Измена, развод и прочие радости

Глава 1

– Выручай! – проорала телефонная трубка моего благоверного. Он по инерции попытался бросить ей в меня, ибо разговоры со всякими истеричными и депрессивными – женская прерогатива. Я сделала злые глаза, как у гадящего единорога.

– Что случилось, Вась? – закатив свои чёрные очи, выдохнул Рубенской.

У меня не укладывалось в голове, как мой Миша и Вася до сих пор дружат. Один – заместитель директора металлургического завода, другой – непризнанный поэт, считай говночерпий. Я подозревала, что виной тому их общее детство, садик и школа. А потом поняла: противоположности притягиваются. Муж подарил мне на годовщину брака квартиру, Спиридонов своей пассии – букет гвоздик. Рубенской в сортир ходит с ноутбуком, чтобы проверять цены на железо, а Вася сворачивает самокрутки из сборника стихов Есенина. Мой суженый ни дня не мыслит без смузи из брокколи, а его друг запивает спирт бабкиным компотом.

Машина припарковалась возле старенькой пятиэтажки. Я надеялась отсидеться в тылу, но Михаил смерил меня тяжёлым взглядом и воззвал к совести. Та своим храпом оглушала окрестности.

– Ты же обещала быть со мной и горе и в радости…

– Вот именно! – буркнула я, ссаживая с колен своего шпица, не хватало ещё её подвергать стрессу и тараканам. – Там про сопли Спиридонова ни слова не было.

Третий этаж и дверь, обитая дерматином. Вася встречал нас, благоухая этиловыми парами, в растянутых трениках и майке-алкашке. Русые вихры торчали во все стороны, а пальцы, что нервно сжимали окурок "Примы", говорили о невероятном волнении.

– Алис, разувайся, я только полы помыл…

Полы выглядели так, будто по ним прошло стадо ослов. Тонкий линолеум вздулся возле плинтусов.

– Одумайся, грешник, и вспомни про инстинкт самосохранения, прежде чем предложишь мне свои тапки, – выдала я и по стеночке, где, как мне казалось, грязи меньше, просочилась в зал.

– Вы не представляете, она такая… Такая… – экзальтированно блеял Спиридонов.

– Денег не дам, – сразу обрубил муж.

Непризнанный поэт оскорбился, а потом рассказал о Наташе. Познакомились они в трамвае, она возвращалась от мамы, а Вася – из загула. И блондинка с аристократическим носом покорила сердце литературного мужа.

– Чего ты хочешь? – перебил Миша, подпирая спиной косяк.

– Она такая… Такая…

– Мечта поэта? – подсказала я, неотрывно рассматривая дырявый на большом пальце носок Василия.

– Да! – выкрикнул друг мужа и взмахнул рукой как бы в избытке чувств. А как по мне – тестостерона. – Вы же согласитесь составить нам компанию за ужином?

Обычно мой супруг отличался редким снобизмом, но только не с Васей. Он дал положительный ответ, а я печально рассматривала в грязном окне серый ноябрь. Ну что поделать, я ж хорошая жена. Не буду перечить вслух.

– Алис, – помявшись в коридоре, позвал друг детства, – что мне сделать, чтобы точно понравиться ей?

– Поменяй носки, Спиридонов, – красноречиво намекнула я, кивая в сторону дырок на больших пальцах.

***

– Пообещай мне, что не станешь шутить, – поправив рубашку и поймав мой взгляд в зеркале, попросил Миша.

– Пообещай мне, что он не станет читать свои стихи. – Уместно ли было торговаться, стоя в фойе кафешки, я не знала, но как вспомню стихосложение непризнанного гения, так желудок требует экстрадиции. – В жерле кита сомкнулись воды, что можно сейчас ожидать от природы?

Я нарочно выбрала самый зубодробительный пассаж, и мужа перекосило. Спиридонов был поэтом непризнанным не просто так. Его трудами можно было воскрешать мёртвых и упокаивать ещё живых. Почившие восстанут накостылять этому бумагомарателю, а все остальные сами будут придерживать крышки гробов, чтобы, упаси Боже, ещё раз не столкнуться с настолько «прекрасным».

