Читать книгу: «Егерь. Заповедник», страница 3

Шрифт:

Глава 5

Охотники переглядываются – на ночь глядя топать два лишних километра с рюкзаками никому не хочется.

– А баня будет? – громко спрашивает Болотников. – Товарищ Жмыхин всегда для охотников баню топил!

– Если воды наносите, будет и баня, – киваю я. – Дров мне не жалко. Решайте быстрее, кто пойдет в новые домики – скоро стемнеет.

– А если мы пойдем, – не унимается Болотников, – то путевки сейчас отметите?

– Нет, – усмехаюсь я. – Принесу на рассвете.

– До чего же вы недоверчивый человек, Андрей Иванович! И охота вам попусту ноги трудить?

– Это моя работа. Кстати, пока вы не ушли. Тимофеев обещал мне передать лицензии на кабана, десять бланков. У кого они?

– А у меня.

Болотников торжествующе улыбается. Гордится оказанным ему доверием. Ну, и радуется возможности уколоть меня.

Я спокойно протягиваю руку.

– Дайте, пожалуйста!

– Конечно, Андрей Иванович! Вот, держите!

Он достает из кармана бланки лицензий и протягивает мне. Я пересчитываю бланки – их ровно десять.

Кое-кто из охотников понимающе улыбается.

– Людям вы не верите, – укоризненно говорит Болотников. – Не то, что товарищ Тимофеев! Ладно, мы пойдем в домики. Только вы уж нас не подведите – принесите путевки.

Я молчу – еще не хватало мне в чем-то убеждать Болотникова.

Он машет рукой кому-то из своей компании и взваливает на плечи рюкзак. В рюкзаке негромко звякает стекло.

– Огурцы это, в банках – криво усмехается Болотников, поймав мой взгляд. – Или проверить хотите, Андрей Иванович?

– Не хочу, – коротко отвечаю я.

И обращаюсь к тем, кто остается на основной базе.

– Размещайтесь по комнатам. На базе есть плитка, можно затопить печи. Хорошего отдыха!

Разместились охотники быстро – сказывался немалый опыт. Уже через десять минут они заняли койки и застелили газетами стол на улице. На газетах, как по волшебству, появились бутерброды, банки с тушенкой и килькой в томате, домашние огурцы и помидоры, крупно нарезанный ленинградский хлеб – круглый, темный, ароматный.

Ну, и водка, конечно. Но всего две бутылки – похоже, мужики всерьез восприняли мои слова.

Я усмехаюсь и иду смолить поврежденную лодку. Конечно, к завтрашнему утру она не будет полностью готова. Но пару дней поплавает, а потом вытащу ее на берег и переделаю снова. Зато у охотников будет на одну лодку больше.

Снова развожу огонь в обрезанной бочке. Сверху на два обрезка арматуры ставлю старый, проржавевший таз, а в него – ведро со смолой.

Пока смола разогревается, заново проверяю, как законопачены швы между досками. Наматываю остатки ветоши на палку – получается удобная кисть. Этой кистью я наношу горячую жидкую смолу на доски, тщательно промазывая швы. Пока смола не застыла, прохожу по швам деревянной лопаткой, втирая смолу в щели. А потом промазываю днище еще раз.

Ну, и хватит!

До утра смола подсохнет, и лодкой можно будет пользоваться.

Я мельком гляжу на небо, на котором сквозь облака проглядывает солнце, и решаю, что дождя сегодня не будет.

И тут слышу негромкий щелчок и замечаю какое-то движение в кустах неподалеку.

Я не сразу понимаю, что это. А потом вижу солнечный блик на стекле, и до меня доходит.

Кто-то, прячась в зарослях ивняка, фотографирует базу.

Я опускаю кисть в ведро со смолой и, не таясь, иду прямо к кустам.

Длинные верхушки кустов снова вздрагивают. Человек в серой штормовке с накинутым на голову капюшоном быстро уходит прочь от меня. Но потом остановился. Но вдруг останавливается, разворачивается ко мне лицом и отбрасывает капюшон.

Это Глеб. На его груди висит фотоаппарат. Не такой простенький, как моя любительская “Смена”, а профессиональный.

– Что ты здесь снимал? – спрашиваю я, подходя к нему.

Глеб отступает на шаг.

– А тебе какое дело? – с вызовом спрашивает он. – Что, фотоаппарат отнимешь? Ну, давай!

