Читать книгу: «Мертвые, но Живые», страница 17

Глава 33. Амбар

Я и Дилан провожаем Консуэлу взглядом, ее забирает с уроков какой-то деловитый красавец в костюме из самого знаменитого ателье в Испании по пошиву мужской одежды. Кудрявые волосы, коричневый блеск. Широкие плечи, уверенные жесты. Он открывает для нее дверь, и Эла садится в шикарную тачку к этому мужчине на глазах у всей школы. Я не знаю, кто он такой, и смотрю настороженно на Дилана: может, он знает. Блейз с мрачным видом застыл на крыльце, и я не понимаю: то ли это ревность, то ли еще что-то. Боюсь задать вопрос напрямую, поэтому ухитряюсь зайти с другого угла:

– А он красивый… Но скажу честно, в тебе больше харизмы.

Да что ж ты молчишь-то? Скажи что-нибудь. Ты знаешь его? Я вас сравнила, для тебя это имеет значение? Если да, значит твой соперник. Если нет – какой-нибудь ее родственник? Старший брат? Господи, я ничего не знаю о своей подруге.

– Вот ты болван, – этот голос…

Я оборачиваюсь и вижу Марио Паскуаля, сбегающего по лестнице. Он вернулся? Заскочил в школу ненадолго? На уроках его не было.

– Это ее дядя, – говорит он сухо, проходя мимо Дилана.

Глаза моего приятеля успокаиваются, но на Марио смотрят по-прежнему враждебно. Вдруг Паскуаль останавливается двумя ступеньками ниже и достаточно откровенно добавляет:

– Я люблю ее, это правда. – И пока Дилан не вспыхнул, парень напряженно продолжает: – Но она любит тебя, Дилан. И я отошел в сторону. Уступаю тебе, так что ты должен быть рад от меня избавиться, – усмехается он безрадостно. – Для меня чувства Элы превыше всего, даже если тип, которого она выбрала, мне не нравится. Всё? Наша война окончена? В конце концов ты победил. Ты, конечно, свинья, и я бы рад тебе еще дерьма накинуть, но есть дела поважнее. У меня сестру убили, как ты знаешь. На тебя времени нет.

Этот парень вернулся другим. Мрачнее тучи, одичалый и опустошенный. И прямо сейчас, одинокий и какой-то опасный, запрыгивает на свой гоночный мотоцикл, не обращая внимания на девчонок, которые пытаются обменяться с ним обольстительной улыбкой. Он больше их не замечает. Он больше вообще не улыбается.

– Эла любит меня? Но почему… – Дилан задумчив и ломает голову над продолжением своего вопроса, который я уже не услышу.

– Ну что, идем? Где Алфи? – к нам присоединяется Боскед.

– Ему позвонили родители, что-то срочное, – сообщаю я.

– Тогда без него? – предлагает Йону Дилан.

– Да… – В метре от него по ступенькам спускается Каталина с гобеленовым арт-рюкзаком за спиной, и он, отвлёкшись на девушку, провожает ее странным задумчивым взглядом, а потом, растерявшись, повторяет: – Да. Идемте. Я знаю адрес.

Только вот на последней ступеньке к Йону подходит какая-то настырная девица с вишневым блеском на губах и просит о личной беседе:

– Йон, есть минутка?

Но парень неожиданно переплетает свои пальцы с моими и спокойно произносит:

– Извини, моя девушка очень ревнивая. Не так поймет наш с тобой приват.

Что за нафиг? Я возмущенно сжимаю его руку, мечтая переломать ему все пальцы. А девчонка смотрит на меня слегка пугливо и спешит убраться:

– Ладно, тогда в другой раз обсудим… проект по биологии.

– Эй, ты что творишь? – шиплю я на Йона, расцарапав ему руку и вырвав из нее свои пальцы.

Он морщится, но мужественно терпит.

– Подумаешь, взял тебя за руку. Они ко мне целыми днями липнут. Я даже имени ее не помню. Что я должен был делать?

– Да? А где прописан наш договор, что я должна тебя спасать?

– Ну, притворись моей девушкой. Тебе жалко что ли? Спасибо Балентине, на меня объявили охоту.

