Читать книгу: «Анатомия смерти», страница 3

Курбатов понимающе кивнул и вышел.

В квартире Курбатова всё было перевёрнуто вверх дном. Сквозняк гонял по полу листки бумаги, выброшенные из выдвижных ящиков письменного стола. Сами ящики валялись близ канцелярского шкафа, дверцы которого были также распахнуты, а содержимое полок: книги, атласы и журналы – раскиданы по комнате. Не снимая пальто, Максим прошёл через кабинет и захлопнул форточку.

В спальне наблюдалась та же картина разорения. Матрац свален с кровати на пол, одеяла выброшены из гардероба. Синтепон из растерзанных подушек валялся повсюду: на тумбочках, на полу, на подоконнике… Сорванный со стены плазменный телевизор лежал на туалетном столике. Его экран треснул от удара.

Брюки, пиджаки, куртки, плащи, костюмы, рубашки – все вещи, где имелись карманы. Всё выкинули из кладовой комнаты. Карманы вывернули.

На кухне кастрюли, сковородки, ножи, вилки и ложки вперемешку с битой посудой валялись где попало. Из раскрытой духовки торчал наполовину выдвинутый железный поднос.

В ванной всё выглядело так же, как и на кухне: всё, что могло разбиться, было разбито; всё, что можно было вытряхнуть с полок, – вытряхнули.

Курбатов догадался: искали флешку. «Тем интереснее узнать её содержимое. Если тебе дадут до неё добраться», – размышлял Максим, собирая разбросанные по полу купюры. Деньги он положил во внутренний карман пиджака. «Если бы они знали, что флешка со мной, затолкали бы в машину и вытряхнули её из меня. Дойдёт и до этого, погоди. Знают, что флешки при мне нет. Осведомлённые ребята. Следят», – решил Максим и осторожно посмотрел из-за занавески в окно. У обочины дороги теснились припаркованные автомобили. Из одного из них, возможно, наблюдают за его окнами.

Курбатов отодвинулся от окна и набрал по мобильнику номер бывшей жены. Инициатор развода, она считала его виновным в их разрыве. Максим не оспаривал её точку зрения, хотя имел на этот счёт своё собственное мнение. Ты что, не знала за кого выходишь замуж? А если знала и тебе не нравится его профессия, зачем выходила? Думала, ради тебя он переквалифицируется в бухгалтера или в «домохозяйку»? Женская логика: раз ты мой, значит и поступать должен так, как я хочу. С детьми так же. Я мать, только я знаю, чего вам надо, лучше, чем вы сами знаете. Вот и решила за детей. Детям нужен отец, а не живая легенда. Теперь у детей есть «второй папа», как дядю Петю в шутку называл старший сын. Дядя Петя хорошо готовил, был незаменимым помощником по хозяйству, водил в зоопарк и катал на санках, но не умел отличить ТТ от макарова и в детстве ни разу не подрался. Зато в половине седьмого дома и на выходных в семье. Ни тебе командировок, ни срочных вызовов, ни дежурств. Благодать. Однако от этой нескончаемой благодати Марина казалась всегда раздражённой.

– Зачем тебе машина? У тебя есть своя! – сказала она взвинченным голосом.

Оба знали, что он вписан в страховку и что Марина автомобилем не пользуется. Её возит муж на своей машине.

– Уже нет.

– Продал?

– Нет, козни врагов. Спалили вместе с избушкой.

– Шутишь?!

– Какие уж тут шутки. Вчера вечером…

– Всё серьёзно?! – голос в трубке смягчился до сочувствия.

– Более чем. Гомельских убили.

Марина вскрикнула. Она уважала Павла и, как женщина, сочувствовала Вике. Их решение усыновить ребёнка Марина восприняла с воодушевлением.

– Миша…

– С мальчиком всё в порядке, – поспешил успокоить бывшую «половину» Курбатов. – Так как насчёт машины?