Он сжимает кулаки.

Я оборачиваюсь и быстрым взглядом окидываю базу. Ничего интересного там нет, кроме…

Кроме охотников, которые сидят за столом и непонимающе смотрят на нас. Некоторые держат в руках стопки.

И две злосчастные полупустые бутылки с водкой гордо красуются на виду.

– Зачем тебе это? – спрашиваю я Глеба.

– А что? Хочу и снимаю! Ты докажи, что я вас снимал! Просто птичку увидел, вот и все.

Глеб откровенно издевается.

Я недоуменно качаю головой. Этот взъерошенный пацан вызывает скорее жалость, чем злость.

– Дурак ты, Глеб, – откровенно говорю я. – За подлость человеку всегда прилетает. Частно раньше, чем он ожидает.

– От тебя что ли? – усмехается Глеб.

Я поворачиваюсь к нему спиной и молча иду к столу.

– И буду здесь снимать столько, сколько захочу! – кричит Глеб мне в спину.

Но когда я оглядываюсь, он уже быстро шагает прочь вдоль берега озера.

Наверное, сообразил, что охотники могут не удержаться и накостылять ему.

– Он нас сфотографировал, что ли? – с тревогой спрашивает один из охотников, когда я подошел.

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Я вас предупреждал.

Настроение у всех портится. Непонятная угроза всегда тяготит.

– Ладно, давайте отдыхать, – хмуро говорит водитель автобуса. – Завтра рано вставать.

Охотники быстро прибирают со стола и расходятся. А я сижу и думаю, что затеял Глеб. Неужели он рискнет поднять скандал и принести свои снимки в газету? Зачем? Что это ему даст?

Конечно, пьянство у нас не поощряется. Ну, так и откровенно пьяных людей на его снимках не могло быть. А бутылки?

Ничего особенного.

Или он просто увидел удобный случай подействовать мне на нервы?

Хотя, заинтересованные чиновники вполне могут поднять показушный шум.

Ладно, у меня своих забот хватает. Отнимать у парня фотоаппарат я точно не побегу.

Я запираю собак, которые за целый день набегались по лесу, а сам иду в дом. Ставлю чайник и начинаю неторопливо отмечать охотничьи путевки.

Утки в этом году много.

Надо бы напомнить охотникам, чтобы не били лишнюю птицу. И стреляли только влет, а не на воде. Дробь от воды далеко рикошетит – это опасно для окружающих.

Конечно, эти правила все охотники знают назубок. Но напоминать надо, лишним это не бывает.

Собаки на улице лают, но не грозно, а лениво – для порядка. Я поднимаю голову от бумаг и смотрю в окошко, за которым уже сгущаются синие сумерки. Кто-то идет к дому, и этого человека мои псы хорошо знают.

Вот скрипят ступеньки, а затем кто-то стучит в дверь.

– Открыто! – громко говорю я, и дверь отворяется.

На пороге стоит Паша Вольнов, наш участковый. Он одет в серую милицейскую форму – это в лесу-то!

– Паша? – удивляюсь я. – Ты из Черемуховки? Что-то случилось?

А что еще можно подумать, когда к тебе поздно вечером является милиционер?

– Все в порядке, – улыбается Павел.

И почему-то краснеет.

– Ты меня в дом-то пустишь? Или за порогом оставишь?

– Проходи, – киваю я, уже понимая, зачем он пришел.

Похоже, Вера и в самом деле очень понравилась нашему участковому.

– Слушай, вечер такой хороший! – говорит Павел, снимая фуражку. – Над озером туман. И даже на гитаре где-то играют. Пойдем, пройдемся?

– А, пойдем! – киваю я.

В самом деле, я ведь обещал Кате сделать фотографии. А туман над озером – это красиво. Хотя, я был почти уверен, что снять что-то толковое на старенькую “Смену” у меня не получится.

Но почему не попробовать?

Я беру фотоаппарат и вместе с Павлом выхожу из дома. Вечер сегодня тихий – ветер совершенно успокоился. Чистое небо наполнилось глубокой синевой, а на западе золотым пламенем горит закат. Дальний лес на фоне полыхающего неба кажется черной зубчатой стеной.

Я делаю несколько снимков, отчетливо понимая, что черно-белая пленка не передаст и сотой доли этой красоты. Эх, где вы – цифровые камеры из далеких будущих времен? Вы появитесь еще нескоро – лет через двадцать с лишним.

