики и уже не останавливались, работая четко, как будто в каждого был встроен метроном.

Ольга успела промерзнуть насквозь, прежде чем услышала, как лопаты споткнулись о твердое. Этот пугающий звук наполнил ей голову, вылился наружу, потек, оглушительный, одновременно во все стороны, ударился о стену костела – вздрогнули его немощные лампы подсветки где-то под самой крышей – и понесся дальше будить Католики, город, мир…

– Эй, журналистка! Подай там совки! В рюкзаке!

Ольга встрепенулась и с готовностью пошла в ноги могилы, где в паре шагов от края парни сбросили свои рюкзаки. Но вещей там не оказалось. Ольга вертелась на месте, взгляд прыгал с одного темного пятна на другое, и не все они казались теперь неподвижными. Сердце заколотилось, но тут она заметила черное на черной простыне – там, где посмотрела, кажется, уже трижды. Она с облегчением нащупала внутри металлические совки, сложенные один в другой.

Ольга сунула их в яму, опасаясь заглядывать в ее глубину, но слышать, как скребут совки по твердому, оказалось совсем невыносимо. Чтобы заглушить беспокойство, она спросила:

– А почему мы на католическое кладбище приехали?

В яме пыхтели, но не отвечали.

– Фёдор говорил, это ваш бизнес, так?

– Ну, – отозвался кто-то снизу.

– Так у католиков-то что ловить? Они же ценности не хоронят. В лучшем случае кольцо обручальное, и все. Им даже крестики в гроб класть нельзя.

Оба копателя выпрямились в яме и посмотрели сначала на Ольгу – свет фонарей на миг ударил по глазам, – а потом друг на друга.

– В смысле «нельзя»? – переспросил один из них.

– Ну, в прямом. Религия запрещает. Традиции.

– Вот ты дебил, Славик. – Денис приподнял край маски и сплюнул под ноги. – Я тебе говорил…

– Да я что, знал, что ли… – виновато и оттого агрессивно отозвался второй. – Федька сказал, тут у них главного похоронили, как его… падре, в общем. Что, главного – и безо всего закопают?

Они помолчали. Денис облокотился о край могилы и снял одну перчатку.

– Мне вот Федька точно наврал, – пожаловалась Ольга. – Про зомбаков. Слышали?

– Не врал он, – сказал Денис. – Я сам видел.

– И я, – добавил Славик. – Так что, зарываем?

– Сам и зарывай! – огрызнулся Денис. – «Пиздит, пиздит, я жопой чую, просто делиться не хочет». Давай, напрягай теперь свою чуйку – и вперед!

– Так, подождите, – вмешалась Ольга. – Сами видели? И молчите? Он что, не сказал вам, зачем я здесь?

– Сказал, – буркнул Денис. – Но нам-то что. Своих дел мало, еще этих малахольных таскать.

– Слушайте, ну раз все равно раскопали, давайте откроем уж. – Ольга мысленно ругала свой длинный язык. – Вдруг этот тоже живой? – Она осеклась и оглянулась на костел и сосновые лапы, раскоряченные на фоне его бледных стен. От собственных слов захотелось потрясти головой.

– Лом несите. – Денис сплюнул снова и натянул перчатку.

– Тебе что, делать нечего? – возмутился Славик. – Зарываем и погнали отсюда.

– Мы Федьке обещали, так? Одно дело, он бы нам наврал. Но наврал тут, выходит, только один, да, Славик? Или олень.

Ольга дернула лом и едва не вывихнула плечо, настолько тот оказался тяжелым. Пришлось брать двумя руками и медленно передавать Денису.

– Ну что, жмурик, – произнес тот и поддел загнутым концом лома крышку. Домовина хрустнула, Ольга присела от неожиданности у самого края могилы. Комок земли сорвался у нее из-под ноги и гулко стукнулся внизу. – Отзовись, если ты там.

Пока Денис, продолжая хрустеть, обходил гроб по периметру, Славик вылез, оттолкнувшись от оставленной в земле ступени. Пошарил в рюкзаке, протянул напарнику дрель. Денис быстро проделал в боковинах крышки несколько дырок и завозился, вдевая в них веревки.

Когда все узлы были завязаны, оба копателя встали по краям могилы и на счет «три» потянули крышку вверх. Она ползла медленно, слепо тычась в землю по бокам. С каждым Ольгиным вдохом крышка оказывалась выше, выше, еще выше, полшага назад, еще полшага, еще. Ольга заставила себя замереть, крышке до верху оставалось полметра, четверть, совсем немного – и она поднялась над черным провалом могилы. Мятущийся свет фонарей разбудил темноту вокруг, она подползла ближе и сыро задышала сзади Ольге в шею.

