Фактор кролика

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2022

Всем, с кем я на ты.

Спасибо

Сейчас

Я смотрю кролику в глаз, когда вдруг гаснет свет.

Левой рукой я сжимаю тюбик промышленного клея, а в правой держу отвертку. Прислушиваюсь.

В полутьме кажется, что кролик увеличивается в размерах. Голова у него растет, глаза выпучиваются, кончики ушей удлиняются, пока не растворятся в сумраке, а передние зубы изгибаются, как слоновьи бивни. В один момент его трехметровая фигура становится вдвое выше, вдвое шире и гораздо страшнее, словно хранит внутри себя тьму. Она как будто наблюдает за мной, словно я – аппетитная морковка.

Разумеется, ничего этого нет. Гигантский немецкий кролик сделан из твердого пластика и металлических креплений.

Игровой зал – это большое, высокое и пустое помещение. «Заходи, здесь весело». Здесь все еще пахнет детскими шалостями и фастфудом, сахарная сладость выпечки как будто липнет к одежде.

Я стою между Горкой и Вараном. Я жду. С лестницы падают на пол длинные тени. Светятся лампа над входом и множество больших и маленьких лампочек на механизмах и аттракционах. Свет тусклый и мутный, напоминающий зеленую надпись на табличке «Выход», желтый сигнал светофора и красные кнопки «Вкл/Выкл».

Еще совсем недавно в аналогичной же ситуации я решил бы, что свет погас из-за скачка напряжения или из-за неисправностей ламп. Но недавние события научили меня: то, что кажется наиболее вероятным, зачастую невозможно. И наоборот: то, от чего я когда-то запросто отмахнулся бы, сочтя вероятность ничтожной, теперь составляет всю мою жизнь.

Шаги. Почему я не услышал их раньше?

Последние посетители ушли отсюда час назад. Последний сотрудник отправился домой полчаса назад.

С этого момента я остался в одиночестве, проверял аттракционы. Я даже прополз через Клубничный лабиринт, предварительно натянув резиновые перчатки; дети бросают в лабиринте всякую всячину, от еды и одежды до содержимого подгузников. Я забирался на бесчисленное множество платформ и террас, открывал и закрывал двери, почистил Туннель призраков и Черепашьи гонки, убедился, что лианы в Замке приключений не сплелись в клубок и полностью готовы к завтрашнему нашествию маленьких Тарзанов с липкими пальчиками. Затем я переключился на сломанного кролика. Не представляю себе, как кто-то ухитрился оторвать ему правое ухо. Ухо крепится к голове на высоте двух с половиной метров. Средний рост наших клиентов – около метра двадцати, а медианный – еще ниже.

С достаточной долей уверенности я могу определить, что шаги раздаются с той стороны, где расположено кафе «Плюшка и кружка». Они принадлежат человеку, который пытается двигаться как можно тише, но чьи габариты делают это невозможным.

Я отступаю на пару метров и быстро бегу к Замку приключений. И впервые вижу пришельца. Грузный мужчина, одетый в темное, шагает с максимальной осторожностью. Похоже, он ищет меня возле лап кролика, но я успеваю укрыться в спасительной тени «черепах». Я продолжаю пятиться назад, приближаясь к воротам Замка приключений. Там начинается тропа, которая ведет к Тайному водопаду. Разумеется, это не настоящий водопад, это скалодром, сделанный из синих канатов. Даже если мне удастся попасть внутрь Замка приключений, неизвестно, как я буду оттуда выбираться. Но это уже совсем другая проблема. Стоит отметить, что я не планирую сбежать на «черепахе», чья максимальная скорость составляет десять километров в час.

Мужчина останавливается перед кроликом. Я вижу его в профиль. Лампа аварийного освещения над входной дверью расположена у него за спиной, из-за чего над его бритой головой образуется ядовито-зеленое гало. Он что-то держит в правой руке. И человек, и кролик находятся метрах в двадцати от меня, по диагонали. Вход в Замок приключений, расположенный чуть левее, от меня отделяет примерно семь метров. Я делаю несколько бесшумных шагов. Прохожу почти полпути, когда мужчина вдруг разворачивается. Он видит меня и поднимает руку.

Нож.

Нож – это лучше, чем пистолет. Ясное дело. Но я не задерживаюсь, чтобы оценить шансы того и другого.

