Читать книгу: «Доводы нежных чувств», страница 22

– Стоять, – услышала она позади. – Разве я тебя отпускал? – Мужчина догнал её и крепко ухватив за руку, развернул к себе. Голубые глаза, по которым Адалин так скучала, теперь казались ей незнакомыми. Их покрывала кромешная синева, тёмная и безрадостная. Такими его глаза были, когда они впервые встретились, когда Виктор намеревался уехать, а девушка, рискуя всем, препятствовала ему, – перестань делать вид, что не понимаешь, зачем я тебя сюда затащил. Ты далеко не дура. – Он притянул её к себе, – если думаешь, что я так просто тебя отпущу, то даже не надейся. – Он приблизился настолько, что Адалин остро шутила запах земли и пота.

– Пустите, мне больно, – возмутилась она.

Виктор только теперь понял, что делает. Он немедленно отпустил руку девушки, прижал ладони к лицу и быстро его растёр. Придя в себя, он снова взглянул на Адалин, которая смотрела на него исподлобья.

– Знаешь, что больше всего разозлило меня? – он выждал паузу. – Не то, что вы учинили самодеятельность и не ваш натиск на подполковника, а то, что этот мерзавец всё свалил на вас. Это низко, и он своё получит.

– Могу я идти, генерал? – спросила девушка поникшим голосом.

– Иди, – только и ответил ей Виктор, осознавая всю боль от содеянного и сказанного. Но извиняться он не привык. Как только Адалин шагнула за порог, в комнату вошёл Хорес. Он прикидывался, что ничего не слышал и вообще у него дела, а для большей правдоподобности громогласно пригласил пациентов проходить по очереди. Спустя некоторое время, генерал вышел на заметно опустевшее крыльцо. Ларсен всё ещё спал, Габе принимал раненых и не собирался ложиться, рассвет брезжил, а дела почему-то отказывались делаться сами собой. Как и всегда в моменты дикой усталости, Виктор вознамерился отложить всё и выспаться, чтобы не натворить бед и не наговорить больше никому ничего лишнего.

Глава 46

«Дорогая Адалин, здравствуй.

Невозможно описать словами, как мы все по тебе соскучились и как сильно за тебя переживаем. Александр чувствует себя хорошо. Они с Вивьен и Маркусом в начале месяца ездили в горы на пару дней отдохнуть от суеты. Правда Маркус вывихнул ногу и некоторое время им по очереди приходилось таскать его на себе. Профессор передавал тебе привет. Он недавно ездил в столицу к декану для очередных совместных исследований, а когда вернулся, оказалось, что в школе на чердаке завелись летучие мыши. Он так ворчал на Бернис с Брайаном из-за этого, что Бернис обиделась и пригрозила уволиться.

Лора и Бесс тоже передают тебе привет. Я виделась с ними несколько дней назад. Они очень надеются, что вы с Пати благополучно вернётесь и сможете присутствовать на голосовании. Конечно, мы мало что можем сделать, но если будем рядом с ними в этот важный день, то, каким бы ни был исход, наша поддержка не станет лишней.

Я сейчас нахожусь в Италии. Это довольно долгая история и ты наверняка помнишь, что я тебе рассказывала про сеньора Фернандо – местного ростовщика. Так вот, он дал мне расписку, точнее, его, уж не знаю каким образом, принудил к этому мой хороший друг мистер Джон Коул. Собственно, он же и пригасил меня поехать во Флоренцию. Ты только не подумай – между нами ничего нет. Мистер Коул попросил оказать ему услугу по экспертизе картин, которые он собирается купить для Национальной галереи. Я очень волнуюсь, ведь никогда раньше ничем подобным не занималась, но Джон доверяет мне, а значит, я не должна его подвести.

Когда мы только приехали, я не могла поверить своим глазам. Мне очень трудно было сдержать слёзы и, оказавшись наедине с собой в комнате гостиницы, я разрыдалась и проплакала, наверное, с полчаса. До сих пор мне иногда кажется, что это всё происходит не со мной и огромный купол Флорентийского собора за окном – лишь иллюзия. Мистер Коул сейчас занят по торговым делам и некоторое время мои услуги ему не потребуются. Пользуясь этим, я днями напролёт гуляю по городу и окрестностям, как путешественник, который впервые оказался в этих местах и попал под колдовские чары тосканских пейзажей. Я даже отважилась недавно потанцевать вместе с уличными цыганками под гитару на Пьяцца делла Сеньория и чувствовала себя такой счастливой и свободной, как никогда прежде.

