Читать книгу: «Механическое сердце», страница 2

На помост выбежал молодой боец в лёгкой спецовке с каким-то нагромождением ремней и баков. Следующую минуту он помогал Грею закрепить на спине некую конструкцию с двумя мощными шаровидными раструбами над каждым плечом. Когда работа была закончена, майор проверил состояние ремней и продолжил:

– Знакомьтесь, «К.У.Ч. – Двадцать один». В простонародьи «Кузнечик». Разновидность лёгкого прыжкового ранца компании «Тангас». Модифицирован инженерами «Блицкрига» для большей манёвренности и простоты ношения. За спиной вы наблюдаете два подвижных сопла, точно такое же закреплено по центру спины снизу. Управление происходит через встроенный в перчатки интерфейс.

Грей рассказывал увлечённо, постепенно прокручиваясь на помосте, чтобы всем было видно устройство ранца. Несмотря на первое впечатление, надетым на человека он выглядел довольно компактным и вряд ли весил более десяти килограмм.

– Наши аналитики провели расчёты, согласно которым неподготовленный штрафник ловит пулю своей физиономией примерно за полторы минуты открытого боя. Но у подготовленного есть шанс продержаться до четырёх. Эта малютка позволяет вам увеличить время вашей жизни вплоть до момента завершения боестолкновения, если вы знаете, как с ней обращаться.

Ранец заурчал, и из сопел вырвались языки синего пламени.

– У «Кузнечика» две задачи. Максимально быстро сблизить вас с противником и так же быстро увести с линии обстрела. Комбинируя эти цели, вы можете оставаться эффективным на поле боя практически в любых условиях.

В подтверждение своих слов майор сделал резкий взлёт и, прогарцевав над нашим строем, аккуратно приземлился с противоположной стороны.

Мне доводилось видеть прыжковые ранцы и ранее, но таких размеров и конфигураций ещё ни разу. «Интересно, это те самые игрушки, о которых говорил тридцать третий?»

Майор оббегал строй поражённой публики на своих двоих, демонстрируя, что ранец не сковывает его движений.

– Но полагаться на «Кузнечика» так же опасно, как и не использовать. У этой малышки есть и свои недостатки. Облегчённая конструкция не предусматривает большого объёма топлива. Суммарно оно закончится через сорок секунд непрерывного полёта, и тогда вы должны избавиться от ранца, нажав на кнопку сброса.

Майор продемонстрировал, как легко ранец спадает с плеч, если нажать на фиксатор в центре сочленения ремней. Гулкий металлический звук удара о помост отразился эхом от стен.

– Запоминайте мои слова, салаги! Закончится топливо на позиции врага, и вы умрёте. Закончится в полёте – разобьётесь. Попадут в бак с топливом на вашей спине, и вы сгорите заживо. И наконец, не снимете пустой ранец, чтобы повысить мобильность, также сыграете в ящик. Всё ясно?

Сказать было нечего. Оборудование такого уровня требовало месяцы предварительной подготовки и ещё чёрт знает сколько на практическое освоение. Нам же предстояло освоить его за четыре дня.

Нас разбили по группам, и каждой был выдан подобный ранец. Нам объявили, что тренировка рассчитана на девять часов. Начались пробные полёты. Требовалось освоить вертикальный взлёт на низкой мощности, слегка приподнявшись над землёй. По итогам несколько человек получили сильнейшие термические ожоги рук и ещё с десяток отделались вывихами и переломами уже за первые часы.

Ранец требовалось настраивать под каждого отдельного пилота, ведь вес у всех был разный. Из-за непостоянства рациона я даже не мог точно сказать, сколько сбросил за время заключения. И даже с калибровками многие были не в состоянии зависнуть хотя бы на несколько секунд.

Майор бегал от одной группы до другой, с диким криком понося бедолаг за нерасторопность или недостаточное усердие. За ним семенил тяжеловооружённый охранник с электрошокером на массивной дубине, при виде которой пропадало всякое желание с майором пререкаться.

Сначала выходило очень паршиво. Даже на простой отрыв от земли уходило больше десяти попыток. «Кузнечик» тащил меня в сторону, бросал вперёд и делал всё, только не то, чего мне хотелось.

