Читать книгу: «Мертвые, но Живые», страница 15

Глава 29. Марио

Сделав ученикам дисциплинарное взыскание, ухожу на поиски девушек, чтобы убедиться, что с той бедняжкой со шрамами всё хорошо. Но, не дойдя до кабинета музыки пару шагов, вдруг слышу, как кто-то поет песню, которую пела мне Кати. Она доносится как легкий нитевидный пульс сквозь шум музыкальных инструментов, текущий из двух соседних музыкальных классов. Я иду на голос и тихо заглядываю за дверь. Поет Амбар. Должно быть, это просто еще одно нелепое совпадение.

Но песня… игра… Боже, зачем ты испытываешь меня?

Несколько мгновений я стою, прижавшись лбом к косяку. С закрытыми глазами переживаю все моменты. Голос другой, но тембрально – один в один. Эта девушка сведет меня с ума. Я уже не понимаю, что творю. Я едва не поцеловал ее сегодня. Я. Ее учитель.

Дослушав песню до конца и услышав вопрос Каталины Суэйро "Кто её написал? Чья это песня? ", я поднимаю голову и весь превращаюсь в слух.

– Да так, нашла в интернете, и песня засела в голову, – отвечает ей Амбар, будто чуть рассеянно, как бы думая о своем.

– Ты говорила, что сама пишешь песни. Было бы здорово послушать.

– А? Давай в другой раз, ладно? У меня… я тут вспомнила, что должна вернуть пиджак профессору Калеруэга, пока он не ушел.

И в суете подхватив мой пиджак с школьным рюкзаком, Амбар берется за гитару, чтобы установить ее в положенное место. Я быстро разворачиваюсь и ухожу, пока меня не обвинили в шпионаже. Ее голос настигает меня уже в холле. Тут нельзя определить точно, откуда и куда я шел, поэтому я спокойно оборачиваюсь:

– Да, Амбар?

– Твой пиджак, – она с улыбкой протягивает мне его.

– С девушкой всё хорошо? – Я убедился, но спросить надо.

– Да, она сильный человечек, ни одной слезы не пролила. Не верится, что Йон так обошелся с ней. Он не такой плохой на самом деле, но иногда лажает.

Я застегиваю пуговицы и спрашиваю нарочито бесстрастно:

– Ты хорошо его знаешь?

– Не то чтобы я была его другом, но… я думаю, он из тех романтиков, которые ищут приключений в отсутствии любви, которой еще не встретил.

– Вынужден с тобой согласиться. У мальчика слишком много свободного времени, но я найду, чем его занять. Есть у меня одно мероприятие на примете… – я вспоминаю о художественной выставке, что вот-вот пройдет в Барселоне. Среди конкурсантов и экспонатов будет Софи де Армас и ее дебютная скульптура. Будет хорошо, если мне удастся повидаться со своей младшей сестрой.

– Марио…

– Что, Амбар? – Я внимательно ее разглядываю.

Она будто хочет сказать что-то важное, но почему-то передумывает и легкомысленно качает головой:

– Ничего, забудь.

Наверное, о том, что произошло в моем кабинете. Но я и сам не могу с этим разобраться, так что, наверное, я рад, что Амбар не спросила у меня прямо о поцелуе, которого не было. Если бы он был, то другой разговор: там уж его не избежать. А так вроде ничего и не произошло, мы по-прежнему на своих местах.

Но меня тревожит то, как я отношусь к ней. И это проявляется в таких мелочах, как эта:

– Ты что-то говорила про то, что хочешь поменять курс обучения?

– А, да, я это уже сделала. Я перевелась в музыкальный класс.

Она так беззаботно об этом говорит. Я мало что понимаю в градациях испанского образования – все эти непонятные перестановки предметов, – поэтому не могу не спросить:

– Ты ведь… всё ещё в моем классе, правда?

Кажется, мой вопрос ее немного обескураживает.

– Конечно.

Не понимаю. Такой простой ответ, а приносит неимоверное облегчение.

– Почему музыка?

