Читать книгу: «Лист из сгоревшей библиотеки», страница 6

– Нравится? – спросил, не замедляя шага, Роулан.

– Да,– ответил, торопливо жуя, Гензель.

– Тогда рад буду видеть тебя среди будущих послушников.

– А меня там научат так же хорошо стрелять из лука, как это делаете вы?

– Это навык, приходящий с нуждой. Необходимый для выживания. И, к слову, выполнения нашей с тобой миссии.

– К слову о миссии, – Гензель словно бы вернулся из недалёкого путешествия, вспомнив о том, с чего началось путишествие. – Для чего вам оказался нужен я? Я не боец. Не мудрец. Да и внутри дворца не был ни разу.

– Мне и всему людскому роду нужно то, что дано тебе сейчас, в твои годы природой. О большем узнаешь, когда дойдём до дворца. Но помни, ты достаточно смел и силен, чтобы справиться со всем, о чём я тебя попрошу. Иначе бы я не просил, ведь так?

Со стороны обоих путешественников раздались смешки.

Внезапно, мимолетная радость омрачилась криками среди дорожек.

Это был чистый, не опороченный женский голос, неистово взывающий у всех существ с сознанием о помощи. И ему вторил крик маленькой девочки. Звуки доносились снизу, в стороне от крыши, на которой ныне стояли монах и мальчик. Там, откуда летели к ним крики, стояли шатры бродящих циркачей, занявшие половину главной площади, потеснив немного прилавки торговцев и центральную композицию. Когда-то там росли деревья. Век от века разные в зависимости от желания хозяев города. Так, в год рождения Генза и до начала сошествия ада на землю, центр города украшала прекраснейшая яблоня, плоды на которой были столь сочными и крупными, что считались угощением, достойным каждого, но только лишь в самый солнечный праздничный день. Похожий на день, когда у Гензеля прорезались зубы. Говорили тут и там, что когда беременная жена короля разродится ребёнком, он приведёт всю страну и особенно столицу к поре, когда необходимо будет сажать второе и третье подобное древо с чудесными плодами. Но, стоило начаться ужасу, и людям стали не нужны плоды, делающие существование более похожим на жизнь. Им нужна была свобода от ужаса. И желательно с возданием по заслугам тем, из-за кого, как кажется простому люду, этот ужас и воцарился.

Так яблоня с вкуснейшими плодами быстро освободила место для помоста с высоким деревянным шестом, у подножья которого всегда было много хвороста. А порой вдвое больше пепла. Этот пепел раньше был чудовищами. Одними из первых. Их было не так много, как нынче. И посему рядом с местом костра всегда было полно людей, кучковавшихся всё ближе и ближе, лишь бы занять место с лучшим видом. Будь чудовища хоть немного умнее и похожими на людей, наверняка делали бы нечто подобное с обычными детьми божьими.

Не сговариваясь, ведомые одним лишь любопытством, монах и мальчик поспешили к крыше, которая была ближе всего к источнику человеческих звуков.

Роулан медленно снял с плеча лук и достал из колчана за спиной две стрелы. Одну зажал между мизинцем и указательным пальцем, вторая же быстро нашла своё место на тетиве. Монах пригнулся, присел на одно колено и стал осматриваться. Гензель, ещё не видя обстановки внизу, быстро опустил голову и корпус чуть вперёд, сгинаясь, чтобы быть на одном уровне с Роуланом.

Внизу, к самому маленькому из шатров, быстрой походкой подходил монстр. Скрюченный, сгорбленный. В украшенном тёмной бордовой сеткой красном шутовском костюме. В руках он держал по два или по три ножа, по всей видимости, предназначенных для метания в мишени. Живые или мёртвые. К тому же шатру двигались двое практически полностью голых монстров, один из которых избрал для себя передвижение на скрюченных ногах, прильнув к земле с частичной опорой на кончики пальцев на руках. Они периодически отводили глаза от своей желанной цели, глядя на огни высоких факелов, стоявших за двумя углами палатки.