– Наташенька опаздывает, – донёс до нас Василий.

– Не удивлюсь, если она вообще не придёт, – пробубнила я себе под нос, но Рубенской всё равно услышал.

– Надо было просить тебя не хамить, а не шутить, – зло прошипел супруг, отодвинув мне стул.

Надо было меня вообще дома оставить. Волки были бы сыты, а одна конкретная тестостеронная овца цела. Но тут как с родами: обратно не засунешь.

– Как твои носки, Спиридонов? – решила завести необременительную беседу я и получила шлёпок по коленке под столом. Воззрилась на мужа с презрением грешника, который отрицал все свои прелюбодеяния.

– А ты думаешь, всё так быстро закрутится? – покраснев как рак, которого бросили в кипяток, спросил Вася.

Я печально покачала головой. Дырявые носки для мужика это как небритые ноги для бабы, точно дальше посиделок дело не зайдёт. Но это ж насколько надо не верить в себя, чтобы даже не помыслить о победном результате операции?

Подошёл официант, супруг сделал заказ для нас. Но тут литературное светило дёрнулось и прощебетало:

– А можно мне грамм сто…

Извернувшись так, чтобы мой кед дотянулся до противоположной стороны стола, я больно пнула друга мужа по щиколотке. Он по-бабьи ойкнул и уставился на меня.

– Ты ещё надерись тут до её прихода, – поддержал Миша.

– Ну я… – промямлил Василий. – Мне ж для храбрости…

– Ты для храбрости походу приложился к бабкиному компотику, – саркастично заметила я, перегнувшись через стол и втянув ноздрями воздух. Спиридонов замялся, попытался отстраниться. Но, уловив амбре этилового спирта, я успокоилась и вернулась на стул.

А Наташа всё не шла. Через двадцать минут и чайник жасминового чая я стала нервничать. Я не сильно переживала за постельную жизнь Васьки, просто бесило, что это не я тут заставляю всех корчиться в муках ожидания.

– Спиридонов, у тебя просто проклятые носки, – заметила я, когда стрелка часов передвинулась ещё на полчаса.

– Наташенька! – вскрикнул Василий, выпрыгивая из-за стола. Так, что оный чуть не придавил мне ногу. Я рассудила, что так выглядит карма, но потом забила на намёки судьбы и во все глаза вытаращилась на мечту поэта.

Натали оказалась светловолосой миловидной девушкой. Образ портила некоторая нервозность в движениях: хрупкие тонкие пальцы вечно дёргались и заламывались, взгляд она не поднимала из-под ресниц, и если я удостоилась короткого кивка, то на Мишу она старательно не глядела.

– А как вы познакомились? – разрядил обстановку супруг.

– Вася был таким обаятельным. – Я сомневалась в возможностях Спиридонова кого-то обаять, разве что гладильную доску. – Он читал мне Бродского…

Я наклонилась за нелепо уроненной ложкой, столкнулась лбом под столом с благоверным и зло зашептала:

– Вот видишь, ей он читает Бродского, а мне приходится выслушивать его корявые пасквили.

***

Наташенька комкала в ладонях салфетку. Спиридонов разливался трясогузкой, хоть и обещал не читать стихи. Но где обещания и где воздержание трёхгодовое? Когда миловидная блондинка со строгим пучком на голове нерешительно удалилась в дамскую, моё любопытство разразилось арией на тему, что она здесь не по своей воле и её принудили, отконвоировав до дверей кафе.

– Ты же не хотела приходить… – сказала я своему отражению в зеркале, что висело в туалете над раковинами. Девушка затравленно уставилась в него же.

– Меня маменька заставила. Она сказала, что негоже так поступать. Если ничего не можешь обещать кавалеру – скажи ему в лицо…

Что-то мне подсказывало, что вот с этой самой маменькой я бы нашла общий язык, но что делать с Наташенькой, не представляла. С одной стороны, Спиридонов тот ещё киндер-сюрприз, но с другой… Как-то обидно стало.

