Да! Не удивляйтесь, оказывается и котельщики могут стать большими писателями. Но вы спросите почему волшебный?? :)) Все очень просто. Ну во первых, самое главное волшебство это то, что книга с самым обычным сюжетом стала таким хитом продаж, что когда заходите в книжный, то продавщица с в-о-о-т такими глазищами вам жалуется "Ой шо это было то?? Смели с полок, смели..." Не волшебство ли это? Во вторых, когда вы начинаете читать эту книгу, то вы каким-то совершенно волшебным образом начинаете потихоньку заболевать гриппом. Настолько Сальников виртуозно поиграл словами, что даже если вы не заболеете, то хотя чихнете пару раз это точно. Наверное, его поэтические навыки сыграли ему на руку. (Хотя признаюсь, есть люди у кого иммунная система устойчива таким вещам:) ) Ну и самое главное, вот вы читаете книгу и видите историю совершенно простых людей, вот он идет после работы, ну встретил товарища, ну выпили, ну вернулся домой к болеющим жене и ребенку. Ну и все. А не тут то было) На самом деле, вы болеете вместе с Петровым, проходите весь этот путь вместе с ним и что самое интересное, где то вы останавливаетесь и говорите себе: - Блин да что за бред такой?? Но вы продолжите читать дальше, если конечно вы склоны к вирусам и прочитав до конца вы откроете форточку в доме и глотнув свежего воздуха скажете - наконец-то завершил(а) читать книгу!
Ставлю 5 звезд, за гениальность игры слов, за простой язык, за волшебный талант заразить вас гриппом посредством страниц романа, ну и за то, что простой в прошлом котельщик из Екатеринбурга добился признания благодаря магическому хитросплетению обстоятельств.
Если вы хотите экшн, то это книга не для вас. Здесь все настолько по волшебному уныло, что...
И прочитала.
И подумала, что это, пожалуй, выход чернушных алкоисторий на новый уровень.
Нет, правда. Ну даже если закрыть глаза на то, что это невероятный вынос мозга и каждый сюжетный поворот в книге, в которой сюжета почти нет, вызывает реакцию "чоо??", все равно!
Новый уровень: эволюция белогорячечной истории "Москва-Петушки", только в Екатеринбурге, а Екатеринбург, товарищи, это не Москва, и те, кто в Екатеринбурге не был, права не имеют говорить слова про нереалистичность этой книги. И не струсил Сальников, уведя сюжет в психодел и разыгравшуюся фантазию главного героя, как это сделал Ерофеев, нет, в этой книге мы придерживаемся ясного сознания, не смотря на промилле в крови. В Екатеринбурге все это - серые будни, реальность, с которой ежедневно ведут борьбу местные жители.
Невероятно прекрасно как-то эта вся вакханалия Петрова срастается в едином порыве со спиралью Петровой и Петровым-младшим и все так перекручивается-перекручивается, и вместе с гриппом поражает и самого читателя.
А потом все. Белое лицо и холодные руки Снегурки - и все.
Даша посмотрела на неудачное фото моих новогодних подарков. Книги лежали веером и перекрывали друг дружку, поэтому назывались как-то вроде "...варельный ...етчинг", "...енький, ...ОЙ" и вот, "Петровы в гриппе". Даша сказала, что у "Петровых" пугающее название. Я ответила, что книжка вроде бы про то, что Екатеринбург — это тлен. Это был один из тех раз в жизни, когда я была невероятно далека от истины, и к той же истине невероятно близка.
Дело просто в том, что если уж в книге начинает закипать фантасмагория, она непременно немного выплеснется и в мою читательскую реальность. Прямо таки чудо, что из непревзойденных жирух Чайны Мьевиля я дважды выбралась живой и ничем не оплеванной. Но как смотрят утром на члена семьи, который накануне вечером ни с кем ни разговаривал, триумфально дочитывая книгу, а утром явился на кофе все с той же книгой в руке, потому что она, видите ли, закольцевалась, и теперь нужно читать все сначала?
