Читать книгу: «Не сгорит эта сталь», страница 10

На втором этаже, в светлице княжеского тиуна, Тим нашел собственно тиуна, что покаянно сидел в дальнем углу. Тут же командир городской дружины в оранжевой накидке. Оба без дела.

По центру светелки, подле красивого разноцветного витража с мозаикой, при дозоре из двух ближайших офицеров, восседал за столом лично воевода Сокол, тысяцкий полководец княжеского Величия.

Последнего Тим знал как раз по княжеской кампании, проведенной на юге государства шесть лет назад. В ходе оной было подавлено большое восстание крестьян, доверенных до отчаяния баснословными оброками, земельными закладными и прочими экономическими препонами, работавшими в пользу малой группы привилегированных землевладельцев Южного края.

Там где новый командир юного офицера, воевода Явдат, находил способы действовать осторожно, путем переговоров убеждая лидеров восстания сложить оружие, Сокол не брезговал использовать всю мощь профессиональной армии против не обученных ни бою, ни строю крестьян. Боевую славу этого тысячника перекрывала лишь «слава» проводимых его приказами казней.

Воевода оторвался от бумаг, разбросанных по столу городского головы, подняв на Шато глаза такие ясные и холодные, будто прихваченные инеем. Светло-пшеничные волосы лежали свободно на толстой изысканной кольчуге плетения 8-в-1. Сверху броню укрывал красный, шитый золотом налатник с княжеским орлом на груди. Командующему было слегка за пятьдесят, но старческие немощи обходили стороной его могучее тело. Он медленно сложил руки перед лицом, скрыв светлую густую бороду. Тонкое серебряное кольцо из витой проволоки венчало указательный палец. Немой, суровый взгляд требовал пояснений относительно незваного появления солдата.

Шато представился и поклонился в пояс длинным трехсекундным поклоном согласно уставу, однако лед в глазах воеводы лишь окреп.

– Ты прибыл в мое распоряжение, пятидесятник? – гулким басом осведомился воевода.

– Никак нет, достопочтенный воевода, сейчас я выполняю другой приказ. Здесь оказался лишь проездом. Прошу простить мне вольность. Смею ли я попросить воеводу поведать мне о том, что произошло в городе?

Задав вопрос, Шато приметил вышагнувшую из его тени Алекто, которая принялась жадно разглядывать лицо воеводы. Однако пока демоница подозрительно воздерживалась ото всяких колких изречений.

Воевода степенно отодвинул бумаги. Помолчал несколько секунд, будто оценивая, стоит ли тратить время на явившегося солдата, но затем без эмоций дал пояснения, на ходу приступив к составлению какого-то письма:

– Мой отряд был направлен для разведки южной границы и установления численности и состава вторгшегося воинства. Однако в селе Осток, вслед за потопом, случилось восстание старообрядцев. Поскольку оборонительные сооружения Остока представляют стратегическую ценность, мне поступил чрезвычайный наказ о скорейшем восстановлении порядка в городе, которого не смогла добиться местная милиция, – он перевел острый, точно лезвие меча, взгляд на сидящих в сторонке тиуна и дружинного сотника; те вжали головы в плечи. – Селяне сбежали от своего ополчения, закрывшись в затопленном рыночном квартале. Сейчас я ожидаю подкрепления из основной армии, что была расквартирована в твердыне Белхибар. Как только войска прибудут, я начну штурм заблокированного квартала. После планирую продолжить исполнение первоначальной задачи. Если, конечно, не поступит иных чрезвычайных распоряжений, – с раздражением завершил он. – Я удовлетворил твое любопытство?

– Премного благодарю. Прошу воеводу оказать милость объяснить, в чём была причина восстания?

Сокол опять оторвался от письма, взглянув на назойливого пятидесятника. Он отложил перо и сообщил, что причиной бунта стал отказ язычников от уплаты налога.

Шато возразил:

– Церковь много лет берет десятину согласно Духовному приказу. С чего вдруг жители воспротивились?

– Десятина сама по себе, – покачал головой воевода, – тут был другой налог – на оборону.