К концу тренировки пот лился рекой с пропитанного комбинезона. Болел позвоночник от непривычной нагрузки и при ходьбе слегка пошатывало. Но взлёт «на низких» я освоил. Были и те, кто с задачей не справился абсолютно. Им досталась порция ругательств Грея, а после их показательно избили дубинками на глазах у всех. После всех мучений, в камеру я зашёл самостоятельно. Сегодня был тяжёлый день, но не в пример первому. Грей давал понятную цель и понятное наказание за невыполнение. Была определённость. Системность. Это было легче вынести.

– И как тебе? – сто семнадцатый сидел, поджав массивные ноги, на своём спальнике.

– Познавательно.

– Сколько раз падал?

– Много. Не считал.

– Какой-то ты сегодня хмурый. А ведь даже не получал по роже, как погляжу. И протестировал современные военные разработки. Одни плюсы. Кстати, твой рацион лежит. Уже остыл, но тебе сейчас выбирать не приходится.

Я сел к Нилу и разорвал отданный пакет. Мышцы болели, а живот призывно урчал, требуя компенсации за труды.

Остывшая еда стала жестковатой, и я с силой принялся разжёвывать волокна синтетического мяса.

Боковым зрением увидел, как Нила распирало любопытство. Как будто он сам не проходил через подобное. Пожевав так ещё с минуту, я не мог уже вытерпеть его настойчивый взгляд и сдался.

– Если пушечному мясу нынче выдают такое снаряжение, то у «Блицкрига» явно бездонные карманы.

Сто семнадцатый оживился.

– Вот и я о том же! Не понимаю, куда они нас запихнуть хотят с таким богатством. У штрафников ведь всегда потери дикие. Слишком расточительно для мегакорпорации.

– Как раз наоборот, – подал голос неизменный эксперт по вопросам мегакорпораций. – Они поступают как им наиболее выгодно, в этом сомнений нет. Если они обучают нас в такие сжатые сроки, значит, на то есть причина. А про бездонные карманы ты верно сказал. Там у них такие гранты на военные кампании… Хоть золотые зубы каждому штрафнику поставь, а всё равно в плюс выйдут.

В словах Кропоткина чувствовалась своя правда. Мы могли не видеть всей картины, но полагать, что такой мощный игрок будет выбрасывать ресурсы на ветер, слишком наивно. Тем более что до этого все их действия поддавались логичному объяснению.

– Интересно, почему мы все здесь из разных подразделений.

– Чтобы снизить вероятность сговора. Они же вам оружие выдадут, а потом с поводка спустят. Вдруг ты решишь транспортник угнать с дружками. У вас, конечно, не выйдет, но операцию провалите.

Я закончил с остывшим пайком и занял положение лёжа, готовясь ко сну. Все эти тренировки дико изматывали организм. Мои сокамерники уже заняли горизонтальное положение.

Нил решил вбросить ещё один сложный вопрос, который никто не хотел лишний раз брать в голову.

– А как думаете, братцы, есть у нас с вами шанс дожить до конца заключения?

Молчание повисло на добрую минуту, прежде чем с нижней полки донеслось:

– Смотря кем. Если авангардом, как они нас готовят, то вряд ли.

– А есть другие варианты?

– Думаю, есть. В «Олимпе», слыхал, формируют особые штрафные подразделения. Контракты на индивидуальной основе. Проходишь ты их программу реабилитации на особых условиях, считай, как на воле почти. Даже платят.

– Это как так? И из штрафников такое формируют?

– Ну не всех берут, само собой. Из самых способных. Скорее даже из тех, кто был готов к этой работе ещё до заключения.

– А что за работа?

– Грязная. Медальки таким не заслужить. Убиваешь, кого скажут. И как скажут. Отряды зачистки.

– И ты планируешь пойти этим путём?

Кропоткин сделал небольшую паузу.

– Если, конечно, «Блицкриг» таких держит. Почему нет? По-моему, выбор очевиден.

– А потянешь? Сам же сказал, лучшие из лучших.

– Ты думаешь, меня сюда упрятали за пьяную поножовщину, сынок? Винтовку мне держать не впервой.

Действительно, тридцать третий слишком уж осведомлён по части военного снаряжения.

– Дезертир? – осведомился Нил.

– Хахах. Почти угадал. Наёмник. Индивидуал.

– То есть наёмный убийца? – не унимался здоровяк с любопытством.

– Да, что-то вроде.

– И тебе безразлично, кого убивать? Скажем, детей?

– Нет, но, если придётся, я это сделаю. Уже приходилось.