Первую главу про Петрова в троллейбусе я читала, сидя в кофейне, куда все продолжали и продолжали вваливаться люди, уставшие от ледового городка на центральной площади, который чуть не растаял, когда 30 декабря было +3, но ко второму января его поплывшие статуи снова успели застыть. За столиком напротив мужик в лыжной куртке все кричал и кричал, сколько можно ждать пятьдесят грамм водки, неужели так сложно пятьдесят грамм водки налить, почему пятьдесят грамм водки приходится ждать полчаса, и все порывался уйти, но не мог, потому что его крошечный сын молча и терпеливо полчаса ждал клубничный или банановый торт. А еще у них была жена и мама, которая ничего не выражала, и по ее спине в лыжной куртке не был ясен ее внутренний конфликт. Когда мужик докричался до официантки, она невозмутимо объяснила ему, что водку в кофейне без очереди не наливают, а он горько ответил ей: "По американской системе работаете, значит? Как не стыдно!".
Конечно, я многое упустила в первой главе, потому что мне тоже много чего не несли полчаса, хоть я водку и не пью. Зато водку пили Петров и Виктор Михайлович, пока последний на повышенных тонах разглагольствовал про политическое и античное, и я поэтому ждала совсем другого, привычного развития событий. В "Петровых" вообще много привычного, эдаких гришковцовских заигрываний с детскими воспоминаниями, но я старательно не поддавалась на звездные войны и человека-паука, хотя смеяться вслух начала уже странице на второй. Однако описания гриппозных галлюцинаций, будто списанных с моих, и города с невозможными улицами имени лет, который существует будто бы только в окне троллейбуса, покорили меня еще до того, как речь зашла об остальных членах семьи Петрова.
И конечно, много еще необъяснимого успело произойти со мной за эти дни в компании Петровых, включая то, что мне успели подарить восьмилетнего ребенка и в тот же день забрать обратно. К моему ужасу, с Петровыми происходили вещи и побредовее, превращая простое предновогоднее бытописание то в химерический хоровод, то в темное городское фэнтези о Воланде, который не нужен Екатеринбургу сейчас, но которого он заслуживает. Эта книга — одиссея вируса гриппа внутри Петрова и таблетки аспирина в кармане Петрова на троллейбусе без конечных остановок, ползущего по пробкам над миром подземным, чем бы он ни был, вокруг самого Петрова и его гриппа, которым следовало бы поехать на трамвае, но не хотелось делать крюк.
А я пообещала себе в этой рецензии ничего не говорить о Геймане, не использовать слово "хтонический", и поэтому хочу оставить ее как есть, в виде одного большого отступления от книги, у которой вот есть первая глава, а потом будто бы в голову кто-то вставляет и тут же быстро вытаскивает один за другим цветные и черно-белые слайды.
Цитата:
У Петрова-младшего были даже друзья, точнее, один друг, они и ходили друг к другу в гости, чтобы сидеть рядом, молчать и во что-нибудь играть.
Впечатление: Может я немного извращенка, но я оценила книгу и она понравилось. Скорее больше из-за того, что книгу можно разобрать на аутичные цитаты. Сама история для меня скорее каламбур. А перепады сюжета за гранью адекватности. Хотя здесь больше адекватности, чем в вымышленном боевике или фантастике. Картинку от книги прекрасно дополнил фильм, с интересным кастом, музыкой, съемкой. Считаю, что такие произведения чисто на любителя, но неплохой индикатор для проверки психики и своего книжного вкуса. Забавно, что автор не даёт имён семейству Петровых, а всем остальным даёт. Современность, что тут скажешь.
О чем книга: автор раскрывает нам несколько дней жизни семьи Петровых, которым под новый год «посчастливилось» заболеть гриппом. Параллельно автор припоминаем нам советский союз и для кучи дорисовывает, совсем небезобидно картинки происходящего, через галлюцинации главных героев.