Я ныряю в Замок приключений. Преодолеваю первую секцию – ступени подо мной шатаются – и слышу у себя за спиной дыхание мужчины. Он не кричит, не приказывает мне остановиться. Он пришел сюда, чтобы убить меня. Комната с покатым полом оборудована перилами, которые помогают мне двигаться вперед, но гораздо труднее и медленнее, чем я ожидал. Через два пластиковых окна сочится слабый свет. Мужчина появляется на пороге комнаты. Замирает. Возможно, оценивает ситуацию. И бросается за мной. Свободной рукой он хватается за перила, устремляясь за мной. Это ему помогает, а у меня возникают сомнения в разумности моего плана.

Я достигаю двери и делаю шаг наружу, в шаткий туннель под названием Кувырком и тут же падаю на правый бок. Туннель раскачивается. После нескольких попыток я наконец поднимаюсь на четвереньки. Ползу к выходу. Грузный мужчина следом за мной проникает в туннель, и я теряю равновесие. Балансировать невозможно даже на четвереньках. Я слышу, как мужчина стукается о стены и пол туннеля. Он не кричит. Звуки, которые он издает, больше похожи на громкое хрюканье, почти рев. Мы катаемся внутри этой бочки как два пьяных безногих друга.

Он все ближе.

Я добираюсь до конца туннеля Кувырком, проползаю метр, еще один, и встаю на ноги. Мир вращается вокруг меня; ощущение, что я иду против шквального ветра. Передо мной – то, что называется Ступени. Их площадь рассчитана на ноги размером гораздо меньше моих. Это часть моего плана. Именно поэтому я прихватил с собой тюбик суперклея. Откручиваю крышку и выдавливаю клей на столбы позади меня. Преследователь движется медленно, стараясь сохранить равновесие, что дает клею время схватиться.

Я ковыляю вперед, оставляя за собой клеевой след. Кажется, что ступени висят в воздухе где-то между первым и вторым этажом. Света здесь больше. Как будто все лампы в зале объединили усилия, чтобы помочь мне идти без помех. У меня впечатление, что я двигаюсь по канату сквозь залитую светом ночь. Мне приходится напрягаться, чтобы не упасть со ступеней. Под нами нет ничего опасного – только глубокое мягкое море поролона. Но если я сейчас упаду, то потеряю драгоценное время. Я оборачиваюсь и вижу…

…нож.

И вспоминаю, что нож создан не только для ближнего боя. Его также можно…

…метать.

Нож летит, рассекая воздух. Я ухитряюсь пригнуться – ровно на столько, чтобы он не вонзился мне в сердце. Он царапает мне левую руку, но лишь царапает. Я роняю тюбик клея. Мужчина достает из куртки еще один нож. Я делаю рывок к аттракциону Пинбол. И впервые слышу голос мужчины.

– Стой! – кричит он. – Я тебя предупреждаю! Я хочу тебе показать…

Его аргументы меня не убеждают. Я продолжаю двигаться к Пинболу. В темноте врезаюсь сначала в одну мягкую резиновую преграду, затем в другую. Задеваю раненой рукой еще одну. Тело пронзает боль, едва не швыряя меня на колени. Я – человек-шарик в огромной темной пинбольной машине. Единственный источник света в комнате находится над дверями. В середине царит непроницаемый мрак. Плюс в том, что метать второй нож не имеет смысла, потому что невозможно прицелиться. Я вытягиваю правую руку и держу ее на весу, пока флипперы кидают меня от одного резинового препятствия к другому. Добираюсь до света, все это время слыша за спиной звуки, с какими флипперы лупят мужчину, и надеясь, что клей у него на подошвах не даст ему меня догнать.

Вот я возле водопада. Ныряю между канатов, где расположена дверь, ведущая на склад. Достаю из кармана брюк ключи. Ключ поворачивается в замке, но дверь не открывается. Я дергаю дверную ручку до тех пор, пока до меня не доходит, в чем дело. Мы давно собирались поменять замки. Но почему их поменяли именно сегодня? И почему мне ничего об этом не сказали?

Возвращаюсь к водопаду и прохожу сквозь него. На площадке напротив стоит мой преследователь. Он отдирает со своей подошвы кусок напольного покрытия. Я делаю что могу. Бегу и прыгаю. Почти лечу по воздуху. И приземляюсь на горку. Едва не вскрикивая от боли. Начинаю скользить по желобу, который поворачивает и изгибается. Под действием гравитации рана на руке начинает пульсировать. Горка и боль – вроде бы такое же невозможное сочетание, как велосипед без седла. До цели худо-бедно доберешься, но об удобстве забудь.

