Читать книгу: «Дом на мысе Полумесяц. Книга 1. Братья и сестры», страница 2

Глава третья

Альберт был честолюбив, но Ханна не уступала ему в честолюбии. Именно оно заставило их продать дом в деревне Бен-Риддинг в окрестностях Илкли и приобрести новый роскошный особняк в Скарборо ⁵, на мысе Полумесяц. Каугиллов манил чистый свежий морской воздух, резко контрастировавший с копотью и смогом фабричных городов Западного райдинга. Каждый день Альберт ездил на работу на поезде: железнодорожная ветка соединяла Западный райдинг со Скарборо и Моркамом, популярным курортом на западном побережье. Эти поезда в народе прозвали «фабричными», так как ездили на них сплошь местные жители, направлявшиеся на службу в конторы текстильных магнатов, и нередко в вагонах этих поездов под тарахтение колес заключались крупные сделки, пока мощные локомотивы тащили вагоны навстречу почерневшим от копоти грязным зданиям фабричных городов.

Ключи от дома номер один на мысе Полумесяц поступили в распоряжение Каугиллов в тысяча восемьсот девяносто седьмом году за две недели до Пасхи, и тогда же они переехали. Со дня их венчания в тысяча восемьсот семьдесят восьмом прошло почти девятнадцать лет.

Впервые сев в фабричный поезд и отправившись на работу в Брэдфорд, Альберт размышлял обо всем, что случилось за эти годы.

В начале тысяча восемьсот восемьдесят третьего от острой пневмонии неожиданно скончался Эдвард Хэйг. Для фирмы это стало огромным потрясением. Смерть лучшего друга и партнера привела Филипа Акройда в такое расстройство, что тот попросил Альберта взять на себя все юридические и финансовые вопросы, связанные с наследством, в том числе с компенсацией вдове Эдварда.

Когда умер Хэйг, Альберт и Ханна жили в коттедже в центре деревни Айдл в окрестностях Брэдфорда. Там они поселились, вернувшись из медового месяца, проведенного в Скарборо. Они оба полюбили этот курортный городок, где началась их совместная жизнь. Им посчастливилось побывать в Скарборо в самое благодатное время: стояли теплые солнечные дни, а легкий ветерок спасал от зноя.

Прошло чуть больше года со дня их бракосочетания, и в главной спальне коттеджа на свет появился их первенец. Джеймс Филип Каугилл при рождении весил внушительных шесть фунтов двенадцать унций и орал так, что кровь стыла в жилах. Присутствующие при родах врач и акушерка довольно улыбнулись, убедившись, что с легкими младенца все в порядке. В тот момент никто не подумал, что эти здоровые легкие доставят родителям много хлопот, когда у младенца начнут резаться зубки.

Джеймсу исполнилось почти три года, когда на свет явилась его сестричка Констанс Эллен. С рождения ее прозвали Конни, и весила она едва ли меньше старшего брата, но вела себя заметно тише.

Вскоре после рождения Конни Альберт и Ханна, не желавшие ограничиваться двумя детьми, стали искать более просторный дом. С этой целью они совершили несколько семейных путешествий, подыскивая подходящее место, где им захотелось бы жить и увеличивать число своих отпрысков.

Уорфдейл, прелестный маленький пригород Илкли, и стоящая на его окраине деревушка Бен-Риддинг приютились на берегу реки Уорф. Окинув взглядом долину, тянувшуюся до самого Скиптона и за его пределы, где высились могучие Пеннинские горы, охраняя обитателей этих мест от врагов, несущих герб с алой розой Ланкашира ⁶, Альберт и Ханна не колеблясь решили, что здесь будет их дом.

Они купили красивый особняк с видом на реку на самой окраине Бен-Риддинга, близ Берли и Отли. Однако процесс покупки затянулся, и лишь в тысяча восемьсот восемьдесят пятом семья перебралась из Эрдейла в Уорфдейл.