Читать/не читать: читать, как по мне
Сразу хочу сказать, что книга не моя. Но при этом, понимаю, что когда ты читаешь много классики, или фантастики, или на военную тематику, или детективы и попадается что-то иное, это как глоток свежего воздуха... Да, начало, очень похоже на Венедикт Ерофеев - Москва-Петушки - и я даже расстроилась, потому что произведение Ерофеева совсем не зашло... Но всё же это произведение- другое... Я узнала в романе много "моего". И даже немного понастольгировала (сейчас живу не в России). Вспомнились моменты, которые казалось, уже исчезли из памяти. Улыбалась про себя: помню это и это... И постоянно открытые двери подъездов с листками, и новогодние ёлки с проблемами костюмов, и первые мобильные телефоны- (у кого уже есть, у кого какая модель и боязнь потратить все деньги на телефоне), и библиотека-как второй дом, и троллейбусы с разными типами людей, разными запахами, и даже мазь "звездочка" О сюжете ничего не могу сказать, как-то сразу поняла, что здесь не будет какого-то закрученного сюжета...Здесь просто о наших мыслях, действиях иногда осмысленных, а иногда абсурдных... Мне очень близка атмосфера романа, я прочувствовала чуть ли не каждый эпизод в книге. И что ни говори, это наш быт... да такой, странный и несуразный, порой комичный, порой трагичный... Себя узнала в многих моментах, особенно точно про меня, это когда в ответ на шутку в голову не приходит ничего остроумного, а когда придёт, становится уже поздно. И ругаешь себя, что такая тупоголовая. Вообще на протяжении всего романа идёт борьба: ты вроде не похож ни на одного героя из книги, но вся атмосфера, и мысли, и аксессуары в книге как будто твои.
В целом, я рада, что наконец-то познакомилась с этим произведением. Автору стоило бы написать о каких-нибудь Ивановых в карантине, тоже много забавного и скорбного. А так вообще как будто побывала на концерте Задорнова...
. 
– Мы, ребята, – заговорил Виктор Михайлович, – привязаны к материи. Что бы ни говорили, но даже информация полностью материальна и не свободна от оков материи. Взять ту же книгу. Фотоны отскакивают от ее страниц и влияют на нейроны мозга определенным образом. Учитель колеблет среду, в которой находится, с помощью голосовых связок и воздействует на нейроны учеников через барабанные перепонки.
Эта книга попадалась мне на глаза на протяжении многих лет. Сначала, когда она только вышла, потом уже из-за того, что она стала популярнее. Потом долгое время я о ней и не помнила, но больше полугода назад шутка-отсылка на эту книгу попалась мне в одном романе, Елена Станиславская - Младшая сестра Смерти (там героиню зовут Грипп Петрова, это было неизбежно), где-то полгода назад увидела ее в подборке "Читаем Россию", потом в серии "Редакция Елены Шубиной", потом в подборке "Четырех сезонов" и уже это меня добило. Но это ладно, что-то подобное я могу сказать про многие книги, даже про тот же "Пищеблок", но в данном случае шутка в том, что все это время я не знала, о чем эта книга. Возможно, когда-то мне и попадались ее описания, но я их не запомнила, а аннотацию просто не читала.
Да, временами и такое происходит, но там чаще всего дело еще и в том, что я знаю автора, поэтому мне не так важно, что могут рассказать об этой книге. Например, так часто бывает с циклами, потому что если уж первая книга хороша, то чего выпендриваться, ты ж все равно попался на крючок. Да и почему что-то должно изменится в худшую сторону и, что важнее, почему об этом должны написать в аннотации? В любом случае здесь и этот принцип не работал, потому что это была первая книга автора, которую я читала.
Короче говоря, все, что я знала об этой книге было ее названием и серией, в которой ее выпускали. И ничего из этого не обмануло.
Другое дело, что та же книга, без всякого бензина и электричества, просто лежа на столе, имеет почти неисчерпаемый ресурс информативности. Из нее могут черпать знание поколение за поколением, пока книга не рассыплется.
Сперва объясню по серии и почему она не обманула. В ней я уже прочитала несколько книг и а) каждая зацепила и запомнилась, б) во всех схожее настроение, которое мне очень нравится — немного мрачное и горькое, но легкое, в) каждая чем-то отличается от того, что выходит в других сериях, от чего-то обычного. Что я читала из этой серии:
И почти что все попадают в мои фавориты, поэтому еще после первых прочитанных (здесь список в том порядке, в котором я вспоминала названия, а не в хронологическом) я уже начала смотреть на эту серию как на что-то такое, что точно понравится и не подставит с клиффхэнгером или роялем в кустах. И так с этой книгой и произошло — она мне понравилась, клиффхэнгеров не было, роялей тоже.
