Дух свободы: Наследники партизан

Глава 48

Понедельник. 09:32

Коллеги Маши, не очень понимавшие, что происходит и почему она опоздает на неопределенное время, согласились ее прикрыть. Эта новость придала Маше сил. Потому, позвонив маме и поплакав немного в машине, она забрала с собой немного еды и убежала на работу, едва не утащив с собой документы Артура.

У нее хватило сил поцеловать его при всех и даже не расплакаться от новости, что, вернувшись с суток на работе, она его уже не застанет.

– Я люблю тебя, – прошептала она ему, ничего не обещая, и убежала, оставляя его с парнями.

Они так ничего и не обсудили толком, не поговорили о чем-то важном, но у Артура не было сил сожалеть об этом.

– А теперь я отвезу вас туда, куда просто обязан вас свозить, пока все мы на свободе! – заявил Серега, отвлекая его от тоскливых мыслей.

– В ГУБОП что ли? – зло пошутил Артур.

Сергей только рассмеялся, но ничего пояснять не стал и поехал туда, куда правда хотел привезти парней. Как только он выехал из города и повернул, Артур сразу понял, куда они направляются.

– Придется немного пройтись, – сказал Серега, припарковавшись.

– Неожиданно, – сказал Артур, выйдя из машины.

– А ты понял, куда я вас веду? – удивился Сергей.

Он давно привык, что не все знают, что такое Куропаты, а уж в его районе и подавно – даже Кирилл смотрел на них с непониманием. Но Артур пожимал плечами, пряча руки в карманы пальто.

– Понял конечно, – говорил он. – Я вообще-то историк, хотя ты, наверное, не в курсе, да и без этого знаю достаточно. Я был здесь, когда ставили новые кресты^[109], когда их сносили^[110] – тоже. Я давно не поддерживаю нашу власть, знаешь ли^[111].

– Об этом я не подумал, – признался Серега и первым пошел вдоль забора, за которым виднелся лес.

Впереди можно было увидеть МКАД, а за ним – высотки Минских окраин.

«А ведь я уже нарушаю предписание – нахожусь за чертой города», – подумал Сергей, но не пытался при этом как-то прикрыть лицо.

– На самом деле я просто был здесь один без вас и хочу это исправить, – сказал он парням, обернувшись.

Артур понимающе кивнул. Кирилл чуть озадаченно согласился, все еще не понимая, что это за место. Ему даже хотелось взять телефон и посмотреть на карте, куда это они, собственно, попали, но ребята заставили оставить телефон в машине.

Потому они молча прошли вдоль забора и вошли в ворота. Утром прошлого дня Сергей входил сюда один, но ему казалось, что с тех пор прошло несколько лет.

Он уже не замечал желтой таблички, напоминавшей про видеонаблюдение, которое возможно было, а возможно нет. Это уже не имело значения. Зато он отчетливей видел нарисованные на крестах флаги. Бело-красно-белые, они не вызывали в нем ни паники, ни страха, хотя наверно именно этого и добивались те идиоты, когда пытались его этим символом задушить. Этот флаг вызывал в нем гнев, потому что это был флаг его Родины, флаг ее свободы и любви ее народа, и если уж кто-то пытался им душить людей – то виновен в этом был точно не флаг.

– Рассказывай, – сказал Артур, когда они поднялись на гору.

– На меня составлен административный протокол. А еще я подозреваемый по УК, но не помню статью. Мой телефон у них, – ответил Сергей, глядя на колокол. – Я скинул его до заводских, но разве это поможет?

– Да, как минимум, это позволит выиграть время, но они все восстановят, – сказал Артур, а потом, подумав, добавил: – Когда вернемся в машину, напишешь Китайцу все свои данные. Восстановишь симку, зайдешь в акк и удалишь его. Я тебе дам иностранную симку для нового аккаунта и сведу тебя с нужными людьми, а завтра к вечеру и сам выйду на связь, уже из-за границы. Дома, главное, все вычисти, ясно?

– А смысл?

– С обыском рано или поздно теперь к тебе придут, но, я думаю, мы вывезем тебя раньше.

У Сергея в глазах мелькнуло недоумение. Он рассчитывал на помощь от Артура, но он надеялся на хорошего адвоката, на советы вроде удаления аккаунта Цезаря, до которых сам бы он не додумался. Вот только он никак не думал, что ему помогут уехать.

– Разве это возможно, с моей-то подпиской о невыезде? – поразился Сергей.

– Все возможно, – со вздохом сказал Артур и присел на корточки, чтобы коснуться рукой холодной земли.

