Читать книгу: «О театре и не только», страница 37

Я не за Чайна-Таун и не за азиат-таун в Москве. Этого в России никогда не будет. Не надо сравнивать Америку с Россией. Это две полярные вселенные по менталитету. 100 лет назад негры в Америке были изгоями. Сейчас даже за слово «нигер» можешь нажить неприятности. В России давно поработили малые народности (чуваши, марийцы, удмурты, коми и др.) За Уралом никто не сопротивлялся. До Дальнего Востока дошли без всяких приключений. Это мы сами приперлись за чем-то сюда.

В столицах не любят инородцев. Ну и не пускали бы, если у них аллергия на нас. Сделали бы как при Сталине. Крестьянам паспорта не давали, чтобы из колхозов не бежали. Пускали бы только командировочных чиновников, чтобы они взятки везли столичным чиновникам. А других, как меня, издали бы указ – не пущать! Ни власть, ни СМИ не проводят объяснительную работу. Народ чувствует, что власть и СМИ молчат, поэтому они протестуют по своему. «Понаехали тут» это цветочки, правда, тоже с шипами. Народ в открытую не хамит, не оскорбляет, но скрытый расизм, шовинизм процветают. Блюстители порядка у меня азиата все время спрашивали паспорт. Я на Павелецком вокзале сказал: – Вы уже четвертый раз спрашиваете документ. Он сделал одолжение: – Ну, ладно, иди. Ему сказали «фас», он и блюдет.

Я много путешествовал по обеим столицам, такого не было. А с годами кожа что-ли стала тоньше и достает до нервов. С другой стороны мы сами виноваты. Мы обращаем внимание на себя. Есть одетые плохо, мохнатые, непричесанные. Идут по улице, громко говоря по-русски, с матом, машут руками. Выглядим в общем «зута». Привыкли в Элисте ходить как у себя во дворе. Стиль такой. Из своего околотка захолустья тащим шлейф провинциализма.

Встречают по одежке… Не надо обижаться, оправдываться и ссылаться на безденежье и почему-то на малочисленность этноса. Почему какая-то прослойка тянет этнос в провинциализм? Не надо совершать пакости, ведите себя прилично. Это оскорбляет меня и весь этнос.

Я специально шел на контакт с азиатами. Были разной национальности. Купил одной землячке шляпу широкополую как у Софи Лорен. Стесняется носить. Кто тебя знает кем ты работаешь? Держись гордо как японцы, – подбадриваю свою землячку. Надо не комплексовать, а достойно нести свою азиатскую принадлежность. Держите марку. Смеются. Внутренняя зажатость не дает расслабиться.

Скажут, наговариваю на соплеменников, на бледнолицых. К сожалению, – это реализм. Надо избавляться от этой ржавчины. И нашим соплеменникам не нужно идти на конфликт с личностями с ржавчиной шовинизма и расизма. Убедившись, что во время путешествия праздник для души не получился, я рванул обратно в свой теплый, интернациональный город Элиста. Я еще раз пришел к выводу, что никогда страна не станет сильной и сплоченной, пока не избавится от национализма, хамства и чувства превосходства одной нации над другой.

Санкт-Петербург, Москва, Волгоград, Элиста, 3 мкр, июль 2017 г.

Неужели снова появится трубка в Кремле?

Сибирь. Послевоенное время. Всюду портреты Сталина с трубкой и без. По радио, и мы школьники, по принуждению пели песню «Широка страна моя родная». И учительница обращаясь ко мне, просила повторить куплетик «где так вольно дышит человек». Я тогда не понимал, почему она меня одного заставляет петь. Сейчас я думаю в этом вдалбливании был двоякий смысл. А вот куплет песни:

«Широка страна моя родная

Много в ней лесов полей и рек

Я другой страны такой не знаю

Где так вольно дышит человек»

Я потел, заикался, сбивался. Не потому что голодный был. Слова «Где так ВОЛЬНО дышит человек» говорили пропевать дважды и громко. Я старался и искренне верил в эти слова. Но ничего не получалось. Анна Ивановна Коробкова просила повторять дважды меня одного. А ученики с жалостью смотрели на меня и недоумевали, почему учительница заставляла безголосого, запуганного калмычка петь. Сейчас я понимаю. Она вдалбливала в мою башку, что я хоть и репрессированный, при всей своей обреченности, ВОЛЬНО дышу. У нее был свой замысел.