Стоило четвероногому человекоподобному существу напрыгнуть на одну из стен шатра, как оттуда тут же выскочили и побежали в сторону длинной лестницы, идущей к архивным закромам банка, две фигуры. Обе в платьях и с длинными волосам, различные только лишь по росту. Высокая и весьма крепко сложенная женщина и её маленькая, хрупкого вида дочка, которая, тем не менее, знала, насколько важно сейчас быстро бежать.

– Неразумные, – процедил сквозь зубы священник, поднимая над головой руки, державшие лук и, опуская их, натянул тетиву.

За убегающими незамедлительно началась погоня. Все три создания, не сговариваясь, единой мелкой гурьбой устремились в их сторону. Похожее на шута нечто с ножами начало смеяться, и звучало это так, словно некто из-под земли рискнул вскипятить зловонное, полное живности, болото, дабы то стало похоже на воду в котле, висящем над медленным огнём. Монстр перехватил все свои острые орудия в одну руку и, быстрым движением вырваd из земли факел, пошёл с ним наперевес, словно понимая, что в конченом итоге женщина и девочка окажутся в тупике, петляя по улочкам или спускаясь в хранилище банка. Двое других чудовищ лишь развернули свои тела в направлении жертв и продолжили неумолимое движение.

– Юный Гензель, – обратился к мальчику Роулан, ища костяшкой большого пальца место в районе скулы для правильного натяжения тетивы. – Поищи место для спуска с крыши в эту сторону города и будь готов бежать туда после первого выстрела.

Гензель удивился.

– Мы им поможем? Рискуя жизнью?

– Забыл спросить, – монах уже прищурил глаза, полностью закрыв один, —ты хочешь?

И вновь за Гензеля ответил некий внутренний голос, которому невозможно сопротивляться и который всё равно вырвет ненужные, по его замыслу, слова, не дав им вырваться.

– Да, хочу.

– Тогда действуем.

Взгляд Гензеля быстро скользнул по краю крыши здания, на котором оба путника-спасителя находились в данный момент. И уцепился за лесенку из приставленных вплотную к стене коробок, которые, уходя вниз, касались стены весьма широкого шатра тёмно-алого цвета. То были припасы, которые странствующие артисты успели расставить по своим местам, но ни одним из которых не успели воспользоваться, чтобы радовать, чуть пугать и поражать простых жителей города и особенно детишек.

– Готово! – крикнул Гензель, сам того не понимая, отдав соратнику приказ.

Стрела соскочила, полетев вперед, оторвавшись от расправляющейся тетивы.

Мальчик успел, по меньшей мере, два раза вдохнуть и выдохнуть, прежде чем увидел, как идущее за жертвой последним существо на четвереньках резко подалось вперёд и упало на землю. После падения и из-за попадания стрелы один из наростов словно бы взорвался, извергнув из себя и вовнутрь мерзкую тёмную, мутную жижу с примесью жёлтого. Другое четвероногое, будто услышав нечто странное, повернулось и тут же встрепенулось, вытянуло задние конечности и плавно, с животной осторожностью, начало перебирать передними, готовясь приблизиться к мёртвому сородичу. Существо глядело на торчащую из его тела стрелу, словно не думая о том, что может подвергнуться опасности, а вспоминало об этом предмете. Как о части некой прошлой жизни. Словно бы оно точно знало, как этим предметом пользуются люди.

Роулан вскочил, , стиснув зубы, и заметил, что убийство обладателя факела и ножей вызвало лишь слабый интерес со стороны остальной троицы. Он быстро повернулся к Гензелю, и тот без слов, понял, что должен делать. Мальчишка ринулся с места, так же без слов уводя монаха за собой к коробам. Вместе, один за другим, они пробежались по крепкому дереву и оказались на одном уровне с четвероногим, которое уже определило по звуку, с какой стороны ждать или угрозу, или будущую жертву.

Гензель пробежал слишком далеко и инстинктивно подался за пределы стены шатра, встретившись лицом прямо с тварью.