Зато вот это умиротворяющее спокойствие исчезнет, сменится суетой, беготней за куском хлеба.

Я уверен, что не хочу променять одно на другое.

– Слушай, а почему от тебя смолой пахнет? – неожиданно спрашивает Павел. – Крышу чинил, что ли?

– Нет, – улыбаюсь я. – Лодку смолил.

Охотники уже угомонились. Только кто-то одиноко курит на крыльце базы – в сумерках виден огонек папиросы. Издалека, с другого берега озера еле слышно доносится звон гитары и тихие голоса. Слов песни не разобрать. Я понимаю только, что она не залихватски-веселая, а, скорее, задумчивая.

– Туристы? – спрашивает Павел.

– Ага, – киваю я. – Хочешь, сходим к ним?

– Ночь уже, – смущается Павел. – Напугаем ребят.

– Паша, ты шлепал сюда пешком через лес для того, чтобы теперь стесняться? – улыбаюсь я. – Гляди, упустишь девушку.

– Да ну тебя! – отмахивается Павел. – Я, вообще-то, автобусом до Сухого добрался. Это ты у нас любишь по лесам бегать, а я по дороге пришел.

Он потягивается, с улыбкой глядя вдаль – на темнеющий посреди озера лесистый островок.

– Хорошо у тебя здесь! А к туристам я завтра утром загляну.

– Завтра, так завтра, – соглашаюсь я. – Идем чай пить.

Мы возвращаемся в дом, и я снова подогреваю чайник. Насыпаю прямо в чашки хорошей индийской заварки, заливаю ее кипятком и накрываю щербатыми блюдцами, чтобы заварка лучше запрела.

– Есть хочешь? – спрашиваю я Павла. – У меня макароны с тушенкой остались.

Павел мотает головой.

– Не хочу. Ты завтра во сколько встаешь?

– Затемно. Разбужу охотников, потом схожу на вторую базу. Часам к восьми утра уже вернусь.

– Вот тогда и разбудишь меня, – весело улыбается Павел.

Я вешаю фотоаппарат на гвоздь и вспоминаю про неприятную историю с Глебом.

– Паша, мне твой совет нужен, – говорю я. – Помнишь того туриста с гитарой? Глеба?

– Это который на нас волком смотрел из-за Веры? Помню, конечно.

– Он сегодня приходил на базу с фотоаппаратом. А охотники как раз выпивали на улице, и он их сфотографировал.

– Зачем? – искренне не понимает Павел.

Ну, да. Сейчас не век сенсаций и сомнительных новостей. Люди еще не привыкли бесцеремонно совать нос в дела друг друга.

– Не знаю, зачем. Но он говорил, что числится корреспондентом в газете.

– Думаешь, он хочет отправить эти снимки в редакцию?

Я зажигаю керосиновую лампу и ставлю ее на стол. Пляшущий огонек освещает стол, а в углах кухни собирается густой сумрак.

Паша хмурится.

– В газете их, конечно, не напечатают. Но шум могут поднять. Ты есть на этих снимках?

– Нет, – отвечаю я. – Меня за столом не было.

– Все равно, история неприятная. А сам парень что сказал?

– Он сказал, что снимал птичку.

– Ты ему по уху не съездил?

– А смысл? – усмехаюсь я. – Не фотоаппарат же у него отбирать с пленкой.

– Правильно сделал, что не тронул его, – кивает Павел. – Хотя, жаль. Знаешь, давай-ка я утром с ним поговорю. Мне показалось, что долго хитрить и отпираться он не сможет – характер не позволит. Слишком вспыльчивый. Обязательно проговорится. Узнаем, что он задумал.

– Ты уверен? – спрашиваю я. – На тебя он тоже злится из-за Веры.

– Тем более, – твердо говорит Павел. – Все равно рано или поздно нам с ним придется поговорить откровенно. А чем раньше – тем лучше.

Я снимаю блюдца с кружек – с них на стол падают горячие капли испарины. Чай заварился отменно – он темно-коричневого цвета, а почти все чаинки разбухли и упали на дно.

– Вкусные пряники, – жуя, говорит Павел. – И свежие. А к нам в магазин такие не завозят. Охотники, что ли, угостили?