«Сталин – это ошибка или преступление?», – вопрошают с 20 съезда 1956 года и до сих пор. «Феномен» Сталина, как и Ивана Грозного, будет муссироваться постоянно. В каждом поколении появляются люди приверженцы диктатуры. Это как подлецы, пьяницы есть в любом обществе, в любой стране, сколько их не воспитывай. Не буду рассусоливать тут о грязной политике. У каждого внутри Бог борется с дьяволом. Побеждает, естественно, дьявол. Это только в книжках наоборот. И не красота спасет мир, а страх перед дьяволом. Так задумал ОН, чтобы человек не возомнил о себе. А последователи диктатуры были и будут. Форма выражения только разная.

Много позже я узнал и понял, что все другие страны дышали ВОЛЬНО, а мы в сталинском «противогазе». Нам фильтровали мозги.

Мама мыла полы в сельповской конторе, а я сидел на табуретке. Вошел пьяный председатель сельпо, сел на спину матери и, махая рукой, стал кричать: «Ноо, поехали! А ну рысью!». Председатель слез, и шатаясь ушел. Мама села на мокрый пол и заплакала. Я тоже начал шмыгать носом. Не потому что председатель сельпо сел верхом на спину на спину матери. А потому что мы никто, мы скотина. Над нами можно изгаляться, унижать – наказания не будет. Всё дозволено. Даже я, несмышленыш, понял это.

Весной я, 6-летний пацан с матерью, пошли копать мерзлую картошку на колхозный огород. Взяли палку и стали как миноискателем искать оставшуюся картошку. В это время вынырнула двуколка с председателем колхоза. Остановился и рявкнул на мать: «Ты что, не знаешь постановления?! Это государственное добро!». И молча ждет. Мы оба перетрухнули и молча стоим. Мама дернула меня за рукав, и мы пошли, палимы взглядом председателя. Мерзлая картошка, никому не нужная, как и колоски были «стратегическим сырьем». А председатель колхоза закурил трубку, и поехал охранять государственное добро.

У ночного сторожа коров Лиджиева Санджи сдохла корова. Турнепса или еще чего объелась. Санджи извелся. Сообщил бригадиру полеводческой бригады, который уважал пастуха. Приехал, посмотрел на сдохшую корову, покачал головой и сказал: «Пусть сучара разбирается». Это он о председателе колхоза так, был с ним на ножах. Через 3–4 дня приехал председатель колхоза на займище, а от коровы остались только шкура и кости. «Будешь отрабатывать за корову бесплатно весь месяц», – и уехал.

А позже председателя выгнали и по партийной линии влепили. Мешок муки умыкнул из сельпо без накладной. Кладовщица настучала куда надо, отомстила. Поставили временно вместо него бригадира полеводческой бригады. Он сказал Санджи: «Отработаешь месяц бесплатно для блезира, чтоб народ не возникал, а там видно будет. Никому не болтай. Дояркам говори, что бесплатно отрабатываешь за корову».

Из города Куйбышева (Каинск) Новосибирской области прислали по разнарядке нового председателя сельпо. Вид у него был угрожающий, в военной шинели, галифе, сапогах. Кожаный широкий ремень с бляхой со звездой. Смотрел собеседнику прямо в глаза. У других глаза бегали, руками махали и мат для связки слов. В первый же день работы новый председатель сельпо Дорофей Иванович Цаплин, вызвал маму к себе в контору. Она перепугалась, пошла. Цаплин: «Садитесь, Аня. Анна Егоровна». Мама обомлела. Ну, всё. Долгий разговор будет. Цаплин: «Я посмотрел вашу трудовую книжку. Вы же актрисой были?» «Ну всё, копаться будет в прошлом», – подумала мама, и от испуга опустилась на табуретку. Цаплин закурил папиросу и пристально посмотрел на маму. Она заерзала, стала смахивать с колен несуществующий сор, вытирать уголки губ. «Я освобождал вашу Элисту». Мама совсем перетрухнула. Цаплин: «Завтра будете работать в чайной. Варить умеете? Полы будет мыть Груня». У мамы глаза на мокром месте. Цаплин: «Дааа, нехорошо поступили с вами, калмыками». Опять закурил. «Идите в чайную, я уже дал команду». Цаплин встал. А мама, от такого поворота судьбы, даже не поблагодарила Цаплина и сидела, вытирая слезы. Ей было 28 лет. Он хлопнул маму по плечу и вышел. Через 2–3 дня Цаплин дел маме сверток: «Возьмите, сварганите сыну супчик». Там был кусок мяса.

