Читать книгу: «Кляча в белых тапочках», страница 4

Голос показался мне знакомым, я обернулась и увидела юношу кондуктора, правда, уже без форменной накидки.

– Это не сумка, а коробка с тортом. Она большая, но легкая, – ответила я. – А ваша смена уже закончилась?

– Пока да, – на ходу пожал плечами молодой человек. – Следующий выход через пятнадцать минут. Хотя я решил его пропустить. Сбегаю домой, перекушу чего-нибудь.

– Выход куда? – не поняла я.

– На сцену! – воодушевленно вскричал юноша.

Видя мое недоумение, он засмеялся и полез рукой в карман куртки. Я напряглась: не дай бог, маньяк! Похож ведь на сдвинутого! Сейчас как выудит острый нож или удавку, и что я тогда буду делать? В чистом поле мы одни, до ближайшего жилья метров двести, даже моих криков никто не услышит! А в единоборствах я не сильна, если не считать шахматы…

Но странный парень достал из кармана не оружие, а свернутую сине-зеленую тряпицу.

– Это у вас что, флаг футбольной команды «Кубань»? – невольно заинтересовалась я.

– Это у меня сценический костюм, – юноша развернул накидку трамвайного кондуктора.

– Так вы не настоящий кондуктор? – смекнула я. – Вы жулик, маскирующийся под кондуктора?

– Я не жулик, я артист! – обиделся парень. Следом за свернутой накидкой он извлек из кармана бумажник.

– Должно быть, вам стало стыдно и вы хотите вернуть мне мои четыре рубля? – догадалась я.

– Почему мне должно быть стыдно? Вы заплатили свои четыре рубля за проезд в общественном транспорте и билет получили как положено, – возразил лжекондуктор. – Я вам хочу дать не деньги, а свою визитку.

Я машинально взяла белый бумажный прямоугольник и в наступающих сумерках с трудом прочитала написанное витиеватыми буквами: «Виктор Иванович Суриков, драматический актер».

– Не смотрите на меня с таким подозрением, я и вправду актер, а не жулик! – опять засмеялся юноша. – С трамвайными кондукторами «восьмого» маршрута у меня договоренность: пока они бегают в сортир на остановке, я играю роль кондуктора и собираю плату за проезд. Деньги сдаю на следующей остановке настоящему кондуктору, когда тот возвращается.

– А какая вам в этом выгода? – заинтересовалась я. – Кроме актерской практики, конечно?

– Так ведь не все пассажиры берут билеты, – объяснил мой собеседник. – Многие из тех, кто выходит на следующей остановке, отказываются от талончика. По моим наблюдениям, обычно это женщины. Они более сердобольны, чем мужики, и подают чаще. В смысле, жертвуют свои четыре рубля в пользу бедного кондуктора – конечно, если он им симпатичен. А я стараюсь понравиться! В результате настоящему кондуктору я сдаю только ту сумму, которая соответствует количеству проданных билетов. Все, что набегает сверху – мой личный «навар», своего рода гонорар артисту.

– И много зарабатываете?

– При хорошем раскладе – на каждой «петле» могу обаять с полдюжины пассажиров, а это двадцать четыре рубля! А трамваи восьмого маршрута в час пик идут с интервалом в десять-пятнадцать минут, пять трамваев в час, вот и посчитайте: если двадцать четыре рубля умножить на девять-десять выходов – за вечер работы иной раз до двухсот рублей набегает! Для бедного студента это деньги! И что особенно приятно: никакого мошенничества, и всем хорошо! «Горэлектротранспорт» получает свои кровные за трамвайные талончики, кондуктора с чистой совестью могут отлучиться, чтобы справить нужду, пассажиры получают удовольствие от общения со мной, а я очень прилично подрабатываю к стипендии!

За интересным разговором я не заметила, как дошла до Иркиной улицы. Попрощавшись с предприимчивым студентом-актером, я зашагала прямиком к нужному дому, а Витя Суриков, помахав мне ручкой, побежал куда-то в глубь квартала.

