Читать книгу: «Дом на мысе Полумесяц. Книга 1. Братья и сестры», страница 4

Глава седьмая

Дождь, хлынувший в день праздника в саду, не прекратился и ночью и ознаменовал конец долгой череды погожих дней. Остаток недели и еще некоторое время спустя над Скарборо гремели свирепые грозы с молниями, громом, ливневыми, почти муссонными дождями и периодическим градом. Но для семейства Каугиллов и его ближайшего окружения лето выдалось штормовым и в переносном смысле.

Джеймс и Конни пробыли в Скарборо всего неделю, когда Каугиллам-старшим – Солу и Эстер – пришлось прервать пребывание на мысе Полумесяц. Телеграмма пришла, когда семья готовилась идти на пикник; Генри принес ее в гостиную на серебряном подносе, но вручил не Альберту, а Солу. Сол поспешно разорвал конверт, пробежал глазами строки и побледнел.

– В чем дело, Сол? – испуганно спросила Эстер.

– Этель заболела. Нам нужно тотчас возвращаться. Что с ней, не пишут, но, похоже, дело серьезное.

Новость заставила всех приуныть: дети обожали сестру Альберта, но что с ней стряслось, Сол и Эстер узнали, лишь вернувшись в Западный райдинг.

Этель заведовала яслями и начальной школой Грейт-Хортон. В последнюю неделю семестра она часто жаловалась на плохое самочувствие. У нее болела голова, поднялась температура и возникло гриппозное состояние: ее бросало то в жар, то в холод. К симптомам присоединилась боль в горле и периодические головокружения. К моменту возвращения Сола и Эстер на Пил-сквер врач, не в силах поставить диагноз, поместил Эстер на карантин в инфекционную больницу. Персонал больницы пустил родителей к Этель после больших колебаний, и Сол и Эстер обнаружили дочь в полуобморочном состоянии; даже когда та приходила в себя, ее сознание нельзя было назвать ясным.

К тревогам Альберта о здоровье сестры добавились новые домашние заботы; как-то вечером он сел обсудить их с Ханной. Джеймс повел Сонни на песчаный пляж на южном берегу поиграть в крикет, а девочки разошлись по комнатам.

– Все разом навалилось, – пожаловался Альберт жене. – Сначала заболела Этель, теперь Цисси. В начале лета, когда стояла ясная безоблачная погода, она вроде бы пошла на поправку, но после юбилейных торжеств ей снова стало хуже. И Ада… в толк не возьму, что творится с этой девчонкой. Слоняется по дому с мрачным видом и чуть ли на людей не бросается, стоит им с ней заговорить. Джеймс вроде здесь, но все время витает в облаках. Словно спит наяву и приходит в себя, только когда Ада начинает к нему цепляться. А она почему-то чаще других выбирает его своей жертвой. Только Конни ведет себя нормально, да и малыш Сонни.

– Я тоже заметила странное поведение Ады, но никак не пойму, в чем проблема, – согласилась Ханна, – а Цисси нужно отвести к врачу. Она так давно хворает, что это не может быть просто реакцией на погоду.

Ханна вдобавок переживала за ухудшающееся здоровье своей сестры Гермионы. По подсчетам, родить та должна была в начале ноября, но все указывало на то, что сестра вряд ли доносит ребенка до срока.

Обыкновенно в таких обстоятельствах Альберта утешала работа, служа отдохновением или по меньшей мере отвлекающим фактором от домашних забот. Но сейчас даже этого утешения у него не осталось. Торговля шла плохо. К переизбытку шерсти на рынке добавилось снижение спроса, и цены на сырье упали. Тем летом впервые в истории фирмы выдалась катастрофическая неделя, когда не поступило ни одного заказа.