Соседи-волгоградцы ностальгируют по Сталину, по диктатуре. Аэропорт хотели назвать «Сталинград». В дату освобождения Сталинграда, нынче Волгограда, шла толпа пожилых людей в 30–50 человек с портретами Сталина. Прохожие молча смотрели, а один желчно пробросил: «Опять гей-парад устроили».

В Санкт-Петербурге (Ленинграде) Сталина, Жданова, кавалериста Клима Ворошилова люто ненавидят. Как-то был разговор с бывшим коммунистом, репрессированным в 30-х годах. Он бросил ложку на стол и с гневом сказал: «А ты знаешь депортированный, что он (Сталин) замыслил еще до войны сделать на твоей земле и на всем Кавказе великую грузинскую империю!». Это сказал 90-летний старик А.Палей в 20-м веке. Я это запомнил и подумал, пусть долго живут репрессированные, как этот дед. Назло всей системе. С. Каляев, дядя Костя Эрендженов, например у нас по-своему долгожители.

После смерти хозяина трубки в Кремле, все спецпереселенцы рванули на родину. Калмыки ожили. Этногеноцид закончился. Не дай бог, чтобы опять появился человек с трубкой в Кремле и дым не одурманил народ.

БэШа, 2017 год. Элиста, Нью-Йорк, Хар-Булук.

Современник. Профессионал.

Он бизнесмен, менеджер, завхоз, бухгалтер, человековед, любитель искусства, театра, интеллигент, но не в понятии Ленина, который говорил, что при слове «интеллигент» хочется хватать пистолет…

Интеллигентов я встречал разных: неряшливых, постоянно под шофе и клянчащих на похмелье, хамовитых, заносчивых, тупых, болтливых хвастунов, тщеславных. У своего героя я не замечал ничего такого. Такая мужская скупая интеллигентная выдержка при общении со знакомыми и незнакомыми. Постоянно ровный в общении, в голосе, в движениях. Эмоции не превышают неприличных децибелов и не зашкаливают в голосе.

За пять лет знакомства я наблюдал за ним. За его мыслями, поведением, поступками. Все выискивал в нем негатив, отторгающий поступок или высказывание, но никаких поводов по отношению ко мне или окружающим не замечал. Ну, не идеальный же он? Идеального человека нет и человечество не идеально. А тут какой-то без изъянов, шероховатостей субъект. Как-будто у него нет проблем, забот, раздражителей.

После сорока шести лет службы в одной структуре я столько испытал человеческих изъянов, что встречаясь с такой личностью невольно начинаешь верить – не всё и не все так поскудны, а есть отдельные просветленные личности, которые дают положительную энергетику. Не все, конечно, но для контраста встречаются и такие индивидуумы.

Л. Гурченко писала в своей книге «Люся, стоп!»: Спроси меня, чего в жизни я больше всего боюсь? Я отвечу – людей. От них все беды, сплетни, предательства, интриги. Но ведь есть такие в жизни от которых свет, правда, вера, доброта.

С другой стороны, с другой стороны медали, человек с деньгами, думаешь, что развращен, избалован, надменен, высокомерен. А дело то не так. Не все, кажись, испорчены «фантиками». Конечно, с деньгами то лучше. Независим, не прогибается перед жизненными препятствиями. Деньги тоже сотворяют характер. Не все выдерживают экзамен деньгами и характер преломляется в негативную сторону, обладатель невольно изменяется в характере, в поведении, в поступках.

Как заметил в течение пяти лет общения, бизнесмен, менеджер, завхоз, бухгалтер не командует, не кричит, не устраивает показуху, как некоторые. Как общается с сослуживцами – тайна. У него свой стиль общения. Заметил, что герой моей статьи не несет отрицательную энергетику, редкое качество, особенно среди соплеменников.