Мы ненадолго здесь и свой ответ на это письмо присылай по адресу Кэтлуэлла. Напиши, как вы устроились, как проходит вакцинация и когда вас отпустят домой? Мы все очень ждём тебя и скучаем. Береги себя.

С любовью, Бьянка.»

Бьянка со вздохом опустила руки. Ещё с минуту она размышляла о том, что можно добавить в постскриптум, но так ничего и не придумав, запечатала письмо в конверт, добавив к нему две красивые открытки с видами родного города. Она аккуратно уложила своё творение в сумку, вышла в коридор и направилась к выходу из гостиницы. По пути её окликнул знакомый детский голосок:

– Бьянка! – Софи уже спешила к ней по лестнице, тогда как чопорная гувернантка посылала вслед девочке возмущённые наставления.

– Мисс, не бегайте! Вы упадёте! Осторожнее!

Софи подбежала к девушке и крепко обняла её. Бьянка сделала то же самое и наклонилась, чтобы поцеловать ребёнка. В это время к ним, недовольно хмуря брови, подошла запыхавшаяся воспитательница.

– Мисс, у вас по расписанию прогулка, а вы не надели головной убор, – сухопарая женщина в тёмно-сером строгом платье потрясла в воздухе прелестной розовой шляпкой с кружевом.

– Я хочу гулять с мисс Инноченти! – капризно возмутилась девочка. – С тобой скучно! – она ещё крепче прижалась к Бьянке.

Та перевела на няню виноватый взгляд и спросила:

– Миссис Гарди, можно мы с ней сходим погулять? Я хорошо знаю местность, мы не заблудимся.

Женщина окинула её взглядом, которым обычно одаривала тех, кто не заслуживал ни капли доверия.

– Мисс Софи должна вернуться к половине шестого, – надменно проговорила женщина. – Если с ней что-нибудь случится, то отвечать перед мистером Коулом будете вы, – она передала девушке шляпку, развернулась, не нарушая осанку и скрылась на лестнице.

Бьянка и Софи взялись за руки. Переглянувшись, обе чуть не прыснули со смеху, а когда выбежали на улицу, уже не в силах были удерживать эмоции. Вид этой женщины, вопреки её стараниям, не внушал им трепетного ужаса. Как и многие, чрезмерно преданные своему делу люди, миссис Гарди грешила неспособностью отступать от принятых традиций и менять намеченные планы. Хотя, возможно, ей всё это казалось излишним, как и возможность сблизиться со своей воспитанницей, стать ей другом.

Маршрут прогулки начинался от здания городской почты. Бьянка бросила в большой ящик у входа письмо, после чего принялась рассказывать девочке обо всём, что встречалось им на пути. Но то была не обычная экскурсия с сухим описанием достопримечательностей. За свою жизнь Бьянка излазила вместе с товарищами все закоулки города и знала немало интересных фактов о самых обыкновенных на первый взгляд местах. От палящего солнца они прятались в закоулках узких тёмных улиц, где Софи чуть не наступила на красивую пёструю ящерицу и, вопреки ожиданиям, не испугалась, а пришла в восторг от существа, которое увидела впервые в своей жизни.

После того, как они выскочили из очередного лабиринта улиц, перед ними возникло здание кафетерия. Запах выпечки так сильно раздразнил подруг, что Бьянка, не раздумывая долго, повела Софи трапезничать. Обе радовались тому, что в эти минуты рядом не было гувернантки. Какой бы шум она подняла, увидев их здесь, уплетавшими пирожные, которые не были учтены в дневном рационе юной мисс. За кафе следовал тур по развалинам старинного акведука, за руинами – прогулка в бедном квартале, где девочка подала милостыню нескольким нищим и даже поиграла с местными мальчиками в футбол. Они чуть было не забыли про время и почти бегом бежали к дому, чтобы не получить очередной нагоняй от гувернантки. А когда оказались на крыльце, Софи решилась признаться:

– Бьянка, я коленку поцарапала.