– Туристы, – улыбаюсь я. – Они у меня на базе от дождя прятались. Кстати, Вера про тебя спрашивала. Интересовалась, что ты за человек.

– И что ты сказал?

– Как есть, так и сказал, – смеюсь я.

– А она?

– А она попросила передать тебе записку.

Я достаю из кармана смятую бумажку и отдаю Павлу.

– Это ее номер телефона в Ленинграде. Так что…

Не закончив фразу, я многозначительно смотрю на Павла.

– Вот это да! – радостно улыбается Павел.

И тут же растерянно глядит на меня.

– И что мне теперь делать?

– Пригласить на свидание, – улыбаюсь я. – Паша, что ты как мальчишка? Чего ты растерялся?

– Ну, она же в Ленинграде живет, в институте учится. А я? Участковый в деревне.

– Откуда ты знаешь, что она из Ленинграда? Может, она точно из такой же деревни, а в Ленинград учиться приехала. И это телефон общежития. А ее фамилию я, между прочим, не спросил.

Я споласкиваю кружки под рукомойником и ставлю в сушилку.

– И вообще – какая разница? Захотите встречаться – найдете возможность.

– Тоже верно, – кивает Павел.

– Ладно, давай спать.

Я стелю ему на узком старом диване, а себе раскатываю на полу матрас. Спать остается всего часа четыре – и то, если, проснувшись, сразу выйти.

– Спокойной ночи, – говорю я Павлу и гашу керосиновую лампу.

Укрываюсь колючим шерстяным одеялом, закидываю руки за голову и смотрю в темноту.

Путевки я отметил.

Охотников встретил и разместил.

Лодки готовы.

Можно и поспать.

В последний момент я вспоминаю про будильник. Наощупь нахожу его в темноте, выставляю слабо светящуюся стрелку на половину четвертого и с треском проворачиваю ключ, заводя пружину. Ставлю будильник рядом с собой на пол, чтобы сразу дотянуться.

Потом закрываю глаза, расслабляюсь и проваливаюсь в уютную темноту.

Мысли еще крутятся в голове, но почти сразу уплывают далеко-далеко.

А через два часа над озером начинают грохотать далекие выстрелы.

Глава 6

Бах!

Два выстрела почти сливаются в один.

На улице тревожно лают собаки.

Я с трудом выныриваю из сна, открываю глаза и вижу белеющий в темноте потолок.

Бах!

Эхо выстрелов гулко и мощно катится над водой.

Павел, скрипнув пружинами дивана, поднимает голову.

– Что это? – сонно спрашивает он.

Я вскакиваю и в одних трусах выбегаю на крыльцо, забыв закрыть за собой дверь.

Бойкий радостно лает, увидев меня. Серко тоже присоединяется к приятелю – гавкает пару раз басом, лениво и сипло.

Выстрелы не тревожат собак – мои псы к ним давно привыкли.

– Тихо! – говорю я псам.

Сырая темнота кладет мне на плечи холодные ладони. Ежась от холода, я напряженно прислушиваюсь.

– Фьюить! —слышится легкий свист крыльев.

Над головой, невидимые в ночном небе, пролетают утки.

Бах! Бах!

Стреляют на второй базе. Туда вечером ушел Болотников со своими приятелями.

Я зло стискиваю кулаки.

Павел выходит на крыльцо следом за мной.

– Что это, Андрюха? – снова спрашивает он. – Уже охота началась? В темноте?

Августовская ночь еще и не думает заканчиваться. Небо на востоке только-только начало светлеть – до рассвета часа полтора.

Бах!

– Нет, Паша, – говорю я участковому. – Это несколько пьяных уродов хреново расслышали мое предупреждение.

– Пьяные? – хмурится Павел. – С оружием?

– Вот именно, – киваю я. – И палят в темноте неизвестно куда.

Я возвращаюсь в дом. Наклоняюсь над жестяным рукомойником и плещу себе в лицо холодной водой. Потом начинаю одеваться.

– Я пойду с тобой, – решительно заявляет Павел.

Смешно прыгая на одной ноге, он натягивает форменные милицейские брюки.

– Спасибо, Паша! – киваю я. – Ты очень вовремя появился.

Бах! Бах!

– Фонарь у тебя есть? – спрашивает Павел.

– Да.

Не зажигая лампу, я нашариваю на полке жестяной электрический фонарик на трех круглых батарейках. Сдвигаю вперед кнопку, и темноту комнаты прорезает яркий луч света.

