Читать книгу: «Мария I. Королева печали», страница 3

Письма от матери приходили регулярно. И все они были наполнены болью разлуки с дочерью. А кроме того, в своих письмах мать давала советы, как уберечься от страшной болезни. Тоска по дому разрывала Марии сердце. Ей не терпелось оказаться рядом с родителями. Она постоянно молилась о том, чтобы их не коснулась ужасная кара небесная, которую Господь наслал на Англию. Почему Он прогневался на эту страну? И чем она заслужила столь страшное испытание?

Как-то раз после уроков доктор Фетерстон предложил Марии посидеть за вышиванием в саду, поскольку день выдался солнечным и теплым. Она шла по гравийным дорожкам, наслаждаясь пьянящим ароматом цветов на клумбах, и в результате обнаружила тенистую скамью возле стены, свободной от строительных лесов. Напевая себе под нос, Мария взяла пяльцы и принялась за вышивание.

Из открытого окна прямо над головой до Марии донеслись голоса леди Солсбери и доктора Фетерстона.

– И почему Господь ее пощадил, но унес столько невинных душ? – говорила леди Солсбери.

– Пути Господни неисповедимы, – вздохнул учитель.

– Если потливая лихорадка послана в наказание королю за то, что он затеял Великое дело, то Всемогущий Господь мог легко призвать к себе эту женщину и тем самым разрешить ситуацию!

Мария не верила своим ушам. С чего вдруг Господь решил наказать отца? Что значит Великое дело короля? И кем была та женщина, которая явно имела к этому непосредственное отношение? У Марии в голове внезапно всплыло воспоминание об улыбающемся лице Анны Болейн.

Леди Солсбери, казалось, была готова расплакаться:

– Неужели Господь не видит, как все это отражается на королеве, всегда являвшейся образцом верной и любящей жены? Ну а вся эта чушь насчет книги Левит! Ученые доктора, с которыми она советовалась, подтвердили, что к ее делу это не имеет никакого отношения. Вопрос отнюдь не в том, был ли консумирован ее брак с принцем Артуром, а в том, зачала ли она от него ребенка, чего не произошло. Следовательно, не было никаких препятствий для ее брака с королем. Это Уолси с Анной Болейн мутят воду и вводят короля в заблуждение!

К ужасу Марии, все ее смутные подозрения подтвердились.

– По-моему, его милость действительно мучают угрызения совести, – возразил доктор Фетерстон. – В книге Левит сказано, что мужчина, который женится на жене брата своего, останется бездетным. Его милость именно таковым себя и считает, поскольку у него только один ребенок, причем не сын, а дочь. Давайте посмотрим правде в глаза, Анна Болейн или не Анна Болейн, но ему нужен сын, которого королева более не способна ему подарить. Полагаю, он искренне верит, что оскорбил Господа кровосмесительным браком и Господь, прогневавшись, отказал ему в сыновьях.

– Но он превратно истолковал законы, изложенные в Писании. И боюсь, сделал это намеренно.

– Королева, наверное, расстраивается…

– Наверное? Она в отчаянии!

– Да, но папа римский боится императора. И поскольку королева приходится императору тетей, папа навряд ли отнесется с пониманием к чаяниям короля аннулировать брак.

– Ну а пока моя любимая госпожа должна терпеть адские муки ожидания. Чего она явно не заслужила. Народ ее любит. Если люди узнают о происходящем, они этого не потерпят. Никто этого не потерпит! И почему его святейшество не может огласить свое решение в ее пользу?

– Потому что он нуждается в дружбе короля.

– Невозможная ситуация. Не знаю, как долго мне удастся скрывать правду от бедняжки Марии.

Мария не расслышала ответа доктора Фетерстона. Голоса смолкли, хлопнула дверь, и вновь стало тихо.

Уронив пяльцы, Мария встала и на дрожащих ногах, практически вслепую, побрела по дорожке, пытаясь осознать услышанное. У нее не укладывалось в голове, что отец пытается развестись с ее матерью. Неудивительно, что в последнее время королева казалась такой грустной. Это было дурно, дурно! Едва сдерживая слезы, Мария пнула ногой камень, чтобы хоть как-то выместить боль разочарования.