– Да, да, конечно!

На улице огромная капля ударила Максима по щеке. Он задрал голову. Увесистая сосулька свисала с козырька у входа в подъезд. Курбатов помянул недобрым словом коммунальщиков и поспешил сойти со ступенек на заснеженную дорожку. Не хватало стать жертвой чужого разгильдяйства. На пути к метро он не успел дойти до угла дома, как снова зазвонил телефон.

– Максим! – голос Екатерины Сергеевны звучал пронзительно громко. – Нашу квартиру перевернули вверх дном, пока мы ходили в булочную!

– Я же просил не выходить до моего возвращения!

– Может быть, нас и спасло то, что мы вышли. Что, если бы они расправились с нами, как с Павлом и с Викой?!

– Вызывайте полицию, я сейчас подъеду.

В квартире Екатерины Сергеевны царил тот же беспорядок, что застал у себя Курбатов. Всюду были разбросаны вещи, раскрыты шкафы и выдвинуты ящики. Всюду царила атмосфера разгрома.

Полицейский в тёмно-синей форме почитал удостоверение Курбатова и отдал после заявления Екатерины Сергеевны о том, что он явился по её просьбе.

– Вещи на месте? – спросил полицейский.

– Вроде бы да, – Корнеева ещё раз обвела взглядом квартиру.

– Деньги, ценности…

– Вроде бы не тронули.

– Вроде бы или точно?

– Точно, – утвердительно кивнула Екатерина Сергеевна.

– Наверное, не успели, – предположил другой полицейский.

Он, в форме сержанта, стоял в прихожей у входной двери. На его плече висел короткоствольный автомат дулом вниз.

– Сколько времени вы отсутствовали? – поинтересовался полицейский в лейтенантских погонах.

– Не больше получаса, – ответила Корнеева.

– Видимо, подельники с улицы предупредили о том, что вы возвращаетесь, – предположил сержант.

– За нами следили? – догадалась Екатерина Сергеевна.

– Разумеется.

– Не знаю, что их могло прельстить. Драгоценностей у меня нет, больших денег тоже. Техника? Кому она нужна…

– Квартира в престижном районе. Шли наудачу, – предположил сержант.

– Домушники, – подхватил лейтенант. – Заявление писать будете?

Корнеева вопросительно посмотрела на Курбатова. Тот не вмешивался в разговор. Он догадывался о причине визита неизвестных, но делиться соображениями на этот счёт с полицейскими не видел смысла.

– Ничего не украдено, – предложил подсказку сержант. – Если мы их даже возьмём – предъявить нечего…

– А если они снова явятся? – Корнеева с тревогой смотрела на полицейских.

– Пишите, если есть охота. Будем разбираться, – вздохнул лейтенант.

Полицейские потоптались некоторое время и ушли.

– И что нам теперь делать? – спросила Корнеева растерянно. – Ждать новых гостей?

Миша прислонился к ногам няни спиной. Он держал её руки обеими руками. Оба наблюдали за Курбатовым и ждали, что он ответит.

– Возьмите необходимые вещи. Поживёте у меня. Так будет безопаснее.

– Вы думаете, нам что-то угрожает? – спросила Екатерина Сергеевна.

К ней вернулось её обычное самообладание. Она говорила ровным, без эмоций, голосом.

– Возможно, – уклонился от прямого ответа Максим.

Он не был уверен, что в его квартире им будет лучше, но искренне желал, чтобы Екатерина Сергеевна с Мишей оставались рядом. Так они хотя бы будут у него на виду.

Корнеева уложила в дорожную сумку свои и Мишины вещи. Курбатов заметил в числе необходимых предметов шахматную доску. Женщина вызвала такси по телефону. На заднем сиденье жёлтого «Рено» мальчика усадили в детское кресло. Миша смотрел в окно и указательным пальцем водил по стеклу с недовольным видом. Что-то его разозлило. Всю дорогу молчали. Заговорили только в квартире.