«Я не хочу уезжать», – думал он и понимал, что выбора у него нет, потому он тоже смотрел на колокол, слушал ветер и молчание друзей. Друзей, хоть и знакомы они были не так уж и давно.

– Один Кирюха у нас остался небитый и непуганый, – попытался пошутить Сергей, но то, как дрогнули у Кирилла губы, ему совсем не понравилось. Он умолк, нахмурился, и потому Артур тоже заметил, что что-то не так, быстро поднялся, мазнув пальцами по земле, и посмотрел на Кирилла.

– Рассказывай, – сказал он так, словно это было просто, и Кирилл признался:

– Меня били, когда я сидел в Жодино.

Он только произнес это, и ему сразу стало стыдно за то, что это не было настоящим избиением, о котором стоило переживать.

– Нет, не так, как тебя на Окрестина, – спешно сказал он, поднимая руки, словно оправдываясь. – Ничего серьезного, так, пару раз прилетело… я в порядке, пару синяков было и те уже прошли, так что неважно это все…

– Важно, – остановил его Артур. – Они и пальцем трогать тебя права не имели, осознай это сейчас. Это нарушение закона и твоих прав, даже если бы ни одного синяка не осталось.

Его не удивляло насилие над задержанными, но он не хотел смотреть на него как на норму и другим не советовал так думать, а уж стыдиться того, что били недостаточно сильно – и подавно.

Надеясь хоть как-то поддержать, он похлопал Кирилла по плечу – на большее он, увы, не был способен, а тот все понимал, выдыхал и внезапно осознавал, что его гнев и его злость действительно нормальны, и не важно, как сильно его запугивали или били. Просто, когда об этом сказал Артур, действительно избитый когда-то силовиками, это стало чем-то вроде разрешения, которое самому себе Кирилл стыдился дать.

«Ненавижу их», – подумал он, но ничего не сказал, прикрывая глаза. Говорить тут, как ему казалось, нечего.

– Только им плевать на закон, – зло фыркнул Сергей, у которого все внутри кипело. – Они пытают людей прямо в РУВД. Я, знаете ли, слышал их крики… крики этих гребаных собак.

– А что они делали с тобой? – так же просто спросил Артур.

Сергей вздрогнул, посмотрел на них испуганно и виновато.

– Если ты сказал что-то лишнее, то лучше скажи сразу. Вряд ли тебя кто-то будет в этом винить, – продолжал Артур, – но к последствиям стоит подготовиться заранее.

– Я обещал больше не ходить на марши, – признался Сергей так, словно это было предательство. – Они душили меня нашим флагом и задавали вопросы, и я сказал, что не пойду. Знаешь, когда у тебя есть пару секунд, чтобы вдохнуть, и надо ответить, когда ты думаешь, что…

Он не договорил, потому что Артур положил ему руку на плечо и это заставило его умолкнуть.

– Это неважно, – сказал Артур. – Не важно, что именно ты сказал под пытками, если ты никого при этом не выдал. Я вот не знаю, что обещал бы в августе, если бы они что-то потребовали. Быть может, всё, за возможность это прекратить.

– Да, – простонал Сергей и, вцепившись в пальто Артура, уперся лбом в его плечо, потому что в глазах у него стояли слезы. Сдержать их он был не в состоянии, и никто не просил его об этом.

Артур замер, глядя на колокол. Кирилл закурил, все понимая, и помог прикурить Артуру, как это было во времена августа, когда с гипсом на правой руке тот не мог справиться с зажигалкой.

Они просто курили, пока Сергей не отстранился от них, не рассмеялся и не сгреб их обоих, буквально повиснув у них на плечах.

– Обещайте мне, что это не будет концом, – потребовал он, крепко сжимая плечи обоих. – Мы что-то придумаем, но продолжим борьбу, правда?

– Конечно, – не сомневаясь, сказал Артур. – Я проиграл личную битву, но не войну.

– Проиграл? – поразился Серега, отшатнувшись. – Чувак, ты чего? Ты понимаешь, что уйдешь у них из-под носа? Ты сегодня наебал их! Ты вышел сегодня победителем. Мы вышли победителями! – воскликнул он, признавая, что он и сам, в сущности, молодец. – Каждый не взятый в плен – это победа, а не поражение. Так что давай без этих твоих упаднических настроений. Кстати, а какие у тебя шансы покинуть страну? Сюрпризы возможны? – спросил он у Артура, внезапно став серьезным, но не отпуская его плечо.

