Читать книгу: «Десять минут», страница 3

Трактир, был объят пламенем. Стены, сложенные из вековых бревен, горели, как порох, извиваясь и трескаясь, словно живые. Барменша, та самая красавица с кукольным лицом, металась по залу, превратившись в живой факел. Её безумные вопли сливались с треском пожирающего всё пламени и… диким, истерическим смехом. Тот самый мужик в грязной спецовке, чье лицо теперь было искажено гримасой нечеловеческого восторга, лил на неё из бутылки не воду, а водку, подливая масла в огонь. Запах гари смешивался с тошнотворной вонью горелого мяса и волос. Вокруг, как в бреду, мелькали другие фигуры – одни в панике пытались тушить пламя тряпками, другие, охваченные тем же безумием, что и мужик, подливали огня, поливая стены и мебель «огненной водой». И над всем этим хаосом висел чистый, беззаботный детский смех, словно кто-то невидимый ликовал от зрелища всеобщей гибели. Потом Алёна увидела себя. Она стояла на верхней площадке лестницы, не пытаясь бежать, не выражая ужаса. Её лицо было обращено к пылающему аду внизу, а из груди вырывался смех – не детский, а низкий, хриплый, полный нечеловеческой злобы и глумления. И тогда горящая барменша, словно метеор, взмыла по лестнице, пронеслась мимо смеющейся Алёны и рухнула на колени перед дверью с цифрой "3". Её обугленные руки с хрустом бились о дерево, выбивая ритм отчаяния и проклятия. Бам! Бам! Бам!

Удары разбудили её. Сердце бешено колотилось, пот заливал лоб. Сначала она подумала – отголосок сна, эхо кошмара. Но нет. Удары были реальными, материальными, сотрясающими дверь в её комнату. Тяжёлые, настойчивые, злобные. Алёна замерла, вжавшись в подушки, кровь стучала в висках. Она боялась пошевелиться, боялась дышать. Кто-то хотел войти. Не просил – требовал. Стук внезапно прекратился. Наступила тишина, более страшная, чем шум. В такой тишине, всегда кто-то прячется. Её собственное дыхание казалось оглушительным ревом в этой гробовой мгле. Осторожно, она соскользнула с кровати, босые ноги коснулись холодных, шершавых досок пола. На цыпочках, прижимаясь к стене, она подкралась к двери, прильнула ухом. Ни звука. Абсолютная, неестественная тишина. Алёна оглядела комнату, ища оружие, укрытие, выход. И только тогда заметила: свеча догорела, оставив после себя лишь лужу и струйку дыма. Но в комнате было не совсем темно. Слабый, мертвенно-бледный свет пробивался в щель между шкафом и стеной. Луна. Снегопад кончился, и луна, холодная, безразличная, как око мертвого бога, висела в очистившемся небе, заглядывая в окно, которое почти полностью закрывал массивный шкаф.

Окно!

Мысль ударила разрядом тока. Надо только отодвинуть шкаф. Она подбежала к нему, уперлась плечом в холодное, темное дерево. Оно было невероятно тяжелым, неподвижным, словно вросшим в пол и стены. Девушка напрягла все силы, мышцы горели от усилия.

БАМ!

Мощный удар снаружи. Дверь вздрогнула, как живая. Что-то металлическое звякнуло, отскочив от дерева и покатившись по полу. Шпингалет! Один из гвоздей, крепивших его, вылетел. Алёна вскрикнула от ужаса, и этот крик придал ей адреналина. Она снова уперлась в шкаф, впиваясь пальцами в резные узоры, толкая изо всех сил, ноги скользили по полу. Дерево скрипнуло, пронзительно, как крик умирающей птицы, и шкаф сдвинулся! Надежда есть! Окрыленная, Алена собрала остатки сил.

БАМ!

Еще удар. Еще один гвоздь сорвался. Шпингалет висел на последнем, дверь трещала по швам, замок не выдержит. Замок был хлипкой преградой против этой ярости. Подгоняемая чистым, животным страхом, Алёна рванула шкаф с последним усилием. Он сдвинулся почти на полметра, открыв часть окна – узкую, но достаточную для ее хрупкого тела. Стекло, черное и непроницаемое в лунном свете, было ее врагом. Она схватила железный подсвечник со стола – тяжелый, холодный. Размахнулась и швырнула его в темный прямоугольник.

ДЗЫЫЫНЬ!