Вскоре после переезда родилась Ада Мэри, а чуть позже – Цисси Луиза. Прошло еще немного времени, и на свет появился самый младший и последний сын Каугиллов Марк Альберт, получивший прозвище Сонни по неизвестной причине, но, вероятно, потому, что в Западном райдинге так было принято называть всех младших сыновей.

Джеймсу к тому времени исполнилось тринадцать лет; он жил в школе-интернате для мальчиков Форест-Мэнор, а сестра его Конни, что была на три года его младше, отучилась два семестра в школе для юных леди принцессы Каролины на окраине Хэррогейта. Прежде Альберту и Ханне никогда не доводилось бывать в Северном райдинге их родного графства, и эти маленькие живописные городки стали их первым знакомством с северным Йоркширом.

С увеличением семьи возникла потребность в еще более просторном доме, и Альберт с Ханной снова решили переехать.

Поезд замедлил ход, и Альберт очнулся от забытья. Они прибыли на платформу Лидс-Нью-Стейшн. Здесь ему предстояло сойти и пересесть на другой поезд, отправлявшийся с соседней платформы Лидс-Веллингтон. Сделав это и устроившись в комфортабельном купе первого класса, которое Альберт забронировал заранее, он вернулся к своим воспоминаниям.

Годы оказались благосклонны к фирме «Хэйг, Акройд и Каугилл». Предприятие, известное в Брэдфорде как «ХАК», а в узких кругах – под шуточным названием «Хек и Квакилл», процветало день ото дня. Уверенная рука и опыт Филипа Акройда в сочетании со смелостью и рвением Альберта Каугилла обеспечивали фирме успех. В конце восьмидесятых большинство торговцев и фабрикантов готовились к избытку шерсти на рынке, но Филип и Альберт придерживались противоположного мнения. Рискнув, они доверились чутью и получили баснословную прибыль. В те годы недостаток предложений в совокупности с повышенным спросом и изменениями в моде привел к тому, что за два года цены на сырую шерсть удвоились и даже утроились для некоторых ее видов. Склады фирмы по всему Брэдфорду стояли набитыми под завязку, других поставщиков не было, и предприятие собрало огромную выручку. Но это было еще не все. Отчаявшись найти сырье, производители вскоре смекнули, что единственное место, где можно надеяться что-то найти, – «Хэйг, Акройд и Каугилл». Почти каждую неделю гроссбух в конторе на Мэнор-роу пополнялся записями о новых заказчиках.

Благосостояние фирмы росло, состояния конкурентов уменьшались, и постепенно «Хэйг, Акройд и Каугилл» стали безусловными лидерами рынка. Закупщики из Джелонга ⁷ и Инверкаргилла ⁸, Порт-Элизабет ⁹ и Буэнос-Айреса теряли всякую надежду, когда представители «ХАК» предлагали свою цену. Заказы поступали со всего Западного райдинга, а также из Шотландии и других мест, и «ХАК» нередко скупали все наименования шерсти в торговых каталогах, а объем закупок превышал тридцать тысяч тюков.

После смерти Эдварда Хэйга на работу в фирму поступил его сын Майкл. Он унаследовал от отца деловую смекалку, а честолюбием, упорством и рвением не уступал самому Альберту. Майкл поступил учеником в цех контроля качества на Мэнор-роу под присмотром обоих партнеров, которые вовсе не собирались делать ему поблажек, несмотря на семейные связи, и вскоре Майкл зарекомендовал себя как способный, расторопный и старательный сотрудник.

Партнеры решили, что Майклу пойдет на пользу непосредственное знакомство с поставщиками, и составили пятилетний план. Год юноша провел в Южной Америке, затем год – в Южной Африке и по полтора года в Новой Зеландии и Австралии. Негласная договоренность подразумевала, что по возвращении на Мэнор-роу юноша продолжит обучение торговому делу под опытным руководством Альберта Каугилла. Успех фирмы всегда во многом зависел от планирования; в «Хэйг, Акройд и Каугилл» было не принято пускать дела на самотек и надеяться на авось.