Я съезжаю на мягкую подстилку, встаю и чувствую, что что-то явно не так. С горки не доносится ни звука. Преследователя на ней нет. Верхней платформы мне не видно, но я предполагаю, что он должен быть там.

Я еще раз обхожу весь Замок приключений и бегом направляюсь к кролику. На это уходит время, но других вариантов у меня нет. Как нет и ключей ни к одной двери. Только входную можно открыть без ключа. На последнем повороте я останавливаюсь, выглядываю из-за угла и прислушиваюсь. Ничего не вижу и не слышу.

Я на всей скорости устремляюсь к кролику. Я бегу, и бегу, и вот-вот доберусь до кролика, когда у него из-за спины выступает грузная мужская фигура. Мне хватает доли секунды, чтобы понять, что произошло. Есть хорошее объяснение тому, почему он появился так быстро и бесшумно: на его подошвы налипли кусочки поролона. Он спрыгнул с платформы, но я этого уже не услышал.

В груди у меня закипает гнев.

Я играю по правилам. Опять.

Я продолжаю бежать. Единственное, что занимает мои мысли, это кролик. Я врезаюсь в грызуна и опрокидываю его на мужчину. Мы падаем на цементный пол. Мужчина видит в упор меня, а я – его. Он решается первым. Я едва успеваю частично высвободиться, когда он наносит удар ножом. Клинок рассекает мне бедро и вонзается в лист фанеры под нами, заодно пригвоздив к нему мои брюки. Я в ловушке. Я кричу и, размахивая руками, хватаю первое, что попадается под руку.

Кроличье ухо.

Оно успело снова расшататься и отвалилось.

Я хватаю это гигантское ухо и бью в том направлении, где должен быть мой враг. И почему-то попадаю… Встаю. Брюки с треском рвутся. Мужчина лезет в карман своей куртки. Третий нож? Нет, это было бы слишком. Но я должен торопиться, чтобы не дать ему времени метнуть его в меня – если это нож. Я наношу ему удар ухом, потом еще один, и еще, и еще…

Выпускаю из рук ухо. В зале пусто и тихо. Единственное, что я слышу, это звук своего дыхания. Оглядываюсь по сторонам.

Все выглядит как-то не так.

Парк приключений для всей семьи.

Мысли в голове путаются. Как вышло, что именно я несу за него ответственность? Это – и многое другое – вдруг стало непредсказуемым и вышло из-под контроля. Я – актуарий. То есть специалист по страховой математике.

Как правило, я не управляю парками приключений и уж точно не забиваю людей насмерть гигантскими кроличьими ушами из пластика.

Но, как я уже говорил, моя жизнь в последнее время не следует законам теории вероятности.

За три недели и пять дней до этого

1

Каннельмяки в сентябре. Не знаю ничего более прекрасного. Ярко-алые листья и самые конкурентные цены на дома во всем Хельсинки.

В воздухе раннего утра в этом окраинном районе витал запах осени. Научно доказано, что этот воздух – самый свежий в городе. Огромные красные и желтые листья серебрились гигантскими каплями росы, невесомыми зеркалами искрившимися в лучах восходящего солнца. Я стоял на балконе своей квартиры на четвертом этаже и размышлял о том, что нахожусь именно там и тогда, где и когда надо, и ничто на свете не заставит меня изменить это мнение.

Застройка вокруг железнодорожной станции Каннельмяки – наглядный пример наиболее удачного городского планирования во всем Хельсинки. От своей двери до станции я добирался за две с половиной минуты бодрым шагом. Поезд доставлял меня до работы в Пасила за девять минут, а раз в месяц до кинотеатра в центре города – за тринадцать. Учитывая расположение, квартиры в Каннельмяки стоили не так уж дорого и были отлично спроектированы: удобные, максимально функциональные. Никаких украшений, ничего лишнего.

Дома построили в середине 1980-х, во времена господства рационального мышления. Некоторые люди называли эту часть города безликой, даже депрессивной, – возможно, потому, что видели только фасады, одинаковые коробки домов и общий серый колорит, что само по себе служит примером потрясающего единообразия. Эти люди допускали распространенную ошибку – не проводили точных расчетов.