– Потому что в семье достаточно и одного художника, – шутит она дерзко, лукаво склонив голову на бок.

Не нравится мне ход ее мыслей, или она нарочно меня провоцирует? Я делаю вид, что не уловил намеков:

– Тебе повезло, раз у тебя в семье есть художник.

– Да, мой брат отлично рисует, – кивает она с загадочной ухмылкой, и я чувствую себя идиотом.

Так она правда что ли о брате своем говорила, а я не так ее понял?

– Я подумала нечестно забирать у него всю отцовскую похвалу и заставлять со мной соперничать. Когда в семье двое художников, неизбежно настает момент, когда кто-то из них начинает другому завидовать. И этот этап длится всю подростковую жизнь, пока кое-кто умный и старший не уступит младшему дорогу и сцену. Образно выражаясь, – прибавляет она поспешно, и я в очередной раз ловлю себя на мысли, что эта девушка взрослее, чем выглядит на первый взгляд.

Может, это меня в ней и привлекло с самого начала?

– Ты любишь своего брата, это мило, – почесав бровь, киваю я, чувствуя, как губы сами складываются в улыбку.

– Ты назвал меня милой? – И вот она снова со мной флиртует.

– Да, кажется, это был я, – весело и с иронией отзываюсь я и специально смотрю по сторонам. – Как видишь, тут больше никого нет.

Она смеется. И очень красиво при этом выглядит.

– Профессор, я бы очень хотела поболтать с вами подольше, – она смотрит куда-то мне за спину. – Но я должна вытрясти все мозги этому парню.

Ткнув пальцем в Йона Боскеда возле дверей библиотеки, она быстро прощается со мной и с решительной угрозой направляется к своему однокласснику.

Да, на какой-то момент я забыл, что она точно такая же школьница и общается со своими сверстниками. Возможно, я постепенно перенимаю гнусные черты своего предшественника. Становлюсь долбанным извращенцем, который соблазняет школьниц. Эта дрянь что, сидит у него в генах?

Я поднимаюсь наверх, краем глаза пробежавшись по идеально выстиранной статуе. Потом обшариваю взглядом пол: и здесь ни одного пятна. Будто не было ни тела, ни огромной лужи крови.

Забегаю за вещами и сажусь в машину. А когда встречаю у себя перед домом маленькую черную кошку с грустными золотыми глазами, ставлю дипломат на камень и беру ее на руки.

– Потерялся, малыш?.. Да ты у нас девочка. Чья же ты? – Я поглядываю на безмолвные соседские дома и хмыкаю: – Ну что, поживешь у меня, пока никто тебя не схватится? Был у меня Мистер Дарси, на данный момент счастливо проживает с Сонечкой. А Элизабет Беннет ко мне в гости еще не захаживала. Как тебе новое имя? Пойдем, еды у меня навалом. Точно не захочется убегать. Ты ко мне еще от хозяев будешь удирать и просить добавки.

Ставлю перед котенком разогретую молочную кашу с протертым грецким орехом, а сам с бокалом воды усаживаюсь на диван и открываю крышку компьютера. Клуба больше нет, друзей прежних тоже – смотрю свой любимый сериал. Но внутренний зуд не дает покоя, и я между делом, из любопытства, решаю забить в Интернете слова услышанной песни.

– Как нет? – бормочу я, ошеломленно листая все ссылки, которые ровным счетом не имеют к Каталине отношения.

Я, к полному своему удивлению, ничего не нахожу. Песни в информационном пространстве просто нет. Кати эту песню не успела выпустить? Получается, Амбар соврала?

Я схожу с ума. Так, Илья, соберись и пораскинь мозгами, где она могла эту песню услышать? Услышать! Ну конечно! Каталина играла в переходах, метро и… нет, невозможно. Это ее новая песня, она написала ее в Москве, когда бы Каталина успела сыграть ее на испанскую публику? Только в блоге, который вела! Как же он назывался?

– Чтоб вас всех! Когда надо, с мозгом чёрт-те что творится!