Филип Акройд занимался делами шерстеобрабатывающей фабрики, планируя в дальнейшем передать управление Эрнесту Каугиллу; Майкл Хэйг погряз в бракоразводном процессе, полном взаимных обид и претензий, и вышло так, что летом тысяча восемьсот девяносто седьмого года руководство фирмой легло почти целиком на плечи Альберта. Несмотря на спад в торговле, грозивший затянуться надолго, «Хэйг, Акройд и Каугилл» располагали огромными резервами. Склады их не были перегружены сырьем, так как Альберт предвидел тяжелые времена и в последнее время закупал в Южной Америке, Южной Африке, Австралии и Новой Зеландии намного меньше шерсти, чем десять лет назад, когда в шерстяной промышленности царили безмятежные дни. Закупки помогали поддерживать запасы на минимальном уровне, отвечающем снизившимся запросам немногих оставшихся заказчиков.

К сентябрю тревоги Альберта частично улеглись: Джеймс и Конни вернулись в школу, а для Ады настало время первого семестра в школе-интернате. Сестра Альберта Этель пошла на поправку, и, хотя восстанавливалась не так стремительно, как заболела, врачи тем не менее посчитали ее состояние удовлетворительным. Филип передал часть своих обязанностей по управлению фабрикой Эрнесту Каугиллу и смог снова частично взять на себя ведение дел в «Хэйг, Акройд и Каугилл».

Впрочем, были новости и менее приятные. Развод Майкла Хэйга от недели к неделе оказывался все более неприятной процедурой; стороны засыпали друг друга обвинениями и претензиями, к огромному удовольствию адвокатов, чьи гонорары росли с каждой консультацией и официальным письмом.

Здоровье Цисси продолжало ухудшаться. Стоя на платформе вокзала в Скарборо и провожая Джеймса, Конни и Аду в школу, мыслями Ханна с Альбертом были дома, на мысе Полумесяц, где им сегодня предстояло встретиться с доктором Каллетоном, местным педиатром и их новым другом.

Поезд подошел, пассажиры стали занимать места соответственно обозначенному на билетах классу, и Альберт с Ханной попрощались со своими тремя детьми, поцеловав каждого по очереди. Предчувствие перемен витало в воздухе. Для Джеймса этот семестр должен был стать последним. Вообще-то, он должен был закончить школу еще летом, но остался по просьбе директора.

Они разговорились, когда Джеймс возвращался с крикетного поля после победы над командой противника. Близился конец семестра, и директор напомнил ему об этом.

– Еще несколько недель, и твое обучение подойдет к концу, Джеймс, – заметил директор. – Ты будешь работать в фирме отца?

– Отец хочет, чтобы я продолжил учиться в университете, сэр, но я, признаюсь, не горю желанием, – ответил Джеймс. – Не примите на свой счет, господин директор, но, кажется, я свое отучился.

Директор был одним из самых мудрых учителей того времени, недаром ему поручили возглавить престижнейшую школу Форест-Мэнор. Прежде чем ответить, он задумался над словами школьного старосты.

– Джеймс, я с тобой согласен. Для своих лет ты очень зрелый юноша и готов начать взрослую жизнь. Но раз уж ты не планируешь провести следующие три года своей жизни в закрытой университетской среде, хочу спросить, не согласишься ли ты пожертвовать нам еще три месяца и сделать школе последнее одолжение?

– Какое?

– Мальчик, которого я выбрал на роль нового школьного старосты, осенью сдает три экзамена. От результатов этих экзаменов будет зависеть его дальнейшая карьера. Целиком посвятив себя подготовке, он не сможет как следует выполнять свои обязанности старосты. Если бы ты остался в школе всего на один семестр, я был бы тебе очень благодарен.

– Я должен спросить отца.

Директор виновато кашлянул.

– Разумеется, ввиду обстоятельств обучение будет бесплатным, – добавил он.

Джеймс усмехнулся.

– Тогда он точно возражать не станет. Он же из Йоркшира, сэр.

* * *

В том же году закончить школу предстояло и Конни. После Альберт и Ханна планировали отдать ее в женский колледж, хотя конкретное учебное заведение пока не выбрали.