– Отходи, – скомандовал Денис, оба копателя одновременно двинулись, и крышка поползла между ними на веревках, а потом, тихо ухнув, опустилась на землю.

– Ну и кто у нас там? – Денис подошел к краю могилы, Славик наклонился над ней с другой стороны.

Лучи их фонарей выхватили земляные стены и ушли глубже. Ольга через нарастающий шум в ушах заставила себя приблизиться.

– Вот, – обернулся к ней Денис, на секунду ослепив фонарем. – Как заказывали.

Ольга задержала дыхание и глянула вниз. Мертвец лежал неподвижно, накрытый по грудь белым полотном. Руки в длинных черных рукавах, как и положено, покоились на груди. Ольга потянулась включить свой фонарь, вдохнула и тут же зажала нос рукой: запах формалина моментально проделал бороздки у нее в носоглотке. Щелкнула выключателем у себя во лбу, и третий, слабый луч фонаря заплясал по монохромным внутренностям ямы и осветил бледное лицо с закрытыми глазами.

– А с чего вы взяли… – захрипела Ольга сквозь формалин, и тут мертвец поднял руку – рукав сполз, обнажив иссиня-белое запястье, – и прикрыл ею глаза.

Глава 7

– Фонарь! – цыкнул Славик. – Не смотришь вниз – гаси фонарь! Не на ярмарке!

Мертвец, все еще прикрывая глаза, заелозил второй рукой, пальцы его обхватили край стенки гроба. Он стал медленно сгибать ноги в коленях, после попытался подтянуться и сесть, но тщетно. Ольга вцепилась в рукав Дениса.

– Ну что, убедились? – спросил Денис. – Закрываем? А то сейчас очухается, полезет.

Луч фонаря у него на лбу ударил ей в лицо, и она, отворачиваясь, тоже загородилась рукой.

– Я не знаю! Не знаю! Подождите! Не знаю я! – Голос плохо ее слушался.

– Ну а кто знает? Мы же для вас его откапывали.

Ольга заставила себя медленно выдохнуть. В ушах у нее ухало. Со дна ямы доносился тихий скрежет и возня.

– А если его… закрыть, что… будет?

– Без понятия. Помрет, наверное, снова.

– Мы его что, убьем?! С ума сошли?!

Денис промолчал.

– А что вы… – У Ольги все еще перехватывало дыхание. – А раньше вы что делали? С такими, как он?

– Ну, вытаскивали. Скорую вызывали, – нехотя сознался Денис. – Зарывать таких тоже, знаете… Как котят топить.

Ольгу передернуло, и она громко икнула.

– Что-то ты слабонервная, журналистка, – подал голос Славик. – Зачем вообще тогда поехала?

– Затем… Дурацкий вопрос! – Ольга поежилась. – А они не опасны? – уточнила она.

– Эти-то? – Денис взглянул на копошение в могиле. Пастор определенно делал успехи: ноги он согнул в коленях, а корпус поднимал, но, подержав некоторое время, ронял обратно. – Да вроде нет. Кусаться не пытаются, не дерутся. Ну, сначала, а там уж – кто знает.

Ольгу стала скручивать дрожь.

– А как его… Как мы его достанем? Как вы их достаете… обычно?

– Как-как, – пробормотал с другой стороны могилы Славик. – Руками. Веревку кинь, Дэн. – И он, присев, спрыгнул прямо в раскрытый гроб, туда, где должны были бы находиться ноги покойного, если бы по-прежнему лежали, как им полагается. Ольга охнула.

Дэн пошарил в рюкзаке и, вернувшись, швырнул Славику такую же веревку, как и та, которой поднимали крышку.

– Ну что, святой отец, – приговаривал Славик, закинув петлю пастору через голову, – сиди смирно, и никто не пострадает.

Он встал одной ногой меж ступней покойника, вытянул оба конца веревки из подмышек, перекрестил концы, снова обвил пастора, и еще раз. Завязал на груди узел.

– Эй, дамочка, – обратился он к Ольге. – Поможешь?

Если рвануть в темноте той же дорогой, что и пришли, ветки будут драть лицо, ноги – путаться в корнях. «Пони» расчихается и не сразу заведется – придется вызвать такси. Но зато потом можно будет замкнуть дверь на все замки и налить горячего чаю.