– Понимаете, он такой трепетный. – Она дёрнула бумажное полотенце. – Заикается, стихи читает… Но совершенно не приспособлен к жизни…

Это точно. Вспомнилось, как будучи у нас в гостях он орал на чайник, чтобы тот начал греть воду, потому что кнопки не нашёл. А то, что она была сенсорной, не его проблемы. Или как свалился в дачный сортир у своей бабки. Перелом руки. Но это не помешало ему с ретивостью бронетранспортёра ваять одной левой свои вирши.

– Вот вы как познакомились с супругом?

– Он засунул мне деньги в декольте, – на автомате отозвалась я, выныривая из воспоминаний.

– И тогда вы влюбились?

– Нет, тогда я решила доказать, что стою дороже…

– И не пожалели?

– Лучше сделать и жалеть, чем не сделать…

Я запрыгнула на мраморную столешницу раковин, подогнула под себя ногу и закурила. Захотелось пофилософствовать.

– Наташ, когда мужчина делает вид, что влюблён, он галантен, щедр, остроумен, – затянулась ментоловым дымом, – но когда он реально влюбляется, то ведёт себя, как забитая овца.

– Это как? – вспорхнула ресницами Натали.

– Блеет и отдаёт богу душу.

Помолчали. Я затушила сигарету, помыла ещё раз руки и вытащила жвачку.

– Думаете, стоит попробовать?

– Я вообще не утруждаю себя этим. Но если у тебя внутри что-то сворачивается, зажигается, взрывается, пока вы рядом – возможно…

– Да, – медленно сказала она, пряча от меня взгляд. – Но он такой ранимый, возвышенный… Как же мы с ним…

– Просто… – рассеянно отозвалась я. – И плевать на его носки…

– А что с ними не так? – подозрительно уточнила Наташенька.

– Они прокляты…

***

Сопливый ноябрь переоделся в снежную шубу, принарядился, обвесившись вуалями из ледяных нитей. Нацепил на стволы деревьев кружево изморози, заиграл солнечными зайчиками в неровных льдинках, плюнул во вчерашние лужи, и они стали хрусткими, как советские леденцы из сахара.

Я раскладывала гирлянды на барной стойке. Всего полтора месяца до Нового года, а мы с мужем не решили, где будем отмечать. Из-за нашей нерешительности я торопилась навести праздничный уют в квартире, чтобы на выходных провернуть это же с загородным домом. Про подарки старалась не думать. Я знала, что Миша очень хочет снегоход. Даже деньги со сдачи квартиры откладывала, благо его всё равно не интересовало, как я распоряжаюсь его подарком. Но в вежливом жесте осведомилась:

– Миш, – крикнула я в зал, где благоверный, лёжа на диване,читал какие-то свои документы. – А что ты хочешь получить от меня на Новый год?

Подозрительная тишина смутила. Я бросила в мусорную корзину безвозвратно пожёванный дождик и вышла с кухни. Рубенской сидел в какой-то напряжённой позе и разглядывал меня. Я тоже подглядела: тапочки с мордой Гуффи, шорты и майка. Вроде пятен от безвременно почивших гирлянд не было. Прошла к дивану и присела на пол.

– Так какой ты хочешь подарок получить на Новый год? – Я смотрела на мужа снизу вверх и в который раз за шесть лет брака любовалась этим мужчиной: правильные черты лица, почти чёрные глаза в обрамлении таких же ресниц, волевой подбородок и аристократичный нос. Тело фитнес-тренера с мозгами бизнесмена. Хорош. И тем невероятнее было услышать от него следующее:

– Я хочу развода, Алис…

Глава 2

Шесть лет… Шесть лет, твою ж мать, грёбаного брака.

За эти годы я была отличной женой, горячей любовницей и ответственным партнёром для Рубенского. Наверно, поэтому, ошалев от его слов, я ляпнула самое дурацкое, что вертелось в голове:

– Ириску я тебе не оставлю, – шпиц, услышав своё имя, кинулась ко мне. Я подхватила её под пузо и, встав, ушла в спальню.