Идея, выраженная в названии, вполне соответствует истине, так как здесь:
1) говорится о семье Петровых, трех обычных людях с обычной фамилией и обычными (хотя временами и не совсем обычными) желаниями, потребностями и жизнями,
2) говорится о том, как они болели гриппом в период эпидемии гриппа,
3) говорится о том мире, в котором они живут, о людях, их окружающих.
Сказанное слово может размножаться в человеческой среде как живое, по сути дела слово – это как квант света, имеет сразу несколько сущностей, только свет может иметь корпускулярную и волновую сущность одновременно, а та же мысль – и связка конкретных молекул в нейронах, а когда ты произносишь свою мысль вслух – это вполне конкретное, измеряемое колебание воздушной среды, мысль, выраженная на бумаге, вообще какая-то невообразимая связка механизма распознавания образов, самих образов и непрерывного пинг-понга фотонов между механизмом распознавания образов и самими образами.
Хмм, раз начав составлять списки, остановится трудно, поэтому еще один список и всё, чстн слв.
Что же так цепляет в этой книге? (порядок причин изложен в хаотичном порядке, это не рейтинг)
..|.. Связи между главами и то, что почти все истории мы видим хотя бы с двух ракурсов. Поначалу это даже если и заметно, то не слишком мозголомно, но потом все параллели, все упоминания, все открытия, все изменчивые факты оказываются настолько многочисленными и настолько любят ломать мозги, что оторваться от книги становится невозможно (примерно как в том твите Генри Кэвиллу, где пользователь с именем Сэм, которое с одинаковыми шансами может быть и женским, и мужским, говорит о том, что он может придти к ней/нему, уничтожить ее/его тело и жизнь, а она/он лишь спросит придет ли он снова). Особенно в этом плане сносит крышу история о Снегурочке (в основном это третья и девятая главы).
..|.. И раз речь зашла о девятой главе, которая также является последней, то сразу скажу о том, что финал превосходный. Насчет роялей и клиффхэнгеров я уже говорила, а к этому добавлю то, что финал этой истории не только отвечает на вопросы, слегка показывает перспективы (история сама по себе сосредоточена на настоящем и прошлом, будущее не волнует главных героев, оно выглядит настолько далеким, что даже детство отца семейства, Петрова, выглядит ближе, чем оно, поэтому чего-то большего и не стоило ожидать), но и обыгрывает некоторую оборванность истории кольцевой композицией.
..|.. Короткий пункт: герои и то, как они проработаны. А еще здесь есть один пугающий персонаж, о котором вы в таком ключе долгое время будете думать в последнюю очередь, а зря.
..|.. Еще короче: атмосфера.
..|.. Стиль повествования — легкий, но тяжёлый из-за смысла происходящего, но напряжённый из-за ряда ситуаций, но тягучий из-за общего больного настроя. Плюс здесь были отличные шутки и просто комедийные эпизоды. Да, их было не так много, но они были бесподобными. Например, история с покойником и катафалком (если что дисклеймер о неуважительном отношении к мертвецам здесь не будет, всё-таки никто вытаскивать бедного человека не будет, ровно как и тащить его к его дому с кладбища, чтобы напугать жену, например, так что это хоть и скорее что-то близкое к "и смех, и грех", но особо без второй части).
Еще мне понравились философские размышления героев на разные темы и то, как они были преподнесены. А вообще все цитаты, которые есть в этой рецензии и выделены в специальные рамки, — это монолог одного героя. Цитата выходила достаточно длинной, рецензия у меня вышла простыней, поэтому пришлось делить цитату на цитаты поменьше, но в любом случае охват мыслей, которые рассказаны философской составляющей этой истории, поражает.
Вообще интересно, ведь на квантовом уровне, грубо говоря, голова не отличается от жопы, среда, в которой мы существуем, не отличается от нас самих, воздух, который мы вдыхаем, еда, которую мы едим, становится нами, где эта граница между нами и средой? Почему мы, по сути дела, абстрактное облако элементарных частиц, можем передвигать облако элементарных частиц, которое является нами, и не можем, допустим, двигать горы таким же образом? То есть понятно, что с помощью инструментов можем двигать и горы, но почему не можем наделить ту же гору своей волей и не сдвинуть ее? Ведь никакой границы не существует.