– На оборону? – скривился Шато, но сразу одернул себя, скрыв неуместный тон: – Прошу простить. Но у церкви нет княжеских вольностей на установление налогов, помимо десятины. Не говоря о том, что даже князь, согласно Казенному уложению, вправе вводить новые налоги не ранее следующего Рождества, а это только к концу жатвы будет.

– Ты, вижу, разбираешься в законах, да, надо думать, неглубоко. Согласно Духовному приказу на церковь возложены обязанности по поддержанию порядка в поселениях в случае чрезвычайных или кровопролитных обстоятельств. Для того всем санам от иерея и выше даны права на проведение защитных мероприятий. Ты же с юга пришел? Стало быть, знаешь, что там стоит вражеская армия. Они уже подошли к Талице. Мы опять в состоянии войны! – азартно ощерился он, даже не скрывая своего интереса. – Так, по указу здешнего иерея, селяне, исповедующие языческий обычай, были обязаны вносить вклад в укрепление церкви, что посильно заботится о безопасности селения. То стало необходимо, чтобы уравнять почитателей Пророка, регулярно вносящих добровольные пожертвования, с теми, кто еще не верует и таких пожертвований не совершает, но желает укрываться за стенами поселения, построенными на деньги церкви.

– Это понятно. Но здесь… – Шато опять допустил снисходительный тон, – здесь сельская церковь, достопочтенный воевода, а не городская. Здесь не может быть иерея, максимум протодиакон, которому Духовный приказ никаких чрезвычайных полномочий не дает.

Алекто по-прежнему стояла молча. Она облокотилась на плечо воина, звонко царапая обсидиановыми ноготками друг о друга.

– А… значит, то был указ протодиакона. Мне всё равно. Моя задача – закрыть вопрос с восстанием и восстановить порядок в стенах.

– Перерезав всех, кто попадется под руку? Вход в «Алтын-Ра» со стороны города узок – в одну повозку. Штурм квартала этим путем обернется разрушениями и будет стоить десятков жизней.

Воевода поднял ледяные глаза и внимательнее присмотрелся к дерзкому солдату.

– Пасынок Явдата… – зычно проговорил Сокол. – Конечно. Теперь я вспомнил, откуда мне знакомо твое лицо. Что-то не расслышал, по чьему приказу ты явился в Осток? – спросил он, опустив взгляд на бумагу.

Но не успел Шато собраться с ответом, как Сокол продолжил сам:

– Как я понял, вы с Явдатом бросили рубеж государства Серый Камень?

– Мы!.. – пылко воскликнул Тим, взявшись ответить резко, но демоница вздернула палец возле его лица, удержав от того, чтобы поддаться на эту провокацию. – Воевода Явдат был убит в ходе обороны, – выдохнув, пояснил Шато ровным голосом. – Численность армии превосходила гарнизон кратно. Против нас применили осадную инженерию: требушеты, эскалады и таран, а Серый Камень не укомплектован средствами противодействия таковым, ибо это лишь дозорная твердыня. Наконец, осада завершилась применением подлинного колдовства. Приказом сотника Степана я был зачислен в гарнизон Звяговой заставы. Мне поручено, —воин вдруг оборвался, вспоминая нелепый приказ воеводы Степана «жить по совести», – поручено обеспечить безопасность беженцев из юго-западных деревень! Их обозы можно ожидать под Остоком уже сегодня-завтра.

– Колдовство? – не отрываясь от листка, вскинул брови воевода. – Ну это, конечно, полностью вас оправдывает, – сказал он так, что и не разобрать, была это издевка или нет. – Кстати, по донесениям, Звяговой заставы уже нет – перебрались на север, к Княжеской Дыбе, – расчертив документ под рукой размашистой подписью, пояснил воевода. – Не больно-то Степан рвется родную землю защищать. Ну… могу взять тебя в свое копье. Под темником, поди, окажется интереснее ходить, чем под никчемным сотским? Уж мы-то от боя уклоняться не станем.

Шато сжал кулаки, собирая решительность. Из всех вариантов этот, пожалуй, был худшим.

– Недостойно являться во служение к новому командиру с неисполненным приказом на руках. Кроме того, нет сведений о смерти воеводы Степана. Прошу дать волю исполнить полученный от него приказ.

