Читать книгу: «Головы с плеч», страница 6

И Кэресел тоже это нравилось.

Но теперь Икка ненавидела Каро настолько же сильно, насколько раньше любила. И поэтому Икке нужно, действительно нужно было ее убить.

Она смеялась над собой, оглядывая пустую комнату и разбросанные по полу перья. Да, да. Как она могла об этом забыть? Почему она повела себя как ребенок: отпрянула, попятилась, убежала?

Этого больше не будет.

Туман, застилавший зрение Икки, рассеялся, и она начала хохотать. Это был истерический смех; она корчилась на кровати, комкала рваные простыни. Воздух обжигал легкие, как холодная вода. Мысль об убийстве помогла ей прийти в себя. Разумеется, все верно. Разумеется, Кэресел должна умереть.

Она и ее королева.

Воспоминание о белой розе, приколотой к плащу Каро, подсказало Икке, что делать. Каро была предана Червонной Королеве, но эта преданность и являлась ее уязвимым местом. Да, Хэтти могла защитить себя и свою служанку от Святых.

Но она не могла защитить их от Тьмы.

Глава тринадцатая

Год 0094, Зимний Сезон

В живых остается 1003 Святых

Ограбив Иккадору, Каро села на бронированный поезд, покидавший Округ Паджиль. Облокотившись о перила пассажирского вагона, прижимаясь скованными Холодом локтями к скованной Холодом стали – Холод всегда преследовал ее, – она смотрела на солнце, выползавшее из-за деревьев Страны Чудес.

Усталость облепила ее, как вторая кожа; но нет, о нет, она не будет отдыхать, пока они не достигнут Лабиринта, сказала себе Кэресел. Ей уже случалось совершать эту ошибку; она задремала на сиденье, и разбудил ее Святой, который врезался башкой в стенку вагона, после чего поезд сошел с рельсов. Пришлось идти пешком. Каро с подбитым глазом и сломанной рукой появилась в Петре двумя днями позже назначенного времени. Она постоянно опаздывала, да, был у нее такой недостаток. Хэтти посмеялась над ней – точнее, улыбнулась слегка, что в ее случае было равносильно хохоту, – когда Каро, хромая, вошла во дворец с двумя головами на спине. Одна была добычей, которую ей пришлось долго искать в перевернутом вагоне, а вторая принадлежала Святому, который перевернул вагон, не зная, что в поезде едет Сама Кэресел Рэббит.

Шутка. Святой напал бы на поезд, даже если бы знал, что в вагоне сидит Сама Кэресел Рэббит, собственной персоной, – Каро знала, что ни один Святой не боится ее и никогда не будет бояться. Святые никого не боятся.

Кроме тех, кого создала Хэтти, конечно. Хэтти могла заставить их понервничать.

Но Каро нравилось подшучивать над ней. «Это же не Святые, дорогая королева, это марионетки». После чего Хэтти окидывала ее взглядом светло-карих глаз и тихо отвечала: «Они остаются Святыми, Кэресел. Просто я продела в них нитки».

Но Каро не думала о Хэтти в тот момент, стоя на Холоде, сунув одну руку под плащ, чтобы проверить, на месте ли мешочек с монетами. Она думала об Алисе.

Когда она увидела в церкви это отвратительное лицо, она никак не ожидала, что Икка обратится в бегство.

Каро много думала о том, как они встретятся снова, встретятся ли они когда-нибудь, – хотя и не хотела признаваться себе в этой слабости.

И вот встреча состоялась, и Каро мысленно перебирала свои фантазии, одновременно перебирая в кармане украденные – но заслуженные – монеты. Вот на Икку напал Святой, уже собрался перегрызть ей горло, но внезапно тело твари обмякает и валится на землю, и Икка видит над собой Кэресел. Иногда она, Каро, с самодовольным видом пожимает плечами, иногда убивает Икку на месте. Или, например, – если Каро была склонна мыслить более реалистично, – она стоит неподвижно, потрясенная видом бывшей подруги. Грудь тяжело вздымается после битвы с чудовищем, безумный взгляд встречается с безумным взглядом Икки. Они снова вместе, два жутко напуганных и, безусловно, реальных существа.

Но это произошло в какой-то убогой провинциальной церкви. Каро не успела почувствовать ничего, кроме изумления, от которого она временно перестала соображать. А Икка сбежала.