Гардеробная пугала. Я просто не представляла, что надо забирать в первую очередь. Поэтому вытащила самый здоровый чемодан и стала пихать в него вечерние платья вперемежку с трениками и кедами.

Плакать не хотелось. В глубине души я подозревала, что так может случиться. Каким бы прекрасным ни был наш брак, он жил по принципу взаимовыгодного сотрудничества. Мне нужен был состоятельный мужик, который взмахом руки решал все проблемы, а Мише – красивая образованная кукла. Она могла с одинаковой проворностью смеяться и договариваться с подрядчиками, дружить с женой его шефа и быть личным секретарём. Мы оба получили то, что хотели, только я ещё и любила его.

– Ты даже не поговоришь со мной? – муж стоял на пороге спальни, сложив руки на груди.

– Не вижу смысла, – я достала спортивную сумку и скинула в неё свои документы. – Но если у тебя свербит, так и быть, послушаю…

– Вот поэтому! – он рявкнул так, что Ириска тонко гавкнула. – Ты никогда не можешь без своего этого цинизма. Как будто я трахаю резидента Камеди Клаб! Что бы ни случилось, ты всегда такая! От тебя не дождёшься теплоты, я с тобой замерзаю…

Вот тут надо бы возмутиться. Но меня тоже понесло. Стало обидно. Мне говорит про холод человек, который кроме как приказами общаться не умеет. Чтобы добить трепетную, теплолюбивую натуру Миши, я заметила:

– Раз мёрзнешь, прикрой яйца, а то застудишь! – и пихнула его чемоданом.

В ванной я сгребла в рюкзак всю свою косметику. С кухни прихватила собачий корм. Стянула из прихожей ключи от машины. Вожу я ещё хуже, чем играю роль добропорядочной жёнушки, но и на такси переться в подарочную квартиру, единственную, что оформлена на меня, не хотела.

– Куда ты собралась? – хриплый голос догнал на пороге. – На улице ночь…

– Ну не полярная ведь, – заметила я и открыла дверь.

– Алис, не уходи, нам надо поговорить, – Рубенской попытался схватить меня за рукав куртки, но я пнула его в колено.

– Да пошёл ты…

***

Я колесила по городу больше двух часов. Погода, словно в насмешку над моими планами, разразилась снегопадом. Но я упорно ездила от одного банкомата к другому и обчищала все карты Рубенского. Набралось порядка десяти штук баксов. Это лишь моральная компенсация. Одна сотая её часть.

Найти парковку – это квест навылет. В прощение за снегопад небеса смилостивились и подкинули местечко на отшибе.

Квартира была пустой. Квартиранты съехали ещё три месяца назад, и тут начался косметический ремонт. Никогда бы не подумала, что так своевременно. Я закатила чемодан в спальню, убрала сумку с наличкой и документами в шкаф. Вернулась на кухню. Чайник прятался в духовке. А чая вовсе не было. Сделала заказ в интернет-магазине, что развозит продукты до одиннадцати вечера. Стала ждать.

Реветь по-прежнему не хотелось. Пить тоже. Рубенской, давая мне карт-бланш, ни разу не набрал и не высказал за кредитки. Пожала плечами, глядя в чернильное небо со снежными мухами.

Развод так развод.

Обидно не было. Было… Пусто?

Вся идеальная картина мира рассыпалась, обнажив грязные материи. Я не знала, что дальше делать. Наверно, надо работу поискать, но это после Нового года. Отложенных на снегоход денег хватит на пару месяцев, а потом раздел имущества. Хотя что там делить. Я хорошая жена, потому что тупая. Миша оформлял на себя машину, квартиру, в которой мы жили, загородный дом и ещё две однушки в строящемся элитном комплексе. А мне с барского плеча подарил эту трешку. И то… Как подарил… Мои родители отдали нам свою старенькую двушку в панельке, а муж через год продал её и, добавив денег, купил эту. Конечно, оформил на меня. Ну и всё на этом. И несмотря на то, что все имущество совместно нажитое, я уверена, что муж подстраховался. Мне ничего не достанется.