– Смотрю, вас тоже не обошли вниманием! – горько усмехнулась Корнеева, оглядывая разгром. – Вы правда думаете, что здесь мы в безопасности?

– Второй раз они не сунутся. Нет смысла. То, что им нужно, они не нашли.

– Что им нужно?

– Думаю, флешка.

– Та, о которой вы говорили полицейскому в штатском?

– Видимо, да.

Курбатов помог Екатерине Сергеевне снять чёрное пальто из альпака и повесил его на плечики в шкаф. Миша разделся сам. Быстро скинул шерстяную куртку, подбитую камышовым котом, сунул шарф и вязаную шапку в рукав и ловко повесил куртку на вешалку. Ботинки он тоже расшнуровал самостоятельно и стащил их с ног по-взрослому – наступая на задники мысками.

– Твоего размера у меня нет, – сообщил Курбатов, заметив, что мальчик глазами ищет тапочки.

– Обойдусь, – отозвался Миша.

В шерстяных носках он прошёл в комнату, осторожно переступая через предметы на полу и озираясь по сторонам.

– Откуда они знают, что флешка у вас? – спросила Корнеева.

– Они предполагают, что она у меня, но, видимо, не уверены. Иначе не полезли бы в вашу квартиру, – ответил Курбатов. – Начали с меня. К вам полезли на всякий случай. Что же в этой флешке, если ради неё они сожгли дом и едва не убили меня?

– В таком случае, пока флешку не найдут, не успокоятся, – предположила Корнеева. – Не самая удачная мысль привезти нас сюда, как считаете?

Курбатов оставил без комментариев предположение Екатерины Сергеевны. Время покажет, что лучше, а что нет.

– Располагайтесь, – сказал он. – Я должен съездить за город. В моё отсутствие из квартиры не выходите.

– Если вы забрали нас к себе, чтобы охранять, то как вы это сделаете, оставив одних? Едем вместе.

Курбатов остановился в замешательстве. В словах Корнеевой был резон.

– О Мише не беспокойтесь. Он мальчик выносливый. Ныть не станет. И свежий воздух ему не повредит, – добавила Корнеева.

– Хорошо, – согласился Курбатов. – Возьму машину у бывшей жены. Здесь недалеко. Скоро вернусь.

Курбатов взглянул на наручные часы. Время за полдень, а он всё ещё в Москве. Максим не стал дожидаться лифта, сбежал по ступенькам. У подъезда он задрал голову на окна своей квартиры. Корнеева махнула ему на прощанье и опустила занавеску.

Вернувшись через полчаса, Максим открыл дверь своим ключом. Из комнаты не доносилось ни звука. Курбатов насторожился. С порога он увидел Екатерину Сергеевну и Мишу за шахматной доской. Она сидела на диване, он – на стуле, положив подбородок на ладонь. Щёки Корнеевой разрумянились. Она первая увидела Максима и улыбнулась – как показалось Максиму, не очень приветливо. Мысленно она всё ещё была во власти игры. Миша обернулся и почему-то смутился. Мальчик по-кошачьи мягко соскочил на пол. Екатерина Сергеевна встала и одёрнула юбку и кофту.

– Мы коротали время. Немного увлеклись. Миша очень азартный ребёнок, – пояснила няня.

– Серьёзные у вас игры! – подивился Максим.

Он немного разбирался в шахматах. Разыгрывалась «Испанская партия». «После такой ночи этим двоим энергии не занимать, – подумал Максим. – И нервы в порядке. Скорее всего, Миша недопонимает, свидетелем какой трагедии стал. Ребёнок. А няня? Она отвлекает мальчика играми от горьких воспоминаний».