Но какую роль во всем этом играла Анна Болейн? Неужели она перенесла потливую лихорадку, но выздоровела? Лучше бы она умерла! Похоже, она вместе с кардиналом участвовала в заговоре по смещению королевы. Мария не могла в это поверить. Уолси был ее крестным отцом. Он наверняка не станет вредить своей крестнице. Это Анна встала на их пути и все разрушила! Она, должно быть, приворожила короля… и кардинала! Страстное сердце Марии пылало ненавистью. Интересно, и что такого особенного нашел в Анне отец? Она была порочной. Ни одна приличная женщина не станет уводить чужого мужа!

Мария опустилась на колени, сотрясаясь от рыданий. Она словно потеряла любимого отца. Так кем же был тот незнакомец, который собрался разрушить их жизнь? Допустим, он решил избавиться от жены, но как насчет его дочери? Неужели отца совсем не волнует, что она в результате будет страдать? Ведь, по идее, он должен был любить и защищать свою дочь! Ее долгом было любить, почитать и слушаться его, причем не только как отца, но и как суверена. Но как она могла любить и почитать его, если он оказался колоссом на глиняных ногах, который замыслил причинить непоправимый вред не только ей, но и ее обожаемой матушке?

Мария рыдала, потеряв счет времени. Когда приступ отчаяния наконец прошел, она поднялась, вернулась на скамью, взяла иголку и воткнула ее в вышивание, представив, что вонзает кинжал в вероломное сердце Анны Болейн.

Печаль вскоре сменилась жгучей злобой. Ведь она, Мария, как-никак была принцессой, будущей королевой, и она никому не позволит унижать себя. Ее гордость этого не допустит.

Наступало время ужина. Однако она пока не могла вернуться в дом. Воспитатели наверняка заметят, что она плакала, и захотят узнать, в чем дело, а она не сумеет ничего толком объяснить. Нет, она не унизит себя или своих родителей. Итак, если она будет молчать, то ужасное Великое дело короля, возможно, как-нибудь само рассосется.

* * *

С наступлением осени эпидемия пошла на спад, однако Мария из соображений безопасности оставалась в Хансдоне. Из Гринвича и Брайдуэлла приходили письма от королевы. Письма были жизнерадостными, с кучей самых разных новостей, словно мать понимала, что Мария чувствует себя отрезанной от мира. Хотя, возможно, ее именно потому и держали здесь, чтобы она оставалась в неведении. И все же ей отчаянно хотелось знать, что происходит. Она больше не слышала о Великом деле короля или об Анне Болейн. Может, все обойдется и гроза пройдет мимо.

К Рождеству Марию вызвали ко двору, и в ее душе зажегся луч надежды. К королю вернулось хорошее настроение, он снова стал прежним – благодушным, любящим и гордым отцом. Находясь в обществе родителей, Мария не находила никаких признаков неблагополучия и уже начала лелеять надежду на лучшее.

Однако уже в первый вечер пребывания во дворце Мария, направляясь на пиршество в зал для приемов, с удивлением увидела, как Анна Болейн горделиво прохаживается в толпе лебезящих придворных, красуясь перед королем, который не сводил с нее завороженных взоров. При этом Анна демонстративно игнорировала королеву, покорно сидевшую рядом с супругом и терпевшую ради него столь унизительную ситуацию. Более того, при виде Марии Анна наградила ее пренебрежительным взглядом, удостоив лишь слабым намеком на реверанс. Что уже ни в какие ворота не лезло!

К тому моменту, как начались игры в жмурки, шахматы и кегли, вызывающее поведение этой женщины настолько взбесило Марию, что у нее уже едва хватало сил сдерживаться. Стараясь находиться поближе к матери, она заставляла себя быть милой с отцом, который пытался ее развлекать.