Оно по животному прильнуло к земле и, как ящерица, устремилось к мальчику. Тот же, испытывая не ослабшее и на йоту желание побыть героем, извлёк из кармана кинжал и взялся одной рукой за рукоять, а второй – за средину ножен. Стоило твари преодолеть две трети расстояния до него, Гензель резко развёл руки, отпуская ножны. Инкрустированное камнями нечто, хранившее в себе клинок, ударилось о землю.

Мальчик точно знал, как выглядят взмахи меча. И, когда Гензелю показалось, что тварь находится на достаточном расстоянии для удара, он резанул оружием по воздуху. Но так и не встретил сопротивления со стороны плоти и остатков одежды. Кончик кинжала пролетел высоко над головой четвероногого и тому почти что не пришлось уклоняться. Оно лишь немного дёрнулось от неожиданности и удивления, вызванных поступком жертвы. Не прошло и трёх мгновений, как, глядя прямо в лицо ребёнку, лысое существо с редкой порванной человеческой одеждой и с глазами, зрачки которых были подобны центру алой паутины, прыгнуло вперёд, придавив немалым весом Гензеля к земле. Его рука с кинжалом застыла в неудобной позе: ладонью к плечу второй руки. Мальчик пытался бить прямыми ногами чудище в грудь и в живот, но ему не хватало сил сделать так, чтобы оно что-то ощутило. А четвероногое существо приближало свою морду к голове и, особенно упорно, к шее ребёнка. Оно тянулось не просто к глотке, а к месту, где плечи переходили в шею, и его не волновали слабые попытки Гензеля отвернуться.

Внезапно, над туловищем твари пролетели ноги, спрятанные под рясой. Тварь обернулась в сторону священника, который уже уложил на тетиву вторую стрелу. Но выпускать её не пришлось. Гензель бросил кинжал на землю, подхватил его свободной рукой и вонзил в плечо монстру немного ниже головки плечевой кости. Чудовище взвыло. В этот момент монах с силой ударил ногой тварь в рёбра, из-за чего та перевернулась, освобождая маленькую жертву.

– Сейчас! – крикнул Роулан, перенаправляя лук и выпуская стрелу в спину уходящему метателю ножей.

После выстрела монах тут же побежал в след за выпущенной стрелой.

В это же время Гензель взобрался на поваленную тварь и ударил клинком ещё несколько раз. Колющим резким движениями, словно желая двузубкой подхватить кусок мяса на тарелке.

Он повторил данное движение несколько раз, проталкивая свой клинок всё глубже и глубже в подмышечную впадину под рукой, поднятой в попытке схватить Гензеля за горло.

Мгновения сопротивления и трепыхания жизни в дряблой, но тяжёлой груди, – и руки, подобно векам, опустились. Гензель смотрел на результат своих действий. На результат, который, как надеялся ребенок, не будет после слов Роулана хоть сколько-нибудь считать грехом. Но тяжесть, странная и новая, несравнимая с тяжестью от вида могилы матери, всё же взобралась на плечи мальчика, и тот, упав и перевернувшись на спину, не мог подняться,чтобы вернуться к Роулану.

Через пару минут монах, женщина и девочка вышли из подземелья замка. На короткий момент мужчина изобразил на лице искреннее удивление и страх, после чего побежал к Гензелю. Но остановился и улыбнулся, как только Гензель приподнялся, сел и доставал окровавленный кинжал из тела поверженного врага. Гензель потратил всё время, проведенное в одиночестве, чтобы всмотреться в лицо мёртвого чудовища. Генз знал, что оно не было человеком, но из-за этого знания каждая человеческая черта его внешности будто искажалась. Он думал, что произошло со злым духом, когда телесная оболочка служителя Ада была умерщвлена. Отправился ли он в чертоги или же ждал момента для перерождения в чём-то похожем. И данные вопросы смывались теми, в которых тварь представлялась чем-то, что некогда было человеком. Где сейчас разум и душа этого человека? Дозволено ли было отправиться душе праведника на небеса, если тело его теперь носило в себе кровожадное зло? И не пожелает ли обладатель души человеческой, сама душа, отомстить убийце его тела? Например ходатайством о ссылке души несчастного ребёнка в недра.