Успокоившись, прикрываю глаза. Зайдем с другой стороны. Передо мной стоит Каталина, я пытаюсь представить ее в том образе для выступления, который видел один единственный раз, когда она прибежала ко мне из метро не переодевшись. Черный парик с челкой. Кружевные рукава, кружевной ремень, небрежная шнуровка декольте. Воланы льняной юбки. Будто тяжелая, но на ощупь – невесомая ткань. Необычные сандалии и овитые коричневыми шнурками лодыжки. Она запрыгнула на меня с разбега и всего расцеловала… Стоп, туда нам не надо. Вернемся к началу: черный парик, богемный наряд… Клеопатра!

Я забиваю имя блога, и нахожу нужный канал.

– Ничего, одной буквой ошибся, с кем не бывает, – довольно усмехнувшись, я залезаю в «Клеопатры» и нахожу последний опубликованный видеоролик.

24 сентября 2022 года.

Это видео она записала почти два месяца назад, перед самой аварией. Больше с того дня никто ничего не выкладывал. Ни Софи, ни Лале. Я с содроганием касаюсь экрана, и заставка приходит в движение. Картинка оживает. Три девочки – три Клеопатры – играют в московском метро и собирают целый стадион слушателей. Их обступают со всех сторон, их просят спеть еще. Две солистки, одна скрипачка – их голоса идеально гармонируют со сводами метрополитена. Каталина в самом центре, в ее руках гитара; в парике ее почти не узнать, но… как я могу ее не узнать? Я узнаю ее везде и в любом образе.

Я протираю лицо рукой и плачу как пацан. Не думал, что будет так тяжело.

Вытираю кулаком глаза и хватаюсь за больное горло, сдавленное и будто сжатое молчаливым рыком.

Потом переключаю ролики один за другим и наконец нахожу ту песню. Амбар не соврала. Она наткнулась на единственный существующий в интернете ролик с песней «Не тебя люблю я, давно не тебя» и спела ее не хуже.

Совпадение или Каталина с того света подает мне знаки: что я должен обратить внимание на эту девушку? А если я не хочу?

Если я не хочу тебя предавать, слышишь?!

– Мяу.

Элизабет Беннет запрыгивает мне на колени, и я захлопываю крышку ноутбука.

Довольно драмы.

Глава 30. Дилан

– Я должен получить прощение. Но боюсь, она меня не простит, – понурив голову, Йон вертит в руке пустую алюминиевую банку. – Кажется, это передалось мне от матери, я король неприятностей.

Он со злости сжимает металл и выбрасывает вперед руку, чтобы метнуть его в урну. Но промахивается, и банка «AMSTEL Radler», скрипя металлическим звоном, катится по полу. Он не встает, дабы ее подобрать, а распечатывает о край барной стойки новую и запрокидывает голову.

– Твой бар почти пуст. Хорош уже, подвинься. У тебя не одного жизнь – домино.

– Говорю тебе, у нее ожоги по всему телу, это видела вся школа.

– Так уж и вся, десять человек – это еще не вся школа, придурок.

– Я кретин, всё случилось из-за меня, – упрямо твердит Йон, посыпая голову пеплом.

– Да-да, ты кругом виноват. Ты эгоистичный засранец и не заслуживаешь того, чтобы Каталина тебя простила.

Он меня довел. Пусть слышит то, что хочет слышать. Я выпиваю пиво залпом.

– Вот, – тычет он в меня указательным пальцем и зажатой в остальных четырех бутылкой «Dorada», – теперь ты меня понимаешь.

– Ты вообще слушал, что я тебе сказал?

– Когда?

– Минут пять назад.

– И что?

– Я сказал, Бланку убили.

– И что?

– Нет, ну ты и правда кретин, – раздражаюсь я и добавляю почтительнее, уже не ему: – Спасибо.

Но заметив новое лицо, задерживаю на женщине взгляд чуть подольше. Новая кухарка?

– ¡Buen provecho! – Поставив между нами две порции паэльи с морепродуктами, она быстро ретируется на кухню.