Хруст, звон, град осколков, посыпавшихся внутрь и наружу. Ледяной ветер, пахнущий снегом и бесконечностью тайги, ворвался в комнату, завывая в образовавшемся проломе. Алёна высунулась. Холод обжег лицо. Внизу – непроглядная тьма и сугробы. Но справа, почти вплотную, под соседним окном – узкий, чугунный балкончик, покрытый инеем. Расстояние пугающее, но шанс был. Если прыгнуть и ухватиться…

Дверь не выдержала. Она не просто открылась – она взорвалась внутрь, сорванная с петель чудовищной силой. В проеме, заливаемом лунным светом из окна, стояли двое. Щуплые, но от этого не менее жуткие. Грязные рваные рубахи с короткими рукавами, нелепые в этом холоде, обнажали руки, покрытые густой шерстью и темными, засохшими пятнами крови. Их лица были перемазаны чем-то бурым и липким, слипшиеся волосы падали на лбы. Но самое ужасное – глаза. Глаза горели неестественным желтоватым светом, безумие и нечеловеческий голод плясали в их глубинах. Зрачки были узкими, как у хищников. Из груди одного, там, где рубаха распахнулась, сочилась темная струйка, но он, казалось, не замечал этого. Их взгляды, дикие и не фокусирующиеся, метались по комнате, выискивая жертву. Вдруг один из них, тот, что был ранен, дернулся. Его рука молниеносно метнулась и впилась зубами в запястье второго! Тот взревел – звук, не принадлежащий человеку, нечто среднее между рыком медведя и визгом свиньи, – и с размаху ударил обидчика по затылку кулаком, держащим что-то темное и тяжелое. Укушенный сдавленно хрюкнул и, пошатнувшись, чуть не вывалился в разбитое окно. Тогда нападавший схватил его за ворот рваной рубахи и с силой швырнул обратно, вглубь комнаты, на пол. Звери. Не просто звери в человечьем облике. Это были ожившие тени первобытного леса, порождения древнего, забытого ужаса, для которых плоть и кровь – единственный закон. Хуже зверей. Это были твари, для которых само понятие человечности было кощунственной насмешкой.

Алёна не видела конца этой сцены. Пока чудовища были заняты друг другом, она, не дыша, прижалась к холодной стене балкона, на который успела выскользнуть в последний миг. Её сердце колотилось так, что казалось, вот-вот разорвет грудную клетку. Через решетку балкона она видела их силуэты в разбитом окне её комнаты, слышала их хриплое, прерывистое бормотание. Язык… какая-то тарабарщина. Звуки были гортанными, шипящими, складывающимися в слова, которые резали слух и будоражили самые глубинные, забытые отделы мозга, вызывая тошнотворное чувство узнавания невозможного. Это напоминало латынь, которую она слышала на лекциях в мединституте, но извращенную, оскверненную, словно ее произносили существа, чьи голосовые связки не были предназначены для человеческой речи. Потом она увидела укус, удар, дикую схватку. Этого было достаточно.

Дальше медлить было нельзя. Шок парализовал на мгновение, но инстинкт самосохранения и острый, аналитический ум, пока еще не сломленный нахлынувшим безумием, взяли верх. Осторожно, чтобы не спровоцировать скрипом, она толкнула раму соседнего окна – оно, к невероятной удаче, поддалось. Холодная тьма комнаты №2 поглотила её. Алёна нырнула внутрь, тихо прикрыв за собой створку. Абсолютная темнота. Гробовая тишина. И осознание, пронзившее ледяной иглой: это был не конец. Это было только начало спуска в бездну. Ужас ждал её здесь, в этой новой комнате, и за её пределами, в бескрайней, враждебной тайге, под холодным оком равнодушной луны.

Комната, в которую Алёна вползла, оказалась не просто местом убийства. Это был алтарь. Алтарь, на котором человеческая плоть приносилась в жертву чему-то древнему и ненасытному. Воздух был густым, пропитанным медным запахом крови и чем-то ещё – сладковато-гнилостным, словно разложившаяся плоть, приправленная специями.

Стены, некогда бревенчатые, теперь представляли собой холст для кошмарной фрески – брызги, подтёки, отпечатки ладоней, растянутые в паническом порыве к спасению, что никогда не придёт. Всё это сливалось в абстрактные узоры, напоминающие то ли письмена забытого языка, то ли карту внутренностей, вывернутых наружу.

Две кровати. Одна – опрокинутая, простыни скомканы в жуткую пародию на гнездо, пропитаны тёмной, почти чёрной субстанцией, в которой лишь по характерному запаху можно было опознать кровь. В этом коконе лежало… оно. То, что когда-то было человеком. Голый череп, обглоданный до блеска, будто обработанный кислотой, с редкими клочками волос, прилипшими к кости. Ноги – лишь кости, обтянутые плёнкой сухожилий, будто кто-то тщательно обсасывал их, как ребёнок обсасывает куриную ножку.