Хороший, здоровый юмор. Знает массу калмыцких поговорок, пословиц, всяких анекдотов. Но он это вставляет к слову, а не выпячивает свои знания надо-ненадо. Природная скромность, при своем авантажном виде.

На заре смутных времен в 1993–2000 г. киноактер Игорь Класс познакомил меня с московским предпринимателем. Этот московский нувориш огорошил меня своим зычным голосом, агрессивностью и приказными командами с нами и по телефону. Подчиненным давал безапелляционные указания. И, естественно, мат, как необходимая часть разговорной речи москвичей. Мат он не купил, а издержки воспитания. Громко смеялся после сказанной им скабарской шутки и ждал оценки от слушавшей публики. Все курили и пили. Этот новый капиталист курил большие, коричневые сигареты и скабрезничал. Я, мол, тоже интеллигентная элита Москвы. А держал он большую, какую-то скобяную лавку. Домофоны, железные двери тогда были в ходу в Москве.

Перейду к описанию моего героя. Я не идеализирую его, а констатирую, что есть. Эти наблюдения помогают в жизни, в общении. С некоторыми после мимолетного знакомства стараешься избегать, дистанцироваться, а к некоторым прикипаешь. И делаешь заключение, что этот не только брат по разуму, но проглядывается родство душ. Это бывает редко.

После некоторого знакомства я понял, что шеф не заносчив, не агрессивен, не унижает собеседника, не берет верх над ним, а ведет себя с достоинством и говорит на равных. А деньги же и власть портят человека,

При знакомстве он был для меня чистый лист, незнакомая вселенная. Постепенно в мимолетных беседах он раскрылся как незаурядная личность. Но своей незаурядностью не кичится, а живет просто, как дышит.

Года через 4 после знакомства он вдруг «рассекретился» и сообщил мне, что видел мои спектакли раньше и сказал какие. Добавил: «Сейчас я не вижу такого уровня спектакли, такого масштаба и разноплановых характеров». Я был удивлен. Значит, у него уже была какая-то характеристика обо мне. Вот, думаю, почему он иногда выслушивает мои несерьезные серьезные бредни.

Наверное, и у него есть какие-то шероховатости на обратной стороне его личности, но они как-то не проявлялись. Не может быть такого, чтобы у такого человека, занимающего такой пост и, общаясь с большим коллективом, не было пятен. Даже на солнце есть черные пятна и постоянные вспышки, магнитные бури. А тут не то, что бури, нет даже намека на маленькие завихрения в общении. Нонсенс, но в течение пяти лет не только со мной, но со всеми ведет себя в градусе-штиль.

Как будто его никто не напрягает, нет проблем, не досаждает глупостями. За мою бытность с ним он не повысил голоса, со всеми ровный. И со служивцами и со многими знакомыми, коих у него в городе как у артиста Олега Табакова. Тот всегда уставал от назойливых знакомых и зрителей, а этот идет на контакт и несет положительную энергетику.

В городе его многие знают, и он старается не избегать от назойливых просителей «дани», но как-то выкручивается. Делает это деликатно, не нервно, а мягко. Правда, как-то он пробросил, что уж очень досаждают просители. В неделю их три-четыре. И он помогал как мог. Но в бедной республике уж дюже много страждущих получить «свою» долю. Когда республиканская власть подумает, как улучшить положение граждан, а не сокращать и увольнять бедных соплеменников?

Как-то бывший мэр города, неугомонный правдоруб Николай Константинович Секенов сказал: – Правильно делает. Он помогает всем. Не кладет в чулок.

Одна дама, занимающаяся общественной работой, попросила деньги на какое-то детское мероприятие. И он дважды помог ей. Однажды помог псевдожурналисту с матерью, а он, вместо благодарности, облил грязью. Бывают и такие.

Он часто был меценатом (помогал культуре, как Мамонтов, Савва Морозов). Помогал и не только работникам искусства. Завсегдатай театральных премьер во всех театрах. Вначале мы покупали билеты. Т.е. я покупал, а потом он расплачивался со мной со своего скудного бюджета. Позже его стали приглашать, а я за ним хвостиком. За его широкой спиной стал посещать и калмыцкий театр. В который меня, после сорока шести лет работы в театре, В. Яшкулов, человек с вывихнутыми мозгами, приказал вахтерам не пущать. «Отблагодарил» меня по-своему. Всякое бывает в нашем околотке.