Поздним вечером, уложив спать измотанных беготней по просторному двору и возней с котом и собакой Шурика и Масяньку, мы сидели на ступенях высокого крыльца дома Ирки и ее супруга Моржика: сами хозяева плюс гости, то есть Колян, я и моя сестрица. Мама задержалась в доме, подтыкая одеяльца любимым внукам, и опоздала к раздаче пива с орешками. Впрочем, пиво разобрали мужики, Колян и Моржик, а орехов было еще навалом, полная корзинка. Ирка, исполняя хозяйский долг, размеренно тюкала молотком по ступеньке, впотьмах рискуя промахнуться и попасть не по очередному ореху, а себе по пальцам. Я все ждала, когда это произойдет, чтобы не испугаться, если она внезапно завопит. Однако громкий возглас донесся с другой стороны.

– Послушайте, что это?

Мы обернулись. Мама стояла на пороге за нашими спинами, близоруко вглядываясь в исписанный листок.

– А в чем дело?

Мама откашлялась и медленно, с чувством прочитала:

 
Под ним Земля неспешно вертится,
Над ним созвездий тенета,
И из ковша Большой Медведицы
На крышу льется темнота…
 

– Это стихи, – авторитетно сказал мой муж.

– Где ты взяла листок? – недовольно спросила я.

– В своем кармане. То есть в кармане халата, который мне дала Иришка, – поправилась мама.

– Это не мой халат, а Ленкин. В моем вы бы утонули, – отбив фразу ударом молотка, веско заметила Ирка.

– Аленка! Это что, твое?! – недобро оживилась моя младшая сестра, вполне наделенная фамильным ехидством.

– Ясное дело, мое, – буркнула я, предвидя неприятные расспросы. – В моих карманах чужого не бывает!

– Да я не о том! Это ты такое написала?

– Какое – «такое»?

– Да жутко глупое, вот какое! – бестактно заявила сестра. – Интересно было бы узнать, под кем там Земля вертится? Причем не как-нибудь, а неспешно… Про кого стихи-то? Про парашютиста?!

– Почему обязательно про парашютиста? Вовсе и не про парашютиста, – с достоинством возразила я. – Насколько помню, стихи написаны были про космонавта!

Это произвело впечатление: все замолчали. Ирка перестала стучать, как оголодавший дятел.

– Про кого?! – первым очнулся мой муж.

– Тебе что, конкретную фамилию назвать? Хочешь – про Гагарина! А хочешь – про Васю Пупкина! – разозлилась я.

– Я не знаю такого космонавта – Пупкина, – призналась мама.

– А я вообще не знаю ни одного Пупкина, – заметил Моржик. – Кажется, это довольно редкая фамилия…

– К черту Пупкина! Я говорю условно! Стихи про анонимного космонавта, – раздраженно пояснила я.

– Безымянный космонавт! Звездоплаватель инкогнито! – издевательски подхватила сестрица.

– Про космонавта! – упрямо повторила я. – Про любого космонавта, который на орбите! Высоко в небе! Наверху! А Земля внизу! Под ним! И она, как вы понимаете, вертится! Под ним же!

– Это вполне логично, – присаживаясь, осторожно сказала мама – математик по образованию.

– Ха! – фыркнула сестрица, от полноты чувств звонко шлепнув себя по коленкам.

– Что, комары донимают? – понимающе спросил Моржик. – Хочешь, дам тебе специальный дезодорант? Я его с собой на рыбалку беру – так комары на лету мрут!

– Дай ей лучше воды, – посоветовала я. – Или валериановых капель! Пусть выпьет и успокоится!

– Дети, дети! – миролюбиво сказала мама.

– Ну, ладно, положим, речь идет о космонавте, – сестра заговорила тише. – Пусть Земля вертится под ним, не буду придираться. Но на какую крышу льется темнота? На голову ему, что ли?

– Почему бы нет? – Мама тоже не удержалась от шпильки. – Говорят же, имея в виду голову: «Крыша поехала». Слова-синонимы! Алена у нас филолог, словарный запас у нее немалый…

– Черт! – Я не выдержала. – Да я вовсе не имела в виду космонавтову голову! По-вашему, он там, в космосе, сам по себе летает? Как ангел господень? Ясное дело, у него там есть свой космический дом – планетолет, станция какая-нибудь или что-то в этом роде! Крыша над головой! И вот на нее-то – заметьте! – и льется темнота!

– Непосредственно из ковша Большой Медведицы, откуда же еще! – невинно заметил муж.

Предатель! От возмущения я потеряла дар речи.

– Ты о чем? – заинтересовалась сестричка.

