Читать книгу: «Шаг сквозь стену», страница 2

Власов и Крячко были даже чем-то похожи. Внешне.

– Ты, как я понимаю, будешь заниматься пропажей Моргульца? – уточнил начальник Печатников.

– Наш отдел. И максимально тихо.

Обслуживания в кафе не было, поэтому Власов сам подошел к прилавку и забрал кофе и бутерброды.

– Значит, смотри, Стас. Мне от вас нужна будет бумажка о какой-нибудь внеплановой проверке. Чтобы чин по чину, печать, подпись и дата. Что вы там напишете, меня мало волнует. Потом с этой бумажкой хоть весь изолятор мне тут перекопайте, но без шума. Как ты понимаешь, народ любит поболтать. Кстати, мы с тобой сейчас находимся буквально в центре сплетен. Чего тут только не говорят.

– А потом совершенно случайно ваша замечательная буфетчица успевает тебе намекнуть, если впереди грядет какое-нибудь нехорошее дело? – догадался Крячко.

Власов кивнул.

– Очень хорошо, – кивнул Стас. – Правильная политика. Народ надо слушать внимательно, и желательно так, чтобы народ не думал, что их кто-то слушает. Но давай вернемся к нашему делу. Никита Моргулец. Что ты можешь про него сказать?

– Бывший чиновник. Работал по природному ведомству. Угодил сюда по глупости. Устроил идейную драку с коллегой на работе и нанес ему несколько легких повреждений большой старой деревянной печатью. Коллега оказался обидчивым и быстренько подал на него в суд. Дают условку, с погашением того срока, что он провел у нас. Бумажки вот-вот должны прийти, дело недели-двух. Сказать по правде, подзатянули с его делом. Слишком много свидетелей было, путаница большая, а потом и вовсе оказалось, что коллега его, тот, печатью избитый, в паршивых делах завяз. Моргулец одновременно проходил свидетелем обвинения по делу своего коллеги. Рекомендую почитать, вот, я выписал тебе номер дела.

Власов передал Крячко бумажку с данными.

– Спасибо. Ген, а что ты о самом человеке скажешь?

– Хороший парень, – серьезно ответил Геннадий Васильевич. – Редко я про кого так говорю, это действительно хороший парень. Пострадал за идею. Драку устроил, потому что узнал, что коллега хочет потихоньку вывести из-под природоохранной зоны несколько озер. Чтобы их выкупило одно предприятие, все есть в деле. И тогда бы прощай, чистая вода, птички и зверушки вокруг. Крючкотвор был тот еще. Он бумаги писал виртуозно. Мог любую докладную написать так, что потом не оторвешься, будешь читать и млеть от восторга.

– Ты, я так понимаю, обращался к нему за такими бумагами.

– Конечно. Как прочитал его первую объяснительную. Вернее, там была даже не объяснительная, а прошение о том, чтобы ему дали доступ в библиотеку. Скучно было человеку. А написал просто поэму на трех листах. Читал и плакал. Моргулец этот ни с кем не конфликтовал, тихий. В камере его вообще не было слышно. Всегда был занят каким-то делом. Писал что-то. Рисовал. Читал. Занимался много. У нас тут есть спортзал. Так он посещал его постоянно.

– Думаешь, мертв или побег? – поинтересовался Крячко.

– Думаю, что зачем-то его похитили. Вот не знаю зачем, но кому-то он понадобился. Чую, что не ушел он отсюда на своих двоих. У нас, сам знаешь, здание старое, есть даже пустые стены, пара технических коридоров, я их все проверил, но там ничего. Как придешь с бумагой, дам тебе доступ во все кабинеты, к камерам – в общем, все, что нужно.

Крячко задал еще несколько общих вопросов, просто чтобы составить для себя картину всего происходящего в Печатниках. В целом, насколько можно было судить из рассказа Власова и из того, что видел Стас, там было относительно спокойно. В местах такого рода никогда не бывает тихо. Всегда кто-то плачет у входа, кто-нибудь суетится в комнате приема передач. Кто-то спешно перекладывает сигареты из пачек в пакеты, следуя правилам. Всегда крутятся мутные личности, которые за сравнительно небольшие деньги помогут оформить передачу, свидание, передать письмо.