Мой герой в курсе дел мира, страны, нашей высокоразвитой республики, нашего «мегаполиса». Он прослеживает все центральные, местные СМИ. Погружается в интернет. Но и сам издает самую популярную, не официальную газету в городе, которая освещает политику и власть центральную и местную. Дает материалы про современность и прошлое. Много материала о положении в городе. Есть зарисовки и воспоминания о Сибири. Бывают художественные рассказы, и, конечно, юмор.

Его газета называется «Элистинский курьер».

А теперь пора рассекретить героя моей маленькой портретной зарисовки. Его зовут Виктор Степанович Куюкинов.

Установить судьбу человека и смысл его существования сложно. Я не гадалка и не экстрасенс. Но судя по его поступкам и действиям смысл его жизни – нести людям добро. И делает это бескорыстно, не требуя взамен ничего. Ему это приятно.

А газета «Элистинский курьер» стала популярной не только в городе. В интернете читают в обоих столицах. В Америке читают. Элистинцы выписывают газету сами, без нажима. Диапазон материалов широк и своевременно отвечает на злобу дня. Газета существует без давления власти, поэтому раскована, но в меру. Банальность, скабрезность, огульное шельмование не проходит. Всё по уму. Поэтому газета пользуется популярностью в республике. А мог бы Куюкинов В.С. не издавать газету? Мог. Это говорит о его общественной деятельности, и он ратует за расцвет республики. Но есть и критические статьи. Не всё же гладко у нас. Это прогрессивная деятельность предпринимателя несет положительную энергетику. Так держать! Это не аллилуйя в честь моего героя, а фактологическая данность поступков одного человека.

Задали мне вопрос такой:

Кто в жизни нашей наш герои?

Рабочий и колхозники – исчезли:

Вся шушера и гнусь полезли.

И вывихнутые люди правят балом.

Везде Чернобыли – в большом и малом,

И только боль скрепит в душе.

Не заглушить ее уже.

Но говорят что есть герои!

Здоровы духом, без паранойи!

2017г. БэШа

Как я брал Зимний дворец

Правда, это было на съемках фильма «Залп Авроры». Фильм прошел незамеченным ни зрителями, ни критиками. Хотя я там снимался. Безобразие. Тысячная толпа с криками «ура» бежала к металлическим узорчатым воротам Зимнего. Они и сейчас стоят, как новенькие. И я там бегу. Ставил фильм кинорежиссер Юлий Карасик в 1963г. на Ленфильме. До этого он поставил «Дикая собака Динго». Имел премию в Ницце. В этом фильме видны мои ноги в сапогах. Я сидел на верхотуре школьной лестницы. И оператор не снял моё лицо, а только ноги в сапогах, чтобы я не испортил кадр своим азиатским лицом. Поэтому фильм не прозвучал. А так бы фильм мог получить премию в Каннах. Но дали только в Ницце. Я заработал 5 рублей (стипендия 24 руб).

В фильме «Коллеги» по В. Аксенову я в кадре на заднем плане с Игорем Классом на фоне героев фильма (В.Лановой, А.Белявский). Не верите? Посмотрите в интернете фильм «Коллеги». Тогда в Ленинграде я снимался часто за 5 руб., но почему-то в киношной энциклопедии про меня ни слова. Разберёмся! Меня затаскивал в массовки будущий кинорежиссер Игорь Класс. Мы жили в одной комнате в общежитии 3 года. Он меня приобщил к знаменитому тогда кафе на Невском, который был прозван среди стиляг и фарцовщиков «Сайгон», «Сайгончик». И. Класс говорил всем знакомым прихожанам, что «Сайгончик» назвали в честь Боба-Азии. Т.е. в честь меня. Я хвост веером, а прихожане ржали. Происхождение клички «Сайгон» никто не знает.