Я знаю из опыта, что именно расчет указывает нам, что красиво, а что нет.

Район Каннельмяки был красивым.

Я сделал еще один неглубокий вдох и вернулся в квартиру. Прошел в прихожую, достал обувь и куртку. Застегнул «молнию» почти до верха. Узел моего блестящего галстука лежал ровно и симметрично. Я посмотрел на себя в зеркало и не увидел ничего неожиданного. К своим сорока двум годам я сохранил всего одно потаенное желание.

Мне хотелось, чтобы все было разумно.

Страховая математика – это дисциплина, которая сочетает в себе математику и статистический анализ, необходимый для оценки вероятности риска того или иного происшествия и установления размеров страховой премии, являющихся финансово приемлемыми для страховщика. Это официальное определение. Большинство людей не задумывается над ним, как и над множеством других официальных и потому кажущихся скучными определений. Даже когда они пытаются в это вникнуть, не многие обращают внимание на слова «финансово приемлемый», не говоря уже о том, чтобы поинтересоваться: а что они означают в данном конкретном контексте.

Страховые компании существуют, чтобы извлекать прибыль. В случае страхования от несчастных случаев она достигает почти 30 процентов. Немногие компании из других сфер деятельности могут похвастать похожими показателями за счет продажи всего одного продукта. Страховые – могут, потому что знают, что у людей нет других вариантов. Вы не обязаны страховаться – каждый имеет право на выбор. Но большинство предпочитает, как минимум, застраховать свой дом. Страховым компаниям известно также, что люди – существа хрупкие, а их способность влипать в неприятности даст сто очков вперед любому другому виду. Поэтому современные страховые компании всего мира высчитывают, как часто люди будут поскальзываться и падать у себя в саду; засовывать себе в разные отверстия те или иные предметы разных форм и размеров; высыпать тлеющие угли от шашлыка в мусорную корзину; врезаться друг в друга на новеньких гидроциклах; доставать с верхней полки шкафа вещи, заставленные рядом стеклянных ваз; напившись, напарываться на нож для суши и, запуская петарду, попадать в глаза себе или окружающим. В будущем году.

Как следствие, страховые компании знают две вещи. Во-первых, людям необходимо приобретать страховки. Во-вторых, определенное число людей, невзирая на предупреждения, неизбежно себя подожжет. В пространстве между этими двумя вещами – то есть между авторучкой и спичкой – как раз и работают актуарии. Наша работа гарантирует, что, даже если горе-поджигатель получит денежную компенсацию за свои неприятности, компания не останется в убытке, потому что компенсирует расходы за счет других клиентов.

Там я и пребывал, между заточенным карандашом и пылающим пламенем.

Моя работа находилась в районе Валлила. Новое офисное здание на Теоллисуускату достроили прошлой весной, и наша компания въехала в него, когда еще не высохла краска. Теперь, когда я каждое утро приезжал в офис, я всегда чувствовал одно и то же раздражение и разочарование. Подобно куску черного льда внутри, который отказывался таять: у меня больше не было кабинета. Вместо него у меня появилась рабочая станция.

Слово «станция» говорило мне все, что необходимо знать. Моя «станция» представляла собой узкое, заваленное бумагами пространство на краю длинного стола, торцом упирающегося в окно. Перед ним стоял точно такой же стол. Напротив меня сидел Мийкка Лехикойнен, младший математик, который регулярно рассказывал истории о выезде на шашлыки. Слева сидел Кари Халикко, младший аналитик рисков, имевший привычку подхихикивать себе под нос без всякого повода. Судя по всему, они принадлежали к новому поколению профессиональных актуариев.

Мне не нравились ни они, ни наш офис. Он был шумным, здесь что-то меня постоянно отвлекало и мне мешало. Он был полон банальности. Но главная проблема заключалась в том, что он был полон людей. Мне не нравились вещи, которые нравились большинству: бесконечные разговоры, бесконечные просьбы дать совет и бесконечные советы, бесконечный бессмысленный треп. Я не понимал, какое отношение все это имеет к вычислению вероятностей. До переезда в новое здание я пытался объяснить, что мы работаем в области контроля рисков, а не в Диснейленде, но на тех, кто принимал решение, это, похоже, не оказало никакого воздействия.