Разобрав доставку, я навела себе чаю и, скинув простынь с дивана, уселась в угол.

– Ну не помрём, – заверила я собаку. – Не голубых кровей…

Потом вспомнила, сколько стоил собачий ребёнок рыжего окраса, и исправилась:

– Ну я так точно…

А через неделю, открыв дверь своими ключами, заявилась Олеся.

Медноволосая и вся какая-то солнечная, подруга олицетворяла божью кару, потому что раздвинула шторы, щёлкнула чайником на кухне и стала напевать: «Мне пох, пох… Тебя люблю, но веду себя…» Я накрылась подушкой, а сверху для надёжности одеялом.

– Алис, ты вообще меняешь эти треники? – она дёрнула меня за штанину, которая в процессе пряток оказалась снаружи постельного кокона. – Не удивлюсь, если ты ещё и в душ не сходила ни разу…

В душ я ходила. Дважды в день выбиралась на улицу, чтобы выгулять Ириску. Но на этом всё. Неделя слилась в непонятную череду из рассветов и закатов, одноразовой посуды и поганого кофе с ментоловыми сигаретами.

– Лидия позвонила вся нервная и истерично заявила, что ты покончила с собой, потому что Миша, вроде как, разводится, а про тебя не известно ничего уже неделю.

Лида, жена шефа бывшего мужа, была очень дружелюбной. На моём фоне – добрая фея: посочувствует, пожалеет. Олеся же работала юристом и иногда брала дела по металлургическому заводу, поэтому все мы были повязаны. И если с рыжеволосой бестией меня связывала школьная жизнь и дальнейшая дружба, то Лидия появилась недавно, но как-то удачно влилась в нашу компашку. И ничего странного, что подруга узнала о моём разводе от неё.

Диван промялся. Одеяло сдёрнули, и я не хуже графа Дракулы зашипела, но получила по зубам, то есть в зубы сунули бутерброд, а в руку чашку с чаем.

– И долго будешь страдать? – Олеся рассматривала меня с вниманием энтомолога, которому попалась новая бабочка. Грязная, с оторванными крыльями, но такая незнакомая. – Нам ещё твоего муженька обчищать… Я исковое составила, жду твоего слова.

Чистить никого не хотелось. Бороться тоже. В этом я и призналась, но подруга обидно рассмеялась.

– Ты серьёзно? – она усадила на колени собаку. – Не знаю, чего ты там себе придумала, но мы с Лидой против. И вообще, хорош хандрить. Поехали вечером в ресторан. У меня такой мужик наклёвывается…

С точки зрения морали её амурные дела для меня сейчас, как керосин в мангале, не к месту. Но Олеся всегда считала, что лучший способ забыть хахаля – упасть в объятия к принцу. Она вытянула меня из постели и засунула под душ. Прямо в трениках!

– Учти, я испорчу тебе свидание! – рявкнула я в закрытую дверь, стаскивая промокшую одежду. И ещё подумала, что лучше бы подруга мне работу помогла найти, чем с энтузиазмом водила по барам.

***

Принца Олеси звали Анатолием. Он был статен, важен и смазлив. Мне не понравился, поэтому мысленно я окрестила его Упырём. Но подруга млела и несла такую пургу, что снежная буря на выселках удавилась бы от зависти. А я вспоминала.

Похожий ресторан. Уровнем пониже, конечно. Где сидели студенты после удачно закрытой сессии. И я, выходящая из дамской комнаты. И он, что нахально остановил меня.

– Красотка, принеси вон за тот столик ещё выпивки, – он указал на большую компанию молодых парней и фривольно засунул за бретельку моего топа стодолларовую купюру.

Я осмотрела парня. Темноволосый, весёлый, с бешеными искрами в глазах, и не сдержалась от колкости:

– Да мой господин, – хлопнула ресницами, – может быть, ещё и оральных ласк закажете?

Меня ждали подружки, и нахал, что так неудачно обознался, приняв меня за официантку, мешал приятному вечеру.