«А этот друг милитарист?»– спрашивали у Класса знакомые. «О-о-о! Боб-Азия Оюн Оол оглы-бей – сын азиатского миллионера. Он из ресторана «Кавказский» не вылазил. Это я его приручил в это кафе». «Сайгончик» был недалеко от института, и в то время в Ленинграде был очень популярен. Там собиралась вся шушера Невского, тунеядцы в основном. И каждый что-то изображал. Захаживал тогда ещё молодой поэт Иосиф Бродский, позже его выгнали из Ленинграда за тунеядство. Писатель Михаил Веллер пишет, что это было по указке Смольного.

Вернусь к штурму Зимнего дворца. Первая ночь съёмок. Мы воодушевленные, молодые студенты решили показать систему Станиславского в действии, ночью при тысячной толпе. Прожектора гуляют по всей Дворцовой площади, а мы с криками «Ура», бежим к поленнице дров, где сидел женский батальон. Один дубль, второй… Класс говорит: «Боб, за 5 руб. мы глотки тут сорвем, жрать хочется. Пойдем на Невский в булочную батон купим». Ну, и рванули в киношной одежде. На Невском вдруг нарисовался милиционер. «Что за маскарад? Вы кто такие?». И ко мне. А Класс как человек невидимка сразу исчез. «Пройдем в опорный пункт», – резко пробросил милиционер. «Мы на съёмках фильма», – мямлю я. «Там разберемся!» – победоносно рявкнул страж порядка. Привел в опорный пункт возле института лёгкой и текстильной промышленности у Невского. В народе институт называли «Тряпочка».

Начальник вытаращил глаза на меня и обрадовался, работенка хоть какая-то появилась. А так все тихо, никаких событий, хоть волком вой, а тут какой-то азиат в непонятной одежде. Какой-то бушлат или шинель, в бескозырке, а на ногах обмотки и чуни. Костюмеры одели студентов как попало. В темноте не видно кто как одет и азиат или европеец. Лишь бы тени бежали. Начальник улыбаясь: «Ты чего так вырядился? Ты в Северной столице! Это эталон всех городов! А ты вырядился чёрте как? Тоже хочешь приобщиться к революционному прошлому Питера?! Цель этого маскарада? Или решил побираться или шокировать интеллигентную публику? Непорядок!».

«Да я на съёмках фильма «Залп Авроры». Мы там Зимний дворец штурмом берем», – опять мямлю я. Все заржали. Начальник: «Азиат штурмом берет Зимний?! Да отродясь такого не было! Свистун… Свистунов, это твоя территория? Что там происходит в вверенной тебе территории?!» «Да я только заступил и ничего не знаю», – тоже мямлит рядовой милиционер.

Начальник: «Свистун!.. Свистунов, сидел бы в своей Луге и не рыпался в колыбель революции! Ладно, разберемся! А этого в обезьянник! А ты свистун… Свистунов. Сделай рекогносцировку! Живо на Дворцовую! Что еще за фильм?! Какой штурм?! Доложишь мне!». Я снова начал: «Отпустите меня. Ассистенты отметят, что меня нет и 5 рублей пропадут». Все опять заржали. Начальник: «Отставить! – Все замолкли. – Что тебе платят 5 рублей? А ты кто? Артист?» – на улыбке спросил начальник. «Да, я студент театрального института. Мы, студенты, подрабатываем. Отпустите» – прошу я. «Ты откуда?» «Я из Калмыкии». Начальник: «Свистун… Свистунов, где находится эта Калмыкия?» «Да где-то в Сибири или Чукотке». «Калмыкия находится возле Астрахани, Волгограда, Ставрополя», – сказал я и смотрю на Свистунова. Начальник: «Ох, Свистунов, географию ты не знаешь», подошел к карте. Нашел Астрахань. «А где здесь Калмыкия? Какая столица?» обратился начальник ко мне. «Да на этой карте еще не обозначили», говорю стражам порядка великого города. «А сколько в столице людей?» любопытствует начальник. Времени много. Делать нечего. А тут я оклемался и бахнул: «Тысяч 700–800». Я всегда привирал полутемным россиянам. Пусть проверяют. «Отпустите меня», канючу снова я.

Начальник взял листок, ручку, потом передумал и перешел на шутливый лад: «Ты, Свистунов, сколько получаешь? – 80 рублей – отвечает рядовой. «А вот студент 5 руб. получает в день. За 30 дней – 150 руб. Ты Свистун… Свистунов из Луги – 80 руб., а калмык – 150 руб. Дискриминация! Да… только 10 вечера. Ну, иди студент за своими 5 рублями. Свистунов, проводи и не приведи всю толпу сюда! Заодно проверь, что там происходит. Ох, свистун… Свистунов из Луги! Ха-ха-ха».