И Каро последовала за ней.

О нет, у нее вообще-то не было необходимости грабить Икку. Ей просто так захотелось. Однако, дорогой читатель, не думай, что это был только предлог, что она мечтала увидеть Икку снова. Каро нужны были деньги. И еще ей нужно было, чтобы Икка вспоминала о ней чаще. Ограбление помогло ей достичь этой цели.

Инстинкт говорил Каро, что они все время думают друг о друге. Но в течение последних четырех лет она не была в этом на сто процентов уверена – хотя, надо сказать, Каро стала очень уверенной в себе, разгуливая по Петре и держась как надменная сучка. Однако, повторим, в случае с темной ведьмой все было не так однозначно. Каро понимала, что Икка размышляет о ней не слишком часто; однако сегодня она обнаружила, что с момента их расставания подруга всегда была в ее мыслях. И поэтому ей захотелось, чтобы Иккадора думала о ней, пусть только для того, чтобы возненавидеть. Особенно для того, чтобы возненавидеть. Потому что сама Каро ненавидела Икку, так что это было бы вполне справедливо.

И если бы Икка каким-то образом выдала свою привязанность в церкви или в переулке, это вызвало бы у Каро только отвращение. Каро, возможно, прикончила бы ее вместо того, чтобы послать Птиц за деньгами. Возможно, она просто рассмеялась бы, валяясь на земле, и смеялась бы до тех пор, пока у нее не треснули бы ребра.

– Ар-р-р, твою мать¹⁸, – вполголоса пробормотала Каро и прижала ладони к щекам. – Проклятье, ну вот что… Ну хватит уже об этом, Каро, дорогая. Все будет хорошо. Ты же… э-э, то есть, я же забыла ее, более или менее, правда? Забуду снова.

Кроме того, у нее хватало других забот.

В конце концов, скоро должно было состояться Зимнее Чаепитие Хэтти.

А сразу после этого – Бега Святых! Восхитительный кровавый праздник! Каро бросало в жар при одной мысли о нем. Наверное, она одна во всем Исанхане еще была в состоянии оценить старое доброе веселье. Остальные придавали Бегам сакральное значение, выискивали в этой мясорубке благочестие, считали, что Хэтти, убивая Святых, совершает богоугодное деяние. Что Бега – это некое священнодействие. Хэтти, защитница народа, Хэтти, Верховная Жрица. Нет, она никогда не называла себя так и не приказывала другим так себя называть. Хэтти не нужно было открывать рта, чтобы стать религиозным идолом.

На Каро упала гигантская тень.

Лабиринт. Его каменные Стены словно размазывали Холод по стенам вагонов. Пустоши остались позади, поезд прибыл в столицу.

Сам Лабиринт был лесом, наподобие Страны Чудес; точнее, он и был Страной Чудес, его частью, загнанной в клетку и перегороженной Стенами.

И все же между Лабиринтом и Лесом имелось отличие. Здесь обитали Святые Белой Королевы, потом Святые Хэтти, которых она «сшивала» из двух исходных монстров, и все они носили на теле клеймо 꿀, «Ккуль». Святые Лабиринта принадлежали царствующему дому, а не Стране Чудес.

Когда серая каменная громада скрыла небо, Каро запрокинула голову. И увидела 페, и десять секунд спустя 트, а потом 라, и снова 페, и эти три символа повторялись: 페트라, 페트라. Каждый слог, высеченный в камне, был высотой в двести футов. Петра. Буквы были защищены множеством крошечных рун. Когда вагон проезжал мимо, Каро чувствовала, как их магия щекочет ей кожу.

Интересно, может быть, Хэтти сейчас внутри, занимается тем, чем она там любит заниматься в Лабиринте. В полной тишине, если не считать шлепанья босых ног по голой земле. Может быть, слухи говорят правду и она проводит зловещие эксперименты. Каро считала, что королева удаляется в Лабиринт, когда ей не хочется никого видеть, и возвращается, когда ей становится скучно; и что она все это время ходит там кругами, а может, стоит неподвижно и просто наблюдает…

При этой мысли Каро ощутила, как спадает напряжение.

Безопасность.