– А ты можешь? – оторопев, спросил он, уже внимательнее разглядывая и мою короткую юбку, и облегающий топ, и собранные в длинную косу тёмно-русые волосы.

– Конечно, – совсем по-идиотски кивнула я головой, – в конце смены у служебного входа…

Тогда я рассчиталась за столик его сотенной купюрой. И свалила из ресторана раньше всех. А через пару дней на выходе из универа он меня поджидал.

– А как же ласки? – потёртые джинсы и серое пальто.

– А разве у служебного входа не стояли шлюхи? – наигранно удивилась я, проходя мимо открытой дверцы старенького Сузуки.

– Я думал, там будешь ждать ты.

– Как вы, однако, дёшево оценили бакалавра юриспруденции… – не сбавляя шагу, заметила я.

– Там была сотенная купюра, – дотошно уточнил парень, следуя за мной, – ни одна девочка по вызову столько не стоит…

– Какой вы неприхотливый, – взмахнуть рукой, ловя такси, – элитная девочка стоит дороже.

– Сколько? – схватив меня за руку и развернув к себе лицом, зло спросил парень, видимо, приняв меня за ту самую, не обременённую моралью.

– Мне откуда знать?

Я расцепила его пальцы и юркнула в подъехавшую машину. А на следующий день возле универа стоял курьер с букетом эустом и запиской: «Не знаю сколько стоят элитные девочки, но бакалавр юриспруденции бесценен».

Миша ухаживал за мной полтора года, а потом в один из золотых сентябрьских дней позвал замуж.

– Алиса, – отвлёк меня Упырь. Я моргнула пару раз, фокусируясь взглядом на Анатолии. – Может, тебе вызвать такси до дома?

– Так не терпится уединиться? – сварливо осведомилась я, входя в роль ворчливой дуэньи. Мужчина белозубо оскалился.

– Да, – честно признался он. – А с тобой это как-то… Не получается.

Вот не зря он мне не понравился. Мерзкий обаятельный тип, который кружит головы всяким дурочкам. Хорошо, что Олеся таковой не являлась, и я, обнаглев, выпалила:

– За сто баксов уединяйтесь хоть в уличном сортире, – его глаза округлились.

– Да столько ни одна девица не стоит!

– Вот именно, – поддакнула я, противно всасывая через трубочку коктейль, – но я ж не про какую-то там девицу сейчас говорю…

– Пятьдесят…

– Ты ещё торговаться вздумал? – возмущение было таким праведным, что сама себе поверила. – Сейчас разрыдаюсь на почве собственного развода и вообще не увидишь Олесю в ближайшие пару месяцев…

Анатолий имел деньги. Ресторан, в который он пригласил, обладал очень дорогой репутацией. И часики, что блестели на его запястье, не в переходе куплены. Знаю. Я такие присматривала Рубенскому, но снегоход оказался дешевле. И торговалась я лишь из желания убедиться в этом.

– Хорошо, – порывисто выдохнул он, а у меня дёрнулся глаз, – диктуй номер телефона, налички нет.

– Погоди-погоди, – затормозила я благотворительный момент. – Ты дашь мне денег, и я просто уеду домой, так? Никаких гарантий и «мелких шрифтов»?

– Ты точно не дьявол? – он изогнул бровь. – Торгуешься, как будто я душу закладываю…

– Ну зачем мне твоя душа, вот если бы речь шла о почках… – я многозначительно просверлила его взглядом, демонстративно останавливаясь в области чуть ниже рёбер.

– А ты уверена в своём божественном происхождении? – Упырь прищурился.

– Вне всяких сомнений, – заверила я, вернувшись к коктейлю. – Но ты же помнишь, что Люцифер тоже был ангелом?

– Падшим.

– Ровно, как и женщина, за которую ты сейчас принимаешь Олесю, – парировала я, не давая загнать себя в словесную ловушку.