Бьянка в ужасе округлила глаза, осознав в этот миг, что переборщила с развлечениями. Для итальянский сироты, которая проводила на улице большую часть своей жизни, было нормальным лазать по развалинам, играть с мальчишками в футбол, но Софи пришла сюда из другого мира и Бьянка очень остро ощутила, что у Джона теперь могут возникнуть к ней неудобные вопросы. От этого стало не по себе. Немного времени у них ещё оставалось и сообщницы договорились заскочить в комнату Бьянки, чтобы обработать ссадину. К сожалению, плану не суждено было сбыться и поднявшись на первый лестничный пролёт, они столкнулись нос к носу с миссис Гарди. Обведя обеих оценивающим взглядом, она спросила:

– Почему так поздно? У мисс танцы. Ей требуется умыться и переодеться. Из-за вас она опоздает, – женщина взяла девочку за руку, намереваясь увести её.

– Подождите! – остановила её Бьянка. Она не могла позволить себе оставить всё, как есть. – Софи поранила ногу, нужно обработать.

Гневный огонь зажёгся в глазах гувернантки. Нижняя челюсть затряслась от еле сдерживаемого негодования. Она подошла вплотную к Бьянке и процедила:

– Я знала, что вам нельзя доверять. Обо всём случившемся я доложу мистеру Коулу. Не надейтесь, что это сойдёт вам с рук! – процедила она и, развернувшись, быстро зашагала по коридору, увлекая за собой Софи. Девочка явно не поспевала за ней и поминутно оборачивалась в сторону Бьянки, бросая на неё взволнованные взгляды. Та в свою очередь так и продолжала стоять на месте, чувствуя себя кругом виноватой.

Весь вечер она не находила себе места от волнения. Казалось бы, простая ссадина на коленке, но сколько шума она вызвала в высшем слое общества. Бьянка очередной раз поймала себя на мысли о том, что ей не место среди этих людей и на душе заскребли кошки. Она привыкла к Софи, ей нравилось общество Джона, и их возможная ссора огорчала девушку. За этими мыслями она не заметила, как за окном стемнело. В голове мелькнул проблеск надежды: может быть, всё обошлось? Но когда она села причёсывать волосы, чтобы начать подготовку ко сну, в её дверь постучали. Девушка ещё не успела переодеться, а потому, сжавшись в тревожном ожидании быстро подошла, чтобы посмотреть, кто пришёл. За порогом стояла няня Софи. Лицо её не выражало никаких эмоций. Женщина сказала лишь:

– Идёмте со мной. Я не намерена оправдываться в одиночку.

Бьянка вышла из номера и зашагала вслед за женщиной. Глухой звук их шагов отдавался чуть слышно от деревянных стен коридора. Девушке, которая уже не рассчитывала на выяснение обстоятельств их невинной прогулки с Софи, теперь хотелось поскорее закончить с этим и не раздувать из мухи слона. Чем ближе они подходили к комнате Коула, тем больше тревожное ожидание сменялось негодованием.

Гувернантка резко остановилась возле одной из дверей и постучалась. Знакомый голос пригласил их войти. Миссис Гарди уверенно шагнула за порог, оставив открытой дверь, после чего следом за ней вошла Бьянка. Почему-то при виде мужчины, сидящего за широким столом, ей снова стало не по себе.

– Добрый вечер, мистер Коул, – проговорила женщина. – Как и обещала, я привела мисс Инноченти, – высокомерный взгляд упал на лицо Бьянки. – Она сегодня взяла на себя обязательство погулять с юной Софи, после чего ребёнок вернулся домой с дырой на платье и с разбитым коленом!

Всё то время, пока женщина произносила свою речь, Джон переводил внимательный взгляд с одного лица на другое. Когда же она замолкла, взоры присутствующих устремились на Бьянку. Она глядела в пол и не знала, что сказать. Все монологи, которые она репетировала этим вечером, улетучились из головы и теперь в ней витал сумбур из разнообразных, не связанных между собой, мыслей.