– Молчи, – сказала я мужу. – Уж лучше я сама объясню…

– А в чем дело? – спросила мама. – Прекратите, пожалуйста, спорить: созвездие Большой Медведицы действительно имеет форму ковша!

– Ну да, а все прочие созвездия имеют форму Большой Медведицы, – вздохнула я.

– Что-о?! – Сестра аж подпрыгнула.

– Сиди спокойно, – одернула ее я. – Чего скачешь? Толкаешься, как эта…

– Большая Медведица, – тихо подсказала Ирка, звонко тюкнув молотком.

– Как Большая Медведица!.. Тьфу!.. Прекратите издеваться! Или я не скажу больше ни слова!

– Как миленькая скажешь! – Это, конечно, опять сестренка.

– Не перебивайте, а то передумаю признаваться! Ну, вот… Дело в том, что по астрономии у меня, конечно, была пятерка…

– Ко-онечно! – Это муж.

– Но астрономию мы в школе изучали по книжке! По картам звездного неба, по картинкам. И все созвездия там были отмечены и подписаны, потому-то я их знала и одно с другим не путала… А вот в настоящем небе ни одной подписи нет! И я всегда вижу там только одну Большую Медведицу!

– У тебя так испортилось зрение?! – испугалась мама. – Аленушка, надо обратиться к врачу, с этим не шутят!

– Да нет же! Зрение у меня нормальное…

– А что у тебя ненормальное? – встряла сестра.

– Ты у меня ненормальная! Отцепись! Зрение мое здесь ни при чем, просто я куда ни посмотрю, всюду вижу этот самый ковш! Большую Медведицу! За какую звезду ни зацеплюсь взглядом, непременно найду поблизости все прочие медвежьи составляющие! Знаю, так не бывает, но у меня других созвездий нет! Одни медведи, чтоб им лопнуть!

– Шишкин, – мечтательно сказал Колян. – «Утро в сосновом лесу», картина маслом!

– «Три медведя», фантик от шоколадной конфеты фабрики «Красный Октябрь»! – подхватила сестрица.

– Погодите, не мешайте, – попросила заинтересовавшаяся феноменом мама. – А ты пробовала с этим бороться?

– Как?!

– Ну, не знаю… Попробуй для начала найти не только Большую Медведицу, но и Малую… Потом поработай над чем-нибудь близкородственным – скажем, над Гончими Псами, – не спеша пройдись через всю фауну к флоре, а мифологию оставь под конец…

– Не расстраивайся, – пожалел меня добродушный Моржик. – Ты ведь не одну Медведицу, ты еще и Луну в небе видишь!

– Спятить можно, – убежденно сказала сестра. – И такие люди работают на телевидении!

– При чем тут телевидение? – оскорбилась я.

– При том! Ты же в новостях работаешь, сообщаешь народу, помимо прочего, о последних достижениях в области науки и техники, а сама в них – ни в зуб ногой! Ничего не понимаешь!

– Ясное дело, не понимаю! – Я перешла в наступление. – Понимала бы, писала бы не тексты для новостей, а диссертации! И кому было бы интересно их читать? Да и потом, какие это новости, если они о хорошо известном? О неизвестном надо сообщать! Новости общеизвестными не бывают!

– Но…

– Никаких «но»! Да, у меня нет специальных знаний по целому ряду вопросов! И слава богу! Мои зрители тоже не все сплошь астрономы, программисты и геронтологи!

– Что ты имеешь против программистов? – обиделся за все свое профессиональное племя Колян.

– Геронтологов-то ты к чему приплела? – добродушно поинтересовалась Ирка, поигрывая молотком.

– Да сюжет мне нужно сделать про юбилей столетней старушки, – пояснила я, забирая у мужа ополовиненную бутылку пива. Хлебнула и скривилась: – Вот гадость, как ты это пьешь, оно же горькое!

– Не отвлекайся, расскажи про старушку, – попросила Ирка.

– Да что рассказывать? Бабке стукнуло сто лет…

Ирка в унисон стукнула молотком по очередному ореху. Слишком сильно: орех лопнул и брызнул во все стороны битой скорлупой.