А затем в День святых Невинных Младенцев Вифлеемских мать отвела Марию в сторону и, усадив в кресло, тихо сказала:

– Полагаю, вы слышали о том, что люди называют Великим делом короля.

– Да, миледи, – судорожно сглотнула Мария, не умевшая лгать.

– Вас это не должно беспокоить, – заявила мать. – У вашего отца имеются некоторые сомнения насчет разрешения, данного нам папой Юлием, но папа Климент, который сейчас решает этот вопрос, прислал кардинала Кампеджо рассмотреть наше дело на специальном суде вместе с кардиналом Уолси. Надеюсь, все скоро разъяснится, и совесть вашего отца наконец успокоится.

Мария больше не могла молчать:

– Но отец хочет жениться на своей любовнице Анне Болейн.

Это было скорее утверждением, чем вопросом.

Королева бросила на дочь испуганный взгляд:

– Если папа признает наш брак недействительным, то король сможет жениться на своей любовнице. По его словам, у Анны есть все данные, чтобы стать хорошей королевой.

– Но она не королевской крови… да и вообще не слишком любезная.

– Не слишком любезная?

– Она продемонстрировала свое неуважение ко мне! И к вам тоже! Я ненавижу ее!

Екатерина была явно шокирована. Мария еще никогда не произносила в присутствии матери таких злобных речей, но отнюдь не жалела о своей несдержанности. Ведь это было правдой!

Со страдальческим видом королева сжала руку дочери:

– Мы должны быть к ней снисходительны. Ради короля.

В груди Марии вспыхнул гнев.

– Миледи, моя дорогая матушка, я не могу. Даже для того, чтобы доставить вам удовольствие. Она порочная женщина, которая хочет увести у вас мужа.

– Мария! – Королева схватила дочь за плечи. – Король или кто бы то ни было не должен слышать от вас подобных речей. Вам положено чтить своего отца. Скоро – и я истово молюсь об этом – все образуется, и любовница Анна будет забыта.

Ах, ее слова да Богу в уши!

– Я понимаю, – обняв мать, сказала Мария. – Тогда я, пожалуй, пойду поиграю со своим новым щенком.

Глава 4

1529 год

Мария оставалась при дворе до весны. Временами ей страстно хотелось уехать, потому что дворец, точно улей, гудел от сплетен, которые она не желала слышать. Было ужасно осознавать, что проблемы ее родителей пережевывались и смаковались. Марию шокировали непристойные, хотя и малопонятные, разговоры об отце и Анне Болейн. И никуда было не деться от Анны, которая рассчитывала в скором времени выйти замуж за короля и строила из себя королеву. Мария предпочитала по возможности находиться в своей спальне или в покоях матери, стараясь стать для нее утешением. Впрочем, мать никогда не жаловалась. Ее смирению позавидовала бы и святая. И она была тверда в своей решимости.

– Я законная жена вашего отца, и я никогда не скажу и не сделаю ничего такого, что могло бы поставить под угрозу ваше право на титул принцессы или престолонаследие.

И только после того, как король сказал нечто такое, что особенно расстроило Екатерину, она решила открыться дочери. Однажды вечером, когда они сидели у камина, королева промокнула глаза платком и сказала, не скрывая своего отчаяния:

– Дочь моя, вам уже тринадцать лет. Теперь вы достаточно взрослая, чтобы быть в курсе происходящего. Вы должны знать, что мне угрожают. Ваш отец утверждает, что я не люблю его, хотя это не соответствует истине. Он жалуется, что я слишком веселая, слишком нарядная и что мне следует молиться о благополучном исходе его Великого дела, а не участвовать в увеселениях королевского двора. Господь свидетель, я действительно молюсь! Я часами стою на коленях в часовне.

– Я знаю, что вы молитесь. – Мария опустилась на колени и взяла мать за руку.

Внезапно все сдерживаемые матерью эмоции бурным потоком вырвались на волю.