Нил аж крякнул со своих нар.

– Во даёшь. А я вот по глупости загремел. Напился да и пришиб там одного… урода, в общем. Пьяная поножовщина, как ты и сказал. Хотел бы сказать, что не жалею, но вот смотрю вокруг, и язык не поворачивается.

«Весёлая компания попалась, ничего не скажешь».

– Ну а ты, Эрик? За что угодил?

Я хотел притвориться спящим, но, помня пытливость сокамерника, решил сразу поставить точку в расспросах.

– Извиняй, брат, но не твоё это дело.

– Обижаешь. Тебе, может, последние месяцы жить осталось, а сам облегчить душу не хочешь.

– Не хочу.

– Оставь его, сто семнадцатый, – спас ситуацию Кропоткин. – Свои грешки считай. Заснёшь быстрее.

На этом разговор и закончился. Про себя я злобно усмехнулся и, повернувшись поудобнее, провалился в мутный сон.

Глава 2. «Абаддон»

Новый день прошёл в таком же темпе. Грей продолжил учить нас управляться с ранцем, чередуя учёбу с первосортными матами. Единственное изменение было в том, что появились перерывы, в которых преподавали теорию. Так нами была прослушана лекция по оказанию себе первой помощи, которая больше напоминала лекцию «как продлить агонию без надежды спасти себе жизнь», а также лекция об инъекторах и боевых стимуляторах. Они входили в комплект каждого бойца и представляли собой несколько шприцев с разным назначением. Адреналин, неоморфин и ещё что-то ядрёное для утоления боли. В целом приемлемая аптечка для пушечного мяса, учитывая отсутствие даже элементарного медицинского герметика для открытых ран. Меня это уже не удивляло. В целом дела были не слишком плохи. Я уверенно держался как в беге, так и в простых манёврах с ранцем, освоив перемещение на короткие дистанции. Избитые вчера штрафники сегодня старались изо всех сил с плохо скрываемой злобой. Майор продолжал терроризировать отстающих до самого конца. Со всех градом сыпался пот, а комбинезоны провоняли выхлопными газами ранцев.

Вернувшись в камеру, я не обнаружил, ни Нила, ни Кропоткина. Посчитал, что их забрали на какие-нибудь процедуры и скоро вернут, так как книжонка тридцать третьего все ещё лежала в камере. Вторая волна беспокойства началась, когда по пневмотрубе поступила только одна капсула с рационом. Это могло говорить о том, что за этой камерой теперь числится всего один заключённый, ведь даже в моё отсутствие рацион доходил без задержек. «Возможно, я их больше не увижу. Может, это и к лучшему». Не знаю почему, но меня потянуло посмотреть, что так увлечённо читал Кропоткин. Подойдя к месту, я взялся за ветхий корешок потрёпанной книжонки, на которой золотыми буквами было напечатано: «Библия». Сначала я даже хотел рассмеяться. Вот тебе и набожный наёмник. Неужели искал пути спасения? Хотя на его месте я бы делал то же самое, зная, за что придётся отвечать на том свете. Да и на своём месте бы не помешало. Так или иначе, я, недолго думая, доел свою порцию и лёг спать, чтобы не забивать голову всякой ерундой.

На следующий день они не вернулись. После тренировки в камере было всё так же пусто и все так же подавали всего один рацион. Сегодня я заметил, что изначально насчитанных двух сотен человек в Энигма-Красном подразделении не наблюдается. Общее количество сократилось на треть. Судя по всему, от них избавились как от недостаточно способных. Таких было достаточно. Если Кропоткин прав, они уже были мертвы. Как и сам Кропоткин, судя по всему. Хотя, может быть, ему удалось выбить себе так называемый индивидуальный контракт. Нил, возможно, последовал его примеру. За то короткое время, что мы провели вместе, я успел к ним привыкнуть. Рывком взобравшись на койку, я провалился в мутный сон.