Джон решил сжалиться над ней. Он поставил локти на стол и произнёс:

– Не понимаю ваших претензий, миссис Гарди. Я виделся сегодня с Софи и, как успел понять, она была в восторге от прогулки, – Джон вопросительно взглянул на гувернантку.

– Но как такое возможно? Подобное времяпрепровождение недопустимо для юной леди! Они же лазали по развалинам. Юная мисс могла упасть и сломать себе что-нибудь! Такое безрассудство со стороны мисс Инноченти недопустимо!

– Что вы хотите, чтобы я сделал? – спокойно спросил её Коул. – Запретить мисс Инноченти общаться с Софи? Они очень дружны и если я это сделаю, то моя племянница будет глубоко несчастна.

– Но, господин… – женщина подбирала слова, – они играли в футбол с нищими оборванцами!

Теперь уже Бьянка не выдержала и закрыла лицо руками. Сколько бы Джон её ни выгораживал, всему есть предел.

– Миссис Гарди права, – вступила она. – Я действовала неправильно. Развлечения тосканской бедноты – не лучший досуг для леди её уровня. Сегодня я подвергла Софи опасности и готова ответить за это, – она выдохнула.

– Каким образом вы намерены за это ответить? – поинтересовался Джон.

– Не знаю, – честно призналась девушка. – Могу постирать и зашить её платье…

– Немыслимо! – встряла гувернантка. – Мисс Софи не носит штопанные вещи! Она же не нищенка!

– Миссис Гарди, – в голосе Коула звякнул металл раздражения. – Прошу, оставьте нас, – он пристально взглянул на женщину. Лицо её приняло возмущённый вид и, беззвучно хлопая губами, она развернулась к двери, за которой вскоре скрылась.

Джон поднялся с места, обошёл стол и приблизился к Бьянке. Девушка продолжала стаять, сцепив руки за спиной, и старалась не смотреть на мужчину.

– Вернёмся домой, уволю её, – тихо проговорил он.

Бьянка в недоумении подняла на него глаза и в тот же миг вздохнула с облегчением, увидев доброжелательное выражение лица.

– Но я действительно потеряла контроль, – изводила она себя. – Вместе с Софи я каждый раз, будто бы, возвращаюсь в детство. Мне так хотелось показать ей те места, где я гуляла. Тогда это всё казалось мне таким интересным, полным тайн и загадок. Софи очень понравилось на развалинах акведука. Она даже нашла черепок от какого-то горшка и всю дорогу убеждала меня в том, что он страшно древний и его надо отдать в музей.

– Да, она мне показывала, – Джон улыбнулся. – Вы ни в чём не виноваты, Бьянка, – он снова стал серьёзным. – Вы показали Софи детство таким, каким оно должно быть – с разбитыми коленками и множеством впечатлений. Я бы не смог ей этого дать, а потому должен вас благодарить.

Бьянка прижала ко лбу ладонь в немом бессилии. Она столько всего уже успела себе насочинять и ждала, что Коул будет ею недоволен, а он стоял теперь тут и благодарил её за безрассудство, которое она учинила. Требовалось отдышаться.

– Вам плохо? – спросил он, кладя руку ей на плечо. – Присядьте, – он повёл её к дивану, усадил и сам опустился рядом, продолжая поддерживать девушку. – Если это всё из-за нашей скандальной гувернантки, то не стоило переживать. Мне не в чем вас винить и вряд ли вы сможете сотворить что-то такое, в чём я мог бы вас упрекнуть.