Роулан всё же подошёл к Гензелю, переступив через мёртвое тело. Он опустился на колено и положил руки на плечи мальчика. После этого, монах, не осматривая тела ребёнка, спросил:

– Ты не ранен? Всё хорошо?

Гензель невольно, словно повинуясь некой музыке в разуме, медленно поднял голову и взглянул в глаза Роулана. Также медленно он поводил головой из стороны в сторону.

Единственным, на что отвлекся монах, стала рука мальчишки, всё ещё сжимающая оружие. Она дрожала.

– Я видел таких людей, как ты, – сказал Роулан. – Добрых людей. Не слишком добрых. О, нет! Но достаточно добрых, чтобы быть примером истинных христиан для менее праведных. Само существо протестует против греха, даже если в действии есть хоть намёк на него. Убийство – ужасно и непростительно. Но только если оно не творится во имя защиты жизни, здоровья и души служителей Бога. И во имя защиты самой веры, которая должна процветать на земле. Ведь именно она даёт нам в будущем таких добрых людей как ты. Те люди, которые так похожи на тебя, они долго сомневались, но встали. Встали с оружием и без страха поднимали его. Дабы люди, идущие за ними, не опускали голов.

Роулан положил свою ладонь на руку мальчика с кинжалом и гладил и чуть сжимал её до тех пор, пока дрожь не стала еле ощутимой. Когда это почувствовал и сам Гензель, монах поднял руку и отклонился назад.

Мальчик подался вперёд, подняв свободную руку и положив её на плечо, а затем и на спину собеседника, приобняв его и прижав к себе, чуть было не повалив на землю.

– Спасибо, – только и сказал он.

– Давай. Я знал, что ты справишься. Что ты со всем справишься.

С этими словами Роулан обнял обеими руками Гензеля и, вставая, поднял мальчика на ноги. Тот уже держался уверенно, не дрожа и не шатаясь, уверенно держа в руке кинжал. Оба смотрели друг на друга под открытым небом с тенями улыбок на лицах.

– Твоё оружие требует ухода, – отметил Роулан. – Протереть клинок и вернуть в ножны нужно. Да и познакомиться со спасёнными во многом благодаря тебе людьми стоит. Вы все втроём заслуживаете этого.

Монах похлопал Гензеля по плечу.

– Мне они обе показались достаточно милыми. А девочка примерно твоего возраста, – добавил он.

– Подождите, – поспешил прервать попытку Роулана уйти Гензель. – А вы куда же?

– Нужно быть уверенным, что наша малая война закончена. И никакие родственники погибших королей не захотят прийти и отомстить, – разводя руками и сделав пару шагов спиной вперед, ответил священник, всё же уйдя к границам центра города осматривать все прилегающие дорожки.

Гензель вонзил клинок в землю, чуть согнув ноги, и медленно извлёк, тем самым очищая лезвие. Вскоре клинок Милосердного вернулся в ножны, и Гензель встретился лицом к лицу со спасёнными.

Высокая женщина, сочетавшая в себе как внешнюю милоту и невинность, так и силу человека хоть немного, но знакомого с физическим трудом. Широкие плечи плавно переходили под платьем в менее широкие, но мощные по меркам горожанки, руки. Казалось, что не так давно, она была полной, но теперь в районе талии её одежда болталась.. Ноги были босы. Но недавно. Поскольку кроме небольшой ранки рядом с большим пальцем не виднелось и следа от мозолей. Возможно, слетели при побеге от монстров.

Куда большее внимание привлекла девочка. Она была немного выше Генза. Сложено в плечах хорошо, но талия была не результатом голода. Длинные каштановые волосы ниспадали на плечи. Растрёпанные пряди чуть закрывали правый глаз девочки, а при порывах ветра поднимались, точно легкий занавес. Зелёные глаза так прелестно отражали свет, идущий от огней и от небес, что в хороший день они бы казались самой настоящей частью мира, а в плохой— единственной настоящей. Украшений ни короткие пальчики, ни тонкая шея, которая внизу плавно становилась чуть шире, словно скульптор этого тела желал подчеркнуть крепость детского естества, не знали. Ножки, выглядывающие из под коричнево-зеленого платья с тонкими голубоватыми нитями, были обуты в туфельки на едва различимой подошве в раза полтора больше, чем ступни девочки.