– Он постоянно в чем-то меня подозревает! Он говорит, что, выезжая в город под приветственные крики толпы, я подстрекаю его подданных к восстанию. Он считает, я участвую в каком-то безумном заговоре убить его и кардинала. Он даже заставил Тайный совет предупредить меня, что если будут получены доказательства моей причастности к заговору, то мне не следует ждать пощады, поскольку в глубине души члены Совета чувствуют, что его жизнь в опасности. Они заявили, что с моей стороны глупо сопротивляться воле короля. Они призвали короля окончательно порвать со мной… и отнять вас у меня.

Мария была потрясена и до смерти напугана. Королеву била дрожь. Как члены Совета посмели обращаться с ней подобным образом?! Она была хорошей женщиной и никому не желала зла, даже Анне Болейн. В отличие от той! Совет боялся ссориться с королем, впрочем и Мария никогда не осмеливалась перечить отцу, так как знала, ему даже в голову не могло прийти, будто дочь способна его ослушаться и принять сторону ее обожаемой матери, с которой по всем стандартам поступали ужасающим образом. Тем не менее если дойдет до дела, то она, Мария, не побоится дать отпор. Она покажет отцу, что унаследовала от своей бабушки, королевы Изабеллы, такие качества, как смелость и сила духа!

Мать нежно обняла Марию:

– Мое дорогое дитя, если вас действительно отнимут от меня, я хочу, чтобы вы знали, что я не имею к этому никакого отношения. Если я и продолжаю выезжать в город, то исключительно потому, что это входит в мои обязанности королевы, которой не пристало выставлять свое горе на всеобщее обозрение. Что касается того таинственного заговора, то это чистой воды фантазия! В глубине души ваш отец знает, я не способна желать ему зла. Я люблю его.

– Но они ведь нас не разлучат, да? – Марии была нестерпима сама мысль об очередной долгой разлуке, тем более такой, у которой не видно конца. Ей было страшно подумать о том, что все это будет значить для матери. – Отец наверняка не позволит Совету возбудить против вас дело. У них нет на то никаких оснований.

– Уверена, это всего лишь пустое бахвальство. Предупреждение, чтобы я не перечила королю. Они надеются путем запугивания сломать меня и добиться моего согласия уйти в монастырь, чтобы король мог снова жениться. Что ж, я им сказала и продолжаю говорить, что у меня нет такого призвания. Если только папа римский не вынесет решения по нашему вопросу и не положит конец неопределенности.

– Слава Всевышнему, на заседании суда решение от его имени будет выносить кардинал Кампеджо!

– Увы, Мария! – Королева покачала головой. – Боюсь, будет продолжена тактика проволочек. И я не надеюсь на беспристрастный суд, поскольку он проводится в стране, которой правит мой муж, и вторым судьей является кардинал Уолси, который одним щелчком пальцев избавится от меня. Нет, я хочу, чтобы мое дело рассматривалось в Риме.

– И вы думаете, его святейшество решит вопрос в вашу пользу?

– Ни секунды в этом не сомневаюсь!

* * *

Марии хотелось остаться при дворе и поддержать мать, но в свете предстоящего суда оба родителя решили, что для дочери будет лучше вернуться в Хансдон. Она с болью в сердце расставалась с матерью, оставляя ее на произвол судьбы.

Когда Мария пошла попрощаться с отцом, то застала его в обществе кардинала.

– Мария! – воскликнул отец, как всегда полный энтузиазма. – Надеюсь, мы и оглянуться не успеем, как вы к нам вернетесь.

Да, с горечью подумала она, но при каких обстоятельствах? Прикажут ли кардиналы отцу вернуться к жене? Или она, Мария, возвратится ко двору, лишенному своей королевы.

Чтобы скрыть от отца, как сильно она сердится на него за то, что он вверг их семью в пучину несчастий, Мария низко склонила голову и опустилась перед ним на колени для получения благословения. Кардинал Уолси тепло попрощался с крестницей, но она заметила, что его всегда цветущее, пухлое лицо осунулось и побледнело. Значит, он тоже страшился предстоящих слушаний. Возможно, опасался гнева короля, если вердикт будет вынесен не в его пользу. В этом деле не будет победителей.