Майкл Хэйг вернулся в Англию через неделю после рождения Сонни. Прежде чем выйти на работу, он провел тихий отпуск с матерью и сестрами в курортном доме, который миссис Хэйг купила по окончании траура. Курорт Грейндж-овер-Сэндз миссис Хэйг выбрала не за фешенебельность, а за безлюдность. Гавань тишины в суматошном мире, он находился в глухом уголке Камбрийского полуострова; с берега, обращенного к югу, открывался вид на залив Моркам. Идиллическое место для спокойного отдыха.

Вернувшись на Мэнор-роу, Майкл вскоре доказал, что партнеры не зря возлагали на него такие большие надежды.

Однажды в понедельник по возвращении с Биржи Филип Акройд вызвал Альберта в свой кабинет. Он велел зятю сесть, а сам присел на край стола.

– Мы с Эллен подумываем отойти от дел и начать вести более спокойную жизнь. И уже кое-что решили. Дом в Родоне мы продадим. Точнее, уже продали. В Брэдфорд я буду приезжать дважды в неделю в биржевые дни. Вы с Майклом вполне в состоянии управлять делами сами, мне необязательно находиться здесь каждый день.

– Где вы будете жить? – спросил Альберт.

– Мы купили новый дом в Скарборо. – Акройд достал из ящика брошюру строительной фирмы.

Альберт зачитал вслух:

– «Уэпоннесс-Парк – первоклассный жилой комплекс на южных утесах Скарборо. Тихая гавань для тех, кто мечтает сбежать от шумного города и насладиться многочисленными преимуществами нашего аристократического курорта».

Альберт взглянул на Филипа. Тот улыбнулся.

– Площадка для игры в крикет в десяти минутах от дома. Ближайшее поле для гольфа в Гантоне, но, говорят, скоро появится новое поближе к нам.

Поезд сбросил скорость, в окне замелькала платформа Маркет-стрит, а Альберт улыбнулся, вспоминая об их с Филипом разговоре. Потянулся, разминая затекшие мышцы, надел шляпу и пальто, сошел с поезда и отправился в горку по улицам Чипсайда, держа путь на Мэнор-роу.

* * *

В прошедшие два месяца до Альберта доходили слухи, что несколько влиятельных производителей шерсти из Западного райдинга ведут переговоры с правительствами Франции и Бельгии о поставках сукна для пошива военной формы. Вдобавок два крупнейших производителя сукна в Хаддерсфилде бились за контракты на экспорт своей продукции в Соединенные Штаты, стремительно укрепляя позиции на рынке.

И вот несколько дней назад стало известно, что слухи подтвердились. Торговые агенты «ХАК» наведались к заказчикам, и те, как принято было говорить в местных деловых кругах, «расчехлили чековые книжки».

Самым удачливым продавцом в компании считался Майкл Хэйг, и это не могло не радовать Альберта. Они с Филипом прочили его в партнеры не только из-за его происхождения, но и в силу его недюжинных способностей, и им было приятно видеть, что чутье их не подвело.

В один из самых удачных торговых дней с приятным чувством удовлетворения Альберт решил уйти из конторы пораньше. Быстро прогулявшись по Джон-стрит до угла Уайт-Эбби-роуд, он свернул на Лам-лейн и вскоре очутился на площади Пил-сквер. Тут, в том же доме номер пятьдесят шесть, который Альберт купил двадцать лет назад, по-прежнему жили его родители.

Сол и Эстер почти разменяли восьмой десяток. Годы нищеты, лишений и недоедания не прошли для них даром. В последние годы они жили в достатке, главным образом благодаря щедрому ежемесячному пособию, которое выплачивал им Альберт. Но тяготы прошлых лет не могли не сказаться на Каугиллах-старших. Обоих мучил артрит, и руки матери Альберта, изуродованные годами стирки, уборки и мытья посуды, уже не могли держать чашку так, как положено этикетом. Пальцы ее скрючились, суставы опухли, костяшки выпирали, и ей уже не удавалось сжать кулаки.