– Да, спасибо, Амелия, – бросает Йон слегка рассеянно, мыслями весь в разговоре. – Разве это важно сейчас? Я понял, что ее убили примерно тогда же, когда ты заговорил об этом на прошлой неделе. Но что я могу сделать? – Друг беспомощно раскидывает руки.

Подвинув тарелку вперед, я складываю на столе локти и горячо втолковываю ему:

– Тогда это были наши домыслы, теперь так думает даже полиция. Не хочешь в этом разобраться?

– Как? Что мы можем сделать, Дилан? Предлагаешь найти его и грохнуть самому? – с мрачной иронией усмехается он, но я серьезен, и он это видит, наверное, поэтому до конца не может поверить, что я собственными руками тащу нас на дно.

– Предлагаю помочь полиции раскрыть это убийство.

– Нет, ты предлагаешь риск, и я хочу знать, зачем нам лезть в это дерьмо. Лично тебе это зачем? Мою девушку ты терпеть не мог, от Бланки тебя тошнило, я что, не прав?

При мысли, что это может быть не последнее убийство, мне физически становится больно. Я провожу рукой по волосам и всё прямо ему выкладываю:

– Я боюсь… боюсь, что этот маньяк доберется до Элы.

Йон отставляет пиво и смотрит на меня пару секунд с серьезным выражением.

– Да с чего ты это взял? В этом нет проку. Твоя принцесса никого не трогает и врагов не коллекционирует.

– В том-то и дело, я не понимаю его мотивов, ясно? Не понимаю, зачем этот гад убивает девушек. Кармен не была сучкой. Не была, догоняешь?! Кто знает, по какому принципу эта мразь выбирает себе жертв. Что, если следующая Эла?

Он растерянно протирает лоб и берет приборы.

– Я не могу это так оставить, понимаешь?

– Понимаю, – резко говорит он, взглянув на меня. – Понимаю, чувак. Ты хочешь ее защитить, а она тебя даже…

– Да плевать мне, что она в очередной раз мне отказала. Сейчас главное для меня – ее безопасность.

Он молчит, неподвижно застыв, а потом с неестественным жором приступает к ужину. От нервов и я беру в пальцы креветки. Разламываю и бросаю в рот.

– Черт, ну вот что мне делать с Каталиной? – взрывается он ни с того ни с сего.

– Не начинай.

– Это ты не начинай. – Он с мрачным лицом отшвыривает от себя тарелку. – У меня после этой картины, кусок в горло не лезет.

– Не знаю, заслужи прощение, сделай для нее что-нибудь.

– Что бы ты сделал на моем месте?

– Я? Я бы вообще не попал в такую ситуацию. Я не делаю ничего из того, что делаешь ты.

– Спасибо, ты так мне помог.

На его сарказм я отвечаю только снисхождением:

– Наконец-то ты повзрослел, придурок.

И тут он выдает просто гениальную идею:

– Знаю! Я устрою вечеринку и позову Каталину.

Я смотрю на друга скептически:

– Я сказал повзрослел? Нет, ты сдурел окончательно. Кислород что, вообще не поступает в твой мозг?

– Эй, думаешь, я сам не понимаю, что вечеринка мало что исправит? Я собираюсь при всех попросить у нее прощение.

– Ты?

– Да. Думаешь слабо?

– Да нет… – я смотрю на него недоверчиво, – просто ты никогда этого не делал.

– Лучше молись за меня, чтобы всё прошло, как надо. – Он снова притягивает к себе тарелку с практически остывшим рисом и креветками.

– С твоим-то везением? Молись за тебя падре и сотня паломников по всему свету, тебя опять занесет в водоворот лжи, недопонимания и обвинений. Не лез бы ты в это. Как бы не стало хуже. Девчонку жалко.

В меня впивается напряженный взгляд. Больше не легкомысленный – серьезный. И я пожимаю плечами:

– Я только предупредил, а остальное твое дело.

– Ты мне поможешь?

– Говори, что делать.

– Достань мне одно вино.

Я с подозрением его разглядываю:

– Ты собрался устроить ей свидание?

***

23 ноября, Среда.