Внезапно Бьянка почувствовала, как рука Коула медленно движется от её плеча по спине и опускается всё ниже. В потоке мыслей она вдруг осознала, насколько сильно между ними нарушена дистанция. Мужчина уже почти прижимал её к себе, а она даже не пыталась сопротивляться. Бьянка взглянула ему в глаза, о чём немедленно пожалела. В вечернем полумраке они приобрели волшебный янтарный отблеск. Бьянка ясно ощутила, насколько невыносимым и нестерпимым было его ожидание. Он уже признавался ей раньше и те чувства, которые изматывали Джона всё это время, рано или поздно должны были пересилить его железную волю. Воля же Бьянки растворялась в глубине этих янтарных глаз. Коул приблизился. Девушка тоже подалась вперед и в тот миг, когда сомкнула веки, почувствовала нежное прикосновение мужских губ к её губам. Голова закружилась от окативших их обоих чувств. Коул уже касался рукой нежной девичьей щеки, уводя пальцы дальше – к густой копне пшеничных локонов. Бьянка положила ладонь ему на плечо и теперь впивалась пальчиками в плотную ткань тёмно-зелёного сюртука. Когда оба полулёжа на диване сжимали друг друга в страстных объятиях, Джон опомнился первым. Превозмогая себя, он отпустил её и нехотя отстранился. Губы Бьянки распухли от продолжительного поцелуя, который ей, судя по всему, не хотелось прерывать. Она не сразу пришла в себя после пережитого, отчего вскоре румянец окрасил её щёки.

– Уже поздно, – хрипло проговорил Джон, стараясь не смотреть на ряд пуговиц рубашки, расстёгнутых на груди девушки. – Нужно ложиться спать.

Бьянка отпрянула от него и, подскочив с дивана, принялась поправлять неловкими пальцами свою одежду. Руки не слушались и хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Надежды на то, что происшествие с Софи будет единственным волнением этого дня разбивались в дребезги.

Джон, всё ещё продолжая сидеть на диване, закрыл руками лицо. Его огненные пряди, лишённые неизменной чёрной ленты, беспорядочно сбегали по плечам. Опустив руки, он тяжело вздохнул.

– Завтра мы встречаемся с продавцом. Будьте в номере, я за вами пришлю, – проговорил он привычным уверенным голосом. Казалось, будто, ничего не произошло.

Бьянка не хотела смотреть на него. Она попыталась взять себя в руки и унять дрожь в ногах, а после секундного раздумья молча зашагала к выходу. Когда дверь за девушкой закрылась, Джон сделал то, чего не делал уже много лет. Небрежно растянувшись на диване, он принялся мурчать себе под нос мелодию, которую частенько напевала в его присутствии юная Софи.

Глава 47

Она умела любить. Вопреки своим убеждениям, Бьянка никогда не была чёрствой. Она могла быть страстной и пылкой, а те чувства, которые пробудил в ней поцелуй Джона не были для неё чем-то неизведанным. В приюте Бьянка долгое время не имела близких друзей. По правилам воспитательного дома после четырнадцати лет дети становились более-менее самостоятельными, ходили на работы и распоряжались временем уже более свободно. Тогда Бьянка начала служить на пол ставки в местной библиотеке. Составить ей компанию вызвался один из мальчишек её круга. Все удивлялись, чем вызван такой интерес Алонсо к пыльному книгохранилищу, тогда как другие мальчишки рвались на конюшни и в подмастерья к кузнецам. Ребята проводили вместе по несколько часов в день. Иногда со скуки Алонсо мог подрисовать непристойность какому-нибудь литературному персонажу во время сортировки книг или даже вырвать лист и сделать из него бумажный кораблик. Бьянка очень ругала его, но никогда не выдавала директору. Им было хорошо вместе. Алонсо разбавлял своими выходками и шуточками рутину рабочего дня, а Бьянка, хоть и делала ему замечания, но никогда не гнала от себя. Со временем она стала всё чаще ощущать на себе внимательный взгляд карих глаз, а позже Алонсо признался ей в любви. К тому времени им было всего по пятнадцать лет.

Первая влюблённость стала для обоих самым ярким событием в жизни. Алонсо впервые робко поцеловал девушку, когда они находились в тени широкого стеллажа и никто их не видел. Сначала очень неумело, познавая на своём опыте науку нежной привязанности, в глухих библиотечных лабиринтах они испытали первую в своей жизни близость, которая вскружила юные головы. Никто не говорил о свадьбе. Им просто было хорошо вместе. Бьянка уже тогда уверилась в том, что не создана для семьи, а Алонсо не возражал. В добавок ко всему девушка боялась забеременеть, отчего всё чаще стала отказывать ему. Их пути разошлись, когда они покинули приют. Бьянка начала работать учительницей, а Алонсо отправился путешествовать. Во время прощания на пристани двое долго не могли разжать объятия, ощущая, что уже не встретятся больше. Они были благодарны друг другу за эту первую любовь и, скрепя сердца, готовились отпустить её. Иногда Бьянка вспоминала Алонсо и те ощущения, которые она испытывала в его объятиях, вспоминала дрожь в руках, когда её пальцы утопали во вьющихся прядях каштановых волос, сладкую истому от его крепких объятий и страстные зачастую до боли поцелуи, которые он оставлял на её шее и груди. То была часть её жизни – важная часть. И как бы Бьянка ни старалась, она не могла до конца избавиться от потребности быть любимой и желанной. Особенно теперь.