Что до Ады, для нее приключения только начинались. Ей впервые предстояло уехать из родного дома в незнакомое место и жить в компании более ста пятидесяти девочек, среди которых у нее не было ни одной знакомой, кроме Конни. Если эта перспектива страшила Аду, вида она не показывала. От угрюмости прежних нескольких месяцев не осталось и следа: девочка была оживлена и даже взбудоражена. К ней вернулись веселость и общительность, сменив мрачную ворчливость, к которой домашние уже успели привыкнуть. Даже Джеймс, излюбленная жертва ее недовольства, узнавал в ней прежнюю Аду, которую уже отчаялся увидеть снова.

Когда тормозной вагон ¹² скрылся за поворотом и начался первый отрезок пути, Альберт и Ханна повернулись к выходу с платформы. После прощания с детьми на душе было тяжело, и новости, ждавшие их дома, не принесли облегчения.

* * *

Угрюмость и задумчивость читались на лице доктора Стивена Каллетона, сидевшего напротив Альберта и Ханны в гостиной дома на мысе Полумесяц. Ведь ему предстояло выполнить одну из самых неприятных обязанностей практикующего врача, чья профессия подразумевала немало сложных аспектов.

Доктор нервно откашлялся.

– Боюсь, состояние Цисси серьезнее, чем я ожидал. У нее тяжелая форма туберкулеза. Чахотка. – Он замолчал, а родители с ужасом осмыслили его слова.

Ханна горько всхлипнула, и Альберт крепко сжал ее руку. Сам он сидел, стиснув челюсть; боль исказила его напряженные черты и отражалась в темных глазах. Последовало долгое и горестное молчание. Наконец дар речи вернулся к Альберту, и тот задал неизбежный вопрос, боясь услышать ответ:

– Какие у нее шансы, Стивен?

Молодой доктор ждал этого вопроса и был к нему готов, но отвечать все равно было тяжело:

– По правде говоря, шансов мало. Болезнь укрепилась и уже на запущенной стадии.

Он выждал еще немного, хоть и знал, какой вопрос последует. Его задала Ханна, которая по-прежнему сидела, вцепившись в руку Альберта:

– Вы говорите, что шансов мало, но значит ли это, что ситуация безнадежна, или ей все-таки может стать лучше? И что нужно сделать, чтобы увеличить шансы на выздоровление?

– Невозможно сказать, безнадежно ее положение или нет. Хотя болезнь изучается и сейчас мы, безусловно, знаем больше, чем пятьдесят лет назад, лекарство не найдено. Но есть определенные условия, при которых ее состояние может улучшиться… Боюсь, речь о радикальных мерах. – Подготовив почву для того, что он должен был сказать, доктор продолжал более уверенно: – Есть заведения, специализирующиеся на уходе и лечении туберкулезных больных, и мои коллеги говорят, что статистика выздоровления хорошая. Но мы не знаем одного – на какой стадии заболевания поступили в эти заведения выздоровевшие пациенты. Это одна проблема. Вторая – в дороговизне пребывания в этих санаториях. Наконец – и это может стать главным препятствием – лучший туберкулезный санаторий находится в Швейцарии.

Стивен Каллетон снова замолчал и продолжил:

– Причина в местном климате. Альпийский воздух чист, холоден и сух; по всей видимости, в этих условиях болезнь не развивается. Не могу обещать, что Цисси поправится; это было бы с моей стороны безответственно. Но скажу, что, если стоимость лечения и путешествие в Швейцарию не является для вас препятствием, пребывание девочки в санатории увеличит ее шансы выжить. Теперь я вас оставлю; обговорите ситуацию между собой, и, если понадобятся дополнительные сведения – например, о цене, – я буду рад все выяснить. Если решитесь на лечение, которое я предложил, я помогу все устроить. Жаль, что нам приходится вести этот разговор.

* * *

Почти сразу после того, как брат отвез девочек в школу, Аду с Конни разделили. Всех новеньких собрали вместе и проводили в корпус, где располагалось общежитие. Система корпусов предназначалась не для того, чтобы расселить учениц по возрастам. Таким образом школьная администрация поощряла дух соперничества между девочками из разных корпусов и в учебе, и в спорте и командных играх, и во внеклассных занятиях, каких в Хэррогейте было множество – от шахмат и бриджа до ораторского клуба и дебатов. Руководство школы полагало, что подобное соперничество служит девочкам здоровой мотивацией и побуждает их стараться изо всех сил. Среди учителей выбирали наставника корпуса, и те гордились своими подопечными, случись тем одержать верх над соперницами в том или ином предмете.