* * *

В Хансдоне Мария, отрезанная от мира, с волнением ждала новостей. Леди Солсбери, как обычно, относилась к своей воспитаннице с заботой и любовью, но и она пребывала в угнетенном состоянии духа. Ее сын Артур умер в прошлом году от потливой лихорадки, а другой сын, Реджинальд, уехал в Италию для продолжения щедро оплачиваемой королем подготовки к посвящению в священнослужители. Мария сожалела о том, что отец не согласился на ее брак с Реджинальдом, который наверняка стал бы идеальным мужем. Однако, приняв духовный сан, он уже никогда не сможет жениться.

Мать Реджинальда гордилась призванием сына и в то же время боялась за него, поскольку из своего безопасного далека он открыто называл Анну Болейн Иезавелью и Ведьмой.

– Я уверена, что Реджинальд прав и она ответственна за всю эту ложь, – как-то за ужином сказала леди Солсбери своей воспитаннице; теперь у них не было друг от друга секретов. – Но мне хотелось бы, чтобы он высказывал свои взгляды не так откровенно. Боюсь, теперь ему придется остаться за границей, поскольку, проявив неблагодарность, он лишился поддержки в Англии. Ведь, как ни крути, король великодушно оплатил его образование. Нельзя кусать руку дающего.

– И все же Реджинальд прав. – У Марии пропал аппетит, и она оставила половину еды на тарелке.

– Увы, мое дорогое дитя, одной правоты мало, когда бал правит сила. Сейчас очень многие переживают кризис совести из-за этого Великого дела. Нам остается только молиться, чтобы кардиналы смогли его разрешить.

* * *

Послания от матери приходили реже, чем хотелось бы, да и были не слишком информативными. Похоже, она не могла довериться перу и чернилам, возможно из опасений, что письма могут быть использованы для ее компрометации. Ведь Уолси наверняка внедрил шпионов в окружение королевы.

И вот как-то раз леди Солсбери внезапно появилась в классной комнате, где Мария занималась с доктором Фетерстоном переводом с французского.

– Я получила письмо от леди Эксетер, – сообщила воспитательница.

Мария сразу же встрепенулась. Близкая подруга матери, леди Эксетер была наполовину испанкой. Очень прямолинейная, она не скрывала своего возмущения тем, как при дворе обращаются с королевой.

Сев рядом с Марией, леди Солсбери продолжила:

– Она прислала мне полный отчет о том, что происходит в Блэкфрайарсе. – (Слушания проходили в доминиканском монастыре.) – Короля и королеву вызвали в суд. Вы можете в это поверить? Неслыханное дело для Англии! Но миледи ваша мать не осталась сидеть на троне. Ах нет! Она обошла зал суда и, преклонив колена перед королем, произнесла знаменательную речь! Она просила короля избавить ее от слушаний в суде, поскольку в Англии ей не добиться беспристрастного правосудия. Она поклялась, что вышла за него замуж девственницей и всегда была ему верной женой. А когда он не ответил, она вручила свою судьбу в руки Господа и удалилась, проигнорировав призывы вернуться. Толпы людей снаружи тепло приветствовали королеву.

– Теперь они не могут решить дело в пользу отца! – воскликнула Мария.

– Они могут обвинить королеву в сознательном неповиновении судебным властям и продолжить заседания в ее отсутствие, – заметил доктор Фетерстон. – Слушания, скорее всего, продолжатся.

У Марии упало сердце.