На следующий день, подловив Амбар возле ее ящика в школьном коридоре, Йон просит девушку об услуге.

– … взять с собой Каталину на сегодняшнюю вечеринку.

– До пятницы не терпит? – удивляется она, глядя на отчаяние Йона.

– Он очень сожалеет и хочет загладить вину как можно скорее, – объясняю я, присутствуя при этом разговоре.

– Ладно, придется ограничиться милым общением, – с усмешкой произносит Амбар, касаясь своих кудрявых волос и отводя от лица. – Потому что, идти после ночной попойки на уроки – это самоубийство, мальчики.

Мы с Йоном переглядываемся.

– Простите, неудачная шутка, – закатывает она с сожалением глаза.

Амбар извиняется? Смотрю на Йона: "Ты был прав. Она другая".

И он в ответ: "Думаешь, я удивлен?"

– Так ты поможешь, да? – спрашиваю я в контрольный раз, и она кивает:

– Конечно. Мне это ничего не стоит. Просто привести, да?

– Да, только не говори, что вечеринка в моем доме. Иначе она не захочет прийти, сама знаешь.

– Йон, надеюсь, ты разберешься с этим, – мягко напутствует Амбар, приободряя объятием, чем меня снова изумляет. Никак не могу привыкнуть к этой ее новой версии. Потом посмотрев на меня, шаловливо сдвигает вверх свои темные брови: – И тебя обнять?

– Обойдусь, – хмыкаю я весело, и она, тая в губах дружелюбную насмешку, опускает руки.

При взгляде на Йона у меня слепит глаза. Этот говнюк стоит и сверкает как рождественская елка. Его, черт побери, обняли! Не кто-то, а сама Амбар.

Я разворачиваюсь и вдруг за углом вижу Эстер, подслушивающую нас со сложенными на груди руками. При виде меня она с равнодушным выражением отворачивается и гордо уходит. У меня дурное предчувствие. И дураку ясно, что ей всё это не нравится, не нравится повышенное внимание Йона, парня ее лучшей подруги, которой не стало совсем недавно, к другой девушке, кем бы она ни была.

– Слушай, будь осторожен, – кладу я руку другу на плечо. – Не списывай Эстер со счетов. Она всё слышала и захочет тебе навредить.

***

На моих глазах возмущенная Каталина сбегает со второго этажа, а за ней, сшибая народ, бежит Амбар. Догнав девушку, она заставляет ее остановиться.

– Ты притащила меня в дом этого мерзавца, и еще просишь остаться? Я не останусь в этом гадюшнике. Ни за что!

– Да послушай же ты, он устроил эту вечеринку ради тебя. Ему жаль, понимаешь? Он хочет хоть как-то возместить ущерб. Понимаю, его методы так себе, но это же Йон. Он по-другому не умеет. – Заметив меня, Амбар просит прямого вмешательства со стороны: – Отлично. Дилан, ну хоть ты ей скажи. Йон твой друг, ты знаешь его лучше всех. Объясни Каталине, что он правда старается. Я это вижу, ты это видишь, она – нет.

Я опускаю стакан с бренди и поворачиваюсь к недоверчиво поглядывающей на меня девчонке с оливковыми глазами под русой челочкой.

– Слушай, Йон, конечно, временами полный говнюк, но тебя он не хотел обидеть, это правда. И он делает всё, чтобы заслужить твое прощение.

– А вот и он, – говорит Амбар, и все мы трое видим, как мой непутевый друг мчится по лестнице в сторону парадного входа, но, выхватив случайным взглядом Каталину в толпе, меняет направление. Сворачивает в нашу сторону.

Каталина отворачивается, когда понимает, что Йон несется именно к ней. Амбар не позволяет ей улизнуть, сжав девчонке руку.

– Ты не ушла, – Боскед неловко застывает перед ней, стараясь поймать ее взгляд.

– Мне не дали, – обиженно фыркает Каталина, смотря в сторону. Поэтому Амбар ее отпускает, намек был в ее адрес. И, прежде чем дать им поговорить с глазу на глаз, объявляет слегка неуверенно:

– Ладно, тут я больше не нужна. Пока, ребята.