Что бы там ни происходило между ней и Иккой, Каро, по крайней мере, точно знала одно: ее никто не сожрет, если она не надумает снова покинуть Петру.

Но Кэресел всегда рано или поздно покидала Петру.

Иногда потому, что у нее заканчивались деньги. Иногда Хэтти хотелось заполучить какого-то конкретного Святого, и она отправляла за ним Каро; таким образом, Каро уходила с целью угодить своей онни. И опять же заработать денег. Иногда Каро просто нужно было кого-нибудь убить. Причины всегда находились, разумеется. Каро не могла скучать по Стране Чудес; это было невозможно. Потому что, если она скучала по Стране Чудес – скучала по дыханию Леса, по сверхъестественной связи между ними, по цветным снам, которые снились ей там, по ужасу, который он наводил на нее и который помогал ей чувствовать себя живой, – тогда с ней явно было что-то не так. А Каро считала, что с ней определенно, определенно, никогда и ни за что не может быть «что-то не так», потому что она – идеальное, восхитительное создание.

Однако сегодня она устала; она знала, что избавиться от этой усталости ей удастся лишь через несколько дней. Она проведет это время в Петре и побудет живой еще немного. Она будет спать. Она будет думать об Икке и бранить себя за это, за то, что еще пять лет назад она была довольна своей дурацкой жизнью в дурацкой деревне, потому что темная ведьма была рядом.

Проще всего было бы объяснить это низкой самооценкой Каро, но нет, у Каро всегда была высокая самооценка. Просто тогда, в юности, она была уверена в том, что жизнь рядом с Иккадорой Алисой Сикл не может быть прожита напрасно. Что эта жизнь обязательно будет полной и счастливой, не великой, конечно, но все-таки счастливой… На этом месте Каро снисходительно улыбалась самой себе. Какой же молодой и глупой она была! Как она могла добровольно отказаться от славы?

Страна Чудес – смерти, виденные там, отчаянные мысли, которые одолевали ее там, – избавила Каро от подобных глупостей. Потому что… какая же это была тоска тогда, в школе! Кэресел сейчас жила, жила по-настоящему. Она была живой, когда проливала кровь Святых, разряженная в пух и прах, блестящая охотница и воительница с блестками на веках.

Так что она отдохнет немного, выбранит себя за сентиментальность, наденет роскошное платье, купленное специально для Чаепития, и снова станет самовлюбленной, эгоцентричной сукой. И все будет хорошо.

– Все будет хорошо, – прошептала Каро, повернувшись к мальчишке, стоявшему рядом с ней.

Оказывается, все это время, пока она бормотала себе под нос, рядом с ней стоял какой-то парень; и сейчас он очень удивился, потому что она обратилась к нему, и удивился еще сильнее, когда она вцепилась ему в предплечья.

– Отпустите меня, пожалуйста, – пролепетал он.

Да, Каро действительно любила Округ Петра. Поезд миновал суровые серые Стены и въехал прямо в нарядный город. По обеим сторонам железной дороги высились шестиэтажные здания из светлого камня с изящными пожарными лестницами и огромными окнами, с крутыми скатами крыш, напоминавшими модные шляпы, со ставнями пастельных цветов, которые поднимали настроение, несмотря на вечно хмурое дождливое небо. Безукоризненно чистая булыжная мостовая протянулась перед Каро, когда она спустилась с платформы и направилась в сторону своего дома. Она шла мимо кафе, из которых пахло молочным хлебом, мимо ресторанов, где коптили свиную грудинку на решетках. Каро купила у уличного торговца пакетик чинпан манду¹⁹ и заплатила деньгами Икки.

Подмигнула продавцу:

– Сдачи не надо.

Дом Каро находился в центральном районе столицы, на краю Рощи, в глубине которой располагался дворец. Эта темная полоса деревьев посреди оживленного города была еще одной причиной, по которой Каро нравилась Петра. Страна Чудес придавала Каро сил, она знала это, и корни Рощи Петры, протянувшиеся под улицами города, тоже были в каком-то смысле частью Страны Чудес. Она испытывала жестокое удовольствие, устраиваясь спать в своем пентхаусе и чувствуя присутствие птичьих гнезд в кронах деревьев под балконом.