В таких местах всегда стоит специфический запах. Это даже не горе, а скорее усталость, что нужно отстоять одну очередь, потом узнать, что часть вещей не примут, а часть нужно перепаковать, сделать, как тебе скажут, снова отстоять очередь и при всем том успеть в приемные часы.

Раньше приемный зал Печатников выглядел ужасно. Сейчас Власов поставил столы, кресла, чтобы те, кому тяжело сидеть, могли присесть. А главное, сделал электронную очередь. Так, чтобы окончательно убрать путаницу. А еще в зале дежурил человек, который помогал собрать и правильно упаковать передачки.

– Подожди, у тебя что, тут консультант? – удивился Крячко, заметив бодрого старичка в форме, который как раз успокаивал и одновременно помогал плачущей женщине правильно все упаковать и написать список.

– Ну да. Митрич. Он тут у нас работал столько лет, что мы с тобой столько цифр не знаем. Дед толковый, умный. А главное, невероятно эмпатичный. Он настроение срисовывает лучше, чем любой детектор. Мне порой кажется, что и мысли читает. В общем, его на пенсию отправляли, а какая там пенсия, он же не москвич, живет за городом, добирается на электричке каждый день. Я его пристроил. Оформил как кухонного рабочего и дворника. А он тут целый день помогает. И знаешь, правда, стало как-то тише, что ли. Мы тут уже устали бороться с «помогалами», они выбирают себе жертву, маму, бабушку, тетушку из тех, кто хуже всего понимают, что нужно делать и куда они попали, и стригут деньги за каждый чих. А пока Митрич тут дежурит, ни одного «доброго человека» больше не видел. И нет больше такого количества жалоб.

Крячко кивнул. Да, он тоже считал, что наживаться вот так на горе людей – самое последнее дело. И подытожил:

– В общем, Геннадий Васильевич, жди нас с напарником в самое ближайшее время в гости. С бумагой гербовой и всеми печатями явимся челом быть.

– Всенепременно, челобитные принимаю согласно рабочему времени СИЗО, – отозвался Власов без тени улыбки.

В Матросской Тишине и Лефортове разговоры прошли аналогично. Как под копирку. Тот же вопрос про бумагу с печатью. Те же разговоры о том, что Величко и Липаненко были тихими, спокойными, хорошо соображали, были мастерами своего дела, но дела у них были тихими. Незаметными.

Кроме, пожалуй, Липаненко, который пропал из стен Матросской Тишины. Мужчина немного выбивался из общей картины. Вел себя громко, и, как выразился полковник Антунович, временно исполняющий обязанности начальника тюрьмы, Антон Липаненко был «слишком восторженным».

– В смысле? – удивился Гуров. Вот уж где люди резко теряют желание чем-либо восторгаться, так это в стенах печально знаменитой Матросской Тишины. Одной из старейших тюрем Москвы.

Антунович грустно улыбнулся:

– Он писал книгу. По истории Москвы и ее самых знаменитых преступлений. Его поймали на драке, драку начал не он. На парковке, где все было, пострадали несколько машин. Все остальные, кто участвовал в драке, успели убежать. А он нет. Почему-то дождался полиции.

– А камеры? – озадачился Лев Иванович. – На парковке же камеры должны стоять. Их отсмотрели?

– Отсмотрели, – отмахнулся его собеседник. – Темно, дело ночью было. Качество записи паршивое, на камерах народ решил сэкономить. По сути, театр теней на видео – вот и попал Липаненко к нам. Уникальный человек. Рассказал мне тут всю историю московской жандармерии.

– А свидетели? Драки, не истории жандармерии, – не отставал Гуров.

– Спальный район, три часа ночи. Свидетели старательно делали вид, что спят. Но патруль тем не менее вызвали, а когда ребята приехали, то на месте был только один гражданин Липаненко с ломом. И вокруг него несколько побитых машин.

– А в чем суть драки?