Что до отца Альберта, ноги его были настолько деформированы, точно он всю жизнь проездил на невидимой лошади. Выражаясь словами одного местного остряка, меж его колен могла бы пробежать свинья, и ничто бы ее не остановило. Всю жизнь Сол работал с шерстью, вдыхая содержащиеся в ней мельчайшие невидимые частицы, отчего к старости у него развился страшный астматический кашель, приступы которого было невозможно унять.

Впрочем, тяжелый труд в ткацкой мастерской остался позади, как и стирка для Эстер, которая теперь стирала лишь их собственную одежду. Увы, для многих хозяек того времени подработка стиркой чужого белья была суровой реальностью и повседневностью.

Несмотря на плачевное состояние здоровья, родители приветствовали сына в хорошем настроении, к которому примешивалось восхищение и почти благоговейный трепет, вызванный его неуклонно растущим благосостоянием. Справившись о Ханне, они принялись расспрашивать Альберта о здоровье и успехах любимых внуков. Сол признался, что жалеет лишь об одном – после переезда в Скарборо им предстояло реже видеться с «малышами».

– Они уже не малыши, – усмехнулся Альберт. – Что до ваших встреч, Ханна придумала, как все устроить. В доме по соседству с нашим – а точнее, на противоположном краю «полумесяца» – открылся гостевой дом. Вроде гостиницы, но попроще. Скарборо стал очень популярным курортом, количество отдыхающих растет, и гостевые дома открываются по всему городу. Ханна познакомилась с хозяевами этого дома, супружеской парой; это очень респектабельные люди. Мы вот что думаем: вы могли бы приезжать летом, когда дети будут возвращаться домой на каникулы, и жить в этом доме несколько недель. Гостевые комнаты в нашем особняке, увы, еще не готовы, иначе мы были бы рады принять вас. О расходах не волнуйтесь, я все оплачу. – Альберт улыбнулся. – Еще несколько таких дней, как сегодня, и вы сможете поселиться в «Гранд-отеле» на год.

Его слова пробудили любопытство Сола.

– Значит, дела идут хорошо? – спросил он.

– Лучше среднего, – отвечал Альберт, и улыбка на его лице сообщила, что он лукавит. – Заказов много, надеемся на успешный год, но сами знаете: в торговле шерстью ничего нельзя знать наверняка.

Сол кивнул.

– Еще сюрпризы будут? – спросил он. Ему всегда было интересно слушать о планах сына.

Альберт снова улыбнулся.

– Пока об этом не распространяйся, но мы с Филипом только что подписали контракт на покупку крупнейшего завода по обработке шерсти в Брэдфорде. Теперь он будет называться шерстеобрабатывающим заводом Акройда и Каугилла. Учитывая, какую комиссию мы платили нашим подрядчикам, рассчитываем, что завод окупится за два года. Преимущества такого приобретения налицо: не надо будет ждать, пока нашу шерсть обработают, это всегда замедляло нам работу. Бывало, и заказы упускали из-за того, что не удавалось забронировать время на заводе и кто-то другой размещал большой заказ. А когда доходила очередь до нашего, было уже слишком поздно. Естественно, другие фирмы не станут посылать нам свою шерсть, ведь мы можем узнать, с кем они торгуют. Но нас это не волнует: нам хватит своих заказов, чтобы загрузить завод на круглые сутки и круглый год, не работая со сторонними компаниями. Кроме того, имея собственный завод по обработке шерсти, мы обеспечиваем себе конфиденциальность. И доход вырастет, ведь, не считая издержек на эксплуатацию завода, остальное будет чистой прибылью. Если торговля пойдет на спад и маржа уменьшится, это сыграет нам на руку.

Сол в ошеломлении выслушал эту новость.

– И где этот завод? – спросил он.

– На Престон-стрит. Между Торнтон и Листерхиллс.

Сол задумался.