– Да, спасибо ей, что свела меня с тобой, – язвлю я, не поверив, что он расстроен по этому поводу, еще и Дилан подливает масла в огонь:

– Уже завтра о вас будет целый пост. Либо о том, что ты начал встречаться с Амбар. Либо о том, что ты используешь ее, чтобы избежать объяснений со своими многочисленными любовницами. Не знаешь, где и когда Бали тебя обставит.

– Надеюсь, она достаточно умна, чтобы меня не злить, – хмыкает Боскед.

– Я не собираюсь поддерживать эту игру, – заранее оговариваю я этот момент.

– Ну, хотя бы не отвергай мою версию, если тебя спросят, – давит Йон на жалость. – Поддерживать имидж не обязательно. Я не прошу тебя целоваться.

– О, это само собой. Я в жизни тебя не стану целовать, – раздраженно закатываю я глаза, грубо отпихивая от себя его собственническую руку.

Мы, как и договаривались, заваливаемся к Дани домой. Она выглядит напуганной. Я быстро догадываюсь: девушка что-то знает, но хранит молчание. Будто-то что-то видела, но отказывается говорить. Она даже не пригласила нас внутрь, и мы уходим ни с чем. Я только успеваю ей бросить:

– Дура! Сидя дома, не удержишь свое положение в школьной иерархии!

– Амбар, – одергивает меня Дилан.

– А что она? Ведь знает же что-то. Могла бы помочь, не будь такой трусихой.

– Я с ней поговорю. Ждите здесь, – обнадеживает Йон и несется обратно к дверям. Опять нажимает на звонок, и, надо же, его она впускает.

– Он пошел с ней трахаться? – весело поднимаю я брови.

Думаешь, после секса она всё ему выложит?

– Кто его знает? – равнодушно пожимает плечами Дилан.

Вернувшись к нам через десять минут, Йон заявляет:

– Ничего нового. Похоже, ее запугали.

Ну… мы этого не знаем. Зачем это убийце? Ему легче ее прикончить.

– Десять минут это твой личный рекорд или так, разогрел ее только? – подкалываю я, и Дилан смеется.

– Ревнуешь или пытаешься узнать, насколько хорош я в постели? – Йона трудно смутить, он ухмыляется и, напротив, кажется довольным.

Но когда это я придерживалась культа стыда и боялась похабных шуток?

– То, насколько ты хорош в постели, я могу и сама узнать. Но раз я до сих пор этого не сделала… сам догадаешься?

– О-о, такую боль ему еще не причиняли, Амбар. Осторожнее, пару таких фраз, и мне будет не с кем ходить на теннис по субботам.

Йон принимает поражение и сбрасывает легкомысленную шелуху:

– Дани думает о переводе в другую школу, и я пожелал своей подруге удачи на новом месте. Никакого секса. Я с ней расстался. Вот для чего нужны были эти десять минут, Амбар. Я не трахаюсь каждую минуту своей жизни, чтоб ты знала.

– Ладно-ладно. Без обид?

– На тебя невозможно сердиться. Ты слишком милая, Амбар, – Йон закидывает руку мне на плечо. – Идемте, ребята. Я знаю отличный паб, где мы можем расслабиться.

И в этот раз от его объятий я не отказываюсь.

***

Я возвращаюсь в школу после шести вечера. Она еще не закрыта. Распускаю узел галстука и новым задумчивым взглядом осматриваю территорию холла и скульптуру: ищу какие-то подсказки, наводящие на след убийцы.

Расстегиваю верхние пуговицы блузки и отбрасываю назад волосы. Поднимаю голову и смотрю на третий этаж, откуда упала Бланка.

А если это подражатель? Кто-то намеренно пытается связать все три убийства вместе, раз уж версия с самоубийством не прошла? Допустим, то, девять лет назад, совершил один человек, а два последующих кто-то другой: между ними всего год. Или первые два убийства принадлежат одному убийце, а Бланку столкнул второй. Или во всех трех убийствах повинны три разных человека и все хотят спихнуть на первого, из раза в раз повторяя место преступления. Или всё куда проще: два первых случая – действительно акт самоубийства, как и было заключено экспертными медиками, а с Бланкой попытались это самоубийство инсценировать, но глупо просчитались. Во-первых, Бланка не стала бы убивать себя, подражая кому-то; она сделала бы это подобно тому, как супермодель проходит по подиуму. Элегантно и уникально. Красиво, в конце концов.

Оглядываясь кругом, я медленно поднимаюсь по лестнице.