Ночью она долго не могла уснуть. Мысли перескакивали от ненависти к себе до обвинений Джона в том, что он воспользовался ситуацией. Бьянка лежала на своей постели, сжавшись в комок, и недоумевала, как такое вообще могло случиться. Она отвечала ему, она хотела того же, но Джон её остановил. Проявил ли он выдержку или, осознав, что побеждает, просто решил подразнить? Иногда голова так закипала от мыслей, что хотелось пойти спросить его об этом прямо. К счастью, разум всякий раз побеждал и не давал наделать ещё больших глупостей. К середине ночи она провалилась в забытье. Но видения, которые посылало ей сознание никак не помогли выспаться и успокоиться. Девушке снился Джон, а вместе с ним – Алонсо. Оба чего-то ждали от неё и были так близко, что становилось страшно. В беспокойных сновидениях девушка провела несколько часов и проснулась после полудня от настойчивого стука в дверь.

Бьянка почти упала с кровати, будучи немного не в себе. Закутавшись в одеяло, она подплыла к двери и буркнула:

– Кто?

– Горничная, мисс, – отозвался мелодичный юный голос. – Я принесла вам костюм.

Бьянка открыла щёлку двери и уставилась на девушку в тёмно-синем платье с белым воротничком. В руках работница держала что-то широкое и плоское, упакованное в бумажный пакет.

– Какой костюм? Зачем? – спросила она.

– Я не знаю, мисс. Меня только попросили передать. Там записка в кармане.

Мисс Инноченти отворила дверь чуть шире и протянула руку. Схватившись за край вешалки, она кивком поблагодарила горничную и затащила вверенный ей свёрток в свою комнату. Скинув с себя одеяло, Бьянка недоверчиво уставилась на пакет. Она села рядом с ним и принялась лениво распаковывать. Когда небрежно разорванная желтоватая бумага накрыла простыню её постели, взору девушки предстал красивый бело-голубой брючный костюм с серебряными вставками. Не приходилось быть специалистом, чтобы понять – костюм был дорогим и шили его явно на заказ. Бьянка провела пальцами по тонкой вышивке, поддаваясь жгучему желанию примерить наряд. Но вспомнив слова горничной, она осеклась и стала шарить руками в поисках кармана. Вскоре и он, и письмо были найдены. Бьянка развернула листок и прочитала:

«Дорогая Бьянка, надеюсь, моя посылка не нарушила ваш сон. Я осмелился передать вам костюм, который будет уместен там, куда мы с вами сегодня направляемся. Я ни в коем случае не намеревался обидеть вас и ваши прекрасные наряды, но в жизни нам иногда приходится соответствовать сложившимся обстоятельствам и играть роли тех, кем мы не являемся. Уверяю вас в том, что вы сами вправе решать, что надеть и я стану уважать ваш выбор, каким бы он ни был. Скажу лишь, что буду счастлив, если вы оставите себе этот костюм и не станете его возвращать.

Жду вас у входа в гостиницу сегодня к половине второго.

С уважением,

Дж. Коул»

Бьянка задумчиво взглянула на стену. Она вовсе не собиралась обижаться на него за наряд – и без того были причины для обиды. Но если ещё подумать – дорогие подарки просто так не делают, а значит, она снова окажется в неловкой ситуации. Хотя, куда уж более! Девушка нервно зашвырнула письмо в сторону и закрыла лицо руками. Ей предстояло снова оказаться в его обществе и следовало решить раз и навсегда – держать себя в руках и не поддаваться на провокации. Она взрослая и самостоятельная – уж как-нибудь справится.