– Смотрю, Явдат успел подготовить себе смену. Ладно. Мой стяг укомплектован, потому не скажу, что сильно нуждаюсь в службе столь… начитанного пятидесятника. Мы закончили. Занимайся своими делами.

Шато вздыбил грудь.

– Воевода Сокол, дозволь открыть мост и врата поселения для беженцев с южных деревень. Пусть не для того, чтобы остаться в Остоке, но хотя бы на дальнейший путь в столицу региона крепость Белхибар. Нельзя бросать подданных на волю врагу.

– Нет, – без раздумий ответил командир. – Снять блокаду и пустить в город сотни посторонних – значит оставить мятежников безнаказанными. Солдатская честь мне такое не позволит.

Тим опустил голову, ожидавши подобного ответа. «Солдатская честь», – горько усмехнулся он. Не нужны Соколу ни справедливость, ни процветание государства, выполнение задачи любыми средствами – его единственный стандарт службы.

Воевода поднял подписанный только что документ с еще не высохшими чернилами. Пристально осмотрел. Медленно и со старанием смял в тугой комок. И внезапно обратился к солдату:

– Пятидесятник. Не желаешь проявить свои таланты? Кажется, ты внушаешь доверие как житьему, так и купеческому сословию. До подхода моего подкрепления пройдет еще день, а то и два. «Алтын-Ра» обнесен стенами, так что я засяду с их осадой еще минимум на сутки. Вся базарная площадь затоплена ледяной водой, что обещает мне непростое сражение. Мышиная возня в этой дыре меня не интересует, покуда землю родины топчут оккупанты и стяжатели легкой добычи. Коли желаешь выполнить свой приказ… прогуляйся сегодня до пятой стены и убеди мятежников, что закрылись на рынке, сложить оружие. Как только вопрос будет решен, я сниму стражу с городских ворот и покину селение.

***

Тим Шато вышел от воеводы в смешенных чувствах. Осток и правда нуждался в скорейшей деблокаде для того, чтобы принять и пропустить беженцев с юга. Однако Тим и не ожидал, что Сокол так легко сможет его подловить. Ценой деблокады станут жизни тех, кто по случайности оказался в рыночном квартале этого села, а Сокол опять безупречно исполнит приказ.

– Что-то ты сегодня молчалива, – обратился он к Алекто, в тайне надеясь на совет, пусть и от демоницы. – Думал, увидишь Сокола, сразу изойдешь на то, чтобы ему глотку разорвать.

«Совпадение наших с тобой желаний может привести к необратимым последствиям».

– Какая рассудительность! И о чём ты вообще? Я не желаю смерти Соколу. Он верный воин князя, не раз доказавший свои преданность и мастерство. Просто нахожу его методы неоправданными.

«Ах, милый Тим, – усмехнулась она. – Ты, похоже, и понятия не имеешь, что творится в твоей душе. Знаешь, у Сокола руки по локоть в крови, – задумчиво сказала она, – однако в сердце тишина. Призраки убитых ему не снятся. Он оборвал десятки жизней, однако совесть его не тяготит, ибо он всем сердцем верит, что поступал честно и правильно».

– Как я и сказал, он по-собачьи предан князю. Хм, нет, даже не князю. Лучше – Княжеству.

«Разве это неправильно для солдата? Так, может, эти, в рыночном квартале, и правда мятежники?»

– Нет здесь мятежников. Я отлично знаю людей Остока: рачительные, свободолюбивые и трудолюбивые. Селянам навязали очередной налог, да похоже, в обход закона. Против этого они и выступили, это защита своих прав, а не мятеж. Уверен, что среди запертых в рыночном квартале есть зачинщики, но большинство даже представления не имели, во что ввязываются. Самая большая неудача для них это, конечно, сам Сокол.

«Но, похоже, тебе предоставили шанс, мой рыцарь».

– Хватит ко мне так обращаться. Рыцари есть только на западе. Я уехал с тех земель слишком давно, чтобы воровать оттуда титулы.

«А как тогда называются рыцари здесь?»