– Я знаю, где это. Крупное предприятие. Слышал, что управляли им кое-как.

– Мы в курсе, – заверил его Альберт. – И первым делом собираемся избавиться от «мертвого груза» в его руководстве. Завод возглавит Филип, по крайней мере на первых порах. После этой сделки его не узнать. Давно не видел его в таком воодушевлении. Но ему понадобится хороший заместитель, надежный человек, заботящийся о наших интересах, тот, кому постепенно можно будет передать контроль над предприятием.

Альберт замолчал и внимательно взглянул на отца.

– У вас есть кто-то на примете?

– Мы обсуждали это в выходные. Есть несколько вариантов, но Филип хотел узнать, не заинтересует ли это Эрнеста.

– Нашего Эрнеста? – удивленно спросил отец.

Альберт кивнул.

– Он работал в шерстеобрабатывающей промышленности, и у него есть опыт на руководящей должности. Его нынешнее начальство ни за что не захочет его отпускать.

Младший брат Альберта Эрнест Каугилл, вероятно, вдохновившись успехами брата, проделал путь от ткача до начальника смены на известной текстильной фабрике.

Глаза Сола загорелись.

– Хочешь, чтобы я с ним поговорил?

Альберт признался, что эта мысль приходила ему в голову. Отец задумался.

– Вряд ли его придется долго уговаривать, – сказал он. – Мало того что работа интересная и с перспективами продвинуться до начальника, он всегда брал с тебя пример. Он не упустит этот шанс.

– Это не благотворительность, – поспешил прояснить Альберт. – Эрнест достиг больших успехов своим трудом. Мы с Филипом торговцы, больше ничего не умеем. Мы ничего не знаем об обработке шерсти и о том, как управлять заводом. Такой человек, как Эрнест, нам просто необходим. Тот, кто обладает практическими навыками, может предвидеть проблемы до их появления и не допускать их. Если мы сами возьмемся управлять заводом, то скоро зайдем в тупик и только и будем исправлять собственные ошибки.

Оставшийся вечер Альберт рассказывал родителям о здоровье и успеваемости двух их внуков и трех внучек и расспрашивал о жизни своих четырех сестер.

Глава четвертая

Вскоре поезд прибыл в Лидс и настало время пересадки. Альберт ждал пятнадцать минут, слонялся по вестибюлю и наконец вышел на холодную ветреную платформу. Сел на поезд, как только тот прибыл, радуясь, что можно укрыться от промозглого ветра. А устроившись на своем месте, стал размышлять, что ждет его дома по возвращении на мыс Полумесяц.

Совместная жизнь с Ханной изменила Альберта. Под ее влиянием он избавился от мнительности, которой страдал в юности. Нерешительностью он никогда не отличался, но Альберт двадцатилетней давности не мог похвастаться такой уверенностью и зрелостью. Эти качества проявлялись и на службе, и дома, где Альберт легко согласился нанять большой штат домашней прислуги.

Поезд стремительно несся вперед, минуя ущелье Киркхемского аббатства, а Альберт размышлял о том, какими новостями встретит его Ханна. День у нее выдался напряженный, об этом Альберт знал заранее: она беседовала с кандидатами, откликнувшимися на объявление о найме домашней прислуги.

Впрочем, одна служанка у них уже имелась – личная горничная Ханны. Усмехнувшись про себя, Альберт задумался, как та станет приспосабливаться к переменам. Сейчас в ее обязанности входило ухаживать за хозяйкой и всячески обеспечивать ее благополучие, и в доме она пользовалась полной автономией. Теперь же ей предстояло отчитываться не только перед хозяйкой, но и перед дворецким.

Альберт и Ханна никогда не ссорились, но когда речь зашла о найме дворецкого, у них чуть не случилась первая за время брака размолвка.

– Не нужен нам дворецкий, – уперлась Ханна.

– У тебя есть горничная, а скоро будет еще и повар, две служанки, посудомойка, прачка и разнорабочий. Мне же никого не положено; позволь у меня будет хоть дворецкий, у твоего отца же он есть, – возразил Альберт.