Я тоже отхожу и ищу глазами Консуэлу. Проглотив остатки бренди, мрачно таращусь на дно, сквозь прозрачное стекло, и думаю над тем, что наговорил ей у нее дома. С той ночи она меня игнорит, будто ничего не было.

Что-то физически возвращает меня на вечеринку. Какой-то шум. И я оглядываюсь. Та женщина, Амелия, новая экономка и горничная в доме Йона, разносила бокалы с вином и разбила. Но судя по тому, что рядом с ней стоит Эстер и с флегматичным презрением смотрит на то, как женщина, унижаясь, ползает в ее ногах и собирает осколки стекла, это не случайность.

– Как тебя вообще взяли в этот дом? У тебя не руки, а мочалка. Ты знаешь, сколько стоит это вино?

Все пялятся на них. И эта неестественная тишина, когда играет только музыка, ощущается дурным предзнаменованием. Нет момента лучше, если хочешь кого-то унизить. А когда туповатый диджей вырубает свою аппаратуру, прислушиваясь к остальным, ситуация становится хуже некуда.

– Я прошу прощения, я всё возмещу, – нервно тараторит Амелия, медленно вставая с колен и смотря затравленно на Эстер и жестоких подростков кругом себя. Они считают, что в праве смотреть на нее свысока. Ублюдки – любой в этом зале.

Что Эстер задумала? Не могу понять ее намерений до той самой минуты, пока к Амелии не подбегает Каталина.

– Мам, пожалуйста, оставь это, – умоляет девушка, едва не проливая слезы.

Мы с Йоном ошеломленно переглядываемся. Он не знал, что ее мама работает в его доме. Я предупреждал, что Эстер может выкинуть нечто подобное, но чтобы такое… Как она узнала? Если даже Йон не был в курсе, кого наняли на работу его родители.

– Не говори с ней. Уйдем отсюда. – Она утаскивает ее прочь, гордо не замечая летящие в них обеих смешки:

– Мама? Она сказала мама? Вы это слышали?

– У тебя мама прислуга? Вот это отстой.

– Плебейка. Сиди дома, не позорься. Такие вечеринки не для тебя.

– Твоя мама перебила бокалы с дорогостоящим вином, – равнодушно произносит Эстер ей в спину.

Каталина гонит мать, а сама, сбившись с шага, бросает на обидчицу такой отчаянно-злой взгляд, что ни у одного не возникает сомнения: она питает глубокую ненависть к нам всем.

– Вам в жизни не расплатиться.

– Заткнись, Эстер, – рявкаю я. – И вы все! Замолчите. Мое вино, я его принес. Каталина и ее мать мне ничего не должны. А уж тебя это и вовсе не должно касаться. Кто сказал тебе, кем работает ее мать?

И Мастронарди, встретив мой тяжелый взгляд, неловко отводит свой. Хмыкаю про себя: против меня ты никогда не могла сказать и слова. И я прекрасно знаю причину: я – твоя слабость. Да, Эстер?

Я безжалостно гляжу ей в глаза.

– Я спросил, – повторяю обманчиво спокойно, поставив на жесткий подлокотник кресла пустой стакан. – Кто. Тебе. Сказал?

И закатив глаза, она неохотно устремляет их на рыжую девчонку, бледнолицую и с трусливо-перепуганным взглядом, попивающую в уголочке безалкогольный летний коктейль.

– Джемма? – переспрашиваю я громко, чтобы Каталина могла услышать имя своей лже-подруги, которая от страха за свою шкуру выложила все секреты своей подружки и выставила ее мать бедной и жалкой на потеху гостям. – Эта крыса? От нее ты заручилась сведениями?

– Джемма? – Каталина разочарованно на нее уставилась.

– У меня не было выбора…

Но эти попытки оправдаться не встречают в ней понимания.

– Не подходи ко мне, мы больше не подруги, – отрезает Суэйро жестко и отворачивается от предательницы.