Финальный день обернулся настоящим адом. Это была квинтэссенция трудностей всех предыдущих испытаний на «Кармитаже». Помимо майора Грея на полигоне находилось ещё несколько человек, явно относившихся к высшим военным чинам «Блицкрига». Своеобразная комиссия следила за нашими потугами выжать из себя максимум пота и крови в попытке пройти через мясорубку отбора. Изматывающий кросс, рукопашные схватки и полёты с ранцем. Норма выросла почти в два раза, от чего даже самые закаленные дышали с хрипами, отлёживаясь на земле перед следующими упражнениями. Когда спустя много часов мы уже еле держались на ногах, стали экзаменовать на предмет знаний об аптечке штрафника, снаряжении и вооружении. В общем, на предмет усвоения всей теории. Было немного забавно, ведь оружие я видел только из рук майора, поскольку выдавать нам образцы было слишком опасно. Стандартным вооружением являлся боевой нож с вибролезвием, пистолет-пулемёт с кассетным магазином и пара светошумовых и дымовых гранат.

По итогу отбора прошедшими аккредитацию посчитали сто тридцать два человека, включая меня. Нам обновили чипы и объявили подразделение Энигма-Красный действующим. Без всяких торжеств по этому поводу мы построились и шаткой колонной отправились по своим камерам. Как я сперва думал. Неожиданно сопровождавшие направили колонну в боковой коридор, через закрытую до этого гермодверь. Из-за усталости я не сразу заметил, что охраны прибавилось. В этой части станции температура воздуха была заметно ниже. Холод пробирал сквозь комбинезон. Навстречу нам иногда попадались другие сотрудники станции, но в совершенно другой одежде. Вопрос «а куда нас ведут» повис в воздухе. Один лысый амбал пробасил что-то про заключительный медосмотр перед началом реабилитации.

Часть станции, где мы оказались, отличалась от той, что мы видели ранее. Было больше света. Не наблюдалось военной техники и серых тонов помещений. Обычная шумная суматоха приёмки и тренировочного ангара внезапно пропала, оставив место только тишине и стуку шагов. По пути нам то и дело попадались люди, напоминавшие медицинских работников.

Колонну загнали в отстойник, где промариновали ещё с полчаса. Затем начали вызывать. Нас заводили в кабинеты, оформляли документы, брали на анализ кровь и всю прочую мишуру. Сначала большими группами, а после уже поодиночке. Последний момент я заметил не сразу. В очередном помещении располагалась конвейерная лента с некими фиксаторами, установленными прямо на ней. Рядом стояло два сотрудника охраны и ещё один врач с самым добродушным выражением лица и кудлатой бородкой.

– Ну-с, голубчик. Ложитесь, пожалуйста, вот-с сюда, – указал он на ленту.

Меня взяли за плечи, несмотря на то что я не сопротивлялся, и почти силой положили на поверхность, защёлкнув на руках и ногах фиксаторы. Я мотал головой по сторонам, не слишком, впрочем, сильно, чтобы не вызвать гнев у охранников. Врач какое-то время копался в своих инструментах и, заправив инъектор, повернулся ко мне. Теперь я увидел, что от прежнего добродушия у того на лице не осталось и следа и теперь оно походило на такую же безликую маску, как и у стоявших с ним рядом вертухаев. Он пригвоздил мою голову неожиданно сильной хваткой и проткнул шею острой и длинной иглой инъектора. Я закричал, но мой крик почти сразу ослаб, а глаза заполнила тьма.

Что было после, мне трудно вспомнить. Череда бессвязных эпизодов, в которых только боль и вгрызающийся в уши противный визг автоматики. Меня пытали. Это всё, что можно ощутить в этом состоянии. Сколько продолжался этот кошмар, мне не было известно. Внезапно я очнулся в белой камере, пристёгнутый к койке. Очень долго не выходило ничего сделать и осознать, только лишь крутя по сторонам головой, как бы убеждаясь, что того ублюдка с инъектором нет поблизости. Очень хотелось пить.

В стену у койки была вмонтирована кнопка с неизвестным назначением. По опыту я знал, что такие ставят в больницах, чтобы вызвать дежурный персонал. А может, всё это лишь сон? Вспомнилось, как отходил от наркоза после аварии на своём гравимодуле. Может, это все ещё тот день и та же палата, просто он ненадолго прикрыл глаза, вообразив весь этот ужас в наркотическом припадке? Ужасно хотелось, чтобы так и было. Напрягшись, мне удалось нажать на кнопку.

Пришла медсестра и дала воды. Я попытался заговорить с ней и расспросить обо всём, но язык не слушался. Она жестом показала, что спешить не нужно, и вышла из палаты. Хотя эта палата была совсем не той, в которую его положили после аварии. Ни одного окна. Может быть, перевезли в другую? Шевелиться было неприятно, а от тела отдавало какой-то чужеродностью. Я был укутан в плотное одеяло, так что торчала только голова и часть руки. Пролежал я так несколько часов, за которые происходило абсолютное ничего. Сомнения множились, а наркоз постепенно отпускал, заставляя голову усиленно работать. Уже хотел было вновь нажать на кнопку, как в палату снова вошла медсестра.