– Да, – хрипло ответила она.

– Тогда иди на мою сторону. Вы вдвоем тянете, я толкаю снизу, понятно? Погнали.

Сообща им удалось посадить пастора на край могилы. Денис бросил свой конец веревки, подскочил, схватил пастора сзади под мышки и оттянул подальше.

– Присмотрите за ним, – скомандовал он Ольге. – А мы пока порядок тут наведем.

Ольга заставила себя сделать несколько шагов в сторону существа в сутане. Лица и глаз она разглядеть не могла, а светить в него фонариком, чтобы он снова дергал руками, не хотела. Пастор сидел на земле, опираясь на отставленные назад руки, в той же позе, в которой его бросил Денис. Снова густо дыхнуло формалином, и в горле у Ольги булькнуло. Заслышав звук, мертвец чуть повернул голову в ее сторону, и она скорее почувствовала, чем увидела в темноте его взгляд. Живот скрутило, ее согнуло пополам и вырвало.

– Ну дает, – донеслось из ямы. – Воды возьми в рюкзаке.

От воды полегчало. Ольга сделала шаг в сторону, чтобы не чувствовать формалин.

– Может, я скорую вызову? – предложила она.

– Вызовешь. Только подожди, дай мы тут закончим. А его вон к костелу лучше отвести. Врачам скажешь, на дороге стоял, чуть под машину не попал.

– В смысле я? Вы что, хотите меня с ним одну оставить? С ума сошли?

– Да не ссы, посмотри на него, что в нем страшного? Человек как человек. Не знала б ты, что он мертвецом был, и не подумала бы. Представь, что у него просто инсульт.

Ольга вздохнула, зажмурилась на секунду и повернулась к пастору. Он был почти неподвижен, только медленно двигал головой, как будто искал Ольгу взглядом. «Инсультник», – повторила она мысленно.

– Аах-х-х! – вдруг произнес он, точь-в-точь как Ольгина мать, когда Ольга переворачивала ее, уже остывшую, на спину.

Ольга отшатнулась, и под ногой у нее хрустнуло. Славик обернулся:

– Смотри на нее. На ногах не стоит. Ты чего такая нервная, журналистка? Я это Фёдору припомню.

– Вы еще долго там? – спросила Ольга. – А то он замерзнет и снова помрет.

– Не замерзнет, – ответил Денис.

– Он сам еще холодный. Потрогай – убедишься, – предложил Славик, и парочка заржала.

Наконец Денис воткнул в изголовье крест и утоптал землю вокруг, после чего они насыпали могильный холм. С крестом и венками могила выглядела так же, как до разорения.

– Понятно, почему вас никто не ищет, – сказала Ольга.

– Ну! – отозвался Денис. – И дальше никто не будет, да?

– Да, – буркнула Ольга. – Я информаторов не сдаю.

Парни подхватили пастора под руки и поволокли в сторону костела, стараясь, чтобы его туфли не цепляли землю.

Когда покойника усадили на каменную ступеньку крыльца, Ольге удалось чуть лучше разглядеть его в тусклом свете одинокой ночной лампочки. Впалые, бледные его щеки покрывала седая щетина, острый нос навис над бескровными губами. Вздох мертвеца все еще стоял у Ольги в ушах. Пока пастора тащили, голая ветка выдрала из сутаны лоскут. Теперь за него взялся ветер: он трепал его и дергал, будто не мог в этот час найти себе лучшей игрушки, чем клок гробового платья.

Покойник же сидел неподвижно, пока свет фар подъехавшей скорой не ударил ему в лицо. Тогда он поднял сразу обе руки, прикрыл ими глаза и отвернул голову.

Двое мужчин в белых халатах приблизились к пастору.

– Фу, – произнес один. – Формалином разит за версту. Опять.

Второй кивнул, помахал рукой у лица сидящего:

– Мужчина, слышите меня?

Тело зашевелилось.

– Понятно. Вези каталку.

– Покурим? – Первый похлопал себя по карману на груди.

– Чего ж нет? Солдат спит, служба идет.

Ветер оставил лоскут и услужливо донес до Ольгиного носа аромат подожженной сигареты. Ольга жадно вдохнула, хотя не курила уже много лет.

– Кто снова вызвал, главное? – сказал один из врачей между затяжками. – Которого уже увозим, и все вслепую. Кто-то же звонит. – Он огляделся по сторонам.