– Спасибо вам большое, юный сэр. Меня зовут Вельгилья. А это… – она аккуратно взяла девочку за плечи и чуть подтолкнула вперёд.

– Мама! – возмущённо произнесла маленькая леди. – Я сама.

Она дернула плечами, скидывая с себя руки родительницы, и сама сделала пару уверенных шагов в сторону мальчика, на ходу войдя в поклон, который чуть не перерос в конфузное падение на своего спасителя.

Гензель вежливо склонил голову и верхнюю треть туловища, как видел в небольших пабах и на дорогах, где мужья и вернувшиеся неженатые воины приветствовали красивых дев и барышень.

– Спасибо. Вы спасли нас, – сказала она, поднимая голову и откинув закрывающие глаз волосы так, что они оказались невероятно мило взъерошены. – Меня зовут Греттель. А вас, юный воин?

И Гензель утонул в улыбке полной благодарности, приветливости и интереса, за которую он решил хвататься всеми частичками своей души, дабы лучше узнать прелестную новую знакомую.

Общение полилось рекой с двух сторон. Мальчику приходилось приспосабливаться, чтобы говорить с каждой на понятном языке. С одной, младшей, разъяснялся более простыми словами, что ожидаемо от ребёнка возраста Гензеля. Темой разговора со взрослой Вельгильей были жалость к Гензелю из-за мира, в котором дивному ребёнку пришлось жить, а также тщетные попытки узнать что-то о прошлом мальчика и его родителях. Женщина хвалила сорванца за его манеры, смелость и красоту, но всё же призывала быть немного смелее в разговорах.

Гензель смотрел на нее и видел то, что видел иногда на лице своей мамы. Усталость и страх за сына, которые скрывались за искренним желанием, чтобы он верил, что все нормально. Он знал, что взрослые в этот момент притворяются и что им тяжело. Но знал и то, что лучшее что может сделать ребенок в такой момент- подыграть.

Мальчику особенно нравилось общаться с прекрасной и милейшей Греттель. Каково же было искушение Гензеля соврать. И ни раз. И о том, что убил монстра с одного удара, что сбежал от резвых крыс, как долго и упорно учился фехтовать столь малым, но смертоносным оружием. Но вранье не сорвалось с его языка пустым бахвальством, а еще налились румянцем, когда он честно произнес:

– Я испугался. Но когда мне дважды помог Роулан, я почувствовал, что действительно могу сделать что-то большее. И тогда сделал это…

Он легко мотнул рукой в сторону мёртвого тела.

– А до этого указал ему как к вам спуститься, – добавил Гензель, быстро проговорив все слова, не задумываясь о том, как хорошо их на слух разберут его собеседницы.

– Вы так смелы! – сказал девочка. – Хотела бы я быть хоть в половину столь же смелой.

Греттель вздохнула, опустив взгляд. Её мама подошла к девочке и положила руку на плечо, чуть сильнее зажав, чтобы дочь не смогла ее скинуть.

– Греттель, ты смела. Слышала, что сказал Гензаль? Он боялся. Но начал действовать, когда это было необходимо. Совсем как моя доченька, – женщина потрепала свободной рукой волосы девочки. – Когда нас стали обступать, я совсем не думала о том, чтобы уходить, а уж тем более убегать. Но именно моя бойкая Греттель схватила свою глупую мать за руку и потащила за собой прочь из того шатра, который мог стать нашей усыпальницей.

– Мама… – произнесла Греттель, раздув, как меха в кузнице, щёки и губы.

– Вы смелы и красивы! – пылко воскликнул Гензель. – Уверяю вас.

Он произнес это так быстро и уверенно, как будто ещё секунда промедления – и обе берышни уже никогда бы не поверили ни единому его слову.

Девочка улыбнулась и парой быстрых движений придала волосам подобающий вид.

