Дух свободы: Наследники партизан

Глава 21

Воскресенье. 12:04

В голове у Сергея была только одна мысль: телефон.

Он молился, чтобы ему удалось найти момент и заглянуть в него. Чистить телеграм не было времени, удалять его – тоже, да и Сергей вдруг подумал, что совершенно не уверен, что у него не завалялось какой-нибудь фотки районного флага, цепи солидарности или гаража с трафаретами.

Китаец сотни раз напоминал ему про меры безопасности, но Сергей всегда чувствовал себя самым удачливым засранцем на свете.

– Я же царский салат, что с меня взять? – шутил он часто, а когда его вытаскивали из буса и, мешая поднять голову, тащили куда-то еще, ничего, кроме мата в собственный адрес, в голове Сереги не было.

«Допрыгался, – думал он, – и ладно сам огребешь по самые уши, но если хоть кого-то подставишь, будешь мразотой».

– Шагай, – рявкнули на него и ударили в спину, толкая в автозак.

Сергей даже оступился, шагая между двумя лавками, дернулся, поднял голову и встретился взглядом с перепуганной девушкой, стоявшей у противоположной стены. Она вся дрожала, в глазах у нее блестели слезы.

«А эту-то девочку зачем?» – подумал Сергей, не замечая еще пятерых парней, что вместе с девчонкой приехали в другом бусе.

Ее взгляд настолько поразил Сергея, что он едва не забыл, где он и кто, остался только ее немой призыв о помощи, на который хотелось ответить, но за ним следом толкнули Пылесоса, да так, что тот врезался в Серегу, заставляя сделать еще один неловкий шаг, настолько резко, что боль в ноге снова напомнила о себе. Он мысленно выругался и отступил дальше, осматривая единственную девушку в их компании. Из кармана у нее торчал флаг, который она, видимо, рано достала, а потом плохо спрятала и, кажется, до сих пор этого не поняла, испуганно глядя по сторонам.

– Встали так, чтобы я вас всех видел! – рявкнул один из двух мужчин в балаклаве. – И руки чтобы на виду!

Он орал и дергался вперед, размахивая дубинкой, и Сергей тут же поднял руки, давая понять, что спорить не собирается, а вот другие парни, которых запихивали в автозак следом за ним, были не столь благоразумны, огрызались и сразу получали дубинкой по спине.

Сергей бросил взгляд на Пылесоса, убедился, что тот решил не валять дурака, а выполнять все требования, мол, как скажете, так и буду стоять, нельзя сидеть – ну и ладно.

«Ты с телефоном или нет?» – мысленно спрашивал Сергей у Пылесоса и жалел, что не может, как в фантастическом фильме, передавать свои мысли телепатически.

Его пристальный взгляд Пылесос трактовал по-своему. Хмурился и неожиданно обращался к орущему омоновцу, что остался с ними в автозаке.

– Ну мы-то постоим, а девушке-то можно сесть? – спросил он настолько спокойным и высокомерным тоном, что Сергею стало не по себе от таких слов бородатого товарища.

– Нельзя! – ответил омоновец.

«Собака», – подумал Сергей и покосился на девушку, которая, казалось, не дышала. Она была маленькая, худенькая и бледная от страха – такая, что ее хотелось закрыть собой, но их было пока не так уж много, чтобы это осталось незамеченным.

«Ничего, потом разберемся», – решил Сергей и тут же вспомнил про телефон. Но дергаться сейчас было явно небезопасно – слишком пристально за ними наблюдали, потому он держал эту мысль в голове и почти не дышал, стараясь даже голову не поворачивать и не отсвечивать, по крайней мере, сейчас.

Он просто постепенно отступал все ближе к дальней стене, пока автозак быстро наполнялся. Он не разбирал криков, не вслушивался в разговоры. Он пропустил пару шуток, которые непременно оценил бы в иных обстоятельствах. Не заметил, как в автозаке появились другие женщины. Некоторые из них шли с цветами, но те вырвали у них из рук при задержании, а затем бросили на асфальт и растоптали ногами.