Среди учениц выбирали старосту корпуса, которая отчитывалась перед наставником, старостами школы и директрисой. Староста отвечала за дисциплину и порядок в своем корпусе. Система располагала к различным злоупотреблениям властью, но на самом деле издевались над младшими в Хэррогейте крайне редко.

Ада и другие девочки, приписанные к корпусу Найтингейл, выстроились в актовом зале. Наставнице корпуса Найтингейл предстояло первой обратиться к своим подопечным и рассказать им, что ждет их в школе. Затем выступила директриса, перечислившая их обязанности, а после девочек препоручили заботам старост.

Староста Найтингейла Хильда Драммонд с любопытством оглядывала новеньких. В школе принцессы Каролины Хильда училась последний год, и в последний раз под ее управление поступила партия первокурсниц. Произнося традиционное приветствие старосты, Хильда внимательно рассмотрела каждую из девочек. Ее пост подразумевал определенные привилегии: одной из них была возможность выбрать первокурсницу, которой предстояло стать ее подручной. Хильда терпеть не могла выражение «на побегушках» – в школах для мальчиков помощников старост именно так и называли – и предпочитала называть свою подопечную Пятницей ¹³.

Оглядывая выстроившихся в ряд девочек, она заметила подходящую кандидатуру: красивую темноволосую девчушку с живой улыбкой и блестящими темными глазами. На вид хорошая, надежная, энергичная девочка, которая должна была справиться с поручениями Хильды и обязанностями ее помощницы. Хильда вышла в центр зала для речи и встала перед собравшимися, с удовлетворением увидев, что новенькие во все уши слушали ее выступление. После девочки стали ждать, пока старосты назовут их имена и проводят в назначенные им общие спальни. Но прежде, чем все разошлись по комнатам, Хильда поманила девочку, которую заприметила ранее:

– Пойдем со мной. Как тебя зовут?

– Ада Каугилл, мисс, – ответила девочка задрожавшим от тревоги голосом. Ада решила, что у нее неприятности, а ведь она пробыла в школе всего час!

– В чьей спальне Ада Каугилл? – выкрикнула Хильда.

Одна из старост подняла руку.

– Хорошо, вычеркни ее и исправь список. Ада будет моей Пятницей и пойдет со мной.

Ада вышла из актового зала вслед за Хильдой Драммонд и миновала толпу первокурсниц из соседнего корпуса, ждавших своей очереди в коридоре. Когда они отдалились от шумного сборища, Хильда повернулась к Аде и улыбнулась:

– Ада, у тебя такой тревожный вид. Не бойся, все в полном порядке. – Она объяснила, что ждет Аду в роли ее помощницы: – Твои обязанности будут просты и не помешают учебе. Ты будешь поддерживать чистоту и порядок в моих комнатах, выполнять мелкие поручения, принимать и передавать сообщения, открывать дверь и тому подобное. У тебя будет отдельная комната рядом с моей. Поняла?

Ада кивнула, выслушав Хильду с облегчением и радостью.

– Хорошо. Сначала покажу тебе твою комнату, а потом найдем носильщика, и он принесет твои вещи. – Хильда улыбнулась девочке. – Мы с тобой поладим, я знаю. Что-то мне подсказывает, что тебе в школе очень понравится.

Ада поймала на себе взгляд умных зеленых глаз своей наставницы и поняла, что та, пожалуй, права.