– Пожалуй, ближайший аналог – витязь. Профессиональный воин на службе у князя, имеющий боярское звание, а также пожалованную от владыки землю на праве наследования. Он распоряжается собственной дружиной солдат – копьем, собранным с его владений. Самые знатные и отличившиеся управляют целыми городами.

«Витязь, – хмыкнула она. – Мне почему-то не хочется звать тебя так».

– Хорошо, ведь витязем я тоже не являюсь. А что до шанса, – горько усмехнулся Тим, – похоже, моими-то руками и польется кровь.

«Ты вроде парень не дурак. Думаешь, не сможешь их вразумить?»

– Понимаешь, Алекто, в этой ситуации есть два варианта, совершенно не связанных с моими переговорными талантами. Первый – я ничего не делаю, а Сокол претворяет свой план: получает подкрепление и берет квартал кровавым штурмом, в ходе которого все мятежники оказываются убиты. Второй – я убеждаю лидеров восстания сложить оружие, а когда они попадают в распоряжение Сокола, тот проводит массовую казнь.

«Нет, Тим Шато, он обещал!» – резко возразила Алекто.

– Ты, демоница, если не ошибаюсь, насквозь видишь человеческие души. Неужели не поняла, что он задумал?

«Но Сокол лично дал слово, что не тронет никого из рыночного квартала, если те сдадутся без боя», – скрестив руки на груди, она встала на пути воина. Ярко-алые глаза впились в Шато, требуя пояснений.

– Да ты лучше него убеждаешь, – саркастично хмыкнул воин. – Не говорил Сокол такого. Он обещал мне снять блокаду, если мятежники сложат оружие. За этим он пришел в Осток. Это он и исполнит. О жизнях людей в базарном квартале речи не было.

«Но помилование в такой ситуации очевидно! С чем ты придешь к мятежникам, если их ждет расправа при любом исходе?»

– Поняла наконец-то? Но это Сокола не волнует, ведь я сам вызвался.

«Но он рассчитывает, что ты пообещаешь им спасение!» – уже и вовсе полыхнула огнем Алекто.

– Последний раз я видел Сокола шесть лет назад. С тех пор многое могло измениться, но не его методы. Он не лжец и не беспринципная сволочь, тут всё куда хуже. Стену головой прошибет, чтобы исполнить клятву, данную великому князю. Ее он почитает выше всяких прочих. А вот хитрить с врагом не такое уж большое дело. Поверь, это излюбленный его прием: предложить переговоры, а на встрече зарезать явившегося лидера; пожаловать помилование солдатам противника, а затем казнить на месте всех сдавшихся. Подавление восстаний и укрощение строптивых племен – его специальность. Ты не представляешь, сколько туземцев он запытал и перерезал во время походов в Северные Земли. Видишь ли, становится очень легко убивать, когда ты убедил себя и всех вокруг в том, что убитые люди – вовсе не люди, лишь чужеверные дикари.

Алекто нервно бродила вокруг своего рыцаря.

«Тогда давай накажем его, как только слово будет нарушено! Ведь мы будем в полном на то праве!»

– С тобой всё хорошо? Ты сегодня сама не своя. Хотя… – глубоко вдохнул Шато, – уж мне ли говорить, я вообще разговариваю с демоном из собственной тени.

«Я – не демон!» – шикнула Алекто.

– Да если б Амалия тебя случайно не разглядела, я бы точно решил, что свихнулся, – произнес Тим, шагая по улице, но тут понял, что преследовательница грехов уже исчезла.

***

На противоположной стороне улицы ожидали Амалия и Кукушка.

– Прости, я так не добыл нам поесть.

– Тим Шато, – сразу обратилась девочка. – Вот это велели передать тебе, – она пошевелила плечом, и из-под накидки выглянул краешек листка.

Воин тревожно осмотрелся.

– С кем ты разговаривала?

– Он не представился. Сказал, что он твой друг и вы скоро встретитесь. Просил передать письмо.

– Друг? Как выглядел?

– Смотри, это был парень, – с готовностью взялась описывать Амалия, да вот наблюдательности ей, похоже, недоставало. – Не старый. У него была обычная одежда, средний рост, короткие тёмные волосы. Нос тоже обычный…

– Проехали, – выдохнул Тим. – Под твое описание треть села подходит.