– Совести у вас нет, – говорила одна из женщин и уверенно обещала, что омоновцы за все ответят, но Серега не обратил на это внимание.

Он даже не заметил, когда людей стало так много, что некоторые вынужденно садились на лавки и никто их уже не сгонял, а вот Пылесос уловил момент и буквально толкнул Серегу в самый угол.

Сергей сначала не понял, что происходит, очнулся, осмотрелся и спросил очень тихо, почти без звука:

– Ты с телефоном?

Пылесос отрицательно покачал головой, и Серега быстро скользнул на лавку, утягивая за собой ту первую перепуганную девчонку, чтобы усадить ее на колени и при этом спрятаться.

– У тебя флаг из кармана торчит, – сказал он ей на ухо, когда она попыталась дернуться.

Он думал, что она спрячет флаг, но вместо этого девушка вытянула его из кармана и бросила на пол, а затем кончиком ботинка стала запихивать его под лавку, словно так его можно было спрятать.

Сергей даже рот открыл, потому что из него рвались возмущения, но тут же закрыл его, не издав ни звука. Порой за флаги били, по крайней мере, Сергей об этом это слышал. Если бы его взяли с флагом, он никогда бы его не выбросил, но не ему судить хрупкую девчонку вроде той, что сидела сейчас на его коленях.

Главное, что ее теперь точно не задавят, прижав к стене, а он сможет заняться телефоном.

Он вытащил его из кармана правой рукой и перекинул в левую, чтобы тот оказался между стеной и девчонкой, где его никто не увидит, разве что сама девчонка. Она и правда заметила движение, все правильно поняла и чуть повернулась, чтобы наверняка закрыть спиной Сергея. Это позволило тому упереться лбом в ее плечо и, косясь на телефон, написать короткое СМС Кириллу:

«Меня взяли».

Больше ему и некого было предупреждать, потому он быстро заходил в настройки телефона и как истинный «радикал» запускал сброс до заводских настроек. В тот же миг автозак дергался и начинал свое движение, а Сергей выдыхал и прятал телефон в карман.

Ему хотелось вздохнуть с облегчением, но внезапно оказывалось, что воздуха здесь на всех не хватает, а нога снова болит, будто он опять ее подвернул.

«А ведь меня и правда взяли, и выйду я не раньше, чем через пятнадцать суток. Это же целых пятнадцать суток без акций на районе», – подумал он с горечью и просто закрыл глаза, не пытаясь высмотреть что-то в окне.

Рано или поздно это должно было случиться. Ему и так слишком часто везло. Главное, что он теперь чист и может смело показать пустой телефон ментам в РУВД. Никто не найдет у него ни чатов, ни переписок, ни контактов, а значит, не будет задавать неудобных вопросов.

Флага у него нет, наклеек тоже. Разве что пачка сигарет и пятно от разлитого при задержании кофе. Можно расслабиться и «получать удовольствие».

В дороге на них всем было плевать, и только когда автозак где-то притормозил, на них снова начали орать. Для Сереги это было чем-то вроде сигнала. Он вытянулся и постарался заглянуть в решетчатое окно, но смог увидеть лишь кусок желтой стены с какой-то трубой и белый забор с колючей проволокой. Они въезжали во двор незнакомого Сереге РУВД, по крайней мере, по кусочку стены он его не распознал.

«Что ж, узнаю что-то новое», – подумал он, пытаясь не впадать в апатию. Сил у него совсем не было, и он никак не мог понять, виновна ли нехватка воздуха или усталость. Он просто старался об этом не думать, особенно когда под крики всем велели выходить.

Он просто встал, как только это стало возможно, и придержал Пылесоса, надеясь, что им удастся не разделиться, потому что если уж и сидеть сутки, то вместе. Да и Сереге органически надо было перед кем-то держать лицо. Пылесос для этого подходил как никто иной. С таким нюни не распустишь.

– Эй, – окликнул их омоновец, и Серега на миг напрягся, опасаясь, что тот заметил их короткую заминку, но дело было в другом.