– Подкатили на парковке добры молодцы, попросили поделиться денежкой. В Антоне проснулся лев, и дальше он уже ничего не помнил. На ломе была обнаружена кровь, что интересно – его собственная и еще троих. Но никто не обращался в полицию. А вот владельцы машин – обратились. Так что грозило ему условное за хулиганство с погашением ущерба. А он как оказался в камере, так чуть ли не стены стал трогать. Все восхищался архитектурой. У нас тут – и архитектура. Он помнил всех знаменитостей, что у нас тут побывали с момента постройки. Ты только представь, Лев Иванович! Такое внимание мне льстило, конечно. Да всем нам льстило. Маленький такой, неприметный человечек, который вообще ничего не боялся. Не хочется говорить о нем в прошедшем времени.

– Как он оказался в одиночке? А потом в больнице?

– А, так это у нас карантин такой просто был, – махнул рукой Антунович. Гуров по въевшейся в кровь его сыщицкой привычке присмотрелся к нему повнимательнее. Полковник Антунович напоминал грустного моржа. У него были темные большие глаза и невероятные усы. Льву Ивановичу стоило огромных усилий не смотреть на эти усы, когда он задавал вопросы. Потому что они жили отдельной жизнью на лице мужчины, да еще и вызывали детское желание потрогать их, чтобы убедиться в том, что усы настоящие. Но было в полковнике Антуновиче что-то цепкое. Сильное. Ну, на его должности, пусть и заместителя, но все же, дураков быть не должно.

– У нас тут все камеры переполнены. А пошел грипп, и больница тоже уже не справлялась. Вот и пришлось на время дезинфекции камер часть расселить по карцерам и одиночкам, пусть и со всем удобствами. Но наш писатель и там подцепил грипп. В общем, с трудом, но нашли мы ему место в больничке, мы уже часть кабинетов отдали под палаты. И оттуда он пропал.

– В каком Липаненко был физическом состоянии?

– Не знаю, честно. Могу узнать.

– Но нужна бумага и гербовая печать? – рассмеялся Гуров.

– Нет, это я по-свойски могу спросить, но бумажку ты мне достань.

Лев на секунду задумался:

– Слушай, полковник, а, случаем, не пропали ли вместе с ним его записки? Ведь раз Липаненко был писателем, значит, у него должен был быть блокнот? Или тетрадь? Да хоть рулон туалетной бумаги и химический карандаш?

– Вот туалетная бумага у нас как раз считается дефицитом, шучу-шучу. Записи есть.

Так что можно было смело сказать, что Гуров вернулся с добычей. Правда, просмотреть записи еще не успел. Нужно было ехать в Главк.

Наверное, это и было тем самым общим знаменателем, который сразу же цепляет внимание. Тихие, незаметные даже вещи, которые остались в камерах, были в целом похожи. Ну и… все четверо пропавших – умные, увлеченные своим делом, похоже, неплохие специалисты. Любители библиотек…

Гуров написал на доске одно слово: «невидимка». Именно такими они и были. Невидимыми, но при этом полезными.

– Они были полезными для начальства СИЗО. Именно это и было просчетом… или же наоборот, – размышлял вслух Гуров, – их выбрали из-за незаметности, а начальники могли замалчивать пропажу людей, потому что те, допустим, выполняли какие-то мелкие, но важные поручения. Озвучить вариант побега – значит припаять этим полезным людям дополнительный срок. Вот и не хотели осложнять заключенным жизнь.

– Наоборот? – переспросил Стас, который только вошел в кабинет и как раз застал напарника за продуктивной беседой с самим собой. Крячко позвонил другу по пути в Главк, пересказал все то, что узнал во время первой беседы с начальниками. В том, что бесед будет еще много, они оба не сомневались.

– Ну да, смотри. Всем четырем нашим жертвам начальство доверяло, они казались, пока еще будем думать с этой позиции, что они просто казались, безобидными тихонями. А дальше у нас два варианта. Либо преступник не знал об этом, о том, что все пропавшие выполняли поручения, делали расчеты, писали бумаги и прочее и поэтому были на хорошем счету у начальников, либо наоборот. Он знал. И именно поэтому похитил именно их. И тут мы видим первый и самый легкий вариант – он или она вхожи во все четыре изолятора.