– Кто-то смеет смущать моего юного Гензеля? – с напускной и наивной суровостью сказал внезапно объявившийся Роулан.

– Уверяю вас, святой отец, – заступилась за себя и за свою дочь с улыбкой Вельгилья. – Единственный, кто здесь хоть кого-то смущает – это ваш храбрый спутник. И смущает исключительно… – стало понятно, что словарный запас женщины сгорал, как подожжённая нить, и она отчаянно пыталась подобрать нужные фразы. – Несуразностью соответствия своего возраста и духа. Смелости.

Женщина добавила последнее слово в спешке. Видимо поняв, что его-то она и искала.

Гензель, Роулан и даже маленькая Греттель посмеялись, сначала смутив Вельгилью, но потом заставив присоединиться к остальным.

– Ну, надеюсь, мой юный друг не отбил у вас желание познакомиться с нами получше? Скажем, там, вокруг одного из этих дивных факелов, – предложил новым знакомым Роулан.

Девочка и её мать согласились без раздумий и пошли, минуя Гензеля. И, когда Греттель проходила совсем рядом с мальчиком, он услышал урчание у той в животе.

– Ты давно не ела? – спросил Гензель, понимая, что сам бы точно не ответил правдиво на этот вопрос.

Девочка смущённо улыбнулась.

– Если вы про питание… – сказала она, – …честно, два или три солнечных дня назад.

Гензелю хотелось сейчас попросить Греттель перестать говорить с ним как с взрослым. Но решил, что прежде следует хоть немного накормить девочку. Хоть и не знал пока, как это сделать.

– Тебе дать лукума, деточка? – вовремя спросил Роулан, вернув робкую улыбку на лицо девочки.

Но у Гензеля предложение Роулана вызвало лишь грусть. Он знал, что малого кусочка сладости девочке точно не хватит. Он уже думал отправиться на поиски пропитания по чужим домам, но одна мимолётная мысль о, ворвавшемся в его старый дом мяснике изменила его планы. Он подумал о содержимом тех коробок, по которым они вдвоём с Роуланом спустились на землю, чтобы спасти беглянок. Гензель Подошёл к ящикам и, вздохнув, приготовившись к тому, что может выглядеть немного глупо стал с силой ударять остриём кинжала в деревянные стенки кубов. Один. Второй. Третий. Оружие либо встречало на пути что—то слишком мягкое и лёгкое, или же напротив слишком твёрдое, чтобы быть связанным с едой. Осталось всего три ящика, стоявшие друг на друге. Парень подошёл к этому столбику и прильнул к верхнему из ящиков, готовясь услышать звук ещё более чёткий чем при пробивании предыдущих. Удар. Маленькая рука уже стала уставать от монотонной работы,

И вот после треска древесины, послышался звук резкого проникновения во что-то мягкое, но плотное. То, что легко впускает, но с трудом отпускает даже тончайшее лезвие. Гензель улыбнулся, вспоминая те времена, когда сам, будучи голодным, наблюдал за тем, как мама резала что-то, принесённое с рынка или ярмарки.

Два других удара дались с удивительной лёгкостью. А лопающийся звук наполнил юное сердце искренней радостью.

Наконец, убедившись в том, что в трёх ящиках может быть что-то съестное, мальчик снял верхний ящик и поставил его на землю перед собой. Прежде чем вскрыть крышку, он пару раз вздохнул, нет-нет, но прогнав в голове слова, которые бы достойно звучали из его уст при подношении обеда девочке, её матери и монаху. А также фразу, которую он бы мог со всей накопленной скромностью сказать девочке, чтобы она приблизилась к статусу дамы его маленького, но храброго сердца.

Когда блистательная речь была придумана, кончик ножа аккуратно проник под крышку между соприкасающимися частями деревянного ящика, и мальчик воспользовался рукояткой и оставшейся вне ящика третью клинка как рычагом. Пробивать ящик оказалось куда как проще чем вскрывать его. А вместо короткого и громкого стука пришлось слушать протяжные звуки сопротивления древесины. Наконец крышка поддалась, и ребёнок сумел сорвать её с ящика голой рукой. Внутри, ограждённые от дерева тонким слоем ткани, какую обычно используют для мешков, лежали яблоки. Все красные, крупные и местами с вмятинами, говорившими не столько об испорченности, сколько о сладкой мякоти.