Так я познакомился с доблестной милицией славного революционного города! Опорный пункт взял штурмом. И пошел брать штурмом Зимний! На второй день отметились у ассистентки, не переодевались и тихо слиняли. Благо ассистентка с Классом была в друзьях. На третий день остались, чтобы посмотреть как и кого крупным планом берут операторы, когда перелезали через ворота в Зимний. Дубли, дубли… слишком утомительно, и мы с Классом и Серегой Заморевым тоже скрылись. Фильм я не видел. Класс все талдычил: «Боб, ты рожден не для этого фильма. Азиаты Зимний не брали. У вас телевидение, какая-нибудь киностудия есть?» «Конечно», – гордо отвечаю я. «Студия кинохроники и Калмыкфильм», – продолжаю гнать тюльку. «А штат большой?» – спрашивает Заморев. «Около 500». «Ты чё? Как на Ленфильме что ли?» – удивляется Класс. Тут я, конечно, переборщил. Это было из области «72 небылиц».

Студия «Калмыкфильм» меня не снимала, потому что такой студии не существовало в природе. А так я снялся в 6 фильмах. Ноги в сапогах в фильме «Дикая собака Динго», «Залп Авроры» бегу среди тысячной толпы, «В низовьях Каледонии» кладу меч на грудь героя фильма, «Старшая жена» на свадьбе у героя (артист А. Панин), в «Коллегах» моя физиономия промелькнула дважды. И еще был фильм название которого забыл, снимали на Витебском вокзале в Ленинграде. Оператор кричал ассистентам и режиссеру: «Уберите студента с азиатским лицом вглубь кадра!». Ему мешало мое одухотворенное, величавое, киношное белогвардейское лицо в западноевропейском костюме. У меня спрашивают: «Интересно сниматься в кино?». Отвечаю: «Когда тугрики дают». В фильме «В низовьях Каледонии» за несколько дней побыв в Шамбае, я получил как месячный оклад в театре. Чувствуете разницу.

Сделал вывод, что советское кино и нынешнее нанесли большой урон киноискусству, что меня не использовали полностью. Брали почему-то И. Смоктуновского, Е. Евстигнеева, Е. Леонова. Непорядок. Теперь надо прорываться в Голливуд. В Монголкино не пойду. Опять оператор будет кричать: «Уберите азиатское лицо!». А я брал штурмом Зимний!

Интернационалист Игорь Класс как-то говорит:

– Боб, а действительно, ни в кино, ни на телевидении азиат не видно. С Нигматулиным снимался в «Пиратах 20 века, тувинец Мунзук снялся в «Дерсу Узала». Знаю бурята Итыгилова. Но он оператор. И всё! Азиатов больше нет. А я встреваю в его монолог: был калмык, главную роль играл в «Казахфильме» Мухлаев Володя. Прости Боб в анналах киноискусства ты идешь после Кеши Смоктуновского. Два мэтра. Ты, метр с кепкой, а он гигант. А в Америке, где нет равноправия, и негров прессуют, в Голливуде главные роли играют и негры, и азиаты.

– Мы разные – опять встреваю в монолог Класса.

– У меня отец латыш. Тоже был под наковальней Сталина. 8 лет 5 месяцев отбухал в Салехарде. Это Сталин, твой друг, его прессовал. А-а-а, забыл, он же тоже ваш народ гнобил. Отец говорил, что в Салехарде калмыки сидели. Так, что Боб, в этой бурной многонациональной стране ни тебе, ни твоим азиатам кино, телевидение не светит, не фартит, хоть и Сталина нет. Вот есть на ТВ азиат капитан КВН из Камызяк. Довольствуйтесь, что играете второстепенную роль, – закончил свой «оптимистический» монолог интернационалист Игорь.