Если бы не леди Эксетер, которая не страшилась шпионов кардинала, они вообще не получали бы никаких новостей. Доктор Фетерстон оказался прав: королеву обвинили в сознательном неповиновении судебным властям. Кардиналы продолжили слушание дела в ее отсутствие, что, с точки зрения Марии, было ужасно несправедливо. Недели тянулись мучительно долго. Очевидно, в суд вызывали свидетелей. Мария, стоя на коленях в часовне, молилась за благополучный исход. Она гадала, кем были те свидетели, что конкретно они могли показать и почему для вынесения приговора требуется целая вечность. Разве они с матерью недостаточно долго ждали? С тех пор как отец попросил Рим аннулировать его брак, прошло два года. Неужели его святейшество не понимает, какой мрачный отпечаток Великое дело накладывает на жизнь королевы и ее дочери? Он мог бы давным-давно положить конец прениям одним росчерком пера. Но доктор Фетерстон постоянно напоминал, что все не так однозначно.

У Марии возникло ощущение, будто леди Солсбери что-то явно утаивает. Случайно увидев, как воспитательница прячет в карман некое письмо, Мария спросила ее напрямик:

– Что вы скрываете от меня? Я должна знать!

Леди Солсбери залилась краской:

– Увы, дитя мое, некоторые показания, данные в суде относительно первого замужества вашей матушки, слишком неделикатны для ваших нежных ушей. Вам не пристало такое слышать. Более того, показания эти явно избыточны для рассматриваемого дела. – Она неодобрительно поджала губы.

Мария тяжело опустилась на скамью, толком не понимая, о чем идет речь. О происходящем между женатыми людьми девушка знала немного. Это была тайна, которую она сможет раскрыть лишь тогда, когда выйдет замуж. Впрочем, когда именно это произойдет, учитывая туманное будущее, оставалось только гадать. Она даже толком не знала, по-прежнему ли в силе ее помолвка с герцогом Орлеанским.

– Леди Солсбери, если брак моих родителей будет аннулирован, означает ли это, что меня признают бастардом? – спросила Мария.

Как ей уже было известно, бастардом считался ребенок, рожденный у родителей, не состоящих в законном браке, что являлось страшным позором, поскольку такой ребенок был плодом греховной связи и не имел права наследования.

Присев рядом с Марией на скамью, леди Солсбери поспешила успокоить воспитанницу:

– Это крайне маловероятно. Если ваши родители поженились по доброй воле, не подозревая о наличии препятствий для их союза, вы считаетесь законнорожденной. А поженились они добровольно, можете в этом не сомневаться. Папа Юлий дал им разрешение на брак.

Мария облегченно вздохнула, но тут ее пронзила новая мысль.

– Итак, мой отец считает, что папа Юлий не имел права давать им разрешение на брак. Но если папа римский – наместник Бога на земле, значит он не может ошибаться.

На что леди Солсбери, замявшись, ответила:

– На самом деле король поставил под сомнение авторитет папы римского. Полагаю, это одна из причин, почему папа Климент не желает отменять решение папы Юлия. Многих людей волнует, как Великое дело скажется на Церкви, особенно сейчас, когда мерзкая ересь Мартина Лютера получает широкое распространение.

Мария много слышала о Мартине Лютере, причем ничего хорошего. Доктор Фетерстон рассказал ей о бывшем немецком монахе, считавшем, что у папы слишком много власти, что Церковь коррумпирована и продажна и спасение души можно обрести исключительно верой, а не благими делами. Но что хуже всего, Лютер отвергал большинство из семи таинств. Тем не менее у Лютера с его ересью появилось множество последователей, и даже в Англии, которых называли протестантами. Протестанты были мерзкими еретиками, заражавшими верующих своими неортодоксальными, ошибочными взглядами.

Леди Солсбери понизила голос:

– Говорят, Анна Болейн и вся ее семья – лютеране.

После слов воспитательницы Мария еще больше укрепилась в своей неприязни к Анне Болейн.

– Это меня совершенно не удивляет! Нам остается только молиться, чтобы она не заразила отца своей ересью. Анну Болейн следует сжечь на костре, но она, естественно, выйдет сухой из воды. Она делает все, чего ее левая нога захочет, а отец ей потакает!

Леди Солсбери бросила на Марию сочувственный взгляд:

– Помолимся, чтобы она увидела ошибочность выбранного ею пути. Дитя мое, вам не стоит расстраиваться из-за Анны Болейн. Помяните мое слово, король очень скоро отошлет ее прочь.