– Вряд ли, если, конечно, мной не успели заинтересоваться ребята из самого проблемного аппарата, – ответил тот.

– Это какого? – не понял Кирилл, хмурясь.

– Из трех букв. Первая «к», последняя «б», посередине «г»^[112].

– Какой странный способ написать слово «хуй», – ответил на это Сергей. – Потому что хуй им, и без масла! – воскликнул он и рассмеялся, отступая от парней.

– Ты неисправим, – закатывая глаза, сказал Кирилл, но на губах у него все равно мелькала сдержанная улыбка.

– Так в этом и весь смысл! – воскликнул Сергей и снова стал между ними, чтобы протянуть вперед руку ладонью вниз. – Обещайте, что мы не позволим этому закончиться, что мы будем бороться пока живы, пока у нас есть силы, пока…

Он сбился, умолк, посмотрел на колокол и наконец-то перестал дурачиться.

– Клянусь, что буду любить свою Родину и бороться за нее, чего бы мне это ни стоило, – сказал он так, словно давал эту клятву перед всеми убитыми много лет назад белорусами. Перед теми, кого здесь расстреляли сотрудники НКВД, перед теми, что пали, сражаясь с фашистами, а еще перед теми, кто умер в две тысячи двадцатом году, был убит после выборов. Он давал эту клятву всем, кто отдал свою жизнь за Беларусь и ее свободу.

– Клянусь, – поддержал его Артур, положив свою руку сверху.

Кирилл вздохнул. Ему казалось это нелепым, как очередная выходка Сергея, но то, что он говорил, отзывалось в нем, и хоть он не любил громких слов, его рука оказалась третьей.

– Клянусь, – сказал он.

– Отлично, а теперь можно и по пиву! – заявил Серега, беспечно рассмеявшись.

– Будешь кормить режим еще и алкоголем? – строго спросил Артур.

– У меня просто много ошибок в слове «вода», – заявлял Сергей и смеялся.

– Я вас не знаю, – со стоном говорил Кирилл, прикрывая лицо рукой.

Артур сдержанно улыбался, а Серега заливисто хохотал, пока по его щекам катились слезы.

Он тоже не хотел уезжать, но выбора у него не было. Он говорил не о том, смеялся и почти никогда не желал признавать правду о себе, но этой ночью его жизнь переломилась пополам и прежней уже не будет. Он это понимал, потому у самых ворот останавливался, переставая смеяться, и молча оборачивался, чтобы еще раз взглянуть на кресты.

За ним шумел МКАД. В лицо дул ветер, а он улыбался, точно зная, что когда-нибудь вернется сюда, чтобы сказать, что клятву свою он сдержал, потому что Беларусь должна быть и будет свободной.

Послесловие

Если бы персонажи были настоящими живыми людьми, а не созданными мною образами, то Артур непременно смог бы покинуть страну. Он так и не узнал бы, что о его деятельности известно силовикам, но продолжил бы помогать протесту из-за границы. Протестную деятельность он совмещал бы с нормальной работой и курсами психотерапии.

Маша приехала бы к нему через два месяца, но им пришлось бы строить отношения с самого начала, и наверняка удалось.

Сергея вывезли бы из страны еще до зимы. Первое время он жил бы с Артуром и еще больше втягивался в протестную деятельность онлайн. Его оптимизм никуда бы не делся, хотя он сидел бы на тех же антидепрессантах, что и Артур. Только никто, кроме Артура, никогда бы об этом не узнал.

Кирилл заменил бы Цезаря и продержался еще год, а осенью 2021-го уехал бы к Артуру и Маше после обыска и суток на Окрестина по статье «мелкое хулиганство». Доказательства его активности не были бы найдены, потому что любой активист к ноябрю 2021-го года знает куда больше правил безопасности и не рассчитывает на сброс телефона до заводских настроек.

Руслан расстался бы со своей девушкой и вернулся в протест, а потом остался в стране в глухом подполье.

Олега таскали бы по допросам полгода, а затем, по настоянию Сереги, к лету вывезли из страны, потому что пользы от него на свободе будет больше.

Ивану дали бы пять лет колонии строгого режима. Парни переводили бы деньги, а Говноед собирал бы ему передачи. Он тоже остался бы настоящим подпольщиком, которого никто не знает в лицо.

Борьба бы продолжалась, пусть и не так заметно, как прежде, а кто-то из героев обязательно написал бы эту книгу в надежде, что когда-нибудь можно будет написать еще одну – о времени, когда все они смогут вернуться и с гордостью развернуть свой флаг.