Глава восьмая

Майкл Хэйг безрадостно глядел в суровое лицо своего адвоката. Он подумал о своем браке, неуклонно катившемся вниз по наклонной, о частых и необъяснимых отлучках Шарлотты, о ее лжи и лицемерии. Майкл был готов отпустить ее, пойти по пути наименьшего сопротивления и взять на себя ответственность по ее содержанию, но, получив новое письмо от ее адвоката, внезапно передумал. В письме содержались намеки на его физическую и моральную жестокость и выдвигались невероятные обвинения в словесном и физическом насилии. Адвокат советовал принять условия, описанные в письме, чтобы не допустить еще больших финансовых потерь. Но Шарлотта требовала сумму, намного превышавшую его первоначальное предложение; хотя деньги у Майкла имелись, он не желал платить столь высокие отступные.

Он помолчал, глубоко вздохнул и решительно ответил:

– Нет. Я не согласен на эти условия и никогда не соглашусь. Если ей нужны такие деньги, пусть заработает их на панели. Это чистый шантаж, и он ничем не подкреплен. – Майкл презрительно указал на лежавший на столе документ. – Вот что вы сделаете: подготовите ответ, где подтвердите, что письмо получено, но построчно опровергнете все эти обвинения, каждое написанное здесь слово, и откажетесь принимать условия. Также напишите, что мы берем обратно все предыдущие предложения, и добавьте несколько встречных обвинений, чтобы у них появилась пища для размышлений.

Услышав последнее замечание Майкла, адвокат оживился.

– А я смогу чем-то подкрепить эти обвинения? – с ноткой сарказма полюбопытствовал он.

Майкл презрительно фыркнул.

– Когда я закончу с этим делом, у вас будут все необходимые доказательства. Дайте мне месяц, максимум шесть недель, и я дам вам все, что нужно.

С этими словами Майкл встал, кивнул адвокату и вышел. Раскаленная добела ярость сжигала его изнутри, и он понял, что должен успокоиться перед возвращением на службу в «Хэйг, Акройд и Каугилл». Бродя по улицам города, он вспомнил вывеску над дверью в Айвгейте, развернулся и зашагал вверх по узкой наклонной улочке, пока не оказался у места назначения. Прочел надпись на маленькой скромной вывеске на двери и вошел.

Лишь к концу дня Майкл вернулся на Мэнор-роу и сразу заметил, что что-то не так. Обычно и в торговом отделе, и в цехе контроля качества царило свойственное конторе оживление: служащие переговаривались, сплетничали, могли и пошуметь. Однако сегодня, хотя все были на своих рабочих местах, разговаривали тихо, почти шепотом. А почтенный конторский кассир, которого явно отправили следить за входом, поприветствовал Майкла и доложил, что мистер Альберт немедленно вызывает его к себе.

Сегодня Альберт не сидел на своем обычном месте за массивным дубовым столом, а стоял у мраморного камина. Лицо его было мрачным и обеспокоенным.

– Майкл, слава богу, ты вернулся. К сожалению, у меня плохие новости. Вчера ночью сестра Ханны Гермиона родила недоношенного мальчика. Тот, увы, родился мертвым. Но и это не все: бедная Гермиона не пережила тяжелых родов и скончалась через несколько часов. – Альберт замолчал, давая Майклу возможность осмыслить шокирующие трагические известия, а после продолжал: – Естественно, Филип некоторое время не сможет заниматься делами, да и мне с учетом болезни Цисси придется побыть дома. Выходит, все ложится на твои плечи. Не только в конторе, но и на шерстеобрабатывающем заводе. Эрнест вроде освоился, но все еще нуждается в руководстве, а значит, тебе придется распределить время и ездить то сюда, то на Престон-стрит. И я бы не сомневался, что ты справишься, но у тебя самого проблем по горло.

– Не беспокойтесь обо мне, я справлюсь, – ответил Майкл. – Здесь все хорошо обучены. У нас лучшая торговая команда. За это им и платим. Мы всегда старались избегать кризисов, но для любой компании приходит время, когда необходимо и планирование, и продуманное руководство.

Еще несколько минут они обсуждали практические вопросы – право на подпись чеков и документов и тому подобное, – а затем Альберт сказал, что уходит, чтобы успеть на ранний вечерний поезд. У двери кабинета он остановился и задумчиво произнес:

– Когда я вернусь, мы с Ханной решим, отправлять ли Цисси в санаторий. Возможно, тебе придется быть у руля довольно долго.