Во-вторых, в этот раз медицинская экспертиза указала на насильственную смерть, а это может значить, что «последний» убийца не сильно опытен и действовал не с холодным умом, а в порыве эмоций. Но с другой стороны: даже у опытных киллеров бывают осечки и ситуации, когда операция идет не по плану.

Всё запутано, собственно говоря. И нельзя исключать учеников из списка подозреваемых.

Я беру в учительской ключи и иду в кабинет Марио, где в среду оставила последние совместные наработки. Эскизы сцены к скорому спектаклю, которые еще не окончены.

Собирая в одну кучу наброски, я засматриваюсь на одну из законченных работ. Они красочны – уже не черно-белы. Он дорисовал в мое отсутствие и даже раскрасил. Такой замечательный, такой ответственный. Чувствую улыбку на губах.

Неожиданно в кабинет кто-то заходит, и я резко поворачиваюсь к нему лицом.

– Марио? – Я немного удивлена, если честно. – Я думала, тебя сегодня не будет в школе.

– Директриса вызвала, – произносит учитель, озадаченный, что застал меня здесь. Он опускает глаза на чертежные бумаги в моих руках и всё для себя мгновенно объясняет.

– Ты говорил с полицией? – спрашиваю я с волнением, стуча стопочкой о стол и выравнивая края бумаг.

– Да. – Он решительно подходит ближе и достает из ящика стола пустую папку. Протягивает мне, чтобы я всунула туда хрупкие эскизы.

– Спасибо. Они тебя несильно прессовали?

– Всё хорошо, Амбар. Ко мне у них вопросов больше не осталось. Я не мог навредить Бланке, и они это понимают.

– Это хорошо, – с облегчением выдыхаю я, опустив глаза, и неожиданно для себя самой сознаюсь: – Потому что я переживала за тебя. Беатриче столько о тебе наговорила. Она ненавидит тебя.

Я чуть нервно и резковато застегиваю молнию рюкзака. Потом завожу прядь за уши и делаю еще одно признание:

– Меня почему-то пугает мысль, что тебе кто-то может навредить.

Молчание.

– Амбар…

Кажется, что он готов сказать мне, чтобы я соблюдала границы, и потому я просто сбегаю:

– Ладно. Пока, Марио. До завтра.

Я быстро забираю с его стола свой новенький белый рюкзак и не оборачиваюсь.

– Амбар, – он ловит меня за руку и поворачивает к себе лицом.

– Марио… – потрясенно выдыхаю я ему в губы, а в следующую секунду он меня целует.

Одно прикосновение губ – и я чувствую первый разряд электричества. Остановка сердца. Еще одна волна тока.

Боже, какие у него глаза.

Рюкзак падает с моих рук, и меня спиной прижимают к стене. Еще один мазок по губам – и нет воздуха. Моя ладонь волнительной дрожью поднимается к его щеке. Еще одно осторожное касание языка – и я открыта ему. Мы смотрим другу другу в глаза, и эти несколько секунд неспешной чувственности кружат голову как идеальный музыкальный аккорд. Невыносимо сладкое прикосновение. Снова и снова. Его взгляд проникает в меня до дна, и мне почти больно. И хорошо одновременно. Я медленно закрываю глаза и задираю голову, кладя руку Марио на затылок. Почувствовав, что я ему подчинилась, мужчина прижимается ко мне теснее и резче забирается языком мне в рот, выбивая из меня ответную дерзость и бешеный секс. Марио сильнее сжимает меня и продолжает жадно скользить языком у меня во рту. Меня бьет им. Сильно. Сокрушимо. Горячо. Удар сердца, другой. Целую взахлеб и не могу остановиться. Чувствую его дыхание, губы, нежный со мной поединок – и сгораю. Я сгораю… невозможно.

Этот вкус… я падаю вниз. Небольшая передышка, и Калеруэга снова забирает мой вдох. Ток прошивает меня; рука на том же месте: дрожит в его волосах. А другая – отчаянно держится за мужское плечо, подушечками нервно впившись в кожу через рубашку.

Сердце начинает ныть. Где-то в животе собирается боль. Боль настоящая. Боль тоскливая. Рваная.

Поцелуй резко прерывается, и в первую секунду мне кажется, что я разучилась без него дышать.

– Прости, я люблю другую, – преподаватель отводит взгляд, тяжело дыша, но руки с талии не убирает.