Вторая кровать. На ней – другая жертва. Мужчина. Его живот был вскрыт с хирургической точностью, рёбра разведены в стороны, словно крылья бабочки на энтомологической доске. Внутри – пустота. Органы извлечены, аккуратно, почти бережно. Лишь печень осталась на месте – от неё откушен кусок, следы зубов чётко отпечатались на поверхности. Его лицо… О, Боже, его лицо. Глаза широко раскрыты, в них застыло не столько отчаяние, сколько осознание. То самое мгновение, когда жертва понимает, что её кишки сейчас будут есть при ней самой.

Алёна зажала рот ладонью, но рвотный спазм всё равно прорвался наружу. Её вывернуло прямо на останки у кровати, желудочный сок смешался с запёкшейся кровью, создавая новый оттенок в этой адской палитре.

"Не убийство… ритуал", – пронеслось в её сознании.

Она отползла, вытирая губы тыльной стороной ладони, и вдруг заметила на стене, рядом с кровавой "росписью", рисунок. Выцарапанный ногтями, слабый, но различимый. Три концентрических круга, пересечённых зигзагообразной линией. Простейший символ, но от него веяло таким первобытным ужасом, что Алёна почувствовала, как по спине пробегают ледяные муравьи.

Шаги в коридоре вернули её к действительности. Людоеды (или кем они являются) спускались по лестнице, их голоса сливались в монотонное бормотание, напоминающее молитву на языке, который не должен существовать. Алёна прильнула к щели двери. Они прошли мимо, увлечённые спором – один из них держал в руках что-то тёмное и пульсирующее. Сердце?

Когда звуки их шагов затихли, Алёна выскользнула в коридор. Её план был прост: проверить остальные комнаты. Номера 6 и 7 зияли открытыми дверьми – там уже побывали. Она направилась к номеру 1.

Комната казалась оазисом нормальности – застеленная кровать, горящая свеча, даже тумбочка стояла ровно. Но именно эта неестественная чистота насторожила её.

Тумбочка. Приоткрытая.

Алёна заглянула внутрь – и её пальцы сомкнулись вокруг спутникового телефона. Холодный пластик стал для неё священным Граалем. Она прижала аппарат к груди, ощущая, как её сердце бьётся в унисон с тиканьем электроники внутри.

"Успокоиться. Дышать. Пять секунд вдох, пять – выдох".

Она закрыла глаза, считая, и когда открыла их снова – мир стал чуть четче, чуть реальнее.

И тут – шаги. Быстрые, целенаправленные.

Алёна нырнула под кровать, едва успев втянуть ноги, когда дверь распахнулась. Покрывало скрывало её, но она знала – если гость нагнётся, её обнаружат.

Сапоги. Чёрные, начищенные, с каплями свежей крови на носках.

– Чёрт! Она забрала телефон!

Голос Александра Васильевича. Но не спокойный, расчётливый тон майора полиции – это был рык хищника, сорвавшегося с цепи.

Дверь захлопнулась.

Алёна лежала, осознавая страшную правду: он был с ними. И если он с ними… что стало с Мишей?

Телефон в её руках вдруг ожил. Экран загорелся, показывая единственную полоску сигнала. Дрожащими пальцами она набрала 112.

Гудок.

Гудок.

И… тишина. Телефон издал жалобный писк и погас. Последняя надежда растворилась в воздухе, оставив после себя лишь горький привкус поражения.

Алёна закусила губу, сдерживая рвущийся наружу смех. Это было так клишированно! Как в тех дешёвых ужастиках, где телефон всегда разряжается в самый неподходящий момент.

Но именно эта мысль вернула её к реальности.

"Я не кричащая дурочка из фильма. Я выживу".

Итак, противников четверо. Барменша, мент и два сумасшедших урода убивающих и пожирающих людей. Есть ещё Миша. Где он и что с ним, неизвестно, но это и предстоит выяснить в первую очередь. Далее остаётся выбраться на улицу и найти свою машину. Алёна уже примерно представляла, где та может быть. Ее, скорее всего, просто отогнали подальше и бросили. Именно до того места и дошёл Александр Васильевич якобы в поисках, а на самом деле, дабы убедиться в том, что машину оставили, где следует. Только вот зачем она им? Или у них имеется схрон, куда отгоняют и прячут транспорт всех убитых постояльцев? Скорее всего, что так. Интересно только кто же эти двое убийц и почему майор связался с ними. Прикрывать такие дела не просто. Можно было найти гораздо менее хлопотное и прибыльное дело. Тут нужна скорее целая группировка. Интересно, сколько времени эти преступления продолжаются? Неужели никто не разыскивает своих пропавших близких, друзей, родственников?