* * *

Всего через две недели после начала нового семестра Джеймс встретил сестер в Хэррогейте и привез их в Брэдфорд. Там Конни, Ада и Джеймс встретились с родителями и пошли на похороны Гермионы. Дома остались лишь Цисси, которая была слишком слаба для поездок, и Сонни, еще маленький для похорон. После отпевания семья вернулась в прежний дом Гермионы на траурное чаепитие, и Альберт, улучив минутку, отвел в сторону Джеймса и Конни.

– Дети, я должен сообщить плохую новость о здоровье Цисси. – Он рассказал о диагнозе младшей дочери и добавил: – Мы с вашей мамой еще не решили насчет лечения, но я хочу, чтобы вы понимали, насколько все серьезно.

Через несколько дней Альберт и Ханна подробно обсудили ситуацию.

– Насколько я понимаю, – сказал Альберт жене, – у нас нет выбора, хотя это тяжело признавать. Я рассказал обо всем Джеймсу и Конни, хотя и не стал уточнять, что ситуация критическая. Они уже взрослые зрелые люди и могут позаботиться о себе самостоятельно. Ада и Конни ходят в одну школу, и Конни за ней присмотрит.

– А Сонни? – спросила Ханна.

– У меня есть предложение. Если мы возьмем Сонни в Швейцарию и снимем дом недалеко от санатория, Цисси сможет проходить лечение днем, а вечера проводить с нами. Чтобы нам было легче, возьмем с собой Генри. Я напишу директрисе школы принцессы Каролины и директору школы Джеймса и попрошу разрешить всем троим остаться в школе на рождественские каникулы. Дом на мысе Полумесяц закроем и оставим миссис Даллас за ним приглядывать. Поскольку дома никого не будет, остальных слуг можно отпустить по домам во временный отпуск и попросить приходить раз в неделю, поддерживать порядок в доме и отчитываться перед миссис Даллас. Миссис Даллас и Элис останутся жить в доме, так как больше им некуда идти.

– А фирма? – Альберту почти удалось уговорить Ханну, но той нужно было подтверждение, что все аспекты их прежней жизни останутся под присмотром.

– Я уже намекал Майклу, что, вероятно, события примут именно такой оборот. И не сомневаюсь в его способностях. Да и Филипу будет полезно отвлечься, сосредоточившись на делах.

– Здоровье Цисси прежде всего, – согласилась Ханна. Напряжение последних недель вдруг показалось невыносимым. – Альберт, – взмолилась она, и голос надломился от переполнявших ее чувств.

Он обнял ее и крепко держал, пока она плакала, а у самого глаза щипало от слез.

* * *

Альберт попросил Стивена Каллетона договориться о лечении и забронировать палату в санатории. Сам он подготовил путешествие для всей семьи и Генри, в мельчайших деталях спланировав каждый этап маршрута. Написал письма директорам обеих школ, но сообщать о планах Джеймсу, Конни и Аде пока не стал, решив подождать ответа директоров.

Ханна сообщила об отъезде слугам, и те охотно согласились на новые условия. Цисси была их любимицей, и все надеялись, что лечение ей поможет. Доктор Каллетон подтвердил, что их ждут в санатории в первых числах ноября, а продлится лечение до конца января. Если после этого срока они решат вернутся в Англию, доктор посоветовал перевезти Цисси на южное побережье, где климат более умеренный, особенно зимой; и рекомендовал в качестве возможных мест проживания Борнмут и ближайшие к нему курорты.

Ответы из обеих школ пришли очень быстро; в данных обстоятельствах, писали директриса и директор, они будут рады помочь. Теперь, когда о благополучии старших детей можно было не беспокоиться, исчезло последнее препятствие для отъезда. Альберт и Ханна сели писать письма Джеймсу, Конни и Аде.

* * *

Майкл Хэйг мрачно уставился на лежавший на его столе отчет. Поднял голову и взглянул на сидевшего напротив мужчину.