– Ох, скорей бы! Я с нетерпением жду этого дня, – выдохнула Мария.

* * *

И вот одним теплым, душным июльским днем, когда леди Солсбери пришла на ужин, по скорбному выражению ее лица Мария сразу поняла, что нужно готовиться к худшему.

– Значит, суд вынес решение в пользу отца? – Сердце девушки тревожно забилось.

– Нет, мое дорогое дитя. Учитывая обращение вашей матери, дело передали для окончательного решения в Рим.

– Что означает очередную задержку! – Марии было страшно подумать о бесконечной агонии ожидания. – Почему они не способны принять решение прямо сейчас?

– Потому что, Мария, это не просто вопрос Священного Писания или авторитета папы. Вы не должны забывать, что его святейшество опасается оскорбить как императора, так и короля.

– Но своими проволочками он определенно оскорбляет обоих!

– Полагаю, императора он боится гораздо больше. Уж я-то знаю. Не пристало папе, который является наместником Бога на земле, руководствоваться политическими соображениями. Но он такой же правитель, как и другие, и, похоже, очень робкий человек.

– Мне кажется, он компрометирует Церковь именно тогда, когда она больше всего нуждается в защите, – с горечью заметила Мария. – Мой отец считается защитником Церкви. Он даже написал книгу с осуждением ереси Лютера. Но теперь он, похоже, жаждет подорвать основы всего того, что всегда отстаивал.

Леди Солсбери печально покачала головой:

– Ваша мать пишет, что король сердится. И его гнев обрушился на кардинала Уолси.

– Отлично! Кардинал стал врагом моей матери, а значит, и моим тоже. А ведь он, по идее, мой крестный отец!

– Возможно, настанет время, когда нам придется его пожалеть. При всех совершенных им ошибках, он, не жалея себя, верно служил королю. Я давно подозревала, что у него не лежит душа к этому Великому делу, особенно после того, как он понял, что ваш отец собирается жениться на Анне Болейн. Она ненавидит кардинала и, на мой взгляд, не упустит возможности сбить с него спесь.

Мария задумалась над словами воспитательницы:

– Итак, вы считаете, он занимался аннулированием брака короля, потому что у него не было иного выхода?

– Считаю. Что бы там ни думала ваша матушка, по-моему, он втайне на ее стороне.

* * *

Леди Солсбери оказалась права. Леди Эксетер написала, что, когда король немного остыл, он ясно дал понять, что собирается простить Уолси, однако в их отношения вмешалась Анна Болейн, которая сделала все, чтобы помешать примирению. Кардинал попал в опалу и теперь направляется в Йорк, где должен окормлять свою паству в качестве архиепископа.

– Для него это будет полезной переменой, – саркастически заметил доктор Фетерстон, упаковывая книжки в преддверии долгожданного возвращения Марии ко двору. – Ему давно пора вспомнить о своем духовном долге.

Из всего сказанного Мария сделала вывод, что кардинал уехал охотно, учитывая неприязненное отношение к нему Анны Болейн, и теперь его наверняка оставят в покое.

Мария всей душой стремилась снова оказаться рядом с матерью, но вместе с тем немного страшилась возвращения, не желая видеть, как выставляет себя напоказ Анна Болейн. Однако, оказавшись в Гринвиче и упав в объятия королевы, Мария поняла, что именно здесь ее место.

Король был достаточно нежен с ней, и она возблагодарила Господа, что не стала ссориться с отцом или критиковать его. Она хотела, чтобы все в ее мире было идеально, совсем как тогда, когда родители еще любили друг друга. Сейчас они усиленно изображали полное единение, исключительно ради дочери. Никому из них, похоже, не хотелось говорить о Великом деле. И Мария почти поверила в возвращение нормального порядка вещей.