Йон извиняется перед Каталиной, но та его не слушает и бросает в отчаянии, что презирает всех богатеньких детишек, которым унизить и уничтожить человека ничего не стоит. Йон уверяет, что это не так. Что это не его рук дело. Но она шлет его нахер. Они исчезают: мой друг ринулся вслед за рассерженной девушкой. А я, всё это наблюдавший, про себя называю его неисправимым идиотом и снова ищу глазами Консуэлу. Она не пришла.

– Да вруби ты уже эти колонки! – раздраженно бросаю я ди-джею и под популярный шлягер грустный иду домой. Без одной девушки тут делать нечего.

Собираюсь ложиться спать или почитать на ночь.

Звонок посреди ночи, и я раздет по пояс. Спустившись на первый этаж, открываю дверь, и тут – Консуэла? – она кидается на меня с поцелуями. Я шокирован и машинально отвечаю ей, приобняв за талию и сделав по инерции два шага назад.

Ее губы яростно меня зацеловывают, и сначала я ловлю каждый ее поцелуй, растерянный и ошеломлённый, потом отталкиваю. Часто дыша и с непониманием глядя ей в глаза, удерживаю за руку. Не мигаю – взглядом, как острием, врезаюсь в нее так сильно, глубоко, что не могу отпустить. Не могу поверить, что она пришла. Что поцеловала меня. Что происходит?

– Ты разве не этого хотел?! – срывается она резко, в глазах пламя какого-то крайнего отчаяния и злого раздражения. – Тогда забудь, что я к тебе приходила! – Сердито встряхнув и вскинув драчливо руку, она сбрасывает мою хватку.

Нет, она не может вот так уйти. Догнав в один кратчайший миг, я притягиваю ее обратно и жадно приникаю к губам, о которых мечтал так долго. Представлял, как их целую, самыми жаркими вечерами и самыми тёмными ночами, когда думал о ней как о сокровенной мечте.

– Эла… – Дыхание в рот, я не могу перестать прижимать её к себе и пить ее сумасшедшие поцелуи.

Она заталкивает меня в дом, я почти спотыкаюсь, Эла сдергивает с моих плеч домашнюю рубашку, накинутую впопыхах на голое тело, и рывком сбрасывает с себя черную куртку.

– Бери, – судорожно выдыхает она, кусая меня за губы и горящими руками касаясь моей шеи, ушей, затылка и волос.

От ее прикосновений просто сносит крышу и в жилах закипает кровь. Хочу ее до потери сознания, до чёрных кругов перед глазами. Не понимаю, не хочу понимать – просто останься со мной.

– Нет, ты меня бери. Пожалуйста, забирай всего. – Я забираюсь ей в рот снова и снова.

Эти губы, белые волосы… не верю. Глаза, отчаянные, дикие, полные страсти ко мне… Она явь или сон?

– Ты настоящая? – спрашиваю я, охрипнув от взрыва в груди.

В легких она, в мыслях она – Эла разбирает меня на атомы и проникает в каждый кусочек. Держа её лицо в ладонях, я пяткой ударяюсь о лестницу и едва удерживаюсь на ногах.

– Дилан, ты хочешь меня?

– Больше всего на свете.

– Тогда не задавай вопросов и лови меня. – Эла запрыгивает на меня и, крепко обхватив ногами, смотрит в глаза своими серо-голубыми. Сверху вниз. Ее длинные волосы падают мне на лицо, и она быстро убирает их по очереди за уши.

Меня обнимают за шею, скользят горячей кожей по лицу – и это самое прекрасное, что есть в мире. Пока Консуэла скользит губами по моей шее, разжигая мои нервы и доводя всё тело до исступления, я на деревянных ногах поднимаюсь в свою спальню, чувствуя, как сильно член врезается в трусы.

– Дилан? – из своей комнаты в конце коридора выходит тётя. Она удивлена не меньше, чем я пять минут назад, когда кое-кто набросился на меня прямо с порога.

– Отвали, – бросаю я тоном «не видишь, я занят» и немедленно вношу Элу в спальню, закрывая за собой дверь.