Батарейки почти новые, я недавно купил их в райцентре.

Я отдаю фонарик Павлу. Хлопаю себя по карману куртки, проверяя – на месте ли жесткий прямоугольник удостоверения. Перебрасываю через плечо кожаную планшетку с бланками протоколов. На другое плечо – патронташ.

– Сейчас мы этих стрелков возьмем в оборот.

Павел торопливо застегивает ремень с кобурой.

Я привычными движениями собираю ружье. Защелкиваю цевье, и тут мой взгляд падает на бланки путевок.

– Черт! Паша, подожди минуту!

Я сгребаю путевки со стола.

– Я готов, – говорит Павел.

Бах!

Они что, полные рюкзаки патронов с собой привезли?

С путевками в руках я быстро иду к домику базы. В окнах уже горит свет, мелькали тени – выстрелы разбудили охотников.

Поднявшись на крыльцо, я нос к носу сталкиваюсь с водителем автобуса – он выходит в майке и сатиновых трусах до колен. К углу его рта прилипла незажженная папироса.

– Что там, Андрей Иванович? – увидев меня, спрашивает водитель.

– Ваш приятель Болотников со своими дружками развлекается стрельбой.

– Да какой он мне приятель? – обиженно говорит водитель.

– Извините, – морщусь я. – Вырвалось. Как вас зовут?

– Василий. Василий Алексеевич.

Водитель автобуса протягивает мне крепкую ладонь.

Бах! Бах!

– Василий Алексеевич, я сейчас туда, – говорю я. – Надо угомонить этих стрелков. Останетесь за старшего?

Я протягиваю ему путевки.

– Вот. Все отметки я поставил, можете охотиться. Ключи от лодок – в бане, они висят на стене слева. Баня не заперта. Весла возьмите в сарае.

– Хорошо, Андрей Иванович, – кивает водитель. – Может, вам помощь нужна?

Тут он видит Павла в милицейской форме и удивленно умолкает.

– Спасибо, помощь не нужна, – отказываюсь я. – Охотьтесь, отдыхайте. А мы разберемся. Напоминаю – стрелять только влет, сидячих уток не бить…

– Норму добычи не превышать, – понятливо кивает водитель. – Все будет в порядке, Андрей Иванович, я прослежу. Не беспокойтесь.

– Спасибо, Василий Алексеевич!

Я поворачиваюсь к Павлу.

– Идем, Паша!

Мы спешим по тропинке вдоль берега озера. Слева поблескивает темная вода. Корни сосен предательски лезут под ноги. Павел спотыкается и чуть не падает.

– Черт! – глухо ругается он сквозь зубы.

– У тебя же фонарик есть, – напоминаю я. – Посвети.

– Не надо, спугнем, – отвечает Павел. – Надо их за стрельбой застукать, тогда точно не отвертятся.

Я согласен с Павлом. Я не хочу слушать оправдания и увертки. Хочу взять хулиганов с поличным и припереть к стенке.

Меня разбирает азарт.

Бах!

Мы шагаем быстро и добираемся до домиков у речки минут за двадцать. Выстрелы все это время не умолкают – так и звучат с неравными промежутками все ближе и ближе.

Утки уже носятся над озером стаями – они тоже не могут понять, что происходит.

– Куда они палят? – удивляется Павел. – И как патронов не жалко?

Бах!

Дробинки свистят прямо над нашими головами, сухо щелкают по стволам деревьев. Мне на лицо падает ветка, срезанная дробинкой.

Черт!

Я хватаю Павла за рукав и тащу в сторону с линии огня.

– Они охренели, что ли? – сиплым шепотом спрашивает меня участковый.

Да, так и есть.

Охренели, по-другому не скажешь.

Мы заходим с другой стороны. Перебегая от дерева к дереву, добираемся до задней стены ближнего домика и выглядываем из-за нее.

Перед домиками ярко горит костер. Отблески огня отражаются в стекле винных и пивных бутылок, в гранях стаканов.

Горе-охотники расположились у костра – похоже, они так и не спали. Один держит в руке открытую банку рыбных консервов и неловко ковыряет в ней складным ножом, глядя в сторону.

– Давай, Ваня! – пьяным голосом говорит он, подбадривая приятеля.

Я смотрю по направлению его взгляда и вижу Болотникова. Он стоит боком к нам, широко расставив ноги, и держит в руках ружье.