Шато ознакомился с содержанием записки, состоящей из единственной строчки: «Открой переполненный ручей».

Что за странность? Тим перечитал записку несколько раз, глянул на просвет в надежде найти какой-то шифр или скрытую часть текста, но записка ничем не желала делиться, кроме трех скупых слов.

«И что за друг у меня в Остоке? Родион кузнец? Так этот и писать не умеет. Грезя из книжной лавки?» – размышлял Тим, однако спустя несколько секунд сердце взволнованно зашлось!

– Это как-то связано с потопом, о котором говорила стража? – поинтересовалась Амалия. – А Осток ведь стоит на холме, разве тут есть ручьи?

– Наземных нет, – сказал Тим, приподняв краешки губ и мысленно возблагодарив незнакомца за подсказку. – Может, мне и удастся спасти этих людей.

***

Велев Амалии ожидать подле управного дома, Тим отправился в восточную часть города, которая и была заблокирована этим нескладным восстанием. Он взошел на горячую от солнца стену в жилом квартале, по ней без труда прошел до пятой стены и с высоты оглядел базарный квартал Остока. Сначала крался по боевому ходу пятой стены с опаской: а ну как вправду восстание – утыкают стрелами, моргнуть не успеешь. Но вскоре убедился в первом своем предположении: напрасно Сокол тут баталию разворачивает.

– Вот они, горе-мятежники. Даже свою стену не контролируют.

«Это неправильно?»

– С точки зрения обороны? Очевидно, что нет. Они не умеют держать осаду и явно не планируют длительное сопротивление. Думаю, они и знать не знают, что их собираются штурмовать.

Солнечный «Алтын-Ра» был разлинован несколькими длиннющими рядами торговых палаток, меж которыми сверкала веселой рябью грязная вода; ткани, короба, россыпи цветных фруктов плавали на поверхности. На противоположной стороне высилось забаррикадированное здание крытого базара с надписью «Алтын-Ра». Подле базарного дома Тим приметил несколько вооруженных людей, сидящих поверх тюков с песком, которыми преграждался путь воде.

Расправив белую простынку, Шато помахал ею, дав себя обнаружить.

«Похоже, у тебя есть план?» – скептически осведомилась Алекто.

– Поможешь?.. Если что.

«Ты сказал, что эти люди невиновны. Считаешь, я буду вправе применить против них силу?»

– Ну и ну, разрешения у меня спрашиваешь? А еще в Талице так и рвалась устроить кровавую баню на всю деревню.

Алекто хмыкнула и испарилась в облаке едкого, горячего дыма.

Тим закрепил железный крюк на верхней части стены и, страдая от калечной ноги, спустился на другую сторону. Холодная вода плюхнула – ноги в нее провалились по колено. Едва отпустил веревку, как к нему вброд подобрались миряне в закатанных штанах; острые копья оёжились перед лицом. Парламентер потребовал отвести к лидеру. Под конвоем Тим, громко булькая, побрел через разоренные наводнением торговые ряды. Скоро они оказались на крытом базаре.

Воздух тут в этот ясный полдень был сырым и горячим, а под высоким потолком витал интересный запах: привкус прелой болотины, разбавленный южными специями: корицей и кориандром. Базар стоял на фундаменте, а входы были заранее перегорожены тюками с песком и шерстью, так что вода еще не проникла. Всего на базаре укрылось более полутора сотен человек. Стар и млад, преимущественно мужчины: торговцы, ремесленники, их подмастерья.

Заламывая пальцы от волнения, вперед вышел упитанный купчина в достойном летнем кафтане с короткими рукавами и широким поясом; по лбу шла расшитая разноцветными нитками лента, такие же на запястьях. Он немедленно приказал спрятать оружие, снял с головы ленту, хоть ее, в отличие от шапки, и не требовалось снимать в присутствии господ. Он размазал по лбу липкий пот, дерганные, светло-карие глаза приглядывались к гостю в просторном коричневом палантине.