Крячко кивнул:

– Женщину не исключаем?

– Не исключаем ни в коем случае. Сильные волевые женщины как раз любят таких.

– Тихонь?

– Не совсем, – усмехнулся Гуров, – скорее мужчин, которые не выпячивают свои достоинства. Технический отдел проверяет счета наших потерпевших, и вот какой интересный момент: пока нашли только часть счетов. А все четверо были очень неплохо подкованы в области финансовой грамотности.

– Но подожди. В досье не было ни квартир, ни машин.

Гуров кивнул и нарисовал на доске знак рубля.

– Квартир и машин нет. В Москве. А вот за границей, в Сочи и Калининградской области жилье неожиданно нашлось. Кроме того, у них у всех есть неплохие инвестиционные пакеты. Хоть я и крайне мало что понимаю в инвестициях, но наши тихие клерки – подпольные миллионеры.

– А кто наследники? Может быть, это они собрались и заказали родственничков? – предположил Крячко.

– Родни пока не обнаружено.

– Зато тела наконец-то, кажется, обнаружены, – заявила Дарья. Оказалось, что она уже минуты три тихо стояла на пороге кабинета, как всегда то ли стесняясь обозначить свое присутствие, то ли просто выжидая, пока на нее обратят внимание.

– Дарья, сокровище ты наше, давно тут стоишь? – обрадовался Стас.

– Недавно. Но нам нужно ехать. Я, конечно, позвонила, попросила не трогать никого, но, к сожалению, с двумя мы, кажется, опоздали, но я не уверена. Давайте поедем поскорее, я одна там буду недостаточно убедительна, наверное.

– Даша, мы ничего не поняли, – остановил эксперта Гуров, – вот водичка, чай, кофе, конфеты, все, что захочешь, но пожалуйста, медленнее и по пунктам, где найдены тела и почему нам нужно спешить. Можешь рассказывать нам это по пути к машине, только скажи, куда едем.

– В Бутово, – сказала Дарья и протянула Льву бумажку с адресом.

– Морг?

– Морг. Таких моргов по Москве несколько, и именно туда свозятся все невостребованные тела, – объяснила на всякий случай Дарья. – Там они ждут. А потом, согласно протоколу, тела кремируются. Прах остается в коробочках. Хранится еще полгода. Если я права, то двоих подходящих под описание уже кремировали.

– А почему так быстро?

– Вот именно поэтому я и думаю, что это наши пропавшие, – пояснила Дарья, – слишком быстро, они нарушили правила. Я натравила на них Матильду Давтяновну, и она устроила разнос. Как они могли, почему нарушают и так далее. Так что нас ждут и больше сегодня никого не трогают. Ну, то есть тех, кто есть в плане, трогают, конечно, а наших – нет.

Глава 2

Вопреки сложившемуся образу район Южное Бутово давно перестал быть криминальной окраиной, топонимом для определения чего-то далекого от центра. Да и не был он таким никогда. Сегодня Южное Бутово было уютным зеленым районом, со своими достопримечательностями и дорогими жилыми кварталами, окруженными парками.

Пока они ехали в морг, обсудили еще один, пусть тонкий и, может быть, ложный, но все-таки намек на то, по какому признаку отбирали жертв. Почти про всех отзывались, что они были «не от мира сего». Пробив их медицинские карты, Дарья нашла, что двоим, Клюге и Моргульцу, ставили диагнозы «легкое расстройство аутического спектра». Но потом сняли. Это могло быть и хорошо, и плохо одновременно. Но все же появился небольшой хвостик, за который можно уцепиться.

Комплекс зданий морга застенчиво скрывался на территории большого паркового массива, за высоким забором и почти вплотную к старинной усадьбе. Рядом, видимо, была еще конюшня. Припарковавшись, сыщики с удивлением посмотрели на лошадей, которые брели вместе со своими всадниками по тропинке вглубь парка.