Кусты у стены распушились, взялись под руки, сомкнули плечи, пряча за собой Ольгу и ее сообщников.

Другой врач поежился.

– Чудный. – Он затушил ногой брошенный окурок. – Больше некому. Двигаем.

Из брюха машины он выкатил каталку, вдвоем врачи уложили пастора. Тот медленно поворачивал голову из стороны в сторону, поднимал руки, пока его не пристегнули. Тогда он уставился распахнутыми глазами в темноту, прямо туда, где за живой изгородью притаилась Ольга, и не отводил взгляда, пока врачи не закатили его в неотложку. Машина разогналась, размеренно мигая голубым маячком.

Чудный еще немного потоптался вокруг, пощурился грязными фонарями над дорогой, откашлялся сонным взлаем неугомонной собаки где-то во дворах и зашаркал прочь шинами ранних машин по пыли улиц.

Когда голубые отблески мигалки скорой окончательно растворились в фонарной дымке, все трое вернулись к могиле. Пальцев ног Ольга не чувствовала, на руках они сгибались с трудом. Копатели собрали все вещи, Денис уже подхватил лом, оставив лопаты Славику, но тот, ругнувшись, сказал:

– Подождите, забыли. – И, на ходу снимая рюкзак, пошел обратно к могиле. – Чем ее пришпилить-то? – услышала Ольга, и почти сразу зашумела дрель.

– Ты чего там возишься? – спросил Денис.

– Да фотку мужика этого забыли приделать, – ответил Славик.

Ольга с Дэном подошли поближе: Славик прикручивал фотографию пастора к перекладине креста саморезом.

– Ты что? – возмутилась Ольга. – У католиков так не принято. Они фотографию просто вниз ставят, ты же сам могилу разбирал!

– Да? – Славик стянул перчатку и потрогал маленькую дырку на кресте. – Плевать. Никто и не заметит.

Дома Ольга стояла под душем, привычно лечила тело нужными ему прикосновениями, стирала с него кладбище с его обитателями, как много раз стирала страшное или странное прошлое, тоску и одиночество. Но стоило лечь и закрыть глаза, как из пятен и крапинок складывалось лицо человека из могилы, а в ушах плыл отзвук его вдоха, воскрешая в памяти другой, похожий. Воспоминания ветвились, сплетались в единый узор, и никак не получалось уснуть.

Через три года после смерти отца Ольга нашла дома мать – уже холодной, на обмоченном диване в ободранной комнате, куда старалась лишний раз не заходить. Мать лежала на животе, как лежала всегда в пьяном полусне-полубреду, но Ольга не услышала сопения. Не прощупывался пульс, не потело зеркальце, четко отражая сухие губы. В панике, еще не осознав необратимости, Ольга решила ее перевернуть. Она подсунула ей руку под плечи, другой схватила за запястье и потянула. Труп шевельнулся и издал резкий, короткий стон-вздох, от которого у Ольги запищало в ушах. Она выскочила вон, захлопнув за собой дверь, и потом уже не входила в квартиру до отъезда бригады, погрузившей тело на каталку. В последний раз Ольга видела мать в морге. С порога унюхав формалин, Ольга ощутила, как распухает во рту язык. Едва успела добежать до газона с мертвой осенней травой, там исторгла из себя желтую пену, потому что позавтракать дома, как всегда, было нечем. Хоронили мать за государственный счет, и на ее похороны никто не пришел.

Одно лишь воспоминание о запахе формалина заставило Ольгу вылезти из-под одеяла, достать початую бутылку коньяка и залпом накатить граммов пятьдесят. Подумав, она добавила еще столько же. Хотела налить и третью, но вспомнила ехидное замечание доктора насчет «непьющих журналистов», убрала бутылку и вернулась в кровать. Внутри взорвалась тепловая бомба, понесла покой по венам, окутала мысли безмятежностью, укачала. Издалека с неба к Ольге устремился пастор, с каждой секундой все больше выпучивая впалые глаза. Встречный ветер слой за слоем срывал с него кожу и волосы, но под ними была новая кожа и новые волосы, исчезла седина, уменьшились нос и уши, рот открылся, полный мелких, жутких зубов, и оскалился, но, когда он уже почти вцепился в Ольгу, это стал не пастор, а младенец, милый, розовощекий и смеющийся, и тут небо чихнуло ей в лицо, в ушах забился прерывистый писк, и будильник выдернул Ольгу в новое утро.