Так, что я обыкновенный калмык брал Зимний дворец штурмом. А так хотелось, чтобы наш соплеменник снялся в главной роли фильма. Чтобы население Элисты было 500 тысяч, чтобы была студия «Калмыкфильм». Чтобы поезд ходил из столицы в столицу и чтобы мы не плелись в хвосте цивилизации. И тогда бы я не врал всем любопытным в России. Да, что уж, теперь. Надо довольствоваться тем, что у нас есть государственность, территория. И терпеливо идти к оптимистическому состоянию. Братья калмыки! Судьба нашего народа, в наших руках! – как говорил вождь с калмыцкой кровью.

Я провинциал или из захолустья?

Мы, элистинцы, живем в Европе. Элиста по статусу – столица. Есть правительство, министерства всех отраслей, кроме морского пароходства. Всякие комитеты, подкомитеты, телевидение, радио, театры, много газет, общества по связям с зарубежными странами, кроме Буркина-Фасо. Монголия, Синцзян стали как наши районы, только на отшибе. Туда катаемся. Побратимы с американским городом Хауэллом. С Америкой некоторые соотечественники на дружеской ноге. В общем, все в миниатюре как в Москве. Только нет метро и больших памятников Церетели.

Я считаю себя провинциалом, а мне постоянно напоминают, что я живу в захолустье. Провинция все-таки статус. А захолустье – это образ жизни. Это глушь, глухомань, застой, затхлость, деградация, Мухосранск. Элиста – столица! А не захолустье. Пусть будет провинциальная столица, но не захолустная столица. А кто превращает в захолустную столицу? – публика, среда, мы, жители. Вот только не надо взъерошивать гнев, господа, и выпускать пустой бесполезный пар квасного патриотизма. Мы все иногда, ненароком скатываемся в болото захолустья. Своим поведением, внешним видом, сквернословием, хамством, равнодушием к окружающим, отсутствием здорового патриотизма. Много азиатчины, а она тянет к захолустью. Азиатчина – это не принадлежность к азиатской нации. Европеец европейцу говорит:

– В тебе много азиатчины.

Ну, так повелось. Имеется в виду образ жизни: бескультурье, злость, неряшливость в одежде, грязь и т.д. Традиции – уважение к старшим, к другому полу, к окружающим исчезает. Японцы – азиаты, но никто с Запада не скажет, что от них азиатчиной прет. Вот с кого надо брать пример.

В статье «Ржавчина» я намекнул только на одну прослойку нашего города, общества. Они доконали не только меня, публику, но и приезжих. Когда газета «ЭК» попросила продолжить и расширить эту тему, то, не боясь гнева соплеменников, покажу на примере, как мы из провинции впадаем в захолустье. А разница есть. Захолустье рангом ниже провинции. Захолустье – это кранты. Ниже ничего нет.

Давно это было. Лет 5 назад. Пришел я в одну структуру за справкой, а там только две длинноногие красавицы балакают о глобальном. Засмотрелся на эту красоту и тихо стою. А красавица красавице: «Ох, как надоели эти люди из захолустья! Шастают тут!». А увидев меня, улыбаясь молвила: «Это я не про вас». Я им конфетки: «Это возбудитель к творчеству и хорошему настроению». А чтобы не смущались и подчеркнуть, что я не обиделся, говорю:

– А я тоже из захолустья. – Посмеялись. Справку получил. Такие красивые, а такую характеристику выдали обо всех нас. Из захолустья! Иногда красота дружит с умом. Заметано! Надо проверить эту характеристику про нас. С тех пор я вижу такое, что роман можно сварганить. – А вы учитесь не смотреть, а ВИДЕТЬ! – говорю знакомой, которая после статьи «Ржавчина» упрекнула меня, что нет никакой «элиты» в городе, и разрядил назревавший межнациональный конфликт конфеткой.

Пошел опять за справкой для справки, чтобы получить другую справку. Захожу к чиновнику. Поздоровался, стою. А чиновник с головой уткнулся в компьютер, как во всех структурах. Подошел к столу, а чиновник играет в компьютере в покер. Ну, как везде. Думаю, не надо его злить и себя. Ушел. Чиновники, чтобы обезопасить себя, как бы чего не вышло, страхуются бумажками. Чиновники – особая нация! И они не дают нам дремать. И мы постоянно за чем-нибудь бегаем. Бежим злые, неулыбчивые. Напоролся на такого злого, неулыбчивого.