– По поводу юбилея наши власти организовали шоу с застольем и подарками, – успешно увернувшись от ореховой шрапнели, поведала я. – Если следовать логике моей сестрицы, то освещать подобное мероприятие должен специалист по старцам, то есть именно врач-геронтолог. Или какой-нибудь шоумен. Но ни шоуменов, ни геронтологов в штате нашей телекомпании нет, так что за них за всех придется отдуваться мне одной, уж извините. А кому не нравится, пускай отравится!

– Это справедливо, – кивнула мама.

– А я что говорю!

– Ну, хватит дискуссий, – Моржик откровенно зевнул. – Спать пора! Завтра некоторым из нас с утра на работу…

– Идемте в дом, – поддержала его Ирка. – Чего мы, собственно, сидим тут в потемках? Глазеем в чистое поле… Ждем прибытия рейсовой летающей тарелки?

По хрустящей под ногами ореховой скорлупе один за другим мы потянулись в дом. В окнах загорелся свет.

– Значит, летающей тарелки сегодня не будет? – тихонько спросила у меня мама.

В голосе ее слышалось сожаление.

– Сегодня – нет, – уверенно сказал Колян, быстро глянув сначала на Луну, прочно застрявшую в одной из Больших Медведиц, а потом на светящийся циферблат своих наручных часов. – Сегодня среда, а она прилетает по понедельникам, и не раньше полуночи.

– Он тебя разыгрывает, – я гулко стукнула мужа по широкой спине. – Летающих тарелок в природе не бывает! Как и телепатов, ясновидящих, говорящих животных, честных политиков и зомби…

Не будучи ясновидящей, я тогда не могла знать, что в ближайщее время мне предстоит пересмотреть свое мнение по последнему пункту.

Я не очень хорошо сплю на новом месте, потому что ни одно ложе не бывает удобнее и уютнее собственной постели. Поэтому вполне комфортная широкая кровать, предоставленная в наше с Коляном распоряжение гостеприимной Иркой, не была оценена мной по достоинству. Давно уже крепко спал на своей половине ложа Колян, уютно сопел в круглом надувном бассейне, временно возведенном в ранг детской кроватки, Масянька, а я все лежала, тупо таращась в темноту. Мне никак не удавалось уснуть, хотя я перепробовала уже все народные средства: добросовестно пересчитывала воображаемых баранов, напевала заунывные колыбельные и даже пыталась сама себя укачивать, обхватив руками бока. Где-то в третьем часу ночи мне стало ясно, что без снотворного обойтись не удастся, и я потихоньку, чтобы не разбудить спящих Колянов, выползла из-под шуршащего шелкового покрывала, вышла из темной комнаты и побрела в кухню – искать аптечку.

Топографию Иркиного домовладения я знаю досконально, поскольку мне случалось подолгу жить в этом доме. Как-то я даже выдержала настоящую осаду, прячась здесь от охотящихся за мной киллеров. Поэтому мне не составило труда отыскать дорогу в кухню, а в ней найти шкафчик, на полке которого лежал вместительный чемодан, который Ирка ласково именует «аптечкой». Порывшись в этом саквояже, я отыскала пузырек с таблетками валерьянки, вытряхнула из него сразу три приплюснутых желтых горошины и проглотила их, запив водой из-под крана. «Докторский чемоданчик» забросила обратно на полку, закрыла дверцу шкафчика, отошла на пару шагов, и тут за моей спиной ка-ак грохнет!

В ужасе я обернулась и увидела, что кухонный шкафчик сорвался с петель и упал на пол.

– Пустяки, дело житейское, – успокоила я сама себя. – Ничего хрупкого, легкобьющегося там не было, один чемодан с лекарствами!

С трудом открыв дверцу перекосившегося шкафчика, обморочно валявшегося на спине и похожего на разбитый гроб, я взглянула на чемодан, похожий на лежащего в гробу гиппопотамчика. Он выглядел неповрежденным, но почему-то был мокрым. Я вытянула обмочившегося гиппопотамчика наружу, машинально пробормотав незабвенное:

– Ох, нелегкая это работа – из болота тащить бегемота!

С бегемота, то есть с чемодана капало. Я озабоченно заглянула в опустевшую домовину: ох! Похоже, на полочке рядом с «аптечкой» стояла какая-то посудинка с разведенной марганцовкой, а я метким броском саквояжа ее раздавила!