– А тряпка вам не нужна? – спросил тот, махнув рукой в сторону флага.

Флаг лежал на полу в углу и, конечно же, был заметен. Его угол и вовсе торчал так, словно кто-то тянул за ними руку, потому Сереге очень хотелось его забрать: поднять и вынести отсюда, даже если за это придется огребать. Вот только сегодня у него был шанс прикинуться случайным человеком, попавшим под раздачу, потому он не решился на подобный шаг.

Девчонка же, поняв, о чем речь, отшатнулась, словно ее били за флаг и снова будут бить, если она к нему прикоснется.

– Да, флаг нам нужен, – неожиданно вмешался Пылесос, поднял флаг и, аккуратно его сложив, с невозмутимым видом пошел на выход, заставляя Серегу улыбаться, потому что лицо у омоновской псины перекосило так, что это было видно через балаклаву.

«Выкуси», – подумал Сергей и, делая вдох, понимал, что ему совсем не страшно, только смешно от того, что все это действительно происходит с ними.

Глава 22

Воскресенье. 12:47

Кириллу всегда казалось, что самое страшное на всех маршах – это находиться там в толпе, особенно если ты в начале или хвосте колоны. Они с Серегой всегда старались идти в середине, но, если вдруг силовики начинали разбивать колону, легко можно было оказаться там, где не собирался. И тогда ты внезапно мог превратиться в того первого, что станет щитом и заглянет в глаза ближайшей роже в балаклаве.

Сегодня Кирилл понял, что весь его протестный опыт прекрасен и прост по сравнению с беспомощным наблюдением из дома.

Артур дал очень простое, по его мнению, задание. Следить за чатом «Контроль автозаков Минск^[84]», удалять флуд, анализировать передвижение силовиков, чтобы, в случае необходимости, помочь активистам.

– Вот эти люди могут написать, – сказал Артур, выдав список из четырнадцати ников, быстро написав их мелкими буквами на странице блокнота. – Это мои личные договоренности. Если кто-то из них спросит что-то про обстановку в городе, ты пишешь, где сейчас техника. Если они пишут конкретную улицу, можешь написать: чисто или нет. Если они в окружении, попробуй их вывести или давай им команду спрятаться. По ситуации, в общем, – сказал Артур и махнул рукой.

– В смысле? – испуганно спросил Кирилл. – Как это, «выводи их из окружения»?

Артур посмотрел на него, как на слабоумного, а потом выдохнул и закрыл лицо рукой, как будто свет резал ему глаза.

– Не усложняй, – попросил он вместо ответа. – Если они напишут, скажешь им что-нибудь. Если на них кто-то сошлется, тоже выдай всю информацию, которую сочтешь полезной. Только не паникуй, они очень редко пишут, так что, возможно, ты им и не понадобишься, но постарайся быть все время в теме. По чату нетрудно отследить силовиков.

Он говорил об этом как о чем-то обыденном, бытовом и простом, как поход в магазин или приготовление яичницы. У Кирилла же сердце замирало от одной мысли, что ему придется нести ответственность за чужие решения, а Артур еще добавлял:

– Если что-то пойдет не так, не забудь сжечь лист блокнота, ну или сожрать. Он маленький, так что это реально.

– В смысле?

– В коромысле, – устало ответил Артур, закатывая глаза. – Эти ники не должны попасть к силовикам. Те, конечно, не должны явиться к нам домой, но не оставляй лист даже после марша.

– Ты же должен вернуться раньше.

– Надо учитывать все варианты, – равнодушно сказал Артур и еще раз повторил, что именно надо делать.

А теперь Кирилл сидел и с ужасом наблюдал, как в чат скидывают информацию, куда движутся автозаки, бусы и другая техника.

Он пытался понять, как быстро они передвигаются и куда.

Он наблюдал, как рос список задержанных, зачем-то проверял ники, оставленные в блокноте, просто чтобы на них посмотреть, обнаружил, что среди них был Цезарь, а значит в случае необходимости Кирилл должен был выводить своих, но Цезаря уже взяли, и где ребята и куда они пойдут, Кирилл не знал.