А так я очень рада тому, что прочитала эту книгу уже после пандемии и локдаунов. Да, и до этого было понятно, что у людей в головах творится что-то странное, но именно с тех пор я по-другому увидела тараканов в головах и поняла, что там не Жорики, а Григории Григорьевичи. А ещё с тех пор немного поменялось отношение к болеющим и к сезонности болезней, поэтому сейчас такая история становится немного понятнее и ближе.
В общем, определенно советую эту книгу всем-всем
Бедняга Петров был болен простым, российским, некоронованным, сезонным гриппом. Пылал жаром и трясся в троллейбусе, не подозревая о приключениях грозящих ему в совсем близком и немного абстрактном будущем. Будущее же имело вид приятеля Игоря, человека беспокойного, вселяющего хаос в окружающее пространство и обладающего весьма странным набором инициалов АИД. Встречи с ним всегда обещали множественность наблюдений, отвязаться от него не было никакой возможности, уболтать он мог любого, а результаты ночных, дневных и вообще любого временисуточного возлияния предугадать было даже страшновато, вплоть до видений трехголовых псов и просыпания в катафалке.
Семейное же счастье Петрова так же оказалось делом рук вездесущего друга. Союз автослесаря, на досуге вырисовывающего комиксы для личного пользования, и библиотекаря, со скрученной спиралью на уровне диафрагмы и хобби постирать, испачканное в борьбе с "дамскими" боксерами, пальтишко - благословлен все им же. Младший же из представителей семейства пока только подаёт надежды, но потенциал настораживает. Будничное пародневное существование Петровых и вокруг слегка оживлено появлением второстепенных и быстро пробегающих по жизни мимо людей. То врач, в ожидании скандала по поводу утреннего "выхлопа" главы уже распавшегося на официально-государственном уровне семейства, посетит температурящих. То библиотечные помещения подкинут пару малосимпатичных личностей и клуб по интересам, совместно со сторожихой и опекаемым внуком. То прошлое всплывёт яркими картинками и друг Серёга нудит неостановочно о своей посмертной гениальности. Опять же, дачные фуфаечные вскапывания и кастрюлька с супом на электрической плитке столь реальны...что перестаешь ломать себе голову по поводу фантасмагории, творящейся беспредельно на страницах и подталкивающей на выискивание и толкование намеков.
Предыдущие прочитанные книги, предлагали мне и крылатых мальчиков, кувыркающихся в небе с огромным наслаждением, и оплаченное памятливостью живых людей посмертное существование. И никто всерьез не обсуждал что за двойные-тройные слои и является ли это аллегорией. Вот захватила меня лёгкость и живость написания, покорило напрочь. Несмотря на скачки во времени и отсутствия покаяния за содеянное у героев. Внезапно похорошевший куриный бульон после добавления зажарки и прочие розовые колготки, подмешенные к партии стирающегося бельишка, способны примирить с практически отсутствующим движением сюжета.
Мыслей самое повествование вызывает массу. Начиная от того, жив ли бедолага Петров с момента покидания троллейбуса и не являются все его ночные выпивоны с общительным сверх меры Игорем и подозрительным философом-скрягой Виктором лишь посмертным приключениями. И заканчивая, смешением глав повествования, построенном на, якобы случайном, пересечении путей героев. Чем более вы стремитесь логично расставить в цепочку сюжетные ходы, тем более вы теряете мелочи, которые важнее в данной ситуации.