Но потом она увидела Анну Болейн, разодетую, как королева, в окружении лебезящих придворных. Пытаясь подавить холодную ярость, Мария демонстративно игнорировала Анну, ну а та словно не замечала принцессу, которая, в свою очередь, старалась не обращать внимания на то, что отец ловит каждое слово любовницы и смотрит на нее с вожделением. И хотя все это вызывало тошноту, Мария пыталась внушить себе, что для нее Ведьмы, как она теперь мысленно называла Анну, просто-напросто не существует.

* * *

Император направил в Англию нового посла.

– Его зовут мессир Шапюи, и он утверждает, что получил инструкции отстаивать наши интересы, – сказала Марии мать. – Он адвокат из Савойи и великий ученый. Я чувствую, он станет нам настоящим другом.

Когда Шапюи явился засвидетельствовать свое почтение, королева настояла на том, чтобы Мария присутствовала при встрече. С величайшей учтивостью поцеловав ее руку, посол произнес:

– Миледи принцесса, для меня большая честь встретиться с вами. – У Шапюи было чувственное лицо и добрые глаза. Он, конечно, был уже не слишком молод (лет сорока, по прикидкам Марии), но отличался очарованием и крайней любезностью. – Весь христианский мир наслышан о непоколебимости, благочестии, добродетельности и высокой образованности вашего высочества. И насколько мне известно, подданные вашего отца вас боготворят.

– Благодарю, милорд посол, – зардевшись, ответила Мария.

Шапюи с сочувствием посмотрел на нее:

– Я слышал, ваше высочество и королева, ваша мать, переживают нелегкие времена, однако хочу вас заверить, что сделаю все, разумеется в пределах своих скромных возможностей, чтобы помочь вам обеим.

– Премного благодарна, мессир, – с теплотой в голосе отозвалась Мария. – Каждый, кто поддерживает мою мать, является мне другом. Я никогда не признаю другой королевы, кроме нее.

– Смелые слова, миледи принцесса, – похвалил ее посол.

– Вы должны знать, что за мессиром Шапюи следят, – сказала Екатерина. – Он не может навещать меня так свободно, как ему хотелось бы. Увы, король опасается, что я стану подстрекать мессира Шапюи, чтобы тот уговорил императора начать войну. Но я никогда так не поступлю!

Мария была ошарашена. Так вот, значит, до чего все дошло! Кто-то лил яд в уши отца, и она точно знала, кто именно.

– Однако я сделаю все возможное, чтобы доставлять сообщения вашему величеству, – заверил королеву Шапюи.

Когда посол ушел, у Марии сразу отлегло от сердца. Наконец-то рядом с ней появился стойкий и надежный человек, способный отстаивать их с матерью интересы. Император сделал правильный выбор. Итак, они нашли своего защитника.

* * *

Был сочельник. Мария вместе с родителями смотрела, как святочное бревно вносят в главный зал и кладут в очаг, чтобы сжечь за время празднований. Вокруг царило веселье, однако отец был явно не в духе. Анна Болейн уехала на Рождество домой, а папа римский продолжал отмалчиваться.

Мария заметила среди придворных Шапюи. Отвесив легкий поклон, он улыбнулся ей. Во время их редких встреч у нее сразу возникало ощущение защищенности, и теперь она постоянно выискивала посла в толпе придворных.

Внезапно Шапюи возник рядом с ней.

– Позвольте мне стать вашим слугой, – сказал он, протягивая ей блюдо с леденцами. – Сейчас Рождество, и ваше высочество должны веселиться!

Да, в Рождество все переворачивалось с ног на голову: слуги становились хозяевами, правила нарушались, и даже отец вынужден был подчиняться указам Князя беспорядка. Возможно, ей даже разрешат потанцевать с мессиром Шапюи. Вот было бы здорово! Мария с улыбкой взяла леденец.

Но мечты не всегда сбываются. Когда начались танцы, некоторые дамы смело приглашали тех кавалеров, которые им нравились. Марии ужасно хотелось пригласить Шапюи, но, опасаясь показаться дерзкой и тем самым вызвать неудовольствие отца, она осталась сидеть рядом с королевой, несмотря на то что ноги сами просились в пляс.