– Я так и знала, что это ты хулиганишь, кто же еще! – возмущенно произнесла появившаяся на пороге Ирка – в белой шелковой ночнушке, похожей на парашют и смешных тапках с помпонами. – Угомону на тебя нет! Три часа ночи! Ты смерти моей хочешь!

– Кто убился? – по-своему услышал последние слова жены подоспевший Моржик в дивной пижаме с Симпсонами.

Он окинул встревоженным взглядом кухню, заметно побледнел, увидев на светлом линолеуме красно-черную марганцовочную лужу, и подкорректировал вопрос:

– Кого убили?

Я не успела ничего ответить, потому что в проеме двери, столкнувшись лбами, проявились мои мама и сестра.

– С ума сошла, сунула труп в чемодан! – с ходу оценив обстановку, накинулась на меня сестричка. – Что, в доме не нашлось большого полиэтиленового мешка? А ну, живо, бери тряпку и вытирай с баула свои отпечатки!

– Аленушка, детка, как ты могла?! – воскликнула мама.

– Как – это не вопрос, инструмента в доме навалом, – отмахнулась сестра, кивнув в сторону украшающего рабочий стол декоративного поленца с торчащими из него ручками разнокалиберных ножей.

– В чемодане никакого трупа нет! – с трудом перекрыв гудящие голоса, сообщила я.

– А где он? – тут же спросила сестра.

– А кто он? – вторил ей Моржик.

– А где Колян? – быстро пересчитав присутствующих по головам, испугалась мама.

– Вы что, поссорились? – схватилась за голову Ирка.

– Коляна в чемодане тоже нет! – продолжала отбиваться я.

– А где он? – видно, на этом вопросе сестрицу заклинило.

– Он в постели! – выкрикнула я.

На мгновение стало тихо. Потом Моржик многозначительно присвистнул и с отчетливой завистью в голосе сказал:

– Красиво погиб! Как мужчина!

– А зарезала ты кого? – ожила бесцеремонная сестрица.

– И зачем? – поинтересовалась Ирка.

– Третий лишний! – многозначительно изрек понятливый Моржик.

– Деточка, не пытайся скрыться с места преступления, это бесполезно! Поставь чемодан и сядь, я сейчас дам тебе валерьянки! – захлопотала вокруг меня заботливая мама.

– Я уже выпила валерьянку! – взвизгнула я.

– Непохоже, – заметила Ирка.

– Где у тебя лекарства, Ириша? – продолжала метуситься взволнованная мамуля.

– В шкафчике, в большом саквояже, – машинально ответила Ирка.

И она автоматически посмотрела сначала на кухонную стенку, в которой оторвавшийся шкафчик образовал брешь, потом на сам шкафчик, а затем и на чемодан у моих ног.

Еще пару секунд до присутствующих доходил смысл Иркиных слов, потом Моржик наклонился над красной лужей, принюхался и сообщил:

– Это марганцовка!

– Не поняла, – с претензией сказала сестрица. – Это что, не кровь? Выходит, ты никого не убила? А зачем тогда глотала валерьянку?

– Затем! – рявкнула я, отпихивая протянутый мне мамулей стакан с водой. – Успокоиться хотела, уснуть! А то все дрыхнут, как мертвые, и Колян там лежит-валяется, а я мучаюсь!

– А Колян, значит, все-таки того? Лежит? – снова напрягся Моржик.

– Чего это вы разорались среди ночи? – зевая, хрипло вопросил из-за спин опоздавший на шоу Колян. – Галдите, как вороны! Шумите так, что мертвого поднимете!

– Свят, свят, свят, – тихо сказала мама, глядя на Коляна округленными от испуга глазами.

– Ты кто – зомби? – прямо спросила сестрица, на всякий случай протягивая руку к свисающей с крюка в потолке вязанке чесночных головок.

– Не понял? – Колян изумленно крутил головой.

– Где у нас серебряные вилки? – не сводя с него глаз, громким шепотом спросил у Ирки Моржик.

– С ума вы все, что ли, посходили! – очнулась от ступора я. – Ну, сказочники! Подумать только, Коля, эти ненормальные записали меня в кровавые убийцы, а тебя – в зомби!

– Но почему? – удивился Колян.

– Сейчас я тебе все объясню, – возвращая на место чеснок, поспешила вмешаться сестрица.

