Читать книгу: «Испытание», страница 3

Твоё искупленье свершилось.

А утром, идя по делам,

Какая ничтожная такса:

Душою начищенной ваксой

Ступать по безгрешным телам.

ГОРОД

Город

Спят небеса на шпилях

Как на кинжалах йоги.

Дремлет во тьме напильник

Башен и крыш пологих.

Город – моя надежда.

Город, пока, до скорого!

Завтра я встречу тем, что

Снова увижу город.

Утром, нет раньше, раньше -

В самом излёте ночи,

Город – гигантский рашпиль,

Небо истёрший в клочья…

Адмиралтейская ночь

Ночь размыла границы,

Мир заполнила небыль,

Золочёною спицей

Нас пришпилила к небу.

Как бутоны в воде Невы

Распустились мосты и…

Корабли – привиденьями

Сквозь трамвайные стыки.

Каменный остров

Осень, осень здесь у Пушкина как!

Воздух, воздух здесь на Росси манер!

Как у Клода Дебюсси облака

И туманы как у Клода Моне!

Где такие ещё есть деревá?

Терема такие где ещё есть?

Где ещё я так как здесь горевал?

Был ли счастлив где-нибудь так как здесь?

На Весёлом Поселке – туман

На Весёлом Поселке – туман.

Растворяются в дымке дома.

И, воздушные руки реки, –

Меж домами снуют сквозняки.

Это раннее утро – за ним

Будет труд, будет день, будет дым.

А пока не смотря на мороз,

По ковру не оттаявших рос,

Сквозь туманные дымки дорог,

Понедельник штурмует метро.

От Васильевского до Охты

От Васильевского до Охты –

Барабанная дробь

Пόверх гула и грохота

Пушек и топоров.

Исполинским жёрновом

Перемалывая грязь,

Прёт народ с Обжорного

Слушать Указ.

Так надрывно гремят барабаны,

Словно дверь вышибают ногами.

За болотами непролазными,

За горами и за долами

Государевыми Указами

Русь старинная содрогаема.

Как работать, как развлекаться,

Оградили жизнь, как заборами –

Государевой регламентацией,

Государевыми поборами.

Вьётся дым староверьих гáрей,

У Булавина жизнь вольна

И шипят на Москве бояре:

– На-кось, выкуси, сатана!

Льёт из меди колокольной пушки царь –

Это Русь вековая рушится.

А на площади возле Троицы

Молодая Россия строится!

На мосту

Изогнулся как лук

И застыл в напряженьи,

Миг – и выстрелит мною,

Лишь звон тетивы,

Лишь круги на воде,

Словно кольца мишени,

И сомкнётся “десятка”

Поверх головы…

ЛЕКАРСТВО ОТ СЧАСТЬЯ

Что такое вдохновенье?

Что такое вдохновенье?

Сколько стоит красота?

Сколько мнений и сомнений

От семнадцати до ста?

Вдохновенье – жизнь в квадрате.

Вечность – красоте цена,

А моих сомнений хватит,

Чтобы всем

сойти с ума.

Мужчина должен быть суров и груб

Мужчина должен быть суров и груб,

И угловат как куб,

А я – феминизации подвержен,

Я – нежен.

А я хочу быть но́рманном – мужланом,

Что как наградам радуется ранам,

Но прежде, чем в набег уйдёт с отрядом,

Целует милую от головы до пят он.

А я хочу быть грозным самураем,

Что жизнью как мечом своим играет,

Улыбки гейш встречает взглядом хмурым,

А плачет …

лишь когда цветёт саку́ра.

Как Ио по свету

Как Ио по свету

Гоняло безжалостно жало, –

Меня одиночество гонит

В ворота вокзалов.

Зачем же бегу от него я,

Ведь мне одиночества мало?

Мне мало Валгаллы,

Мне мало Нирваны и Рая,

И мало мне вечно гореть

На костре,

Никогда не сгорая,

И Славы,

Текущей расплавленной лавой

В подвалы

Мемориалов.

Дороги,

Дороги мои

Без конца, без начала,

Все ноги разбил о пороги

И всё ещё мало?

Бродить без приюта,

Где холод и вьюга,

Без друга,

Моё одиночество

Хуже любого недуга.

Но если бы только оно

Ненавистное знало,

Как мне его мало!

Какой же награды

Тебе за предательство надо?

Какого страданья,

Душевного смрада и Ада?

О, если б владыкой Всевышним

Сумел на мгновенье стать я,

Пав ниц и целуя край платья,

Я б вымолил каплю проклятья.

И было б доступно лишь богу,

Как этого много!

Спешу

Жабры акулы устроены так, что она

может существовать только в движении

Весною – к снегу, вечером – к утру,

А на работе – вопреки ТБ,

В библиотеку, а потом – к тебе,

А если я остановлюсь – умру.

А если к славе – слишком налегке,

А если сдамся, обессилев, – пусть

Отлив меня оставит на песке

Или в густых кораллах задохнусь,

Лишённый невозможности стоять.