Марио по-прежнему стоит близко.

И хоть его слова мне неприятны, я не строю из себя мисс оскорблённость, потому что в мое сердце тоже кое-кто навечно проник и там же остался.

Мои глаза прикованы к профилю Марио: он не смотрит на меня.

– Я тоже, – признаюсь я шепотом, и учитель быстро поворачивает голову. Так, что мне приходится слегка отклонить голову и опять коснуться затылком стены: не стоит повторять тот сумасшедший поцелуй. В его блестящих глазах удивление и недоверие. Я робко и растерянно опускаю взгляд на его рубашку.

– Тогда что мы делаем? – в отчаянии спрашивает он, но вопрос адресован не мне, а нам двоим. У нас у обоих каша в голове. Нас обоих необъяснимо тянет друг к другу.

– Предлагаю забыть, – хрипло выдвигаю один из самых безобидных вариантов, как нам следует вести себя друг с другом после произошедшего. В конце концов, это всего лишь один ничего не значащий поцелуй. Так могут случайно поцеловаться и хорошие друзья.

Но быть друзьями отчего-то не хотелось. Не с Марио. Лучше избегать встреч, так будет правильнее. Я люблю Илью, и это так и останется. Его я никогда не забуду. Пусть его больше нет, это не значит, что я больше его не люблю. Люблю. Сильно. Очень сильно. Так, что чувствую удушение, когда мысль о его смерти каждый раз по спирали возвращается ко мне. Снова и снова голова взрывается болью. Замкнутый круг. И мои новые слёзы.

А Марио – всего лишь недоразумение и игра эмоций, сложившаяся в моей голове с уходом из жизни любимого человека. Скорбь порой толкает людей на необдуманные поступки, лишь бы заглушить боль, лишь бы забыться хоть на одно мгновение, когда позволяешь самой себе перестать быть в действительности. Хочется чего-то теплого и свободного. Забытия. Какой-то эйфории, приносящей избавление.

Это со мной и произошло. Другого объяснения нет. Ведь я не из тех, кто способен так быстро оклематься после расставания. Хотя если вспомнить Нико, моего первого парня, который мучил меня несколько лет своим непостоянством и вспышками то агрессии, то ревности, то холода, то мольбы не оставлять его одного, не бросать, который манипулировал мной, каждый раз звал, в каком бы уголке мира я ни находилась, угрожая покончить жизнь суицидом, – его я заменила быстро, едва только познакомилась с Ильей. С ним я поняла, что Нико не любила. Это была не та – светлая и яркая —любовь, о которой все говорят. Это была болезненная привязанность к первой любви, которую теперь трудно так назвать. Потому что клеймо «первая любовь» я позже отдала своему доброму, веселому и преданному Илье.

Может, в Марио меня привлекает именно то, что он так удивительно похож на Илью. Тот же стиль в одежде, тот же серьезный взгляд. Они очень схожи, я уж не говорю о том, что оба преподаватели и читали ту же самую литературу. Возможно, дело в этом? Я проецирую образ Ильи на совершенно чужого мужчину, который, если глубже узнать и подольше поизучать, наверняка не столь схож в характере с моим погибшим парнем. Ну, а пока я различий не вижу. Наверное, я все еще охвачена обаянием Ильи, с которым пробыла совсем мало времени. Нам отведено было катастрофически мало совместных счастливых мгновений. И я просто хочу, чтобы это не кончалось. Просто перестала соображать и застыла во времени. Но жизнь продолжается, и она так сера без моего Ильи, с которым я так и не объяснилась. Не успела. Не успела сказать, по какой причине отдалила его от себя, почему хотела бросить его и улететь обратно в Испанию. Мы оба погибли. Вот только я каким-то чудом выжила, оказавшись в чужом теле. А он? Где сейчас он? И почему я не с ним?

Я не замечаю, как начинаю плакать. Понимаю, только когда слезы, скатившись с подбородка, спускаются к шее, пробираясь под воротник школьной формы и вызывая неприятные ощущения липкости.

Я ладонью сжимаю шею и провожу по влажной коже, стараясь отрезать путь мокрым соленым дорожкам, готовым прокладывать путь и дальше вниз, по грудям.