Торопясь и перебивая друг друга, сестра, мама, Ирка и Моржик изложили свое видение ситуации. Я несколько раз порывалась открыть рот, но мне и слова вставить не дали. Колян внимательно слушал и уже на середине рассказа начал обидно хохотать.

– Пойдем прочь от этих психов! – Схватив веселого «зомби» за руку, я отволокла его обратно в постель.

Заглянула в надувной загончик к малышу и убедилась, что Масянька крепко спит.

– Брали бы пример с ребенка, оболтусы, – обиженно ворчала я, забираясь под скользкое покрывало. – Вот, младенец – образец для подражания: среди ночи по дому не бегает, драматических сцен не устраивает, мирно спит и видит приятные сны!

О том, что первой вылезла из кровати и пошла бродить по дому я сама, я почему-то напрочь забыла.

Четверг

Поутру за завтраком все делали вид, что ночного шоу не было. Кажется, даже до сестрицы дошло, что подозревать меня в совершении кровавого преступления было, по меньшей мере, бестактно. Мама предупредительно намазывала для меня бутерброды, Ирка подливала в чашку кипяток, а сестра наступила себе на горло и не слопала последний эклер, уступив его мне. Все еще обиженная, я надменно игнорировала эти мелкие знаки внимания и нарочито оживленно общалась с Масянькой. Малыш с аппетитом уплетал холодные котлеты, собственноручно добытые им из папиной тарелки. Колян с несчастным видом ковырял ложкой детскую манную кашу.

– А где Моржик? – сообразив наконец, что за столом кого-то не хватает, спросил Колян. Тут же покосился на меня и дипломатично добавил – Не подумайте чего плохого, я никого ни в чем не подозреваю, просто мне интересно, где сейчас Моржик?

Я тихо фыркнула.

– Этот маньяк пошел на охоту, – ответила Ирка. Запнулась и тоже опасливо покосилась в мою сторону: – То есть он просто взял ружье и пошел охотиться на уток.

– А разве сезон охоты на уток уже открыт? – удивилась мама.

– Так он с фоторужьем пошел!

– Не кровавая, стало быть, будет охота, – кивнула сестрица. – Ой! Кто это наступил мне на ногу?

Колян засемафорил бровями, делая сестрице страшные гримасы.

– Папа! Г-г-г-г! – обрадовался Масянька.

– Да, папа страшный, как волк: р-р-р-р! Колобок, колобок, я тебя съем! – подхватила я.

– Кстати, о еде, – Колян наконец-то решился отодвинуть в сторону Масянькину мисочку с кашкой. – А что, в доме больше ничего не осталось? Я имею в виду, из нормальной человеческой еды?

– «Вискас», «Педигри», овсянка, сырые овощи в подвале, там же соленья и маринады… Да, еще сгущенка и тушенка! – вспомнила Ирка.

– Тушенка! – сладострастно воскликнул Колян.

– Сгущенка! – с энтузиазмом возопила сестрица.

– Так, с этими обжорами все понятно, – я встала из-за стола. – Ну, некоторым из нас набивать брюхо недосуг, некоторые имеют обыкновение ходить на работу…

– У некоторых на службе в каждом ящике рабочего стола по шоколадному батончику, – обиженно припомнил Колян. – Якобы для снятия стрессов!

– Слушай, Алена, и ты еще надеешься избавиться от стрессов? – искренне удивилась сестра. – Ты же сама – ходячий стресс!

– От стресса слышу! – оскорбилась я.

– Тише, дети, тише! – поспешила вмешаться мама. – Не ссорьтесь! Алена, тебе пора на работу? Беги, с Масянькой сегодня я посижу.

– Баба, – покровительственно сказал малыш, награждая бабулю надкушенной котлеткой.

Грозно посмотрев на сестрицу, я обиженно надутыми губами чмокнула в щеку истребляющего тушенку мужа, поцеловала сынишку, сделала ручкой Ирке и побежала по тропинке через поле на трамвайчик.

– Вот она! – голосом загонщика, завидевшего зверя, заорал кто-то из окна телекомпании, стоило мне подойти к порогу.