Мошка написала в чат, что взяли Цезаря и Пылесоса, но почему-то никто не сообразил, что их надо быстро удалить, сразу видно, что за функцию «думать» отвечали Цезарь, Пылесос и Говноед. Последний тоже ушел на марш, а значит едва ли мог сидеть в сети и следить за чатами.

В итоге Кирилл удалил их сам из общего чата, а затем велел вычистить все чаты, где есть эти двое. Он понимал, что может знать не про всех.

«И главное, кто-нибудь знает, как зовут Пылесоса?» – спросил он в итоге.

Оказалось, что есть целая база, хранителем которой была старушка из района с ником «Баба-Яга», что почти нигде не участвовала, потому что едва ходила с палочкой, но часто шила флаги и резала ленты.

У нее, как оказалось, именно поэтому и были все имена и фамилии.

«Я подам парней в списки^[85]», – написала она в чат, а в личку прислала Рыбе два полных имени с датами рождения. Одно имя и дату он знал очень хорошо, ведь они с Сергеем учились вместе, а вот второе увидел впервые.

«Деанон», – подумал он грустно, желая этого не знать. Ему хотелось бы подумать, как бы об этом шутил Серега, но в голове была только напряженная тишина.

«После шести начну обзванивать РУВД, – написала ему Баба-Яга. – Как только узнаю, где они, напишу в Списки и тебе».

«Спасибо», – ответил Кирилл и вернулся к автозакам на компе.

Флуда в чате не было и как админ он чувствовал себя совершенно бесполезным, а главное – он видел, как силы стягиваются к площади Перемен, и понимал, что скоро люди могут оказаться в ловушке.

«Уходите оттуда», – думал он, но мог только молча смотреть на новые сообщения и ждать, охваченный чувством беспомощности.

Оказалось, находиться там – совсем иное чувство, которое он раньше не ценил.

Артур тоже не понимал его ценность и успел забыть за время, проведенное дома, а сегодня неожиданно вспомнил. То самое чувство единства, с которого все началось после выборов, снова было в городе, по крайней мере, так казалось Артуру.

Он забрал велосипед и поехал в том же направлении, что и большинство людей на улице. Он ехал по тротуару и просто знал, куда идут все остальные. Он помнил, что марш должен был стартовать с Пушкинской, но понятия не имел, что колоне не позволили собраться, зато, выезжая по проспекту на станцию метро «Восток», свернуть уже не мог и ехал дальше, набирая скорость.

Это было настолько легкое и волнительное ощущение, словно он впервые за последние несколько месяцев сделал глубокий вдох, почувствовал, что он не один, вспомнил, что их и правда много, и жизнь мгновенно перестала казаться ему беспросветным потоком.

Он знал, куда идут люди, а люди явно знали, куда движется он. Это было настолько просто и естественно, что он не видел смысла сопротивляться этому всеобщему движению. Чем дальше он уезжал к центру, тем больше людей видел и тем сильнее хотел быть одним из них.

Не было колоны, не было перекрыто движение, никто не шагал по дороге, машины не сигналили как раньше, никаких шаров, песен и вскинутых вверх кулаков. Не было ничего из тех символов протеста, что остались где-то в августе и сентябре, мелькали в октябре, а к ноябрю почти угасли, оставив только черно-серые тона в одежде людей, готовых несмотря ни на что идти дальше.

Их становилось все больше, и Артур даже не сомневался, что должен сегодня попасть на площадь Перемен.

Он доезжал до «Академии наук^[86]» и поворачивал на Сурганова^[87], чтобы через площадь Бангалор выехать на Орловскую, и это был совсем не тот маршрут, к которому он готовился, но, миновав Киевский сквер, ни в чем не сомневаясь, он оставил велосипед во дворе. Закрепил его замком к перилам одного из крайних подъездов, осмотрелся, на случай, если придется быстро отступать, набросал в голове подобие нового плана и пошел на площадь Перемен.

Там было много людей и флагов. Они яркими бело-красно-белыми всполохами горели вокруг детской площадки, переполненной цветами и светом, путь и с нотой скорби.