– Это… Илья меня звать, купец Шкурников, – склонился в поклоне. – У меня бакалейная лавка по ту сторону улицы и балаганчик со снедью на углу: пряники, петушки, леденцы-солодки. Так уж сталось, что я был в числе тех, кто народ против налога подговорил. Ты-то, сударь, не нашего ополчения, – с опаской признал он, а глаза всё прыгали, видимо, из-за нистагма. – Стало быть, от головы явился? Или вовсе от церкви? Всё для нас плохо, да?

– Боюсь, дела ваши еще хуже, чем думаете, – сразу признался Шато. – В город уже прибыл княжеский воевода. Сейчас он ждет подкрепления для того, чтобы брать рынок штурмом.

Люди взволнованно зашептались, издали потянулся бабий плачь. Купец Шкурников возвел руки, пытаясь успокоить народ.

– Штур-мовать?.. – переспросил он, а когда Шато подтвердил, принялся нервно бродить по сухому, горячему песку, которым был выстлан пол базарного дома. Побродив, он снова обратился к воину: – Помилуй, добрый витязь! Какие же из нас заговорщики? Да оглядись, одни ремесленники и мелкие торгаши. Что ж нам тут помирать всем?

– Правда, что из-за подати всё случилось?

– Ну, а… а на что закон-то?! – безвольно всплеснул руками Шкурников. – Ведь Казенное уложение сказывает, что налоги только князь побирает! Мы тут в большинстве и так молча сносим, что монахи каждый день по нашим прилавкам трутся и подаяния собирают. На хлеб беднякам, по копеечке, по медяку-то не жалко. Но тут-то вовсе в серебре запросили, да подушно, с каждого мужа! У подмастерий-то и денег таких нету враз отдать. А главное – за что?! И так церковники белый хлеб маслом запивают на наши взносы! – пылко завершил он, и толпа охотно поддержала возмущения.

Шато, тем не менее, понял, что такими темпами и правда дойдет до мятежа, и решил сместить фокус внимания «заговорщиков» на выживание.

– Что планируете делать?

Купец сник:

– А что нам планировать? – он оглядел присутствующих, молча спрашивая общего мнения. Одни прятали взгляд, другие неуверенно кивали, разводя руками. – Сударь, – обратился Илья, нервно сложив пальцы на груди, – давай мы сдадимся, а? Передай Соколу, что в пол кланяемся, правоту побора признаем. Ну бог с ним, уплатим штраф за бардаки, да налог этот окаянный тоже заплатим. Скинемся, разделим на всех, переживем с утянутыми поясами. Деньгу заработаем, живот-то дороже!

Шато с сожалением посмотрел на купца, пояснив, что Сокол-то не берет пленных. Они могут попробовать сдаться, но, учитывая репутацию воеводы, велик риск того, что, в свете военных действий на южной границе, капитуляция мятежников завершится лишь их скорейшей казнью, и никто за них заступиться не успеет.

– Сокол терпеть не может рецидивы на покоренных им территориях, ибо такое событие ударит по его безупречной репутации. Устранение несогласных и даже сомнительных, по его убеждению, гарантия будущей безопасности.

Илья и его приближенные глядели на Шато в отчаянии, и всё же ища спасения в его появлении.

– Не просто ведь ты явился, чтобы сказать, что всех нас на колья усадят?

– Давай подробнее про потоп. Это ведь не река из берегов вышла? Ответь, сколько колодцев в «Алтын-Ра»?

Купец переглянулся с окружающими. Те обдумали странный вопрос, но пояснили: один.

***

Шато в сопровождении нескольких жителей прошел по кварталу, попав в тесный закуток. Тут высился из земли ухоженный, каменный… даже и просто колодцем это назвать неловко. Господин колодец! Большая, правильная окружность с высокими фальшбортами из камня. Сверху он укрывался двускатной деревянной крышей, в которую был встроен ворот с лебедкой на пять ведерных веревок, да всё это еще под просторным льняным тентом, чтобы, если соберется очередь, людям не жарко было стоять.

Да только беспокоен был господин колодец. Жерло его кипело, точно ведьмин котел, бурными всплесками переполняясь водой. Вода, впрочем, была не кипящей – холодная, как и положено, а то, пожалуй, и ледяная.