– Новодел. Начало девятнадцатого века, – сказала Дарья уже на улице. Гуров даже не сразу понял, о чем она. Имеет ли в виду усадьбу или морг, который тоже, кстати, был построен в том же стиле. Видимо, один ансамбль. Хотя какие-то здания явно уже были достроены позже.

Напустить Мегеру Давтяновну, главу отдела судмедэкспертизы Главка, на администрацию морга было, конечно, жестоко. Но правильно. Потому что правила есть правила. А теперь их там будут ждать. И сделают все, что скажет Дарья.

– Я не знаю, что произошло, кажется, была какая-то путаница в документах или, может быть, ошибка… – Какой-то мужчина буквально выбежал им навстречу. Он подошел к машине, зачем-то начал дергать дверь, хотя сыщики уже вышли из машины.

– Вы кто? – без особых расшаркиваний спросил Крячко.

– Лабжинов я, Анатолий Борисович. Директор, с вашего позволения. С кем имею честь?.. – проблеял мужчинка. Оперативники представились и переглянулись со значением. – Извольте последовать за мной, в кабинет, да-да, пойдемте-пойдемте, – суетился он. Крячко с Гуровым и Дарьей пошли за Лабжиновым и очень скоро оказались в мрачноватом кабинете, обставленном темной простой мебелью. Узкие окна, завешеннае пыльными жалюзи, придавали помещению еще большую мрачность и неприютность.

Хозяин кабинета, даже усевшись за свой стол, продолжал отчаянно потеть. Он постоянно вытирал мокрый лоб платком, комкал его, совал в карман халата, потом вытирал лицо рукавом халата и снова краснел и бледнел в разной последовательности. Выглядело пугающе.

– Хватит, попейте воды, вас того и гляди удар хватит, – попросил Крячко, которого уже сильно утомила вся эта суета.

Гуров достал из папки фотографии из личных дел пропавших, в то время как Дарья унеслась куда-то на территорию морга, а Крячко стоял и подпирал дверь на тот случай, если директор морга попытается от них уйти. Пару раз он в самом деле вставал и пытался выйти из кабинета, что выглядело очень странно. Словно думал, что в самом деле сможет сбежать – пешком – из морга. На все вопросы о том, что за катастрофа у них случилась и почему тела были срочно кремированы, он только разводил руками и бормотал об ошибке, что у него стояли другие даты поступления и прочее. Невооруженным глазом было видно, что врет мужик и дело тут нечисто.

– Кажется, все четверо были у нас, – бормотал Лабжинов. – Простите, но это были невостребованные тела, у нас тут места мало, фото нечеткие, а после смерти, учитывая повреждения, ну вы сами понимаете, – развел руками директор морга, – я не думал, что эти тела чем-то будут важны, повреждения были сильные, они лежали в воде и земле… Одежда на них тоже была какая-то дешевая, документов, личных вещей, украшений, даже крестиков ни у кого с собой не было.

– Так в воде или земле?

– В воде. Или в земле, грязные и мокрые… – Он снова забормотал, опустив глаза, и Гуров с трудом подавил в себе раздражение.

– Протоколы осмотра тел сохранились? Отпечатки пальцев брали?

– Все есть, вот, у меня! – Даша ворвалась в кабинет, размахивая стопкой бумаги. – Вот, я попросила распечатать. Тут все описания и данные анализов. Будем расследовать. Еще двоих…

– Еще два тела мы заберем в наш морг, – сказал Лев, перехватывая Дарью. Когда их эксперт впадала в такой ажиотаж, она могла свернуть горы, вот и сейчас, пока они с Крячко даже не надавили толком на директора, она успела пробежаться по моргу, поговорить с санитарами, охранником и работниками канцелярии. И даже в подвал зачем-то забежала. Как сама Дарья потом оправдывалась, она почему-то решила, что в подвале, может быть, прячут тела или еще что-то интересное. В общем, эксперт быстро провела свое собственное расследование. Как бы странно это ни звучало, но в морге Дарья чувствовала себя чуть свободнее. Наверное, дело было в том, что она понимала, что нужно делать.

– Почему-то никогда не думал, что у морга есть канцелярия, – тихонько заметил Крячко.

