Автор поставил перед собой высокую планку – создать «Сто лет одиночества» по-русски с элементами жития, средневековой летописи, политического памфлета и антиутопии. Как и городок Макондо, Остров – это метафора человеческой истории от сотворения мира до конца времён. Но если магическая реальность Маркеса наделена колоритными чертами Латинской Америки, то мифическое островное государство у Водолазкина – это, безусловно, Россия. Узнавая в островных правителях черты царевича Дмитрия, Николая II с Александрой Фёдоровной, Ленина, Хрущёва и даже Навального, ты чувствуешь себя пассажиром электрички, который по пути на дачу разгадал больше половины сканворда.
Но само по себе прошлое Водолазкина не интересует. Его волнует другое – оправдание истории (а значит, времени) с позиции вечности (а значит, Бога). В самом деле, зачем нужна эта кровавая череда братоубийственных войн, дворцовых переворотов, революций и природных катаклизмов? Ради светлого будущего? Но оно вскоре начинает проигрывать прекрасному прошлому. Ради научного прогресса? Но появление на Острове трамвая и библиотеки лишь замедляет движение к катастрофе Великой островной революции. Ради достижений культуры? Но прославленный французский кинорежиссёр Леклер оказывается не более чем талантливым пустозвоном, не способным понять главного.
Рисуя библейских масштабов картину человеческой истории, Водолазки подводит нас к христианскому ответу на вопрос «Зачем это всё?» По мысли автора, всемирная историческая драма разыгрывается ради подаига горстки праведников, призванных показать заблудшим душам путь к спасению. Содом и Гоморра не устояли, потому что в них не нашлось ни единого праведника, а Остров избежал (пока?) своего армагеддона благодаря самопожертвованию его святых правителей – Парфения и Ксении.
Что и говорить, масштабный и величественный замысел. Но вот исполнение с моей точки зрения немного не дотянуло до столь «эпической» планки. Роман написан неровно – философские, проникновенные и ироничные куски чередуются с тягомотными, грузными и просто необязательными фрагментами (почти вся линия с французским режиссёром Леклером). Но больше всего у меня претензий… к образам Парфения и Ксении.
Нет-нет, они получились добрыми, светлыми и трогательными, но уж слишком идеальными и оттого неживыми. Перед тобой не люди, пусть и праведные, а иконописные лики. Но то, что хорошо для иконописи, плохо годится для художественной литературы. Жизнеописание (не житие!) святого становится психологически достоверным, только если герой падает и снова поднимается, борется со своими страстями, преодолевает искушения и только потом восходит на недосягаемую духовную высоту. Ведь даже Христос на миг заколебался, когда в Гефсиманском саду молил небесного Отца об избавлении от крестных мук.
К сожалению, Парфений и Ксения в романе Водолазкина больше похожи на суперменов, чем на святых. Легко быть праведником, если ты изначально Гулливер на острове лилипутов. Но в чём здесь духовный подвиг и преодоление своего несовершенства? Словно предчувствуя подобные нарекания, автор пытается подстелить соломку – поселяет своих героев в коммуналку с тараканами и даже упоминает о кухонном скандале с участием Ксении. Но эти штрихи не спасают получившуюся сусальную картину. В «Лавре» (творческая вершина Водолазкина) ты веришь, что герой – это святой, а здесь… тоже веришь, но не так беззаветно.
Впрочем, «Оправдание острова» – всё равно очень хорошая книга. Когда приходит пора дочитывать последнюю страницу, ты хочешь оттянуть этот момент. Ведь в наш поверхностный век любой, даже заочный разговор с глубоким, мудрым, светлым человеком – огромная редкость. Как любит говорить Коля Солодников в «Ещёнепознере», я счастлив, что живу в одно время с Евгением Водолазкиным. В обмельчавшем океане русской литературы он – и остров, и во многом его оправдание.
Отзывы на аудиокнигу «Оправдание Острова», страница 3