Артур замер на подходе к площади, так, чтобы видеть толпу.

Сегодняшние лозунги были другими.

«Рома» и «Не забудем, не простим» – кричали люди, но не так громогласно, как это было в другие дни. Было в них что-то печальное и даже траурное, но необходимое, хоть Артур никогда не любил лозунги.

Он их слушал, не испытывая в этот момент страха, не думая про осторожность. Он хотел посмотреть на это со стороны, убедиться, что люди правда не забудут человека, который жизнь отдал за их свободу. Который был убит, просто потому что пытался отстоять ленты в собственном дворе.

«А ведь это всего лишь ленты, жалкие, ни на что неспособные ленты, которых этот режим боится настолько, что готов убивать», – думал Артур и шагал в толпу, чтобы пройти ближе к мемориалу и самому взглянуть на портрет Ромы Бондаренко, стоящий у трансформаторной будки среди цветов и лампадок.

Подойти туда было нетрудно. Люди легко пропускали в самое сердце событий других, чтобы можно было положить цветы, оставить свою наклейку, ленту, плакат, все что угодно, что считалось бы правильным, но у Артура не было ничего, что он хотел оставить там, кроме разве что собственные мысли. Он стал перед портретом и с печалью смотрел на человека, который был для него только ником в телеграме. Он помнил этот ник наизусть. Он много общался с ним и считал почти другом, но это был один из множества ников – несогласных, желающих перемен.

«Прости», – сказал ему мысленно Артур, за то, что сам он жив, но ничего при этом изменить не может, по крайней мере сейчас.

Он скользил взглядом по цветам, по серой стене трансформаторной будки и почему-то старался запомнить все в мельчайших подробностях. Он запоминал зеленые пятна на месте закрашенных сотню раз ди-джеев перемен^[88]. Там же были фотографии Романа, приклеенные бчб-стикерами, и рядом с ними уже вечное «не забудем, не простим».

«Не забудем», – подтвердил Артур и отступил назад к забору с узлами от лент. Там тоже были плакаты, лампадки, цветы, а еще – проблески зеленых лент, нелепо завязанных на место белых под красной полосой.

Война флагов все еще казалась Артуру бессмысленной, но сочетание красного и зеленого причиняло почти физическую боль.

Он проводил рукой по верхнему ряду узлов, не слушая чужие разговоры, и чувствовал мягкость белых лент с жесткими опаленными краями на узлах, как шрамы, неровных.

Он любил этот город, любил этих свободных людей и потому должен был с ними по-своему проститься, прежде чем уехать, но неугомонный Кирилл снова звонил на Машин номер, отвлекая.

– Что? – спрашивал Артур раздраженно и шел подальше от самой площадки.

– Ты вообще где? – спросил Кирилл. – В городе такая жесть творится.

– Да? – удивлялся Артур и оборачивался, чтобы посмотреть на флаги, поднятые над площадью.

«По-моему, это называется Свобода», – подумал он.

– Да, – коротко ответил Кирилл. – Будь осторожен, а если не выехал, лучше вообще не выходи из дома.

– Ладно, – ответил Артур, ничего не поясняя о своем местонахождении и отключая вызов.

Таким спокойным он давно не был, просто он не знал, что на подступах к площади людей разгоняют водометами, а площадь вот-вот возьмут в окружение. Он очень хотел побыть в последний раз свободным на собственной родине, но он хорошо понимал, чем рискует.

Когда появились люди со щитами в камуфляже, отрезавшие пути в сторону Червякова, он даже не дрогнул – знал, куда рвануть, чтобы уйти – но внезапно краем глаза увидел в толпе Машу и обернулся, не понимая, померещилось ему это или она действительно была там.

Шум машин, взрывы свето-шумовых гранат где-то рядом, как в августе, заставили его перестать дышать на пару секунд, но он не побежал прочь, не попытался выйти из окружения, а бросался назад в толпу, чтобы дернуть за руку девушку в такой же куртке как у Маши и понять, что ему не показалось.