– У них и бухгалтерия есть. Официальная и неофициальная, и думаю, что именно чьи-то вливания в неофициальную бухгалтерию помогли нашим убитым так быстро превратиться в горку пепла, – откликнулся Гуров, просматривая бумаги. По-хорошему, изымать из морга нужно было все. Бумаги, записи с камер наблюдения, данные пропускной системы.

Но на деле там был тот еще бардак. Половина камер не работали, две были вообще только муляжами, вместо пропускной системы все пользовались обычными ключами от дверей и приветливым кивком охраннику на входе. Пройти мог кто угодно.

– Так, ладно, Даша, займись телами, Стас, на тебе охранники и санитары, поднажми, а я еще раз переговорю с нашим нервным директором, – сказал Лев, когда они на время вышли из кабинета, чтобы все обсудить без попытки директора шагнуть в окно или снова сбежать, – нужно дожимать, пока у них всех не случился приступ коллективной амнезии.

Директор все так же сидел в кресле и даже не удивился тому, что Гуров вернулся. Судя по устойчивому аромату корвалола, который витал в кабинете, он успел принять спасительные капли, и сердечного приступа от испуга можно было не ждать.

– Уважаемый… – Лев сделал вид, что вспоминает имя директора.

– Анатолий Борисович, Лабжинов, – слабым голосом сказал его собеседник.

– Уважаемый Анатолий Борисович. Давайте мы не будем изображать, что вы вот-вот пополните число ваших клиентов. Пока мы разговариваем не под запись, и не под протокол, и не у нас в Главке. Просто беседуем, как новые знакомые. Вы можете даже продемонстрировать законы гостеприимства и предложить мне чай или кофе, а потом за неформальной беседой рассказать все, что связано с телами наших пропавших, – обманчиво мягким тоном начал разговор Гуров. За таким тоном читалась сталь. Директор определенно понимал, что в случае отказа сотрудничать все для него может сложиться иначе, значительно более проблематичным образом.

– А хотите? Чего-нибудь? – растерявшись от такого перехода, начал Лабжинов. Видимо, в воображении его уже увозили куда-то на черном воронке. И там, скорее всего, расстреливали в подвале при свете единственной лампочки.

– Нет. Это я, чтобы вы в целом поняли, чего я хочу от вас. Как к вам попали эти четверо и почему были нарушены правила и двоих уже кремировали, а двоих готовили к кремации? На вас кто-то надавил?

Анатолий Борисович посмотрел в окно и вздохнул. Может быть, подействовал корвалол. А может быть, он просто устал чего-то бояться.

– Я никогда не брал взяток. Вообще никогда. У нашего морга очень хорошая репутация, потому что… Да я даже не знаю, как сказать.

– Потому что никто не дает взятки санитарам, которые занимаются невостребованными телами. А ваши санитары сразу куда-то пропали, стоило нам приехать к вам. Первый раз видел, чтобы от меня бежали санитары, – холодно улыбнулся Гуров.

– Да. То есть нет. В общем, несколько дней назад по городскому телефону позвонила женщина. Судя по голосу, она была не очень молода. Но настойчива. Она знала, как меня зовут, мою семью по именам знала. У меня жена учитель. И две дочки. И сказала, что вот есть свежие трупы, это ее цитата. В моих интересах сделать так, чтобы они как можно быстрее сгорели без следа. Я все говорю цитатами. Так, как говорила она. Речь была чистая, без мата, без ругани или какого-то говора. Я много лет занимаюсь музыкой, у меня очень тонкий слух на это. Взамен она пообещала перевести мне определенную сумму денег. Сумма была для меня неприлично большой.

– А вы?

– А я… Сказал, что это не по правилам, что так нельзя, что… – быстро заморгал Лабжинов. Помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил: – А она настойчиво так говорит, что знает, где работает моя жена. Где учатся девочки. И сказала где. Что если я не пойду ей навстречу, меня ждут проблемы. Серьезные. И не только меня… Нет, вы не подумайте, за себя я не боюсь. Ну уволить могут, и что с того? Проживем. А вот жена… девчонки… Я… Лев Иванович, я испугался. И… и подумал, что ничего страшного нет в том, что мы ускорим процесс… Никому-то это не повредит. Ну и согласился…

– И что? Деньги перевела?