Потом, был еще кампус Университета Петры; среди Рощи было разбросано множество зданий с длинными водосточными желобами, которые особенно любили вороны. Хэтти уговаривала Каро записаться на курс лекций, и Каро согласилась; ведь когда-то она мечтала об университете.

Но забыла о том, что разучилась читать. Она могла прочесть только слово из трех слогов или самое простое предложение. Что было абсолютной бессмыслицей – она была грамотной, когда покидала Астару, несмотря на то что училась из рук вон плохо. Она множество раз пыталась снова научиться читать, но наутро все приобретенные знания улетучивались у нее из головы. Каро знала, что такое проклятие, и это было именно проклятие. Хэтти считала, что она подцепила его в Стране Чудес от какого-то Святого.

Раньше Каро размышляла о том, коснулось ли это проклятие Икки; и вот вчера она увидела на церковной скамье книгу.

Каро, естественно, забрала ее. Поднимаясь по лестнице в свою квартиру, она достала книгу из мешка и взглянула на непонятные штрихи, вытисненные на пурпурной обложке. Каро за свою жизнь прикончила двадцать Святых – то есть теперь уже двадцать одного. Примерно пятую часть всех Святых, убитых за последние пять лет. Любой из них мог проклясть ее, но, поскольку Икка умела читать, это, скорее всего, произошло уже после их расставания. Они были могущественны вместе, две ужасные ведьмы, которые хозяйничали в Стране Чудес. Может быть, Каро сейчас умела бы читать, если бы они не…

Как раз в этот момент Каро вошла в квартиру. Не сняв ни сапог, ни плаща – кощунство! – она подбежала к холодному камину и швырнула туда книгу, потом принялась искать спички. Язычок пламени ожил у нее в руке, она уронила спичку в камин и отвернулась, когда обложка задымилась.

– Здравствуй, квартира, – нараспев произнесла Каро, снимая сапоги. – Я жутко скучала по тебе.

Это была правда. Всякий раз, когда она уходила, даже за продуктами в лавку на углу, она скучала по своему дому. По небольшому фойе и крючкам на стенах, завешанным ее куртками и шарфами, по полу, заваленному ее обувью. По уютной кухне с раковиной, тумбой и мебелью из темного дерева, по стойке для завтрака и шатким табуретам. По ванной комнате с маленькими окнами, расположенной дальше по коридору, и по черной ванне на ножках в виде львиных лап. Потом была еще просторная светлая комната с черными стенами и окнами от пола до потолка и письменный стол Каро; стол стоял так, чтобы свет падал прямо на него, а ее спину грел жар от камина, когда она по вечерам сидела за столом и рисовала. Ее кровать с четырьмя столбами стояла справа от стола; это был самый массивный и роскошный предмет мебели в комнате. У кровати лежал толстый ковер, рядом стоял платяной шкаф с ее чудесной одеждой. Ей нравилось думать о том, как ее вещи давят на пол, на фундамент здания, прижимают его к земле; благодаря им дом лучше сопротивлялся ветру и времени. Покупка одежды и прочих вещей укрепляла уверенность Кэресел в том, что дом всегда будет ее ждать.

Была зима, но Каро распахнула балконные двери; ей нравилось проветривать комнату, когда она возвращалась после долгого путешествия по Стране Чудес.

На железных перилах сидела ворона; Каро, придя в хорошее настроение, улыбнулась ей.

– Птичка, птичка, иди ко мне, деточка, – промурлыкала она, протягивая унизанную кольцами руку. В черных глазах вороны она увидела отблеск своей пробуждающейся магии. – Я одолжу тебя ненадолго.

Кэресел пролетела между шпилями кампуса, над Рощей Петры, приблизилась к дворцу и села на одну из тщательно выделанных белых металлических завитушек, которые в изобилии украшали все стены и углы здания. Пурпурные язычки глицинии дрожали на Холоде; магия королевы заставляла ее цвести даже в середине морозной зимы.

Каро оторвала веточку глицинии и полетела дальше; обогнув дворец, она приблизилась к самой высокой башне, села на подоконник и постучала клювом в стекло. Молодая женщина, сидевшая за письменным столом, закончила предложение и подняла голову.

Ее вуаль была откинута. Червонная Королева взглянула на Каро светло-карими глазами.