– А нам это по карману? – спросила Ханна.

Альберт улыбнулся.

– Думаю, да. Пару недель назад я произвел расчеты. В последние годы дела в фирме шли настолько хорошо, что я решил подсчитать, какими средствами мы располагаем, с точностью до пенни. – И он назвал сумму.

Не будь Ханна столь хорошо воспитана, она бы присвистнула от изумления. Больше они не спорили.

* * *

Альберту не терпелось узнать, как Ханна справилась с наймом прислуги, но та, казалось, не спешила рассказать об этом мужу и предпочла подождать до окончания ужина.

– Чудесный ужин, – сказал Альберт, когда они перешли к десерту. – Удивительно, что ты успела приготовить его, учитывая, сколько времени ушло на собеседования. Ты превзошла себя.

Ханна хитро улыбнулась краешком губ.

Пожелав детям доброй ночи, они вернулись в гостиную и сели пить кофе.

– Так скажи, – нетерпеливо выпалил Альберт, – как все прошло?

Ханна ответила невпопад.

– Я так рада, что тебе понравился ужин, дорогой, – сказала она. – Какое хорошее завершение дня. – Она выдержала паузу, дразня его и глядя на его удивленное выражение, затем продолжила: – И я бы рада принять твою похвалу, вот только я ничего не готовила. За ужин следует благодарить миссис Даллас.

– Кто такая миссис Даллас? – изумленно спросил Альберт.

– Миссис Даллас, – ответила Ханна, и улыбка ее расползлась до ушей, – наша новая кухарка. – Она снова замолчала, наслаждаясь эффектом от своих слов. – Ты же просил испытать прислугу, прежде чем подтвердить назначение, вот я и решила, что ужин – идеальная проверка ее знаний.

Прошло несколько секунд, прежде чем Альберт оправился от потрясения.

– Что ж, – признался он, – кажется, ты наткнулась на золотую жилу. Если остальные слуги под стать этой кухарке, нас ждет счастливая жизнь.

– Хочешь с ней познакомиться?

Миссис Оливия Даллас оказалась совсем не похожа на образ, который уже успел сложиться у Альберта в голове за эти недолгие несколько минут. Он представлял себе дородную матрону лет пятидесяти, а Оливии на вид было едва ли больше сорока, и, хотя фигуру ее нельзя было назвать безупречной, дородной она точно не была. Она уместнее смотрелась бы у них в гостиной, чем на кухне, особенно когда сняла фартук. Женщина была хороша собой: красивое лицо обрамляли слегка вьющиеся светло-каштановые волосы. За время их короткого разговора Альберт узнал, что она недолго была замужем за офицером, трагически погибшим во время учений. До замужества миссис Даллас училась в Париже, где ее отец служил в дипломатическом корпусе. В домоводстве ей не было равных, но особенно блистала она в кулинарном искусстве, к огромному недоумению и удивлению своих учителей, которые были весьма невысокого мнения о британской кухне. Ее родители умерли, и, овдовев, она осталась без дохода и была вынуждена зарабатывать на жизнь тем, что получалось у нее лучше всего. Впрочем, она не считала приготовление еды обязанностью; для нее это была отрада, а то, что за это платили, она воспринимала как приятный бонус.

Миссис Даллас ушла на кухню, а Альберт повернулся к Ханне с восхищенным выражением лица.

– Золотая жила? – промолвил он. – Пожалуй, это целое алмазное месторождение.

Ханна расположилась на одном из больших диванов, стоявших в гостиной. Потянувшись, она взяла небольшую стопку бумаг, лежавших на продолговатом столике рядом с диваном.

– Позволь расскажу о других, – сказала она. – Я наняла дворецкого, двух служанок и прачку. Завтра придут три женщины, заинтересовавшиеся местом посудомойки; миссис Даллас согласилась присутствовать на собеседованиях. Двое молодых людей откликнулись на объявление о поиске разнорабочего. Надеюсь, наш новый дворецкий согласится поговорить с ними вместе со мной.