Марио ошарашенно смотрит на меня. Застыл. И я, накрыв его напряженные ладони своими, заставляю его разжать мою талию и отпустить меня. Я отодвигаюсь от него и молча, подхватив рюкзак и открыв дверь, покидаю класс английской литературы, надеясь, что того, что произошло между нами, больше не повторится.

Мой первый поцелуй с Марио, и он же последний. Но почему тогда так больно в этом признаваться?

Глава 34. Амбар

25 ноября, Пятница.

А вы знали, что Бланка шантажировала Гаэля об их недопустимой в стенах школы связи между учителем и ученицей и приказала соблазнить бесящую Каталину в обмен на молчание? Может, полиции стоит лучше приглядеться к нашему учителю испанского? Ну не знаю… Выполнить приказ не получилось, Каталина оказалась хитрее и нажаловалась на него САМОМУ ЙОНУ БОСКЕДУ, а Гаэль так сильно побоялся за репутацию и что о его запретных интрижках узнает жена… мне продолжать? Вы ведь умные ребята.

Я убираю телефон и вхожу в коридоры школы. Обменявшись с парнями парочкой фраз на тему поста, открываю свой шкафчик, чтобы оставить рюкзак перед уроком сценического искусства.

– Каталина Суэйро, немедленно пройдите в кабинет директрисы, – разносится по всей школе голос Гарридо, и все взгляды тут же находят девушку, озадаченно замершую в конце коридора возле открытой двери ящика. Она медленно ее запирает и робко оглядывает многочисленных студентов.

– Дерьмо! – высказывается Йон с досадой и яростью. – Всё из-за этого поста! Бали подставила ее под удар.

– Согласно посту Балентины под подозрение попадает Гаэль, но никак не Кати, – недоумеваю я.

– Скажи это нашей дрянной полиции, – вздыхает мрачно Дилан, а Йон просто в бешенстве:

– Слушайте, каков шанс, что на неё не поднажмут, пытаясь расколоть в непонятно чем, как меня прошлым утром?! Достанут наружу каждый неверный ее шаг с момента появления в этой чертовой школе. Ту унизительную историю со шрамами. Те фотографии с презервативами, подброшенные Бланкой в ее шкафчик. То, что ее мать… – Он запинается на слове и ударяет кулаком о металлические дверцы ящика. – Этот говнюк с удостоверением не станет смотреть на то, что она девушка! Он вытрясет из Каталины всё! Нет, я иду с ней. Черта с два, я дам ему ее сломать. Увидимся позже, ребят.

Йон догоняет девушку, и к директору они заходят вместе.

– Амбар, не обижайся, но, кажется, наш Йон начал терять к тебе интерес, – шутливо замечает Дилан, и я с усмешкой толкаю его в плечо:

– Я буду только рада, если это случится. Он так за нее переживает.

– Вот именно. На моего друга это не похоже.

Мы расходимся в разные классы и вновь собираемся на третьем уроке. Перед английской литературой. Оставив свои вещи, мы вышли в коридор и расположились небольшой компанией из четырех человек на подоконнике. Йон рассказывает, как всё прошло, а я не могу перестать думать о том поцелуе: прямо напротив меня раскрыта дверь класса, а за ней, за учительским столом, сидит сосредоточенный на экране ноутбука Марио.

– Амбар? – зовет меня Йон, и я вынуждена прекратить любоваться самым великолепным мужчиной на этой планете. – Ты слушаешь нас?

– Да, прости. Задумалась. – Я слегка потряхиваю головой. – Так что ты говорил?

– Каталину наш герой спас, но инспектор может вызвать и тебя, – говорит Алфи.

– Я-то ему зачем? У меня с Бланкой не было стычек.

– А вспомни, кто проходил свидетелем в деле Молин Элиассон, – убежденно твердит Дилан.

– Ну, было дело, и что?

Ребята смотрят на меня как на дуру. Снисходительно.

– Я ведь всего лишь сказала правду.

– Ты на нее донесла, – убежден Алфи.

– Нет, мальчики. Никому я ничего не доносила. Йон, ты слышал, что я сказала Бланке, ты там был. Аноним это не я, серьезно. Мне нет смысла врать, тем более сейчас, когда Бланки не стало.

– А кто еще был тогда в туалете? – спрашивает задумчиво Дилан, будто о чем-то догадываясь.

– Джемма Ортега…

– Эта трусливая овца? – брезгливо отзывается Йон. – Исключено.