Бурлящий колодец смотрелся противоестественно и жутковато. Но, в контексте полученного письма, Шато невольно улыбнулся, потусторонним чутьем предвидя, что в колодце-то и кроется решение проблемы. Неужто от Амалии понабрался метафизических чувств?

Колодезными водами полнился весь квартал: на площади по колено, а в этой низкой аллее – по пояс.

– Вот, единственный на весь торг, – представил купец Илья. – Зам-Зам.

– Зам?

– За́м-Зам, – с дурашливой улыбкой вторил Илья, показывая на бурлящее жерло.

– Эт имя такое, – поспешил разъяснить один из сопровождающих. – Там речка подземная. Взбаламутило ее вот.

– Ясно. И часто с… Зам-Замом такое?

– Никогда! – обеспокоенно ответил тот же подмастерье. – Вот уж как третий день изливается. Утром с церковниками пересуда вышла, а в обед уж колодец за края пошел. Будто сами боги нам знак дают, да не понять какой.

– Ох, не боги это, – себе под нос проговорил Тим. – Какова глубина?

– Не шибко глубокий. Сажени четыре. Нешто, сударь, ты в него спуститься удумал?! – испугался Илья.

– Нужно выяснить причину излива воды, может, есть какая-то преграда.

– Недобрый это колодец, сударь, – предостерег подмастерье. – Его когда чистят, всякий раз беда случается. Два месяца назад вот мальчишка возле играл, заглянул внутрь – так и исчез без следа. Даже костей не нашли – всё вода забрала.

– Что ты доброму витязю голову морочишь?!

– Да молва это всё, – подключился и еще один жилистый ремесленник. – Говорят, лихо там живет. Не злое, но с норовом! Поверье такое. Мы, когда воду черпаем, всегда гостинец оставляем на перилах. Чтоб задобрить. Монетку-четвертушку, хлеба корочку, леденец, семечки. Ну аки птичкам.

– Дались доброму воину твои сказки! – осек другой житель.

– А то как же? Гостинец-то всякий раз пропадает! Только отвернешься – нету.

– Да малышня такает!

– Зам-Зам когда полился, так особо и никто не удивился. Зам-Зам же. Обиделся, видать, на что-то. Иль на кого-то.

Шато кивнул, принимая все предостережения и версии. «Открой переполненный ручей», – стоя в студеной воде, думал он. Солнце припекало сверху, но здесь, рядом с колодцем, становилось ясно, что вода из него льется не просто холодная, а точно из зимней проруби! Солдат снял с плеч палантин, открыв укладный доспех из чистого железа, что сиял в зенитном солнце, и видом своим поражал жителей.

– Одумайся! – схватил за руку Илья. – В укладе-то на дно колодца полезешь?!

– Ты сказал, что ручей неглубок. Броня будет балластом, поможет быстрее опуститься ко дну.

Жители головами покачали, как один перекрестились по три раза, глядя, как закованный в железо воин смело подвязывается веревкой.

– Дважды веревку дерну – тяните, – приняв надутый бурдюк из козлиной шкуры, приказал Тим.

Босые горожане, став цепочкой на затопленной улице, придержали веревку. Тим присел на край, перекинул ногу и ухнул в колодец с головой, будто в огромную, бурлящую лохань. В глазах селян читались жалось к, похоже, не очень-то умному воину, и сожаление от того, что воин-то сейчас себя загубит, это понятно, а вот они так и останутся на милость княжеской армии. Да мало того, кабы князь не подумал, что это они, горе-мятежники, вовсе отдавши души Сатане, сгубили в колодце посланного к ним переговорщика!

***

Ледяная вода остервенело жгла кожу. Надутый воздухом бурдюк рвался вверх, но тяжесть доспеха легко одолевала это сопротивление. Шато быстро ушел на глубину; на уши задавило. Он очень долго погружался, и наконец ноги увязли в рыхлом песчаном дне Зам-Зама. Какие четыре? «Считать-то умеете, торгаши несчастные?!» – выругался он про себя. Глубины оказалось саженей семь! Суставы уже заиндевели от холода. Мрак, обступивший на такой глубине, оказался почти непроглядным. Солдат наспех ощупал твердые кирпичные стены, но так и не сыскал, куда убегает вода. Воздух стремительно истекал.