Бьянка взглянула на часы. До назначенной встречи оставалось двадцать минут. Следовало поторопиться. Она уверенно взялась за расчёску и с гордо поднятой головой стала приводить растрёпанные волосы в порядок. Она храбрилась, но не брала в расчёт того факта, что взрослые и самостоятельные женщины бывают подвержены эмоциям чаще, чем им хотелось бы.

Она оделась, оглядела себя с ног до головы и, убедившись в безукоризненности образа, направилась к выходу. Бьянка редко носила брючные костюмы и испытывала некоторую неловкость от того, что ткань сильно облегала бёдра. Невольно девушка старалась прикрыть ноги, оттягивая и без того достаточно длинный жакет ещё ниже.

Оказавшись на крыльце, она огляделась в поисках экипажа. Его нигде не было. Девушка спустилась по лестнице, зашла за угол и в недоумении уставилась в глубину улицы, переходившей в городской рынок. Она поставила руки на пояс и тяжело вздохнула. Внезапно её окликнули.

– Бьянка, – из-за её спины возник Джон. – Вы не меня ищете?

Уверенность как рукой сняло. Бьянка не ожидала его внезапного появления, а потому взволнованно всматривалась в лицо, скрытое очками и тенью чёрной шляпы.

– Я искала экипаж, – начала она.

– Экипаж не нужен. Мы пойдём пешком – тут недалеко, – он галантно предложил ей взять его под руку. Девушка не стала сопротивляться. – За одно вы проведёте для меня экскурсию. Софи с таким упоением рассказывала о вашей прогулке, что мне тоже захотелось послушать.

Бьянка испытала облегчение от того, что они не стали обсуждать вчерашнее и с искренним энтузиазмом принялась рассказывать ему обо всём, что попадалось им на пути, повелев для начала, крепко держать кошелёк, пока они проходили через рынок.

– А здесь вы можете видеть дворец семейства Медичи, – указала она на невзрачное серое здание с колоннадой на фасаде.

– Никогда бы не подумал, что это дворец, – скептически прокомментировал Джон.

– Медичи были самой богатой семьёй во Флоренции, а те из них, кто достоин упоминания, никогда не кичились своими капиталами. Они помогали людям, ценили искусство. Козимо Медичи, к примеру, очень поддерживал Джотто и Донателло, а Лоренцо Медичи, узрев талант юного Микеланджело Буонарроти, взял его в свой дом и растил как родного сына.

– Микеланджело – это скульптор?

– Верно.

– А Донателло…

– Тоже. Известен статуей Давида. Она, кстати, стоит у них во внутреннем дворе. Но туда не пускают туристов.

– Жаль. И что же, нет никаких тайных лазеек, чтобы туда пробраться? – Коул глянул на неё из-под очков.

Бьянка задумалась.

– Нет, – твердо проговорила она. – Мы с вами слишком большие для той лазейки, которая мне известна. К сожалению, – добавила она.

С минуту они шли молча, затем Джон заговорил:

– Мне кажется, вы наговариваете на своё прошлое и на своё детство, Бьянка.

– Поясните.

– Живя в приюте и испытывая крайнюю нужду, вы были предоставлены сами себе и вместе с горем хлебнули немало свободы и стали самостоятельной. Ваши ровесницы из высшего общества способны только вышивать и вести светские салоны, тогда как вы сами принимаете решения и не ждёте, пока кто-то сделает за вас работу.

– Никогда раньше не задумывалась об этом, – проговорила девушка. – А что насчёт вас? Я не верю, что у вас было скучное и неинтересное детство.

Коул не сразу ответил:

– За мной сутки напролёт ходили гувернантки и учителя всех мастей. Мне запрещали играть с другими детьми потому, что воспитанные малыши не бегают и не прыгают. А во время редких званых вечеров, на которых мне доводилось присутствовать, я больше походил на одну из статуй, украшавших залы – сидел вместе с остальными детьми, тогда как наши родители хвастались друг перед другом нашими успехами.

– Мне кажется или вы сейчас жалуетесь, Джон? – она улыбнулась.

– Я вам завидую, признаюсь. У вас в футболе больше опыта, чем у меня.