– Перевела. Как и трем санитарам. Имена их называть не буду, пусть лучше будет, что я один в этом участвовал. Деньги пришли, повторюсь, сумма была для меня большой. Три мои месячные зарплаты. Сколько она перевела им, не знаю, но думаю, что столько же. Я все равно подождал сутки. Просто из уважения к… – Лабжинов сглотнул, – ним. А потом начал процесс оформления документов.

Гуров кивнул, переписал номер – у городского телефона был определитель номера – и сказал:

– Про деньги и санитаров я ничего не слышал. Кажется, давление, магнитные бури там, очень в ушах шумит, знаете, погода, наверное. Но если она еще раз позвонит или как-то объявится… И еще – запросите в банке, с какого счета вам деньги перевели, будьте так добры.

– Я обязательно дам вам знать! По телефону, по почте, да даже сам могу прийти! – Лабжинов резко встал, опустился обратно в кресло, потом снова вскочил и сделал несколько кругов по кабинету. При этом несколько раз он порывался пожать руку полковнику, но тот успевал остановить обрадованного Анатолия Борисовича жестом.

– Самому приходить не надо, просто позвоните.

Гуров оставил их со Станиславом телефоны и вышел из кабинета.

Почему-то ему было жалко этого немного нелепого человека. Директор морга честно сказал, что практически не спал с тех пор, и сейчас, когда он все рассказал, было видно невооруженным глазом, насколько ему стало легче, когда Гуров сказал, что факт взятки в данный момент его не волнует. Конечно, со стороны могло показаться, что полковник пошел на нарушение закона. На самом деле так оно и было. Но когда это ускоряет ход дела и дает возможность в дальнейшем быстро получить всю необходимую информацию, на такие маленькие нарушения можно закрыть глаза. Обычно так и появляются хорошие информаторы.

Но все же очень хотелось помыть руки.

И, судя по лицу Стаса, который ждал напарника в коридоре, ему тоже.

– Дарья осталась с трупами. Сказала, что дождется наших и проследит за транспортировкой. Санитары, которые не сбежали, ее уже боятся. Сидят в углу и молчат, а она там вносит элемент хаоса. Честное слово, я такой ее никогда еще не видел.

– Святая нам досталась эксперт. Не знаю только, за какие заслуги, – вздохнул Лев. Он осторожно заглянул к Дарье, спросил, нужна ли ей какая-либо помощь. Получив отрицательный ответ, предложил Стасу ехать в Главк.

Каждый раз, когда шли дни расследования таких дел, сыщики про себя немного удивлялись тому, сколько событий может поместиться в одном дне. Иногда казалось, что слишком много. Как только напарники вернулись в Главк, их сразу вызвал к себе Орлов.

– Верочка уже ушла, так что на хороший кофе можем и не рассчитывать, да? – притворно вздохнул Крячко. Орлов посмотрел на него тяжелым взглядом и, достав откуда-то из недр стола банку с растворимым кофе, поставил его перед Стасом.

Судя по тому, что порошок в банке слипся до состояния камня, этому кофе было не меньше пяти лет, и, возможно, генерал использовал его в качестве наказания.

– Все не так плохо, честное словно, обойдемся без пыток токсичными и тяжелыми предметами, – улыбнулся Лев Иванович.

– Докладывайте, – устало сказал Петр Николаевич, – а про пытки я уже сам решу.

Сыщики доложили ему о первых успехах, вкратце описали разговоры, которые произошли сегодня во всех четырех заведениях, сообщили и о том, что Дарья нашла тела и везет их в Главк.

– Бумаги с печатями будут завтра. Молодцы, я в вас не сомневался. Опознали тела тех, что уже кремировали?

– Предположительно Липаненко и Моргулец. Подходят по описанию. При поступлении у них взяли отпечатки пальцев, так что как только Дарья сравнит их с теми, что есть у нас, будем знать более точно, – ответил Гуров. – Тела были сильно повреждены, поэтому их кремировали первыми.