Моя производительность упала. Я по-прежнему не ошибался – в отличие от практически всех остальных, но моей работе значительно мешал непрекращающийся поток бессмысленной болтовни, заполнявший рабочую станцию Халикко.

Халикко смеялся над всем. Казалось, большую часть времени он проводит за просмотром видео прыгунов в высоту, дурацких конкурсов певцов или владельцев странных домашних животных. Все хохотали, и ролики сменяли один другой. Халикко то хихикал, то ржал. Я считал это поведение недостойным аналитика рисков.

Еще одним источником беспокойства был Лехикойнен, который не замолкал ни на секунду. По понедельникам он рассказывал нам, что произошло в выходные; осенью – о своем летнем отпуске; в январе я узнал, как он провел Рождество. С ним постоянно что-то случалось. Вдобавок ко всему он был дважды женат и разведен, что, по моему мнению, является ярким доказательством того, что человек плохо понимает связь между причиной и следствиями. Младшему математику стоило бы пристальнее изучить эту проблему.

Тем конкретным утром оба они уже сидели за своими рабочими станциями. Халикко скреб свой бритый череп, а Лехикоинен смотрел на экран, выпячивая губы и постукивая пальцами по подлокотнику кресла. Оба выглядели полностью сосредоточенными на работе, что само по себе не могло не удивлять. Я взглянул на часы на столе. Ровно девять. Начало рабочего дня.

После переезда в новое здание я каждое утро старался выходить из дома примерно на тридцать секунд позже, чтобы избежать необходимости поддерживать бесцельные разговоры до начала работы, а потому являлся в самый последний момент. Для меня это нетипичное поведение. Я поставил кейс возле стола и выдвинул свой стул. И впервые услышал звук, с каким его твердые пластиковые колесики катились по ковру. В этом звуке было что-то, от чего меня передернуло, словно кто-то провел холодными ногтями мне по позвоночнику.

Я включил компьютер и убедился, что на столе есть все необходимое для работы. Я проводил самостоятельное исследование влияния частоты изменений процентных ставок на оптимизацию выплат в их постоянно меняющихся экономических условиях. И надеялся, что сегодня смогу завершить двухнедельный труд.

Тишина была, как вода в стакане – невидимая, но конкретная и ощутимая.

Я ввел свои имя и пароль для входа в систему. Прямоугольники на экране мигнули. Внизу появилась красная надпись, сообщившая, что мои имя и пароль не годятся. Я ввел их снова, на этот раз медленнее, проверяя, чтобы все заглавные и прописные буквы были на месте. Прямоугольники снова мигнули. Внизу под ними появилась еще одна красная строка. Неверное имя или пароль. А также – это было написано ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ – у меня осталась одна (1) попытка правильного введения. Я взглянул поверх экрана на Лехикойнена. Он по-прежнему барабанил пальцами по подлокотнику, но смотрел в окно на «Макдональдс» через дорогу. Я уставился на него, еще раз мысленно повторяя свои имя и пароль. Разумеется, я помнил и то и другое и знал, что оба раза ввел их правильно.

Вдруг Лехикойнен повернулся, и наши взгляды встретились. Затем он так же стремительно вернулся к своему экрану. Стук прекратился. Стал слышен гул. Я знал, что это кондиционер и что я слышу его потому, что никто не разговаривает. Было в этом гуле что-то такое, что я не мог не обратить на него внимания. Возможно, из-за этого я не повернулся и не спросил Халикко, не столкнулся ли он сегодня утром с проблемами, когда входил в систему.

Если проблемы у него и были, то они давно исчезли: Халикко остервенело щелкал своей мышкой. Я положил руки на клавиатуру, и холодные ногти снова прошлись мне по хребту. Я осторожно двигал пальцами, концентрируясь на каждой клавише, которую нажимал. Наконец я нажал Enter; понимая, что другого шанса у меня не будет, сделал это достаточно решительно и быстро.

Я не то что не закрывал глаза – я даже ни разу не моргнул. Единственное нажатие кнопки казалось безумно важным; только что был обычный день, а потом я вдруг то ли заснул, то ли потерял сознание, а когда пришел в себя, мир вокруг изменился до неузнаваемости. День утратил все свои краски. Сдвинулась точка опоры всего мира. Прямоугольник в центре экрана содрогнулся в третий раз. Я моргнул, и он вообще исчез.

Я услышал знакомый голос.

– Коскинен, не заглянете ко мне в кабинет на минутку?