Курбатов правил рулём кроссовера BMW X3 серого цвета, поглядывая в зеркало заднего вида. За его спиной Екатерина Сергеевна украдкой потёрла запястья. Максим вспомнил Вику и её рассказ о сломанном пальце. Миша сидел с закрытыми глазами у противоположной двери, отвернувшись к окну. Максим видел: мальчик не спит. Его ресницы время от времени подрагивали. Сцена походила на размолвку. Мальчик за что-то дулся на няню и не желал мириться.

– Павел говорил, что в их семье творится неладное. Вы не замечали ничего необычного? – обратился Курбатов к Корнеевой.

Екатерина Сергеевна подумала, прежде чем ответить.

– При мне всё было так же, как всегда, – ответила она.

– Как было всегда?

– Они старались не обсуждать семейные проблемы в моём присутствии. Мне кажется, Виктория Геннадьевна стеснялась меня.

– А Павел?

– Он был более открытым человеком, но грань не переступал. Грань между работодателем и прислугой. Он никогда не подчёркивал свой статус, но иногда в нём просыпался «барин». Вроде как «занимайся своим делом и не суйся в наши». Я так и поступала. Занималась ребёнком. Их частная жизнь меня не интересовала.

– Они часто брали вас с собой в поездки. Вы, так или иначе, участвовали в их жизни.

– Хозяева таскают с собой ручную собачку, но это не означает, что собачка участвует в их жизни.

Курбатов глянул в зеркало. Щёки женщины зарделись. Она бросила короткий взгляд на Максима. Ему показалось, Екатерина Сергеевна сожалеет о сказанном. Впервые за время их знакомства Корнеева позволила себе эмоциональный выхлоп с негативным душком. И видимо, решила не останавливаться.

– Вы были друзьями. Друзьям прощаются небольшие промахи и даже крупные ошибки. Им не прощают предательства. Возможно, какие-то перемены в настроении Павла Анатольевича происходили, но причина их мне неведома. Я не была ни другом, ни врагом семьи Гомельских. Я была обслуживающим персоналом. Между нами всегда существовала дистанция. Поэтому ничего интересного я вам рассказать не могу.

Миша приоткрыл глаза и посмотрел на няню. Она замолчала и отвернулась к окну.

Курбатов взвешивал сказанное. Екатерина Сергеевна смотрела на вещи глубже, чем он предполагал. «Все недоразумения в отношениях людей происходят от недооценки тех, кто рядом», – подумал Максим. Откровенность Екатерины Сергеевны шевельнула в Курбатове воспоминание.

Раз в полгода Курбатов и Гомельский вырывались подальше за город на два-три дня посидеть с удочкой и забросить донки в озеро.

После двух дней лова пора было возвращаться в Москву. Обычно они тянули спички. Кому доставалась короткая, тот лез в воду.

Павел разбирал и складывал палатку.

– Чего стоишь? Полезай! – сказал он тоном, не терпящим пререканий.

Максим заломил спичку и сунул руки за спину.

– Тяни, – предложил он.

– Ты что, не слышал, что тебе сказано?! Лезь давай! – раздражённо ответил Гомельский.

Курбатов не опускал протянутой руки.

– Тяни, – повторил он.

Гомельский ударил приятеля по руке, но спички остались торчать в плотно стиснутых пальцах.

– Тяни! Ты не у себя в конторе…

Их глаза встретились. Ненависть и упрямство. Гомельский бросил палатку под ноги. Сделал шаг и встал против Максима со сжатыми кулаками. Рука Курбатова со спичками упёрлась ему в живот. Так они простояли некоторое время. Гомельский отступил в сторону, повернулся спиной и поднял с травы брошенную палатку. Курбатов выждал и резким движением выбросил спички в воду. Длинная упала на берег, рядом с вкопанной в глинозём рогаткой. Короткая бесшумно опустилась в слабую волну. По воде покатился и растаял едва заметный круг.

Внедорожник вёл Павел. Молчали.

– Прости. Не знаю, что на меня нашло, – сказал Гомельский.