Я завертела головой, высматривая неизвестную зверушку, ставшую предметом охоты моих коллег, но увидела только вываливающегося из дверей оператора Вадика. Он и впрямь смахивал на охотника в полной амуниции: с одного плеча через грудь на ремне свисал подсумник с запасными аккумуляторами, с другого, тоже на ремне – сложенный штатив в чехле, в правой руке была сумка с камерой, в левой – бумажный листок «путевки». Размахивая им, как белым флажком, Вадик с самым сосредоточенным видом несся прямо на меня.

– Куда? – поинтересовалась я, когда он пролетал мимо.

– За мной! – невпопад скомандовал Вадик.

Я не тронулась с места.

– Оглохла, что ли? – остановившись, прикрикнул на меня грубиян. – Живо, поворачивайся, и побежали!

Пожав плечами, я развернулась и поскакала рядом с упакованным в операторскую упряжь Вадиком, как вольный жеребенок. Азартно топая и едва ли не сшибая прохожих, мы примчались к машине, ожидавшей нас с работающим двигателем.

– По коням! – продолжая лошадиную тему, крикнул раскомандовавшийся Вадик водителю.

Невозмутимый Саша дождался, пока мы ввалимся в салон, и с возгласом: «Н-но, мертвая!» стронул красного «жигуля» с места.

– Что за спешка? Можно подумать, на пожар торопимся! – отдышавшись, с неудовольствием заметила я.

– Именно что на пожар, – кивнул громко сопящий Вадик.

– Да ну? А что горит?

С водительского места донесся злорадный смешок:

– Менты горят! – хихикнул Саша.

– То есть? – Я еще не вникла в происходящее.

– То есть окружное управление внутренних дел! – пояснил Вадик.

– Горит?!

– Синим пламенем!

Я тоже хмыкнула. УВД округа от нас недалеко, и буквально через три минуты мы прибыли на место происшествия – раньше всех других СМИ, пропустив вперед только пожарную машину.

Как только Саша припарковал «жигуленка», мы с Вадиком выпрыгнули из автомобиля и занялись каждый своим делом: оператор расчехлил камеру и помчался снимать собственно пожар, а я порысила на поиски свидетелей и потерпевших.

– О! Слетелось воронье! – скорбно возвестил при виде меня мой добрый знакомый капитан Лазарчук.

– Привет погорельцам! – весело приветствовала я приятеля, восседающего на пыльной обочине.

– Присаживайтесь, – незнакомый улыбчивый парень, соседствующий с унылым Лазарчуком, подвинулся, галантно уступая мне часть свежепобеленного бордюра.

– Спасибо, я постою, – отмахнулась я. – Серега, что там у вас горит?

– Столовая, – угрюмо буркнул Серый.

– У вас разве есть столовая? – удивилась я, нетерпеливо переминаясь, потому что мне очень хотелось сбегать взглянуть на пионерский, пардон, милицейский костер.

– Теперь нету, – согласился Серый.

Речь его была несколько затруднена, потому что говорил Серый, почти не разжимая челюстей: подбородком он опирался на крючковатую ручку старомодного зонта. Я присмотрелась: на шее у капитана в этот теплый денек красовался шерстяной шарф, весьма своеобразно сочетающийся с легкой трикотажной футболкой.

– Я смотрю, ты успел спасти свое личное имущество – то, что болталось на вешалке в кабинете? – подытожила я увиденное.

– Не только личное, но и казенное, – обиделся Серый. – Между прочим, первым делом мы с Сашком вынесли сейф, потом стол, стулья и скамейки! Ну, и вешалку…

– Сашок, – кстати представился сосед Серого по бордюру.

– Очень приятно, Елена, – кивнула я.

И огляделась в поисках упомянутой Серым достопримечательности – массивной парковой скамьи на витых чугунных ножках. По легенде, некогда она была оприходована отделением как вещдок, да так и прижилась в одном из кабинетов.

Скамья помещалась рядом, в крайне неестественной для нее вертикальной стойке, вплотную к стволу раскидистого клена.

– Не боитесь, что она упадет? – с этими словами, не сводя глаз со вздыбленной лавочки, я отступила назад и неосторожно толкнула ногой зонт, на ручку которого пристроил свою нижнюю челюсть капитан Лазарчук.

Зонт упал, шаткое равновесие нарушилось, и капитан резко клюнул носом, едва не зацепив им асфальт.