– Хорошо, можете быть свободны. Капитан Алая продолжает трясти своих подчиненных, так что ждем еще новых данных от нее.

Дарья позвонила, когда Гуров был уже в кабинете, и сказала, что тела доставлены, документы тоже, все в порядке, она забрала все, что было, в том числе и коробки с пеплом. А еще Матильда Давтяновна велит ей идти домой, потому что в лабораторию привезли несколько реагентов, которые проходили по другому делу, и дальше Даша уже не могла говорить, потому что раскашлялась.

– Даш, что там у вас? Помощь нужна?

Гуров выслушал ответ, кивнул и, попрощавшись, нажал отбой.

– Что там случилось у наших экспертов? – устало спросил Крячко.

– Кажется, какой-то реагент, который им принесли в лабораторию по другому делу, как-то неправильно «среагировал», и теперь они там проветривают, так что находиться в помещении еще пару часов будет точно опасно.

Напарники переглянулись. Лаборатория судмедэкспертов располагалась в одном из подвалов Главка и была оборудована по последнему слову техники. Оборудование постоянно обновлялось, что-то добавлялось. Привозили новую мебель, по сути, любой запрос Матильды Давтяновны выполнялся мгновенно. Но была и обратная сторона. В лабораторию тащили все и отовсюду, со всех отделов. Часто ее использовали как перевалочный пункт между помойкой или складом вещдоков. Вещи, странные вещества… да никто не угадает, что там может оказаться к вечеру. Хорошо еще, что сама лаборатория делилась на несколько помещений и обычно можно было продолжать работу даже в случае происшествий, подобных сегодняшнему.

– Ладно, давай по домам, – предложил Гуров. – Завтра нам предстоит продолжить наше увлекательное путешествие по СИЗО. Времени до того, как история про все эти исчезновения просочится в прессу, очень мало.

– Домашняя работа? – спросил Крячко, имея в виду, будет ли Гуров брать домой бумаги по делу, чтобы почитать их после работы, отдохнув и поужинав.

– Нет. Нам с тобой завтра понадобятся свежие головы. Да и Мария обещала меня выгнать из дома спать на диван в кабинет к Орлову, если я еще раз принесу домой очередное «интересное расследование».

Крячко хмыкнул:

– Ната примерно в тех же словах высказалась, видимо, сговорились. Тоже упомянула диван в кабинете Орлова, кстати. Не дает он им покоя.

– Они у вас золотые! По домам! – Скомандовал Петр Николаевич таким тоном, что спорить с ним не хотелось. Напарники как раз за разговором незаметно дошли до проходной Главка, где их и встретил генерал и услышал часть разговора.

Сам Орлов пока домой не собирался. Он пригласил Екатерину Алую на ужин. Обычный ужин двух старых друзей. Посидеть, поболтать о том о сем и узнать, что там происходит в соседнем ведомстве. Вернее, так. Что на самом деле происходит в соседнем ведомстве и какими могут быть подводные камни при ведении расследования.

Никаких воспоминаний о прошлом, никаких намеков на будущее. Оба люди семейные. Просто нужно было подумать и обсудить дело где-то вне работы.

Петр Николаевич выбрал уютный ресторан напротив Павелецкого вокзала. Интерьер там был устроен в старом советском стиле, играла музыка из фильмов прошлого, а готовили вкусно и, что радовало, без пафоса. И никакие общие знакомые не могли им там попасться, потому что кафе считалось «не по статусу».

– Надо же, как ты угадал. Очень люблю это место. – Капитан Алая улыбнулась старому другу. – Ты же не просто так пригласил меня на вареники?

– Не просто так. Скорее хотел обсудить наше дело в неформальной обстановке. Мои сотрудники уже провели первую разведку боем, все, что они выяснили, я тебе рассказал на работе. Но есть ли что-то в этих заведениях такое, о чем я должен знать? Подводные камни? Что-то, что не должно всплывать при расследовании, но мне лучше быть в курсе, чтобы мои бойцы не попали в неловкую ситуацию?