– Вы уверены, что все описанное в этом документе, – он указал на два листа писчей бумаги, – при необходимости можно будет доказать в суде?

Детектив кивнул:

– У меня большой опыт в подобных делах, а тут все ясно как божий день. Надежные свидетели, копии гостиничных счетов и вот еще… – он достал из внутреннего кармана пиджака конверт, – письма, которые мне удалось достать. Очень интимные, местами, можно сказать, даже непристойного содержания. Сомнений быть не может: ваша жена крутила шашни за вашей спиной более двух лет.

Даже адвоката Майкла, человека, склонного к чрезвычайной осторожности, убедили показания частного детектива и изобличающие улики.

– Теперь я не сомневаюсь: вы в выигрышной позиции, им нечем крыть. Полагаю, мы сможем добиться развода очень быстро, и это почти ничего не будет вам стоить. – Он сухо улыбнулся: Майкл впервые видел его в приподнятом настроении. – За исключением наших гонораров, разумеется, – поспешно добавил адвокат.

– Делайте, что должны, – коротко ответил Майкл. – Эта грязная тяжба так меня измотала, что я хочу лишь одного: скорее со всем покончить.

* * *

Хотя на похоронах тети Гермионы отец подготовил Конни и Джеймса к возможным переменам, письма родителей все же оказались для них сильным ударом. Отец сообщал, что дом на мысе Полумесяц закроют, а они с Ханной и младшими детьми в скором времени отбудут в Швейцарию. Бабушка с дедушкой с материнской стороны, Филип и Эллен Акройд, проведут Рождество с сестрой Ханны Флоренс и ее семьей; Сол и Эстер Каугиллы, родители Альберта, по-прежнему выхаживали его сестру, чье выздоровление после таинственной болезни затянулось и шло очень неспешно. В этих обстоятельствах, писал Альберт, он договорился, чтобы дети остались на Рождество в школе. И как ни жаль ему, что первое Рождество на мысе Полумесяц не получится отпраздновать всем вместе в новом доме, он не сомневается, что они отнесутся к этому с пониманием. Он добавил, что Майкл Хэйг предложил приехать в Хэррогейт на праздники и вывести Конни и Аду в свет; Альберт написал директрисе и дал родительское согласие на этот визит.

Джеймс и Конни были отчасти готовы к неприятным известиям, и тем не менее письмо их опечалило. Но для Ады, ни о чем не знавшей заранее, случившееся явилось страшным потрясением. Она едва примирилась с потерей любимой тети Гермионы, как на нее обрушилась новость о тяжелой болезни Цисси. К горю примешивалась тревога, одиночество и тоска по дому. Снова и снова она перечитывала письмо отца в кабинете Хильды Драммонд, которым ее наставница ей разрешала пользоваться. Там Хильда ее и обнаружила с лицом, опухшим и раскрасневшимся от слез. Она ласково утешила и успокоила юную подругу.

Позднее тем вечером, когда общежитие погрузилось в тишину, Хильда услышала из комнаты Ады сдавленные рыдания. Она выскользнула из кровати, вышла из своей комнаты и прошла через кабинет, разделявший их с Адой спальни; тихонько приоткрыв дверь в комнату подруги, увидела, что там царил полумрак.

– Ада, – тихо произнесла она, – все ли с тобой в порядке?

Ответом были рыдания, нахлынувшие с новой силой. На ощупь прокладывая путь в темноте, Хильда подошла к кровати и села на край. Ада сидела прямо, в незанавешенное окно лился слабый свет убывающей луны, в котором едва угадывался ее силуэт. Хильда обняла Аду за плечи, и та в отчаянии к ней прильнула. Хильда взглянула на Аду, сочувствуя ее несчастью и восхищаясь смуглой красотой девушки. «Если бы только было можно», – с глубоким сожалением подумала она и при этой мысли машинально обняла Аду крепче, ощущая смятение, несмотря на все свои благие намерения. Ада же почувствовала ее состояние каким-то непостижимым образом, повернулась, взглянула на Хильду влажными от слез глазами и улыбнулась ей.