Подобное начало воодушевило мальчика, и он, предварительно взмахнув руками и вдохнув воздух, начавший пропитываться терпким ароматом свежих фруктов, быстро вскрыл второй ящик. В отличие от первого, он был доверху заполнен морковкой различного размера и формы. Гензель только пожал плечами, в глубине души радуясь любой еде, но чуточку все же разочарованный.

Третий ящик вскрылся быстрее всего, поскольку был заколочен ещё хуже предыдущих. В момент открытия и на протяжении нескольких минут после, Гензель отказался верить своим глазам. Запах теста смешанного с яблоками и заграничными сладкими плодами поднимался с поверхности и глубин того, что лежало в ящике. И Генз жадно вдохнул этот пьянящий аромат. Пускай от находки не веяло тем, что мальчик ценил в подобном более всего. Чувством тепла, уходящего под небо. Но один вид найденного клада вгонял ребёнка в истинный восторг.

Пряники. Круглые, квадратные, фигурные, напоминающие нарисованные облака или головы лесных и городских зверей. Покрытые тонкими слоями чёрной корочки, которые, словно острова в океане, разделялись светло коричневыми путями. Каждый с полторы ладони Гензеля и все, кроме одного, попавшего под горячую руку мальчика, целёхонькие. Сердце ребёнка было готово вырваться из груди. И он, чтобы удостовериться , что это не сон, схватил и сунул один из пряников в единственный свободный карман, крепко его там сжав. Он был твёрдым, но при сильном нажатии пальцами рассыпался мелкой крошкой. Не тёплый, но и не холодный, а самое главное – самый настоящий.

Гензель пожирал весь ящик голодным взглядом. Впервые за долгое время он вспомнил, что значит путать реальность с добрым приятным сном, а не с ночным кошмаром.

Мальчишка ощутил на себе вопросительный взгляд монаха, который был готов вот-вот его окликнуть, затем важно хмыкнул и, бросив себе за спину «Иду!», поднял ящик с морковкой и пошёл к собравшейся троице.

Они сидели вокруг оставшегося в земле высокого факела и беседовали пока что о чём-то не особо важном.

– И какая же у благородных разбойников нынче добыча? – спросил Роулан, по непонятной для Гензеля причине погладив свой лук.

– Никакие мы не разбойники, – фыркнул мальчик, явно зазнавшись и-за того, что его находки назвали добычей. – А в ящиках так… Ничего особенного.

«Ничему» мать с дочкой оказались более чем рады, переглянувшись со священником, взяв по одной морковке. Роулан же ухмыльнулся и, потянувшись за своей первой долей, внимательно посмотрел на худющие бёдра Гензеля.

– Смотри, про себя не забудь, добытчик, – хмыкнулРоулан, задорно откусывая узкую, как кончик лезвия, часть моркови.

– Да… Конечно. Не забуду. Но потом, там ещё кое-что есть, – сказал Гензель, заранее расстроившись провальной попытке удивить, в том числе и монаха.

Мальчик ушел и вернулся уже с ящиком пряников.

Мать Греттель, по всей видимости, не сильно жаловала больно сладкую пищу, но широко улыбнулась, когда её дочь, поражённая искренним счастьем, ахнула.

Гензель получил снисходительный кивок Роулана, материнскую благодарность от Вельгильи и восторженный безмолвный взгляд Гензель. Последний и без слов оказался для юного сердца дороже всего на свете.

Мальчик рассказал сверстнице о некоторых событиях: как с лёгкостью нашёл припасы, чуть подробнее поведал о своём первом убитом чудовище. Греттель же рассказала о том, как обладатель метательных ножей и факела завёл её с матерью в угол, из которого было не выбраться. А создание всё шло и шло медленным шагом, как лиса, завидевшая одинокую курицу. И когда существо поднесло факел ко рту и открыло рот, прямо между двумя рядами кривых зубов пролетел наконечник стрелы Роулана. Последний выдох вырвался изо рта создания, и огонь на конце факела чуть отдал перед его лицом несколько языков в потолок.