Они почти всегда выражали безразличие. Со временем Каро поняла, что это безразличие является наигранным лишь частично. Хэтти не тратила энергию на вежливость; на уме у нее было множество других вещей, и она не собиралась смотреть на собеседника с таким лицом, словно все ее внимание было занято только им и его болтовней. Но Каро знала, что несколько лет назад, до того, как Хэтти начала носить на публике вуаль, люди ошибочно принимали этот тусклый взгляд за признак равнодушия. Хэтти Новембер Ккуль не была равнодушной. Человек, на которого она смотрела, никогда не был единственным объектом ее внимания, но она всегда, всегда пристально изучала его. Она видела, когда человек говорил искренне, а когда – нет. Она видела, когда люди боялись ее. По манере разговаривать она могла оценить, насколько сильна магия собеседника.

«А какая у меня манера разговаривать?» – однажды со смехом спросила Каро.

Хэтти подумала несколько мгновений, потом спокойно ответила: «Иногда ты говоришь дерзко. Иногда – с яростью».

Червонная Королева приподнялась на цыпочки, чтобы достать до оконной задвижки. Открыла окно и позволила Каро сесть на маленькую руку, обтянутую перчаткой. Она не открывала рта на людях со дня смерти своей матери; некоторые придворные никогда не слышали ее голоса.

– Кэресел, – произнесла Хэтти, и Каро вздрогнула.

Хэтти закрыла окно, чтобы Холод не проник в комнату. Взяла из когтей Каро веточку глицинии.

– Это для меня?

Каро каркнула. Она обожала каркать, обожала этот звук, громкий, экстравагантный, режущий слух, как пила. Это было одной из причин, по которым она предпочитала ворон и презирала голубей. Да, она презирала гребаных голубей.

– Меня уведомили о получении головы Святого, – сказала Хэтти, сажая Каро на свой стол. Каро изобразила почтительный поклон, встопорщила перья.

Эта комната в башне служила королеве кабинетом; из-за гобеленов и полок, перегруженных книгами, небольшое помещение казалось совсем тесным. Раньше кабинет принадлежал Белой Королеве. Каро в те времена не бывала во дворце, но у нее было такое чувство, что Хэтти почти ничего не поменяла здесь после смерти матери.

Хэтти снова села в кресло и откинулась на спинку. Она была одета в простое черное платье, которое хорошо сочеталось с гривой темно-каштановых волос, небрежно перевязанных бордовой лентой. Она выглядела крошечной – нет, она была крошечной под плащом своих волос, под пышными юбками, с этим маленьким личиком в форме сердечка, – но вот она поднимала голову, человек смотрел ей в глаза и сразу понимал, что перед ним Червонная Королева. Ее взгляд был обращен внутрь, но это не мешало Хэтти приковывать человека к месту, как бабочку булавкой. Потому что из нее постоянно сочилась магия.

Магия матери Хэтти была молочно-белой. Говорили, что она могла «отбеливать» ткань, кожу человека, камень. Магия ее дочери была темно-красной, и она оставляла пятна вместо того, чтобы отбеливать, но в остальном их могущество было равным – могущество, которое они не могли удержать внутри.

Хэтти взяла красный носовой платок и рассеянно вытерла жидкость, капавшую из носа. Она не всегда успевала убирать багровые капли – вот почему она носила только черные или темно-красные платья. Каро впивала это зрелище, наслаждалась этим небрежным жестом, который говорил о безграничной власти королевы.

– Прекрати²⁰. Ты заставляешь меня краснеть, – пробормотала Хэтти, глядя на Каро-птицу.

Каро была уверена в том, что за свои двадцать три года Хэтти Новембер Ккуль ни разу не краснела.

Червонная Королева выдернула из-под когтей Каро незаконченное письмо, нашла свою ручку и продолжила прерванную работу. В такие моменты она забывала о Каро; она поднимала голову, если Каро слегка клевала ее большой палец, но продолжала работать, если Каро не пыталась привлечь ее внимание, а сегодня Каро не пыталась. Ей хотелось бы остаться и наблюдать за движениями руки Хэтти, за красивыми буквами, похожими на узоры, которые ее ручка выводила на странице… но нет, онни была занята важными делами.