Он смотрел в ее испуганные и удивленные глаза и не мог даже материться, не зная, что в этот момент последний путь отступления перекрыли бусы, из которых быстро выпрыгивали сотрудники в черном – не только в балаклавах, но и в шлемах, как будто собирались брать преступную группировку.

Глава 23

Воскресенье. 13:27

Из автозака их вывели во двор и тут же загнали в подобие гаража, но Сергей не был уверен в предназначении этого места, слишком мало он успел увидеть. Осмотреться ему не дали, обматерили и толкнули в плечо, заставляя шагать в распахнутые металлические ворота.

Это было большое помещение с серыми стенами из неровных металлических листов, у которых выпуклые полосы чередовались с углублениями, что тянулись от пола к потолку, создавая полосатые тени.

Серега нелепо осмотрел их и следом за Пылесосом шагнул к деревянному столу-парте.

– Оставляем вещи здесь, – говорил на входе молодой сотрудник милиции и указывал на эту парту, где уже лежали рюкзаки, сумки, пакеты, кошельки, телефоны и все остальное, потому что карманы всем велели вычищать, и только Серега задумался, как бы это ему проскочить мимо, как Пылесос отвлек внимание на себя.

– Я оставлю флаг здесь, – сказал он, – если вы найдете для него пакет.

– Что-что? – переспросил у него невысокий плотного телосложения мент, явно не рядовой. Судя по тону, каким он говорил с задержанными, его или уже внесли в ЧКБ^[89], или очень скоро внесут, потому что он очень старался такое право заслужить.

«Достойный кандидат», – подумал Сергей, проскочил мимо стола и по безмолвному указанию стал у стены, не переставая наблюдать за Пылесосом и его оппонентом.

«Ты вообще оборзел?» – говорили поза и взгляд мента, и это смотрелось нелепо. Пылесос возвышался над ним и смотрел со спокойным скепсисом, как бы спрашивая: «а что ты можешь?»

Мент этот посыл уловил, нахмурился, но ответить не успел.

– Товарищ майор, – заговорил Пылесос первым, – неужели вы не знаете, что такое пакет?

От этого вопроса мента перекосило, а среди задержанных, стоявших у стен гаража, пробежали короткие сдержанные смешки. Серега тоже беззвучно прыснул, наслаждаясь спокойным высокомерием Пылесоса, которого он у товарища никогда не замечал, но вспоминал, что в августе ник у него был «Танк», и все в шутку называли его радикальным.

– Окай, – сказал тогда Пылесос и сменил ник, а сейчас явно снова стал Танком – уверенным и непробиваемым, способным, если придется, переехать врага.

– Пакет – это такой бытовой предмет, – продолжал он спокойно, – в который обычно складывают вещи, например, изделия из ткани вроде флага.

– Я знаю, что такое пакет, – рычал мент.

Желание ударить собеседника читалось на его лице, но что-то ему мешало так поступить, и это что-то походило на страх, будто крикливая псина внезапно поняла, что может получить в ответ, да так, что ей это не понравится.

Мгновение они смотрели друг на друга, а потом этот самый майор отступил к дальней стене помещения, взял с другого стола рулон мусорных пакетов, оторвал один из них и, быстро вернувшись назад, впечатал пакет Пылесосу в грудь, скомандовав:

– Вычищай карманы.

Пылесос ничего на это не ответил, просто игнорируя выпад, при этом невозмутимо убрал в пакет флаг, аккуратно его сложив, достал из кармана ключи от машины, пачку сигарет, зажигалку – крупную металлическую, кошелек и перочинный нож.

– А это что? – спросил у него мент, поймав его за руку со сложенным ножом в руках.

– Открывашка для пива, – ответил Пылесос и что-то нажал на ноже, и в тот же миг на мента выскочила именно пивная открывашка, как будто ничего другого в складной ручке не было.

Его спокойная уверенность действовала на ментов оглушающе, так, словно они начинали бояться собственную жертву.

«Этот явно отомстит, но только когда Пылесос точно не сможет ударить в ответ», – подумал Серега, наблюдая, как руку Пылесоса все же отпустили, а он, спрятав нож в пакет, положил его на стол.