– Не забудь о презервативах! – весело кричит Пейдж, и Эла смеётся мне в губы:

– Тетю надо слушаться. У тебя есть?

– Нет.

Хочу сказать, зачем мне, ведь до этого дня в них не особо нуждался. Всего пару раз.

– Да? – ее смешок щекочет мне нос, и я, обессиленный, почти обездвиженный ее соблазнительным смехом, могу только задом рухнуть на кровать. – Что бы ты делал без меня? – Она игриво вытаскивает из лифчика маленький блестящий квадратик и дерзко засовывает мне меж зубов, чтобы я его порвал.

Когда я это делаю, она не убирает пальцы, а помогает мне, ведь моим ладоням так приятно и хорошо в ее волосах.

"Что бы я делал без тебя? Точно не то, что мы собираемся прямо сейчас. Читал бы книжку или валялся в кровати, и в том и в другом случае – один. Точно не нуждался бы в пачке презервативов"

Я выплевываю кусок блестящей обертки. Эла снова принуждает меня закусить распечатанную упаковку, чтобы стянуть с себя майку, а затем взяться за ремень моих брюк.

Она по-прежнему сидит на мне верхом, я кладу руки на обнаженную спину и, уронив презерватив ей в ладонь, падаю лицом в грудь. Медленно расстегнув лифчик, начинаю целовать ее красивое тело. Каждый изгиб и бархат кремовой кожи. Ее солоноватый вкус, который не перестает кружить мне голову. Когда слышу хрип, её сбитое дыхание и нежный упоительный стон, забираю их себе, дыша с ней рот в рот. Нетерпимо удерживая ее за затылок и лихорадочно путаясь пальцами в густых волосах. Задушите меня в них, и я не буду против.

Ее руки… давай же прикоснись ко мне. Черт, нам так о многом нужно с ней поговорить, но не могу отказать ей.

– Эла… притормози.

О боже, ее пальцы так сладко надевают на меня презерватив. Мой член сходит с ума, дергается в её нежной руке. Ненасытно. Жарко. Больно так, что хочется ещё.

– Давай без ребячества, Дилан, – этот хриплый шёпот как самый сильный наркотик, бьет в самый нервный центр, заставляя хотеть её ещё больше. – Мы не дети. Можем опустить все слова и перейти сразу к главному.

Она кусает меня в ключицу, наказывая за все глупые ошибки, которые сорвались и еще готовы были сорваться с моих уст, и я с рыком переворачиваю её на спину. Если любовь – это ад, меня никакая сила не затащит в рай. Я буду грешить, ведь в конце концов мне есть с кем лететь в горящую пропасть. Не захочет – потяну за собой.

Консуэла уснула, лежа на моей груди. Сразу после секса. А я не мог. Просто не мог отпустить ее ни на секунду и потому уже два часа обнимаю ее руками, беспокойными, судорожными. Прижимаю ее голое тело к своей горячей коже. Она невероятная.

Обнимаю ее голову и нежно целую в белую макушку.

– Я люблю тебя, – шепчу я, и мне страшно.

Я крепче стискиваю ее в руках и дрожащей ладонью глажу Элу по голове. Ныряю пальцами в белый водопад шёлка и теснее прижимаю к груди. Она шевелится во сне, и я чувствую, как ее нога, переплетенная с моей, глубже пробирается под мое бедро. Это просто кайф. Срастаться с ней и лежать голыми.

Так хочется спросить, почему она пришла. Но думаю, я сам знаю ответ. У Элы есть причина так поступать, мне осталось только узнать ее тайну. Но сейчас нет ничего приятнее, чем держать её и касаться. А все разговоры подождут до утра…

Я так думал. Вот в чем я ошибся. Утром она ушла, до того, как я проснулся. Эла испарилась, но подушка по-прежнему пахла ею. Этот неповторимый аромат – единственное доказательство того, что магия мне не приснилась.

Я широко улыбаюсь потолку. Да, она ушла и продолжает плести свою сеть загадок. Только теперь ей от меня не сбежать. Эта ночь решила всё.