– А что за дворецкий? – спросил Альберт.

– Его зовут Генри Бёрджесс, – Ханна сверилась с заметками, лежавшими у нее на коленях. – Сорок семь лет, прежде служил дворецким у старого лорда Хэкнесса, но полгода назад…

– Хэкнесса? Того самого, который… – Альберт осекся.

– Да-да, тот самый Хэкнесс, земля ему пухом. Лишился всего своего состояния, неудачно вложившись в оловянные шахты Южной Америки, а когда очутился на грани банкротства, спрыгнул с моста Вэлли-Бридж. Его владения поделили и продали, чтобы выплатить долг кредиторам, а Генри остался без работы. По понятным причинам предыдущий хозяин не смог написать ему рекомендацию, и найти новое место оказалось не так-то просто. Ну а мне он показался открытым, приятным и честным малым. Вдобавок он набожный методист ¹⁰, член Общества трезвости.

Альберт поморщился.

– Другим он пить не запрещает, – усмехнулась Ханна, – и тебе не придется беспокоиться, что он приложится к бутылке твоего любимого портвейна. Признаюсь, он меня впечатлил. Сколько в нем спокойного достоинства! Из всех кандидатов он понравился мне больше всего.

Альберт кивнул в знак одобрения.

– Я доверяю твоей интуиции, Ханна. Всегда знал, что ты хорошо разбираешься в людях, как и твой отец.

Ханна улыбнулась и продолжала:

– Две девушки из тех, что были сегодня, подходят на должность служанок. – Ханна посмотрела на свои заметки. – Саре двадцать три года, местная, живет в старом городе, помолвлена с рыбаком. Работает горничной в «Гранд-отеле», но хочет перейти на более достойное место. Другой девушке всего восемнадцать, зовут ее Элис, и она тоже служит горничной в «Гранд-отеле». Она сирота, найденыш, а нашли ее, можешь себе представить, в Хэррогейте. В четырнадцать лет поступила в «Гранд-отель» младшей прачкой и дослужилась до горничной. Милая девушка, способная, умная и очень аккуратная. Еще я наняла прачку. – Ханна снова заглянула в свои записи.

– Только не говори, что она тоже из «Гранд-отеля», – рассмеялся Альберт.

Ханна смерила его испепеляющим взглядом.

– Нет, – ответила она притворно-надменным тоном, – она работает в отеле «Сент-Николас». Если ты хотел набрать штат исключительно из сотрудников «Гранд-отеля», надо было меня предупредить, – добавила она.

– Нет-нет, что ты, я доволен твоим выбором, – поспешно заверил ее Альберт.

– Итак, новая прачка из семьи фермеров, живет близ Снэйнтона и работает в «Сент-Николасе» три года. Если внешность прачки о чем-то говорит, наше белье в надежных руках. Что до остальных, – подытожила она, – посмотрим, что будет завтра.

– Хорошая работа, – кивнул Альберт. – Ты прекрасно справилась. – Он удовлетворенно вздохнул. – А ростбиф-то, ростбиф! Объедение.

* * *

На следующий день, вернувшись вечером со станции, Альберт поднялся на крыльцо своего дома и с удивлением обнаружил, что дверь перед ним распахнулась сама собой. На пороге стояла высокая фигура, одетая в черное; человек придерживал дверь, пропуская Альберта в коридор.

– Добрый вечер, сэр, – поприветствовал его мужчина в черном. – Я Генри, ваш новый дворецкий. – Генри слегка поклонился и взял шляпу из рук Альберта. – Позвольте взять ваше пальто.

– Добрый вечер, Генри, – ответил Альберт, оправившись от шока. – Приятно с вами познакомиться. Надеюсь, вам у нас понравится.

Генри просиял.

– Не сомневаюсь, сэр. В гостиной ждут мадам и дети. Желаете ли выпить, прежде чем пойдете переодеваться к ужину, или предпочитаете подождать?