– И я бы в эту версию не поверила, – фыркаю я, а потом глаза задерживаются на Консуэле, приближающейся к классу, и я отчетливо всё понимаю: – Эла. В то утро в туалете была Эла. Она всё видела, но мне показалось, ей было всё равно… Но ей никогда не всё равно, – задумчиво проговариваю я и встречаюсь с ней взглядом. Я с дружелюбной улыбкой поднимаю руку, но она по-прежнему со мной не говорит. Просто равнодушно отводит свои голубые глаза и заходит в класс.

– Она тоже ушла с итальянского, – сообщает Дилан, тоже смотря в ту сторону.

– Правда?

– Кажется, она ходила на него из-за тебя, – пожимает он плечами, и я улавливаю в его сдержанном тоне скрытое обвинение в адрес моей совести. Как же ты могла этого не знать?

Я вздыхаю.

– Эй, давайте вернемся к тебе, Амбар. Ты в любом случае в этом замешана. С той самой секунды, когда сказала Гарридо правду. Бланка никакую пакость тебе после этого не устраивала?

– Нет.

– А могла. Полиция обязательно спросит об этом. Я не хочу, чтобы ты пострадала. Поэтому когда тебя вызовут…

– Если вызовут, – поправляю я Йона.

– Ладно, если вызовут, найди сначала меня. В общем, дождись меня, и вместе к этому садисту пойдем. Поняла? Никуда не иди без меня, я серьезно.

Грустно ему улыбнувшись, я поглаживаю его по плечу.

– Йон, всех не защитишь. И потом, я привыкла справляться со всем сама. Твою помощь я не приму. Я умею в этой жизни защищаться, меня не так просто сломать, поверь; для этого нужны зубы поострее акульих.

– Какая же ты упрямая, Амбар. Почему, черт возьми, ты не можешь сделать так, как я тебе говорю? Я могу помочь! Этой школой фактически управляю я…

Дилан бросает на друга предупреждающий взгляд, и на меня нисходит подозрение, что Боскед сболтнул лишнего:

– Что это значит?

Йон всё еще зол и просто отводит глаза. За него отвечает Дилан, тяжело глядя мне в лицо:

– Амбар, тебя это не касается. Не задавай слишком много вопросов, если хочешь, чтобы мы тебе доверяли.

Я растерянно дергаю плечом:

– Ну, ладно.

– Не знаю как вы, а я на урок. Я в жизни никогда не опаздывал, – жалуется флегматично Алфи и направляется к классу, на пороге которого, строго сложив руки, стоит Марио. Его молчаливый упрек действует на нас безотказно. Мы подрываемся с подоконника и забегаем в кабинет английского.

– Прости, – едва слышно шепчу я, последняя переступая порог.

Марио закрывает за мной дверь, ничего не ответив.

Господи, как же выкинуть его из головы?

От досады прикусываю губу. Он совсем не смотрит на меня, это раздражает. Да, мы договорились забыть, но… Ч-черт! Чтобы поменьше о нем думать, я открываю книгу и с удивлением дотрагиваюсь до яркой афиши. Кто-то подкинул мне меж страниц билет на вечернюю выставку искусств: фотографий, картин и скульптур. Конкурс-фестиваль художников, скульпторов и фотографов состоится сегодня в восемь. Я в смятении поднимаю глаза на учителя, который объясняет ошибки в сочинении одному из учеников и смотрит не на меня. Но уверена, что этот жест принадлежит Марио, ведь это произошло прямо перед уроком английского. Он приглашает меня на свидание?.. Я закусываю губу. За ночь какие только мысли не приходили в голову! Я вообще нормально не спала. Меня бросало в жар, стоило мне только подумать о нем и его сладких губах. К моменту, когда над Барселоной вновь взошло солнце, я решила для себя, что Марио вполне мог бы оказаться моим Ильей. Поцелуй один в один. Да еще и эта выставка искусств… Илья обожает всё, что связано с искусством.

Я спятила. Плохо дело.

– Что там у тебя? – интересуется Йон, и я быстро захлопываю книгу.

– Ничего… просто закладка, – я напускаю на себя легкомысленность, но от радости не могу сдержать улыбку.

Черт возьми, у меня свидание с моим учителем.