Эта книга живая! Я прямо чувствовала биение ее сердца, импульс жизни, некую мелодичность, которую никак не мог найти Сергей. Книга очень смешная, я хохотала с первой по последнюю страницу. А ведь все правда, все так и есть. Что все? Жизнь сегодняшнего дня. Не знаю, как эта книга будет смотреться через десять лет, возможно срок ее годности кончится, но сегодня она прямо пальцем тычет в болевую точку, а ты сидишь и лыбу давишь, головой киваешь, типа «ага, так и есть». Есть, конечно, в книге несколько наркотических сцен, когда не очень понятно, это реально вообще все происходит? Или такая тонкая провокация читателя? И это я не про высмеивание власти и выборов в начале книги (в КВНе такое бы точно порезали), а в двух убийствах в конце, я прям не верю, что они это сделали. А с другой стороны – почему нет? Мне, конечно же, по лизоблюдству своему, нравилось, что все герои там начитанные, одна в библиотеке работает, второй комиксы рисует, а третий рукопись продвигает. Но больше всего меня зачаровал язык. Я бы в таком языке двадцать книг прочитала бы на самые разные темы. Восхитительный язык! (немного напоминает Пелевина) Уже присмотрела новую книгу автора, жду когда выйдет.
Быть в депрессии в районе Нового Года - это нормальное состояние. Если быть в депрессии может быть нормальным. Впрочем, Ruru было безразлично насколько нормально его состояние, либо ненормально состояние того, что вне его, Ruru даже не раздражало как обычно это тяжелое, как гранитный монолит, слово "норма". Он был ошарашен новостью, что в какой-то момент времени старое доброе уютное сочетание цифр "2-0-1-7" по непонятной причине и совсем без санкции на то самого Ruru превратится в пугающее "2-0-1-8", уродливое и страшное. По причине этой ошарашенности Ruru точно не помнил, кто из приходивших перед Новым Годом людей нарисовал баллончиком на стене елку. Люди приходили с виски и намерением его выпить, как будто боялись, что с боем курантов виски исчезнет или превратится в воду, а уходили без виски и без намерений. Немудрено, что в итоге образовалась ель. Ruru она нравилась, хотя в доме был только один баллончик с краской, оранжевой и к тому же флуоресцентной. Поэтому по ночам елка становилась похожа на пентаграмму для вызова инфернального Санта Клауса. Но Ruru не верил в Санту и спокойно ложился под елку читать. Ruru казалось, что неверие в красношубого деда и способность разбирать буквы в книжках пришли в его жизнь одновременно, будто бы один волшебник с мешком подарков рассыпался на сотни и тысячи санта клаусов, которые называли себя писателями и которые настырно приносили Ruru подарки в виде своих книг несмотря на пору года и на то, насколько хорошо вел себя Ruru. Книги не помогают. Ни от гриппа, ни от депрессии. Ни плохие, ни тем более хорошие. Ruru это знал, но лежать под оранжевой елкой и читать подарок очередного санты было намного лучше, чем пытаться понять, зачем вокруг все стало "2-0-1-8" и что из этого в итоге получится. Книга была похожа на паутину, в которую врезаешься со всей дури лицом. Легкое что-то, немного мокрое и липкое. Мимолетное непонимание случившегося, и даже какой-то страх от этого непонимания, и желание избавиться от чужеродной маски, вдруг в раз и полностью облепившей лицо, и удивление, как такой большой ты - и попался. В отношении пауков Ruru всегда был немного гринписнутый, а паутину считал вершиной искусства и мог часами смотреть в нее, как будто там был ответ на вопросы мироздания. Старался не рвать, отходил на шаг, и частенько паутина, благодарно дрожа, представала перед глазами во всей красе. "Петровы" были весьма изысканной паутиной. Завораживающей. С плотным узором, который еще не пробили тяжелые жуки, и очень свежей, без остатков насекомой падали и с искрами росы в переплетениях нитей. Петровы сновали по книге туда-сюда, Петровы сменяли друг друга, Петров становился Петровой, потом снова Петровым, потом еще Петровым, но другим, и из каждого Петрова можно было увидеть какой-то мир, и с каждым новым Петровым этот мир разрастался, как растет паутина, расходясь кругами от центра. И этот круговорот Петровых и букв, сплетенных в запутанные нити предложений, этот хаос из симптомов гриппа, повседневного человеческого безумия и больной всепожирающей иронии в какой-то момент