– А телефон?! Телефон где?

– Нету. Не люблю телефоны, – ответил Пылесос.

– Обыскать его! – тут же приказал майор, но почему-то никто не дернулся в услужливой готовности, только покосились в сторону майора и Пылесоса.

– Ты, – сказал майор, ткнув пальцем в сторону парня в форме, прикрывшего ворота. – Обыщи его прямо сейчас.

Парню эта идея не понравилась. Он побледнел, осторожно подходя к Пылесосу. Тот одарил его снисходительным взглядом и без команд расстегнул свою кожаную куртку, расставил ноги на ширине плеч и даже отвел руки от туловища, чтобы несчастному парню ничего не мешало искать хоть что-то, припрятанное в карманах.

– У него ничего нет, – в итоге сказал молодой человек, ощупав куртку, руки, ноги и спину невозмутимого Пылесоса.

– А обувь? Ты не проверил обувь! Живо вытягивай шнурки! – орал майор, при этом стараясь держаться на расстоянии – так, чтобы молодой сотрудник был между ним и Пылесосом.

Тот и на это не стал возражать, а просто присел и быстро расшнуровал свои высокие ботинки с толстой подошвой. Шнурки он быстро сложил и завязал узлом, чтобы те не путались, а затем положил в свой пакет и оставил его на столе рядом с вещами остальных задержанных.

– Разувайся, – велел ему майор, – в такой обуви слишком легко прятать оружие!

Пылесос бросил на него насмешливо-вопросительный взгляд, как будто спрашивал, уверен ли этот тип, что хочет продолжать позориться, а потом разулся, выпрыгивая из ботинок на холодную плиту каменного пола.

– Проверь, – велел майор парню и тот стал изучать ботинки.

– Может, мне и носки снять, чтобы вы были уверены, что у меня ничего нет?

– Надо будет – снимешь даже трусы! – рявкнул майор.

Он покосился на парня, пока тот отрицательно качал головой, ничего интересного в ботинках не найдя. Это майору, конечно, не понравилось.

– Ремень тоже снимай, чтобы два раза с тобой не разбираться, – велел он показательно-агрессивным тоном.

Пылесос на это спрятал руки в карманы и развел края куртки, показывая, что в его джинсах и так нет ремня.

Серега сразу вспомнил, как Пылесос говорил, что они у него в основном дорогие, из настоящей кожи, потому лучше не позволять этим тварям их поганить.

Пылесос смотрел на майора, тот на него и, казалось, это может длиться вечно, будто между ними продолжалась невидимая борьба, но майор все же не выдерживал.

– Разбирайтесь с ними, – в итоге сказал он трем молодым ментам, что были внутри гаража, и вышел, а Пылесос покосился на парня, которого заставили его обыскать.

– Обувайтесь и идите к стене, – устало сказал ему молодой человек, как будто и для него все происходящее было пыткой. Он не стал следить за Пылесосом, просто закрыл дверь гаража, оставаясь с задержанными среди серых металлических стен.

«Это нелепо», – подумал Сергей и кивком указал Пылесосу на место рядом, которое придержал для него.

– Он тебе этого не простит, – прошептал он, когда товарищ стал у стены, легко пересекая гараж в ботинках без шнурков.

– Я ему тоже, – ответил Пылесос и, прислонившись спиной к стене, закрыл глаза, не вынимая руки из карманов. Видимо, он не первый раз имел дело с ментами, хоть и задерживали его в этот протестный год впервые, а вот для Сергея это было ново, только он все равно отмечал, что тактика Пылесоса работает. Словно, если не принять внушаемый страх на себя, тот непременно прилипнет к тому, кто пытался его тебе навязать. Серега даже представил это, как бросок чего-то липкого во всех задержанных. Только от уверенности Пылесоса оно отскакивало и впечатывалось таким гадам как майор прямо в лицо. Это было эффектно. Это могло вдохновлять, но Сергей не мог предположить, чем все это может обернуться.