– Скажите, почему я здесь нахожусь? – в нетерпении начал я.

– Прошу вас, без резких движений. Вы перенесли сложную операцию. Теперь всё хорошо.

Операция? Это я уже знаю. По крайней мере, операция действительно была.

– А… операция?

– Да. Мы установили вам обязательную модификацию, для всех ШПИН. Многих она пугает, но, уверяю вас, опасности для жизни нет. У вас всё прекрасно прижилось.

ШПИН. Это проклятое слово брошенным в оконную раму камнем разрушило мою хрупкую фантазию. Я всё ещё на «Кармитаже». Она подошла и сняла с меня одеяло. Лучше бы этого не делали.

– Что за…

Моя голова задёргалась в каком-то нездоровом припадке. Из груди торчал гротескный металлический куб, весь в непонятных соединениях и трубках. В том месте, где он переходил в тело, была корка из запёкшейся крови. Нельзя было точно оценить масштаб внутренних повреждений.

– Что вы со мной сделали?! Ублюдки!!! Выпустите меня!!!

Медсестра среагировала очень быстро. Накинув на меня одеяло, она извернулась и, прижав мою голову к плечу, быстро ввела в шею сильнодействующую химию уже знакомым инъектором, после которой я стал стремительно слабеть. От грудной клетки веяло холодом. Я не мог поверить в реальность происходящего. Эта холодная сволочь продолжала стоять рядом, смотря, как уходят мои последние силы. Теперь я даже вряд ли смогу плюнуть в ее сторону. Несмотря на физическое бессилие, рассудок остался нетронутым. Я всё ещё прекрасно понимал, что происходит вокруг. В палате появляется новое лицо. Этот персонаж уже больше напоминает врача. Белый комбинезон под халатом и куча опознавательных нашивок добавляют статуса к мрачному морщинистому лицу. Передо мной стоял практически старик.

– Ну-с, молодой человек, поздравляю с пробуждением. С вашего молчаливого согласия я пропущу формальную часть из речевого модуля и перейду сразу к делу… Глория, подайте стул. А… спасибо. У меня ещё множество пациентов, так что максимум конкретики.

Дед погрузился в какие-то бумажки. Возможно, в мои жизненные показатели. Говорил доброжелательно, но сухо. Очевидно, проделывает этот трюк на автомате.

– Он уже видел модификацию? – спросил он её.

Медсестра, которую, как оказалось, зовут Глория, молча кивнула.

– И он уже под успокоительным, мда… мог бы и догадаться. Ну да ладно, давайте расставим все точки. Вы, наверное, гадаете, что с вами произошло. А произошёл с вами сердечный модуль, который вам установили, пока вы были без сознания. Спешу заметить, абсолютно рядовая операция. И судя по вашим анализам, вы прекрасно с ним поладили. Он необходим для вашей работы, не сомневайтесь. «Блицкриг» берёт на себя все расходы по изъятию и периоду восстановления, после отбытия заключения…

«Где-то я это уже слышал».

– …техобслуживание после каждых двух вылетов, ремонт и медицинское обследование в случае неисправностей гарантируется. Хм, вижу, вы всё ещё не в восторге. Впрочем, как и все на вашем месте.

Он встал, чтобы подойти ко мне вплотную. Как бы мне хотелось схватить живодёра за грудки и ударить об остов кровати. Вместо этого я лишь бессильно наблюдал, как он откинул одеяло и указал мне на новоприобретённый «девайс», напоминающий гроб, торчащий из тела.

– Это произведение инженерной мысли, молодой человек, зовётся Модуль Дистанционного Контроля Пейсмекера, но мы любим называть его «Механическим Сердцем». Попытаетесь снять его или повредить – умрёте. Он теперь напрямую подключён к вашему сердцу. Фактически он вокруг него построен. Поэтому крайне советую его беречь. Как и вы, он полная собственность компании. Глория, дайте ему ещё два кубика… чёрт, всё время забываю название… ну, той синтетической дряни… вы сами знаете, какой.