Альберт поблагодарил Генри, отказался от выпивки и поспешил в гостиную. На пороге остановился, с нежностью глядя на открывшуюся его глазам семейную сцену. Ханна сидела на своем любимом диване с раскрытым журналом на коленях. По обе стороны от нее расположились Ада и Цисси. Зеркальная поза девочек подчеркивала их непохожесть. Темноволосая полноватая Ада пошла в отца, в то время как Цисси унаследовала от матери красоту и светлые, почти белые волосы, обрамлявшие бледное, как у хрупкой фарфоровой куклы, лицо с яркими пятнами румянца на щеках.

У Сонни, как и у Ады и отсутствующих Джеймса и Конни, волосы были темные, а кожа – смуглой, точно всегда загорелой. Он сидел на подлокотнике большого кресла и читал захватывающий приключенческий роман Стивенсона «Похищенный».

Дверь открылась, все оторвались от своих дел, и трое детей побежали навстречу отцу. Альберт улыбнулся их матери и рассказал о своем удивлении, когда Генри открыл входную дверь и поприветствовал его.

Еще одно небольшое потрясение ждало его за ужином, который подала к столу юная служанка Элис. Свои обязанности она исполнила аккуратно и профессионально, заслужив лишь пару редких замечаний от наблюдавшего за ней Генри. Юная сирота вызвала у Альберта любопытство, и за ужином у него появилась возможность внимательно ее разглядеть. Позднее он признался Ханне, что та, хоть и рассказала ему немного об Элис, забыла упомянуть о ее ошеломляющей красоте. Элис была миниатюрной, едва ли выше пяти футов ростом, тоненькой, как и полагается девушке ее возраста, но с намечающимися пышными формами. Лицо в форме сердечка обрамляли волосы цвета воронова крыла; черты лица были правильными и пропорциональными, кожа – бледной, а глаза, что удивительно, ярко-голубыми: редкость для черноволосых. Когда она заговорила, спрашивая, не нужно ли принести добавки, или прося разрешения убрать со стола, ее голос оказался тихим и ласковым, а выговор – правильным и приятным.

Они вернулись в гостиную, и Генри принес кофе, а Альберту налил бренди.

– Мне даже жаль, что Элис не задержится у нас надолго, – признался Альберт Ханне. – С такой внешностью она непременно скоро станет женой какого-нибудь счастливчика. – Он улыбнулся. – А ужин, дорогая, выше всяких похвал. Не я один так считаю, судя по тому, как дети вычистили тарелки.

Ханна согласно кивнула:

– Мы с миссис Даллас сегодня трудились не покладая рук, и я рада, что ужин тебе понравился. Сара, вторая служанка, выйдет с завтрашнего дня; завтра же начнет работать прачка. Миссис Даллас и Генри помогли выбрать посудомойку и разнорабочего; его зовут Джордж Миллз. Он идеально подходит на эту должность. Ему девятнадцать лет, он крепко сложен и справится даже с тяжелой работой. Родом он из старого города, как и Сара, младший сын в семье рыбака, но родные считают его позором семьи. От одного вида волн у него случается приступ морской болезни, а в море он выйти вовсе не в состоянии. По его словам, его тошнит даже от запаха морской воды.

– Да уж, рыбаком в таком случае ему не бывать, – усмехнулся Альберт.

– Насчет посудомойки нам с миссис Даллас даже спорить не пришлось. Она замужем, но супруг ее инвалид, и ей нужна работа. Рекомендации у нее отличные. Прошлые хозяева переезжают в Симер, а это очень долгая дорога. Она хочет быть поближе к дому, поэтому и решила поменять место.

– Знаешь, я очень жду Пасху, – сказал Альберт, когда Ханна договорила. – Джеймс и Конни приедут на каникулы, и мы впервые окажемся в новом доме всей семьей. Большой дом, слуги – в нашей жизни начнется новая глава.