Каро не огорчилась. Каро могла восхищаться королевой издалека; она часто так и делала, например в Стране Чудес, когда ей нужно было отогнать царивший в Лесу холод. Тогда она размышляла о грации Хэтти, о ее спокойной манере держаться, о маске скромности и равнодушия, скрывавшей бездонный колодец ее мыслей. Это приносило Каро большое утешение – она держала Хэтти в маленькой комнатке у себя в голове, и в этой комнатке она могла заставить королеву повернуть голову туда, куда ей нужно было, заставить ее взглянуть себе в глаза. Однажды она рассказала об этом Хэтти, и королева действительно подняла голову и встретила ее взгляд, и назвала Каро странной своим мягким, как крылышко мотылька, голосом. Это было всего лишь замечание, она не осуждала Каро, и Каро положила это воспоминание на полку в своей маленькой комнатке, заботилась о нем, вытирала с него пыль.

Каро покинула тело вороны. Втиснувшись обратно в собственное тело, она жадно вдохнула сырой вечерний воздух. Она лежала на боку на балконе, на камнях, скованных Холодом, скользких от зимнего дождя, который смывал магию, струившуюся у нее по щекам. Ощутив знакомую тошноту, она снова сделала глубокий вдох. Там, внизу, за железными перилами, блестела листва Рощи, она казалась синей из-за магии, застилавшей Каро глаза. Она поморгала, смахнула с ресниц голубую жидкость. Чаще всего ее магия выступала на глазах, хотя иногда текла из носа – как у Хэтти. Или выделялась из коренных зубов. Как у Икки.

– Прекрати это немедленно, – простонала Каро, скрежеща зубами. От магии покалывало язык.

Она приказала себе встать и, пошатываясь, сделала несколько шагов к балконной двери. Пошла в ванную, включила воду и, присев на край ванны, запихнула в себя остатки купленных булочек. Потом забралась в нестерпимо горячую воду, чтобы неприятное ощущение помогло ей забыть… Чтоб тебя.

Нет, ей действительно надо было убить Икку в том переулке.

Может быть. Каро не знала, что почувствовала бы после этого; возможно, после убийства мысли об Икке преследовали бы ее чаще. Существовала также вероятность того, что Икка могла убить саму Каро, но она представлялась Каро ничтожной, хотя могущество Икки было отнюдь не ничтожным. Магия Икки всегда пугала Каро; и знай, дорогой читатель, что Каро без проблем признавалась себе в этом. Ведь собственная магия тоже пугала ее.

– Я очень устала, – неожиданно объявила Каро, обращаясь к пустой, полутемной ванной комнате. – Мне кажется, что я прямо сейчас усну и утону.

Это была угроза, обращенная к ней самой, к ее мыслям об Икке. Но она не испугалась, даже не дрогнула. Тогда она нагло ухмыльнулась, и в рот попала вода.

– Ну ладно. Тогда вместо того, чтобы тонуть, иди в постель. О, в таком случае завтра ты будешь еще жива и не пропустишь Чаепитие! Тебе же нравятся Чаепития, Каро, дорогая, не правда ли? – Она наморщила лоб и надула губы. – Но другие Бармаглоты, они такие скучные; только едят кексы да сплетничают. Но ничего. Я развлеку тебя, дорогая, тебе не нужно будет разговаривать ни с кем из них, или еще лучше – можешь открыто издеваться над ними, смеяться им прямо в лицо! Если захочешь. Это будет забавно. Тебе не кажется, что это будет забавно? – Кэресел пошевелила рукой в воде, размышляя о своем нарядном ханбоке. – Хм-м. Ну ладно. Наверное. Если ты настаиваешь, дорогая.

Большинство людей считали, что в Стране Чудес она сошла с ума; да, многие до нее лишались рассудка в Лесу.

Кэресел была твердо уверена в том, что она не сумасшедшая.

Она была уверена в том, что она – очень приятная молодая женщина, просто идеальная, и она очень-очень любила себя. Конечно, безумие не исключает ни того, ни другого, но она предпочитала фокусироваться именно на этих элементах. Она одержала верх над Страной Чудес не потому, что одержала верх над ее Святыми; она одержала верх над Лесом потому, что за время изгнания не разучилась флиртовать с самой собой.

– И вот еще что, – ласково добавила она, – ты же знаешь, Кэресел, Алиса для тебя все равно что мертва – ты больше никогда ее не увидишь.