Доктор вышел. Осталась только зловещая медсестра, вколовшая мне ту самую «дрянь», от которой по всему телу пошли покалывания. Я был готов кричать от бессилия, прикованный, как животное в клетке. Мне оставалось только смириться с действительностью. Вскоре наступила фаза отчаяния. Меня как будто изнасиловали, в самом дурном смысле, а теперь посадили на цепь и заставили смотреть на последствия.

Дни тянулись медленно, но вскоре меня перевели в другое отделение с подобными мне пациентами. Камеры были одноместными и маленькими, но с хорошей кроватью и питанием. Столовых приборов не давали, еда содержалась в виде питательной пасты из тюбиков, а стены были обиты мягким материалом. Ночами я слышал тихие рыдания из камер по соседству и беспорядочные метания пациентов. Возможно, мне следовало поступить так же, чтобы стало легче и проще, но вот природное упрямство и неведомо откуда взявшаяся гордость не давали опустить руки. Я старался не думать о том, что они со мной сделали. Однажды случайно увидел этот их модуль под расстёгнутой рубашкой и до боли прикусил руку от злости. Только спустя несколько дней впервые решился прикоснуться к этой штуковине своей рукой. Она была холодной и абсолютно бесчувственной, как будто бы и вовсе не была частью тела. Никаких нервных окончаний или чего-то подобного. Сверху была защитная крышка, прикрученная четырьмя болтами, с небольшим окошком, под стеклом которого располагался экран с горящим огоньком. В ту ночь я дал волю чувствам и забился в угол камеры, еле слышно поскуливая.

Выписали меня где-то через неделю. Препараты вернули силы, а питание было даже лучше, чем во время ускоренных курсов. Я все ещё был на взводе, даже ходя под конвоем чувствовал себя в шаге от глупости. Как оказалось, мне ещё повезло. В центре реабилитации, как они его называли, периодически перевозили целые штабеля окровавленных тел. По всей видимости, операции переживали не все. Меня же теперь практически всегда держали под прицелом. Перенаправили в ещё одно крыло станции на несколько уровней выше медицинского центра и блока ускоренной боевой подготовки, где располагались совсем другие камеры и блоки тренировок. Все здесь были тише, мрачнее, но, однако, даже в чём-то тактичней. Занятия для Энигмы-Красных проводились в изолированных боксах, по пять человек в каждом. Рукопашный бой, стрельбы, манёвры на «Кузнечике». В сущности, почти всё то же самое, к чему нас готовили до операции, но теперь с оружием в руках. Многое приходилось осваивать заново, поскольку с этой «железкой» движения получались неуверенными и причиняли дискомфорт. Судя по всему, часть грудных мышц уже не восстановится никогда, чего бы они ни обещали. Техники рукопашного боя были заточены под использование достаточно удобных виброножей, легко проходящих через структуру тренировочных манекенов. Из огнестрельного нам дали опробовать лёгкие пистолеты-пулемёты, стреляющие короткими очередями на ближней дистанции. Броня была достаточно лёгкой. Прикрывала только жизненно важные органы. Шлемы имели встроенный интерфейс с показателями боеприпасов, температурой и картой. Шлем был самой дорогой игрушкой, ведь помимо ранее озвученных преимуществ умел подсвечивать цели, задавать направление и отмечать расстояние и маршрут. Пятидневная муштра оказалось искусным обманом. Заставив нас думать, что всего через пять дней нас бросят в пекло войны, инструктора стремились добиться от нас демонстрации предела сил и упорства. Одна только непредрасположенность к управлению ранцем отсеяла несколько десятков человек, а недостаток физической подготовки и того больше. Прошедших отбор и хирургическое вмешательство учили по-настоящему. Учили убивать и вести наступательные операции. Разбираться в тактике ведения боя. Побеждать максимально быстро и просто. Единственный вопрос оставался открытым. Душегуб сказал, что этот модуль в сердце необходим нам для работы. Интересно, каким образом он участвует в бою и участвует ли вообще. Из-за него, по сути, приходилось заново учиться держать баланс и двигаться. Я спрашивал у наших наставников, но те говорили, что перед первым заданием всё разъяснят. Какая-то бессмыслица. Это продолжалось гораздо дольше начальной подготовки. Счёт дней я уже не вёл. Дни нагрузок в спортзале. Стрельбы на полигонах. Манёвры на ранцах. Уроки рукопашного боя. Лекции. Я как будто устраивался в Силы планетарной обороны.