***

Вечерний макияж. Любимая губная помада. Шикарно распущенные волосы, которые пахнут головокружительным благовонием цветочного масла. Кружевной подол платья-мини, романтичное кружево на длинных рукавах. Широкий коричневый ремень-баска, красиво стягивающий лен на талии. Коричневые хилсы из мягкой замши с шнуровкой по всей длине. И собственно мои красивые длинные ноги, от которых любой мужчина сойдет с ума. Гладкие и загорелые. К свиданию с Марио я подошла во всеоружии. Захотелось быть самой красивой на этом вечере, пусть я и так самая красивая. Волшебная пудра любой девушке не помешает.

И вот я уже вхожу в зал галереи, как меня за талию привлекает к себе какой-то мужчина в дорогом костюме. Но когда я смотрю ему в глаза, я испытываю сначала легкую оторопь, а потом разочарование.

– Ты такая сексапильная в этом наряде. У тебя под ним только трусики, Амбар? Очень коротко, мне от этого неспокойно и… жарко.

Это всего лишь Йон, который никак не может угомониться, хотя уже всем давно ясно, что парень этот чувствует куда более сильные чувства к другой девушке, просто сам этого пока не осознает, но подкованная в отношениях – я – прямо ему об этом говорит:

– Слушай, мы ведь оба знаем, что на моем месте сейчас должна быть другая.

– Кто? – не понимает он.

– Каталина, разумеется, – мягко усмехаюсь я, и Боскед на мгновение застывает с растерянным лицом.

– Только не говори, что не думал об этом, – я снисходительно касаюсь его плеча. – Даже твои друзья заметили. Йон, не тормози, это приглашение должна была получить не я. Где-то в глубине души, – мой палец соприкасается с рубашкой, там, где прячется его романтичное сердце, – ты хотел бы видеть ЕЁ здесь.

– Чушь, – неуверенно бубнит Йон, так же пристально смотря мне в глаза, как я в его.

– Серьезно? – моя улыбка становится более насмешливой.

– Я просто помог ей. Почему все решили…

Я нежно прижимаю свою ладонь к его рту.

– Не договаривай. Просто подумай. – Я деликатно убираю его руку со своей талии и, уже отходя от него, прибавляю: – Этот вечер я проведу одна. А ты… кстати, откуда у тебя билеты? Ты любишь искусство?

Он запускает ладонь в волосы.

– Калеруэга дал. Я должен… написать эссе и подробно расписать всё, что сегодня увидел.

– А почему билетов два?

– Он… – Йон выглядит всё ещё сбитым с толку, ему тяжело сосредоточиться на чем-то еще, кроме своих растрепанных чувств: – Он не смог сам приехать и утром отдал мне второй. И я подумал, это отличная возможность… – парень кивает, – узнать друг друга получше. Ты и я. Но ты, должно быть, ожидала увидеть кого-то другого. Выглядишь немного расстроенной.

– А ты ужасно грустным, – поджимаю я губы, ему сочувствуя.

Он усмехается левым краешком губ, поддерживая в себе огонек задора, и по-дружески спрашивает:

– Кого ты ждала? Не говори мне этого, если не хочешь. Но, по-моему, я заслуживаю знать, кого ты хочешь.

– Я не уверена…

– И всё же?

Йон наклоняет голову набок, смеша меня и вынуждая признаться, в первую очередь самой себе:

– Это Марио.

– Паскуаль? – Его глаза протестующе вспыхивают, но я робко качаю головой:

– Нет… Профессор Калеруэга.

– WTF? – на чистом английском выдает мой одноклассник.

– Я знаю, это неправильно, но мне… – я отворачиваюсь, чувствуя, как уголки глаз становятся влажными, – мне на какую-то секунду показалось, что у нас всё может быть. Тебе не понять моих чувств.

Я сама их не понимаю.

Йон разглядывает меня по-новому.

– Что, не ожидал? Я сама от себя не ожидала, что меня заинтересует этот мужчина. – Я вздыхаю.

– Он же… вы ведь уже были вместе и расстались. Амбар, ты его бросила потому, что вся школа приперла его к стенке с этими нелепыми обвинениями? Скажи правду. Ты это сделала ради подруги?

Я закусываю губу и обманываю:

– Это же очевидно, Йон.

Это сделала Амбар – а я не она.

– Теперь ты жалеешь, ведь до сих пор его любишь… А он тебя? – Его взгляд напряжен, а может быть, обеспокоен.