превращался в идеальную и прочную ловчую сеть. Ruru любил эти искривления восприятия, когда что-то трансформируется в нечто иное, оставаясь по сути самим собой. Когда книга превращается в архитектурный шедевр и на двумерной плоскости страниц проступают иные измерения, а твоя нарисованная пьяной рукой елка начинает отбрасывать тени. А вот грипп Ruru не любил, и поэтому не помнил, чтобы когда-нибудь им болел. Тем более странным казался факт, что Ruru по ходу чтения иногда будто бы сам становился Петровым и что этот взгляд изнутри Петрова, взгляд больной и полубредовый, искаженный жаром и физической ломотой, взгляд через туман и невозможность четко мыслить, именно он казался наиболее зорким и способным видеть все таким, каким оно есть. Ruru курил в книгу и думал: "Больше смысла в том, чтобы понять больного, человека с воспаленным мозгом, человека с отклонением от нормы. Они беззащитны и до предела обнажены, им некогда приводить окружающее в соответствие с придуманными представлениями о том, каким этому окружающему быть, - они болеют, поэтому не врут. Это удел здоровых искажать пространство внутри и снаружи геометрической точностью и правильностью. Кривые линии честнее прямых, уродство честнее искусственности" Из всех героев Ruru нравилась Марина. Вернее, он ее выделял, героев литературных произведений Ruru не любил. Любить нужно живых людей, утверждал Ruru, и тут же не любил и этих тоже. Странным образом в жизни Ruru была только одна Марина, во всяком случае одна оставшаяся в файлах памяти. За глаза он называл ее Морская, а в глаза - Маринованная. На каком-то уровне сознания оба определения кружили возле простовато-обидного слова Капуста. По прошествии лет Ruru понял, что на самом деле увенчанная хаосом кудряшек Марина была Цветной. А эта, петровская, была пауком, т.е. конечно паучихой, но важно другое, то, что за мыслями о той Марине паучистость этой подкралась к Ruru незаметно, исподволь, вот именно как и должен появляться паук, когда ты - комар, и уже завяз, и уже устало смирился, а тут - бац! - и паук, и смерть, и конец. Потом вновь приходили люди. В основном прозрачные из-за внутренней доброты и уличного дождя, и каждый говорил: Новый Год а там - дождь. А Ruru не смущал январский дождь, его пугало непонятное "там", каким-то образом неразрывно связанное с не менее непонятным "2-0-1-8". Людям нравилась оранжевая елка и они водили вокруг нее хороводы. Это выглядело достаточно безумно и примиряло Ruru с неудобными "2т0а1м8", но хороводу мешала стена. Правда, иногда Ruru казалось, что некоторые особенно прозрачные индивидуумы каким-то волшебным образом просачивались справа сквозь стену на кухню, курили там, а потом возвращались из стены слева, принося с собой запах сигарет и почему-то сосновой хвои. Ruru прочитал людям отрывок из "Петровых", он казался главным не только в книге, но и вне ее:
Петров не мог объяснить это словами. Это было какое-то чувство, чувство, что все должно было происходить не так, как есть, кроме той жизни, что у него, еще какая-то, это была огромная жизнь, полная совсем другого, неизвестно чего, но это была не яма в гараже, не семейная жизнь, что-то другое, что-то менее бытовое, несмотря на огромные размеры этой другой жизни, Петров за почти тридцать лет к ней не прикоснулся, потому что не знал как. Петрову иногда казалось, что большую часть времени его мозг окутан чем-то вроде гриппозного бреда с уймой навязчивых мыслей, которые ему вовсе не хотелось думать, но они лезли в голову сами собой, мешая понять что-то более важное, чего он все равно не мог сформулировать.
Но люди, конечно, ничего не поняли, потому что начали обсуждать отрывок и говорить какие-то умные и не всегда мысли, и кто-то нетрезвый более чем все остальные хрипел: Браво; а зачем все это, если бы все всё поняли, тогда должно было стать тихо, прозрение - это всегда тишина. Да и сам Ruru уже не понимал, что его поразило в отрывке в первый раз. Потом, когда люди ушли, он перечитал его еще раз, наедине с собой, потом в зеркало, потом просто с закрытыми глазами, и с каждым разом он будто по спирали удалялся от понимания отрывка все дальше и дальше.
Начислим
+13
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе
Отзывы на книгу «Петровы в гриппе и вокруг него», страница 12, 627 отзывов