От Гензеля почти полностью ускользнула интереснейшая деталь. Греттель, говоря в том или ином русле о чудовищах и преисподней, избирала весь тоскливый и даже не лишённый жалости тон. Конечно же, монахи обычно не учили людей стрельбе из лука, но он, Гензель, уже проявил себя достаточно, чтобы после выполнения их с Роуланом миссии для него сделали легендарное исключение. А также оказалось не лишним разрезать очищенным от крови кинжалом для девочки парочку или тройку пряников, чтобы той было проще их грызть.

– Миссия? – вежливо спросила у Роулана Гензеля.

– Да, миссия, – ответил Гензель. – Мы собираемся найти ключ от врат города и освободить его весь от чудовищ.

– Это правда? – женщина перевела взгляд с мальчика на монаха. – Вы думаете, что сможете спасти город и спастись сами?

Роулан кивнул.

– Нечистых больше уже не становится. А благодаря нам – даже меньше. Мы сможем пробраться в замок и найти ключ.

Девочка чуть поёрзала на одном месте, из-за чего Гензелю захотелось сейчас же приблизиться к ней и обнять.

– Что-то не так, дитя моё? – спросил Роулан Греттель.

Та немного покачала головой и отвернулась в сторону Генза. Вельгилья положила руку на маленькое плечо и, глядя не на собеседника, а на дочь, сказала монаху:

– Один из первых… Нечистых, с которыми нам обеим пришлось столкнуться… На нём был облик её отца. Моего мужа. Честнейшего из людей, которых я видела. Простите святой отец, но, даже видя служителя церкви, я не изменю своих слов. Мы не проявили вашей с мальчиком храбрости и единственное, что смогли тогда сделать – это сбежать. Трусливо. Но… Оно было так на него похоже. Я схватила со стола нож. Но греховно подумала, что скорее вспорю себе горло в приступе безысходности, чем причиню вред этому телу. С тех пор моя милая дочка видит в этих существах нечто человеческое. Нечто родственное нам с вами. Вы простите её. Уверена, по пришествию мудрости и прошествии нескольких лет она всё поймёт.

– Всё нормально, дитя, – тихим успокаивающим тоном произнес Роулан. – Твои чувства искренни и понятны в самом светлом из смыслов. Может звучать неправильно, но сочувствие даже тем, кого все считают чудовищами – величайшая из добродетелей, которую, к сожалению, не дано познать даже многим моим братьям.

Греттель даже чуть улыбнулась и повернула лицо, чтобы её реакцию увидел Роулан.

Монах улыбнулся в ответ.

– А куда вы направлялись? – спросил Гензель, найдя в этом вопросе предлог, чтобы снова незаметно сблизиться с Греттель. —Ещё до этого ужаса всем говорили держаться подальше от этой части города.

Женщина опустила взгляд в землю и всё же сказала:

– Ходят слухи, что из подземелья этого банка есть потайной ход. По нему вроде бы уже сейчас можно было бы выбраться за пределы города. Мы не столь смелы, а для меня самое важное – спасти свою дочь.

Роулан и Гензель с удивлением переглянулись.

– Я о подобных слухах… и не слышал даже. Где же они находятся?

– Мой муж, – начала объяснять женщина, – был лицом, приближенным к офицерству. И слухи об этом ходили именно среди них.

– Правдоподобно, – сказал Роулан с явным желанием стиснуть зубы из-за неких возникших мыслей.

Гензель смотрел на монаха молча, выжидающе и волнуясь. Он уже знал, что согласится с любым решением своего спутника, но что-то внутри словно кричало, чтобы они шли по намеченному пути к замку.

– Можно проверить, – признался Роулан. – Хотя я и не знаю, что лучше. Если проход действительно есть, им наверняка успели воспользоваться некоторые чудовища. И кто тогда сможет что-то сказать о безопасности за пределами столицы?