Наверное, сам себе он кажется охотником, высматривающим добычу.

На наших глазах Болотников вскидывает ружье к плечу. Его пошатывает. Несмотря на это, он дважды стреляет в сторону тропинки.

Бах!

Дробь щелкает по веткам. Звенит разбитое стекло.

– Молодец, Ваня! – одобряет его приятель. – Одну утку сшиб. Ниже целься!

Болотников переламывает ружье, достает из стволов стреляные гильзы и начинает копаться в патронташе, который висит у него на поясе.

Одна гильза падает в траву, Болотников даже не замечает этого.

– Спорим, на лету ты бутылку не разобьешь? – подначивает его приятель.

– Бросай! – усмехается Болотников, вставляя в стволы новые патроны.

Я вижу, как в свете костра блестят его мелкие зубы.

Приятель Болотникова берет пустую бутылку и швыряет ее по высокой дуге в сторону озера. Болотников быстро вскидывает ружье.

Бах!

– Стой! – громко кричу я.

Невредимая бутылка плюхается в воду.

От неожиданности Болотников дергает стволом в нашу сторону. Павел тянет меня под прикрытие стены.

– Куда ты!

Но Болотников уже опомнился и опустил ствол в землю.

– Егерь?

Сидевшие у костра охотники переглядываются. Один из них пытается быстро спрятать недопитую бутылку за спину.

– Не трогай, – говорит ему Павел, подходя к костру.

В одной руке участкового фонарик, в другой – пистолет. Кокарда на фуражке блестит.

Охотники растерянно замирают.

– Милиция, – сдавленным голосом говорит один.

– Милиция, – веско подтверждает Павел, пристально глядя на Болотникова, который так и не положил ружье.

Павел кивает ему.

– Поставь оружие на предохранитель и медленно положи на землю, стволами в сторону.

– Да в чем дело? – начинает Болотников.

Но я обрываю его:

– Ружье на землю, быстро!

Болотников неохотно кладет ружье на землю.

– Отойди на два шага.

– А что такое? – пытается спорить Болотников. – У меня охотничий билет есть. Просто ружье пристреливаю.

Один из охотников поднимается и хочет уйти в домик.

– Сидеть! – резко говорит ему Павел. – Вы задержаны.

– За что? – фальшиво удивляется Болотников.

– За то, что занимались пристрелкой ружей, не имея разрешения на охоту, – говорю я, глядя ему в глаза. – Путевок у вас нет.

– Так вы же сами их у нас отобрали!

– Вот именно. И вижу, что правильно сделал.

Не обращая внимания на возмущенные взгляды охотников, я достаю из планшетки бланк протокола.

– Давайте ваши охотничьи билеты и разрешения на оружие.

Охотники молчат, опустив головы. Потом неохотно хлопают себя по карманам. Павел собирает у них документы и отдает мне. Я пока убираю их в планшетку – сначала надо навести порядок на поляне.

Ружья охотников мы разрядили и убрали в чехлы. Патронташи сложили в один из рюкзаков.

Я прохожу по поляне и подбираю несколько пыжей и одну стреляную гильзу.

– Дайте ваш патронташ! – говорю я Болотникову.

Он нехотя снимает патронташ с шеи и отдает мне.

– А это что? – спрашиваю я, отстегнув кожаный клапан.

Кроме патронов, снаряженных утиной дробью, в патронташе несколько картечных патронов и два пулевых. По соседству с пулевыми патронами я вижу две стреляные гильзы.

Редкий охотник заполняет патронташ вразнобой. Пули кладут к пулям, картечь – к картечи. Дробовые патроны с разными номерами тоже раскладывают по разным ячейкам патронташа. Так удобнее перезаряжать ружье на ходу.

– Сколько пуль у вас было? – спрашиваю я Болотникова.

– Две, – отвечает он, отводя глаза.

– Врете.

– А вы докажите!

– Попробую.

Я обвожу взглядом остальных охотников.

– Кто из вас не участвовал в стрельбе?

Я видел, что не все ружья были собраны, некоторые лежали в чехлах.

Трое охотников с надеждой смотрят на меня.

– Я не стрелял.

– Я тоже…

Третий молча кивает.

– Сейчас проверим, – говорю я.