«Этак ты нас обоих прикончишь, – прозвучал голос в сознании воина. – Лучше не сопротивляйся», – сказала Алекто. Шато и опомниться не успел, прямо под водой взвыл от боли: в глазницы будто вдавили раскаленный уголь!

Тим схватился за лицо, однако ледяная вода почти сразу остудила боль. И чудо! Мрак просиял тёмно-багровой поволокой. Тим не мог видеть свободно как днем, но плотная тьма чистых подземных вод расступилась, раскрыв очертания грота в тусклом, черно-кровавом зрении, несомненно, принадлежащем Алекто.

Подземный ручей бежал из узкого истока с одной стороны, таинственным образом заполнял семисаженную высоту колода и заячьей норой уходил в черную брешь. Тим выпустил воздух, что уже давил на легкие, и вдохнул из бурдюка. Тяжелая броня помогала контролировать движения на глубине, он присел, с трудом протискиваясь в лаз под рукотворной отмосткой колодца.

Преодолев тесный лаз, он очутился в подземном гроте. Колодезная вода нещадно извлекала тепло из тела. Здоровой ногой он отталкивался от дна, стараясь ускорить продвижение в красном ледяном сумраке и добраться до какого-нибудь воздушного пузыря.

Он изо всех сил греб в мерном течении. Легкие жгло нехваткой воздуха, уши забивал густой водный поток, камни на дне и стенах то и дело цепляли руки и ноги, мешая продвижению искателя. Что-то вдруг выхватило бурдюк из руки! И тот, освободившись, радостно ринулся вперед по гроту, щедро разбрызгивая по течению пузыри бесценного воздуха. Следом, как по волшебству, узел веревки на поясе вдруг обмяк – ее конец тут же потерялся в темноте.

Сердце стучало под сталью доспеха, из последних сил он рвался вперед, и тут уперся в каменную стену. Тим обшарил всё вокруг, но факт был налицо: течение продолжалось, но тоннель мистическим образом обрывался слепым тупиком!

Легкие рвались от натуги, и в миг, когда уже невозможно было терпеть, в голове раздалось: «Наверх!» Он толкнулся от дна, над головой каменный свод! Уж зажмурил глаза, ожидая, как угловатые камни врежутся в шлем. Но плотность ледяной воды вдруг стала уменьшаться. Каменный свод по голове так и не ударил, а еще через секунду губы прорвались сквозь водную гладь!

Не успел Тим отдышаться, как что-то опять схватило за ногу. Кромешная темнота царила в этом тоннеле, звонкое эхо плещущейся воды убегало вдаль.

Тим подался вперед, но что за чертовщина? Словно чья-то рука так и вцепилась в голень и не отпускает. Он оперся на камни, рывком дернул ногу, высвободив ее, и взобрался-таки на уступ. Тут ручеек утекал мелкой глубиной. Шато стоял по колено в воде, уперев руки в колени и жадно заглатывая воздух.

– Как… фуф, как странно, – выговорил он, разгоняя белых мушек перед глазами.

«Что ты не утонул?!»

– Вода в колодце она поднимается на высоту в семь саженей, но здесь полно свободного места. Это же невозможно, течение слишком слабое, в колодце просто не может быть давления, чтобы поднимать воду на такую высоту.

За смешанными мыслями он не сразу услышал шум. Вода под ногами вдруг ускорила течение, устремляясь вперед! Уровень воды в ручье стремительно мелел: было по колено, теперь по щиколотку, зато впереди уж виделся черный, надвигающийся шквал!

«Держись крепче, Тим», – прозвучало в сознании, а тело воспылало демоническим жаром. Громада воды ударила в лицо и грудь, стремясь смыть незваного гостя. Шквал мчался мимо несколько секунд, но скоро ослаб.

Долго отдавалось эхом беспокойное, хлюпающее течение. Зам-Зам и правда был непрост: ноги и руки солдата оказались накрепко схвачены. Да не камни, не древесные корни, а голые кости человеческих рук скрутили его мертвецкой хваткой тут и там. Шато выхватил булаву и обрушил удары на старые кости, круша их в осколки. Скелетные руки лопались под могучими ударами, тут же сменяясь новыми.