– Почти такая история случилась с моим приятелем Геной, – даже не подумав извиниться, заметила я. – Только с гораздо более трагическими последствиями, потому что там упал не зонт, а какая-то лопата, а она подпирала второй этаж сеновала, а на нем лежали клубки сена…

– Клубки чего? – с живым интересом переспросил Сашок.

– Сена! Его специальная сеноуборочная машина формовала в громадные такие катушки… Ну вот, Генку этими катушками и задавило…

– Насмерть? – профессионально-безразлично поинтересовался Серый.

– Абсолютно! – вздохнула я.

– Кто же такую опасную конструкцию соорудил? – спросил Сашок, укоризненно посмотрев на меня.

Можно подумать, это я в ответе за соблюдение техники безопасности на сеновалах!

– Хозяин сенохранилища, кто же еще, не я же и не Генка, – я пожала плечами. – Генку-то туда вообще непонятно зачем черти занесли…

– Странная какая-то история, – заметил Серый. – Следственная группа на месте происшествия была?

– Не знаю, как-то не интересовалась… – я замолчала и задумалась.

А в самом-то деле, обстоятельства гибели журналиста наверняка должны были выяснять специалисты-криминалисты! Может, он не сам убился? Может, эти снопы на него кто-нибудь нарочно скатил? Зачем – не знаю, но ведь прислал же мне Генка SMS-ку, в которой сообщал о своем намерении «копать» по поводу загадочных «грохнутых бабок»! И прислал он мне ее после того, как мы расстались на именинах, но до того, как сам встретился со смертоносными копнами! Ведь потом-то он сделать этого уже не мог!

Тряхнув головой, я отогнала очередное жуткое видение: припорошенный сеном Конопкин в новом для себя качестве ожившего мертвеца хладной синюшной рукой нажимает на кнопочки сотового телефона, спеша проинформировать мир живых в моем лице о своих планах на будущее. Зомби, расследующий какие-то финансовые махинации – это было бы уж слишком даже для неугомонного Конопкина!

– Серый, у меня к тебе деловое предложение, – скороговоркой сказала я вмиг насторожившемуся Лазарчуку.

– Мне заранее страшно, – признался он.

– Ничего страшного, не пугайся! Предлагаю тебе заключить джентльменское соглашение!

– Он не джентльмен, – предупредил меня Сашок.

– Я тем более, – отмахнулась я. – Суть соглашения такова: я велю оператору ни в коем случае не снимать тебя, хотя ты жутко интригующе выглядишь в этом своем кашне на голое тело, просто типичный погорелец, и ты не попадешь в наш репортаж о пожаре. А ты за это узнаешь для меня, что думают люди из опергруппы, выезжавшей на место гибели Конопкина!

– А кто такой Конопкин?

– Да тот парень, которого завалило сеном!

Серый громко поскреб ногтем синюю щетину на подбородке:

– Гарантируешь, что моей ментовской морды на экране не будет?

– Ни морды, ни какой другой части твоего милицейского организма! Честное пионерское!

– Лады, – Серый снял намотанный на шею отрез шотландки, посмотрел на него с некоторым недоумением и передал Сашку.

Тот тоже с удивлением взглянул на шерстяное кашне, поискал глазами, куда бы его пристроить, и не придумал ничего лучшего, как напялить его себе на шею.

Я коварно усмехнулась и незаметно поманила пальчиком хищно кружащего неподалеку Вадика. Коршун с камерой тут же подлетел ко мне, и я шепотом сформулировала ему задачу. Ладно, Серого я обещала не снимать, но Сашок очень кстати намотал шарф на себя, так что колоритный милиционер-погорелец у меня в сюжете все-таки будет!

Двумя часами позже, уже сделав в меру ехидный сюжетик о пожаре в ментовке, я вышла из аппаратной видеомонтажа и проследовала к себе в редакторскую, попутно решая нехитрую задачку: удовольствоваться на обед дежурной чашкой кофе с печеньем или не полениться, сбегать в магазинчик через дорогу и купить колбаски? Или сыра…

– Сыр или колбаса? – как пистолетом, ткнув пальцем в живот пробегавшего мимо Вадика, спросила я точь-в‑точь с такой интонацией, с какой галантные грабители прошлого вопрошали путников на большой дороге: «Кошелек или жизнь?»

– Где? – без промедления откликнулся Вадик.

– В магазине, – досадливо сказала я. – Я думаю, чего купить. Просто скажи, сыр или колбаса?