– И которую ты за сотню баксов продаёшь…

– Все мы не идеальны… – развела руками я и, дождавшись пополнения счёта, встала из-за стола. По пути к гардеробу написала СМС подруге: « Пока ты там пудришь носик, твой рыцарь заплатил мне сотку, чтобы я оставила вас наедине. Если что, я в соседнем ресторане».

Через полчаса подруга соизволила ответить: «Езжай домой, я его почти окрутила!»

Вот вам и современные отношения: все хотят друг друга, а я выступаю в образе торгаша…

***

 Спиридонов пригласил на день рождения. Я фыркнула и удалила сообщение. Олеся, которая с обеда околачивалась у меня, засуетилась и решила, что мне необходимо там появиться, ведь бывший муж тоже будет. В этот момент я осознала, что либо она так радеет за сохранение моего брака, либо не хочет начинать процесс делёжки имущества.

– Кстати, – вспомнила я свидание недельной давности, – как у тебя с Анатолием всё прошло?

– Замечательно, – усмехнулась она, заныривая в недра шкафа и вытаскивая один за одним вечерние платья. – С утра я ему оставила записку, что всё было хорошо, и две тысячи рублей…

– Зачем? – я увернулась от лифчика, что сорвался в полёт вслед за плиссированной юбкой.

– Оплатила ночь, – хрюкнув от смеха, пояснила подруга, и мы в голос расхохотались.

 Через три дня уговоров и угроз медноволосая жрица закона уломала меня. Даже сама гардероб на выход подобрала, обрядив мою скромную персону в узкие джинсы с дырками в самых загадочных местах и белую мужскую рубашку с портупеей. Последняя нервировала больше всего. Вид был, словно я сбежала с тусовки бдсмщиков или тайно работаю в ментовке. Подруга визжала, что это последний писк моды. Ну, куда мне, селу неасфальтированному, до предсмертных криков полоумной бестии.

 Вася праздновал своё тридцатилетие в небольшом уютном ресторанчике, что располагался в одном из парков города. Атмосфера интеллигентности и уединённости. Я мельком задумалась, откуда у этого гения деньги, чтобы снять целый ресторан, но потом рассудила, что не моего скорбного ума это дело.

– С днём рождения, Спиридонов, – сказала я без пафоса, протягивая томик стихов Бродского в подарочном переплёте и с заначкой из трёх сотен баксов внутри. – Я хотела подарить носки, но в них некрасиво запаковываются деньги…

– Спас-сибо, Алис, – выдавил поэт в попытке меня обнять. Я закатила глаза и смиренно стерпела его трепыхания. Хотя стерпела – громко сказано. Нормальная хватка была у Васи, никаких жеманностей и соплей. Я немного растерялась и ещё раз оглядела друга бывшего мужа.

 Наташенька пошла ему на пользу: нежно-голубая рубашка с подвёрнутыми рукавами, стильные брюки глубокого синего цвета и подтяжки, которые добавили образу аристократичности. Физиономия, в кое-то веки бритая и оказавшаяся довольно милой. Не той слащавой напыщенностью, а обычной мужской привлекательностью. Вечно торчащие в разные стороны вихры зачёсаны назад, отчего стали видны выбритые виски. Неплох. Вот что делает с мужиком правильно выбранная женщина.

 Именинник проводил меня к столику и пошёл встречать остальных гостей. Я рассматривала убранство и своих соседей. Один чопорный седовласый мужчина, женщина сорока лет и девушка моего возраста.

 А потом в зал вошёл Миша. Я резко отвела глаза и уставилась на подвесную люстру. Прокляла и себя, и Олесю, и Спиридонова. Хотелось встать и уйти, но, вдавившись в спинку стула, я проговаривала сама себе, чтобы не смела и шагу ступить в сторону выхода. Бывший муж прошёл мимо. Хотелось думать, что не заметил, но когда прозвучал голос ведущего, я нечаянно оторвалась взглядом от интерьера и столкнулась с насмешливой улыбкой и отсалютовавшим мне бокалом. Волна злости полыхнула в голове. Подняв фужер с шампанским таким образом, чтобы средний палец недвусмысленно намекал на посыл, вернула благоверному приветствие.