Бегу как вор, что сам себя украл.

А если даль мне заштрихует трал,

Последним вздохом будет мне струя

Из-под винта…

Падут на амбразуры лоджий

Падут на амбразуры лоджий

Осколки дня.

Ты здесь живёшь, а я – прохожий,

Оставь меня.

Ну что ж ты, милая, скучаешь

Средь гулких стен,

Ведь ты же знаешь – я случаен,

Как этот день.

Я в вашем времени транзитом,

Как в лето – май.

И послан с этикеткой “ЦИТО” –

Не принимай.

Из тридевятого ли царства

Волшебный яд?

Или обычное лекарство

От счастья – я?

Мир для меня дракон стоглавый

Мир для меня дракон стоглавый,

Вопроса “Быть или не быть?”

Не существует – есть булава,

Да время головы дробить.

Лишь он падёт, зарёй кровавясь,

Отхаркав огненную вонь,

Быть может тысячу красавиц

Я извлеку из недр его.

А может быть, вдыхая амбру,

Губу до крови прикушу

И, сапогом ероша жабры,

Прощенья тихо попрошу…

Я – бракодел из бракоделов

Я – бракодел из бракоделов,

Я просто мастер делать брак

В диапазоне средств в пределах

От топора и до пера.

И не смотря на все старания

Жить без помарок и огрех,

Я допускаю брак в желаниях

И в лучших помыслах во всех.

Но ни частично и ни полностью

Не подменяю никогда

Высококачественной пошлостью

Брак в ощущении стыда.

Высококачественной лживостью –

Свой брак в осуществленьи правд

И первоклассной злоречивостью –

Брак в сотворении добра.

Пойдёт ли жизнь моя насмарку? –

Нам только время ОТК, –

Часть в переплавку, часть – на свалку

И только строчка – на века!

Рассвет в море

Владиславу Гузю

Встал на просторе

В краю рассветном,

Умылся морем,

Утёрся ветром.

И мир как яблоко

Форштевнем – надвое.

Для счастья, дядька, нам

Так мало надобно!

Жизнь – разбитая к счастью посуда

Жизнь – разбитая к счастью посуда.

По осколкам любви и стыда

Мы идём из глубин НИОТКУДА,

Чтоб однажды прийти в НИКУДА.

И на этой бессмысленной трассе

Мы порой не жалеем стекла,

Разбиваем – просто на счастье,

Разбиваем – просто со зла.

Чьё-то сердце из скользких ладоней –

Оземь! – рюмкой заздравного тоста.

Сколько музыки в этом звоне,

То, что свято, бьётся так просто.

Утешай себя: видно к счастью,

Может будет другое и лучше.

Наша жизнь на подносе качается

У слепого величества Случая.

Данте этой не выдумал муки:

Я как склянки мечты разбиваю,

И ползу по осколкам на брюхе,

И сквозь слёзы куплет распеваю.

Мотогонка по льду

Чьи-то взгляды мне вперились

Через маску в лицо.

Я стою за уверенность,

Ставлю – на колесо.

И почти подбородок

Брею лезвием льда,

Все свои обороты

Повороту отдав.

Либо будет вам зрелище,

Либо миру – рекорд!

И почти что на бреющем

Прохожу поворот.

И не ангелов стая –

Серебристая пыль…

Даже жизнь не заставит

Аутсайдером быть.

Да минует ребёнка

Моего этот дух –

Что, мол, жизнь – мотогонка,

Да ещё и по льду.

Последний монолог

Ты юнец ещё в этом деле,

Я – согнулся от вечных дел.

Ты здесь бе́з году две недели,

Я – на жизни все зубы съел.

И тебе всё что в жизни нажил

Сдавит душу узлом тугим,

Когда дети однажды скажут:

“Пожил, надо, мол, и другим”.

Вот и он, ученик, наследник,

Кто за сына тебе почти:

“Проводить бы скорей в последний,

Ну а там мы его почтим”.

Ты лелеешь его лет двадцать,

А когда закоснеешь от ран,

Скажут: “С ним не тебе тягаться,

Уступи ему, атаман!”

Не для славы и не для мести

Дайте выйти с ним на ножи –

Умереть на рабочем месте,

Именуемом мною – жизнь.

Вечерний гость

Он пришёл, – воплощённое зло,

И сказал мне: “Скучаешь, приятель?”

Был он весь неопрятен зело

И как всякое зло неприятен.

Начал, как говорят, “на ура”, -

Убеждал, что гармония тленна,

Хаотично движение пера

Относительно центра Вселенной.

Но последнее слово за мной, –

Я сказал ему: “Полно, хвостатый,

Я и сам бы пошёл сатаной,

Да протекции мне не хватает”.

Что, мол, время настало – беда…

И чтоб сразу избегнуть вопроса

Я сказал: “Даже душу продать

По теперешним ценам не просто”.

И растрогался он от души,

И вручил он мне орден и ленту…

Я той лентой его придушил, –

Я терпеть не могу конкурентов.