– Я же говорю, я не уверена. По-моему, он не остыл к своей бывшей жене. Ладно, хватит об этом, – обрубаю я резко. – Короче, ты сегодня сам по себе, а я сама по себе. Мне не до свиданий, а у тебя задание по литературе. Удачи и пока.

На одной стене фотографии, слева картины. Через семь шагов прогулки по галерее, я едва не спотыкаюсь на ровном полу. Впереди, в коричневой юбке и белой ажурной блузке, как всегда бросая вызов обществу своими ярко красными губами, стоит моя подруга. Софи де Армас. Она со своим парнем Яном. Мужчина нежно и собственнически обнимает рукой ее талию, а моя подруга с надменно-снисходительным выражением принимает комплименты от ценителя искусства, расхваливающего ее работу. К слову, мужчины. Я перевожу взгляд с ее холодного лица на скульптуру у нее за спиной и, словно завороженная, подхожу к изящному куску белого камня.

Две фигуры – мужчина и женщина – они обнимают друг друга. Ее кудрявые волосы, лицо… Софи слепила меня. Один шаг, чтобы обойти и заглянуть… о Боже, это лицо… мой самый главный человек. Я положила голову ему на плечо, и он не видит в моих глазах грусть, которую я намеренно от него скрываю, смотря в сторону. В них моя тайна и недосказанность. Как незавершенный штрих в наших идеальных отношениях. Илья нежно трогает мои волосы, он расслаблен и ни о чем не знает. Не подозревает. В этот момент я понимаю, что совершила ошибку. Я должна была ему рассказать правду. Он заслуживал знать, что…

– Понравилась? – этот голос…

Меня рывком выталкивает в реальный мир, и я потерянно поворачиваю голову. В тот же момент внутри проходит судорога. Эта боль похожа на удар в солнечное сплетение. Вышибает резко, за секунду. Синие глаза, темно-рыжие волосы, холодная грация, приветливый взгляд. Вниз бежит слеза, следом за ним съезжает еще одна струя по второй щеке. Это крик, на который не хватает голоса. Поэтому только через слезы. Они выливаются из меня, когда она стоит и смотрит прямо на меня. Но не видит.

Лицо Софи становится обеспокоенным. Она одна. Она берет меня за плечи и отводит к одинокой красной лавочке у стены.

– Принести воды? – спрашивает подруга, усадив меня на нее.

Я качаю головой, не поднимая на нее глаз.

– Тебя кто-то обидел? – предполагает мой талантливый, самый добрый в мире скульптор.

– Софи, ты веришь в реинкарнацию? – спрашиваю я, сквозь горячие слезы опустошенно глядя в пол перед собой.

Она стоит молчит, и я продолжаю:

– Нет, я не сумасшедшая. А может, до сих пор сплю. Я так по нему скучаю, Софи. И эта твоя скульптура… ты не могла не так явно указать на мою ошибку? – Я поднимаю на нее заплаканные глаза. Она выглядит растерянной, хмурится, но внимательно меня слушает. – Я не могу его найти, понимаешь?.. Как ты назвала ее? – Я машу в сторону ее конкурсной работы.

– «Недосказанность и неведение». – Она озабоченно скрещивает перед собой руки. Ей неуютно.

– Ты знала… А почему не просто «Каталина и Илья»? – Я не обвиняю, но так было бы проще. Не так больно.

Ее глаза распахиваются.

– Я тебя пугаю. Прости. – Я нервно провожу по волосам. Старая привычка. – Но кому я еще могу поплакаться, если не тебе?

На миг опускаю взгляд на ее ноги. Обычные кеды. Ян заставил надеть?

– Не спеши надевать каблуки, береги ногу.

– Кто ты такая? – Софи пристально смотрит мне в глаза.

Кто я такая? Твоя лучшая подруга и любимая девушка твоего брата.

– Если я скажу, меня сожгут на костре, – шучу я и, печально усмехнувшись, встаю с лавки. – Софи, я рада, что у тебя есть Ян. Что ты излечилась от старых ран. Я тебе больше не нужна. Не думай обо мне. У меня всё хорошо. – Я осторожно обнимаю её, так, чтобы сильно не напугать; она не отшатывается. – И я знаю, сегодня ты победишь. Ты всегда побеждаешь. Всегда была самой сильной из нас. Ты мой триумф.