– Быть не может!

– Правду говорю. Я избавился от оков круглосуточного надзора лет в четырнадцать, когда ко мне перестали водить учителей и послали в закрытый пансион для мальчиков. Там я наконец-то завёл друзей и хоть немного, но вдохнул свободной жизни.

– В закрытом пансионе? – Бьянка недоверчиво возвела бровь.

– Как это ни странно, – подтвердил Коул. – Конечно, и там нам спуску не давали. Но мы с товарищами, действуя сообща, могли, например, сбежать ночью в город, потом вернуться так, чтобы никто ничего не заподозрил.

– Здесь важно понимать, насколько строго было с этим. Наш комендант могла выпороть за ночные прогулки. Кто впервые попадался, потом ещё много раз думал перед тем, как сбежать.

– Нас за нарушение дисциплины отправляли чистить туалеты.

– Всё, Джон, не продолжайте. Вы победили, – усмехнулась Бьянка.

– Даже не думал с вами соревноваться, – Джон слегка подался к ней. – Хотя, честно скажу, сыграть с вами в футбол я бы не отказался. Мы пришли, – быстро добавил он, не давая девушке возможности опомниться после его слов. Перед ними возникло гнетущее своей каменной мощью величественное палаццо Строцци.

– Это же музей, – начала было Бьянка.

– Символично, правда? – вставил Коул. – Я уже бывал тут и нашёл, что в ресторане на последнем этаже есть довольно удобные для переговоров комнаты. Вы завтракали?

– Я не успела, – призналась девушка.

– Вот и славно, – заключил мужчина.

Он толкнул тяжёлую дверь. Этот дом хранил историю падения одной из величайших семей Флоренции. Бьянка редко бывала здесь, но всякий раз оказываясь в этих стенах, проникалась их историей. Возможно, она действительно что-то чувствовала, но вероятнее всего, над девушкой довлело глубокое знание истории этих мест. Она немного отставала от Коула, когда они проходили через холл к широкой лестнице. Она отстала ещё сильнее, пока они поднимались. Не от усталости, а от увлечённости. От внимательного взгляда не ускользнул ряд портретов представителей семейства, которых раньше здесь почему-то не было. Интерьер дворца был скуден. Строцци во всём старались копировать Медичи, и аскетичное убранство без изысков казалось неуместным для здания, которое называли дворцом.

На последнем этаже Джону пришлось подождать свою спутницу. Когда они поравнялись, он без особого усилия отворил дверь. То, что открылось их взору, вряд ли понравилось бы главе семейства Строцци. Обширный зал ресторана был залит светом, льющимся из широких панорамных окон. Позолоченная резная мебель вступала в унисон с витиеватыми украшениями на стенах, оклеенных изумрудного цвета обоями с ритмичным золотистым узором. В середине зала стоял белый рояль, за которым сидел музыкант и без остановки наигрывал приятную мелодию. Бьянка никогда здесь не была. Она даже не знала о существовании этого места, страдавшего избытком современной роскоши на территории исторического наследия Флоренции. Девушка обомлела. Она не могла ни восторгаться, ни злиться, а потому стояла, раскрыв рот, провожая взглядом официанта в белом костюме и зелёном жилете с подносом, на котором высилась пирамида из бокалов с шампанским.

– О, Мадонна. Это уже слишком, – пробубнила она.

В следующую секунду к ним подошёл невысокий полноватый мужчина с блестящей лысиной и принялся нараспев осыпать комплиментами гостей. Бьянка пыталась втиснуться в поток его лести, но отлаженная машина по заманиванию богатых клиентов не намеревалась сбиваться. Девушка очень надеялась, что Джон не знал итальянского настолько, чтобы сходу понять, что говорил о прекрасной паре администратор ресторана и чего желал им. К несчастью, Джон всё понял и на таком же беглом итальянском мастерски остановил болтуна и попросил принести завтрак для девушки, а также чашку крепкого кофе для себя. Их усадили в одной из комнат для особо важных гостей, которая служила переговорной для деловой части горожан и приезжих. К удивлению Бьянки, интерьер здесь отличался простотой, несмотря на золотую кайму широкого стола и рубиновую вставку на дверной ручке.