Сверяюсь с номерами разрешений и нахожу их ружья. Расстегиваю чехлы и обнюхиваю стволы – пороховыми газами от них не пахнет.

– Хорошо, – киваю я. – Тогда у вас есть шанс избежать самых неприятных последствий.

Их лица вытягиваются.

– Что надо делать, товарищ егерь?

– Во-первых – дать правдивые показания. Кто предложил устроить стрельбу? Кто именно стрелял, сколько раз и какими припасами?

– Своих сдавать будете? – скалится Болотников. – Товарищи!

Он презрительно сплевывает в траву.

Охотники молчат.

– Решайте сами, кто для вас свой, – говорю я им. – Нормальные люди, или вот это пьяное хулиганье. Как решите, так и будет.

К моему облегчению, они решили правильно. Переглянулись и нехотя заговорили:

– Ваня с Серегой поспорили, кто пулей бутылку в воде разобьет. Ну, и стреляли.

– А в чем сложность? – не понимает Павел.

– Бутылка в воде крутится, – объясняю я ему, – и пуля от нее рикошетит. Чтобы разбить, надо очень точно попасть.

Я повернулся к Болотникову.

– Ну, и как? Получилось? Разбил бутылку, Иван Николаевич?

– Нет, – сквозь зубы цедит Болотников.

Я гляжу на озеро и замечаю две водочные бутылки, которые плавают метрах в тридцати от берега.

– А ты знаешь, на какое расстояние летит пуля рикошетом от воды? – спрашиваю я Болотникова. – Ты знаешь, что на том берегу туристы? А если твоя пуля в кого-то из них угодила?

Болотников бледнеет.

Я оборачиваюсь к остальным охотникам.

– Теперь понимаете, во что вы вляпались? Так, вы трое…

Я киваю тем из охотников, кто не стрелял.

– Приберите здесь все. Чтобы ни одного пыжа, ни одного осколка после вас не осталось. Учтите, я проверю. В землю ничего не закапывать, все кладите в свои рюкзаки и несите на базу. Костер погасите и залейте водой. Поняли?

Охотники кивают.

– Понятно.

– На базе сидите и ждите меня. Там поговорим обстоятельно, по итогам этого разговора и решим, что с вами делать.

По выражению их лиц я вижу, что охотники искренне раскаиваются. И даю им шанс исправить ситуацию.

Официальный протокол – это неприятности с правлением охотобщества. К тому же, Тимофеев с радостью отправит копии протоколов по месту работы дебоширов.

– Ну, чего вы ждете?

Мужики принимаются собирать по поляне пыжи и стекла.

– А мы? – спрашивает Болотников.

– А вы пойдете с нами. Берите ружья и рюкзак с патронами. Проверим результаты вашей стрельбы.

– Куда идти-то? К базе?

Я качаю головой.

– Вокруг озера, до дороги. Так будет ближе. Надо проверить, как там туристы. А ты, Болотников, посмотришь в глаза людям, в сторону которых стрелял. Тебе полезно будет.

– Там же речка, – угрюмо бурчит один. – И моста нет.

– Вброд перейдешь, – бросаю я. – Шагайте!

Песенку мы переходим по камням – в том самом месте, откуда начинается тропинка, которая ведет к землянке Тихона. Этим летом землянку плотно обжили археологи из Ладоги – они нашли на поляне остатки древнего жилья и затеяли настоящие раскопки. Археологи уехали только две недели назад – повезли свои находки в Ленинград.

Мы огибаем дальний заболоченный конец озера. Утки здесь много – из тростника то и дело взлетают крупные кряквы.

Светает.

Со стороны основной базы доносятся первые выстрелы – охотники уже вышли в озеро на лодках и открыли сезон.

“Ночные стрелки” шагают впереди меня, тоскливо оглядываясь на выстрелы. Им теперь придется надолго попрощаться с охотой.

А то и навсегда – из общества охотников их исключат, этого я добьюсь. И в другое общество вряд ли примут.

Наконец, мы выбираемся из леса на песчаную проселочную дорогу. Впереди, над верхушками деревьев поднимается жидкий дымок.

– Похоже, туристы уже проснулись, – говорит Павел.

– Конечно, – киваю я. – Попробуй-ка, поспи, когда вокруг стреляют.

Выстрелы теперь доносятся с разных концов озера. Над нашими головами то и дело пролетают утки – парами и поодиночке. Они отрывисто и возмущенно крякают.