Неожиданно он развернул машину прямо на дороге и погнал обратно к озеру. Разделся и нагишом полез в сентябрьскую воду за оставленными донками.

На их отношения случай у озера почти не повлиял. Почти. На рыбалку они стали ездить ещё реже, чем прежде.

– Как, по-вашему, могло получиться, что камеры видеонаблюдения не зафиксировали присутствия посторонних в квартире? – поинтересовался Курбатов.

– Я в технике не сильна. Быть может, произошёл сбой, – ответила Екатерина Сергеевна.

– Я не верю в совпадения. В день убийства камеры выходят из строя и снова включаются после совершения преступления.

– Тогда запись стёрли. Другого объяснения нет.

– Это могли сделать только осведомлённые люди. Второй вопрос: как они проникли в квартиру? Нет следов взлома. Замки не тронуты.

– Вы намекаете, что их впустил кто-то свой?

– Я ни на что не намекаю, а пытаюсь рассуждать вслух. Совершено убийство. Убийцы незаметно проникли в квартиру, искромсали тела своих жертв, перевернули всё вверх дном, бесследно исчезли, и никто не видел их и не слышал…

– Я видел, – тихо сказал Миша.

Курбатов от неожиданности притормозил. Он прижал машину к обочине и включил аварийные огни. Повернулся к мальчику, спросил:

– Что ты видел?! – Максим старался сохранять спокойствие, чтобы не спугнуть удачу.

– Всё.

В салоне автомобиля голос ребёнка звучал приглушённо. Екатерина Сергеевна и Курбатов наклонились к Мише. Мальчик некоторое время смотрел в пол, потом поднял глаза на Курбатова. Он заговорил медленно и внятно.

– Я стоял за дверью. Их было двое. В масках, как в американских фильмах про гангстеров. Чёрные куртки, чёрные шапочки. Сзади ударили маму Катю. Она упала и не двигалась. Закрыли маме рот рукой в перчатке. Приставили пистолет к её голове и повели в кабинет к папе. Потом вывели их в зал. Я хотел убежать и позвать на помощь. Но не успел, а потом было поздно. Я испугался и сел на пол. Папа увидел меня в щель между дверью и стеной и показал пальцем, чтобы я молчал. Его поставили на колени и сказали, что, если он станет кричать, они убьют маму. Мама плакала. Ей сказали: если она не замолчит, они убьют папу. Они спрашивали про папку. Папа ответил, что её в квартире нет, а где она, он им не скажет. Тогда они заклеили папе и маме рот скотчем. Руки и ноги тоже скрутили скотчем и стали бить. Папа мычал и извивался. Они посадили его на пол и освободили рот. Он сказал, что отдаст им всё, если они отпустят маму. А если не отпустят, то ничего не получат. Тогда один разрезал на маме платье, а потом ударил её ножом в живот. Папа сказал, что папка в сейфе, и назвал код. Один ушёл в кабинет. Папа головой ударил того, что остался, в живот. Дядька упал. Папа ударил его ногой два раза по голове и в горло. Дядька захрипел, а папа поднял нож, зажал его между колен, перерезал скотч и освободил руки. Он хотел помочь маме, но в комнату вошёл другой и напал на папу. Он был сильнее папы и сильно его побил. Папа не двигался. Мама стонала. Тот, что побил папу, поднял другого дядьку. Тот кашлял и ругался. Они говорили, что папки в сейфе нет, и стали бить маму. Я закрыл глаза и боялся закричать. Потом был шум. Потом стало тихо. Потом ко мне подошли. Я увидел дядю Максима…

В наступившей тишине Курбатов слышал, как колотится его сердце. Корнеева перебралась ближе к Мише и обхватила его голову руками. Мальчик тихо всхлипывал.

– Про папку Павел ни разу не обмолвился. Наверное, не успел, – задумчиво предположил вслух Курбатов. – Не понимаю, зачем такая жестокость?

В его голове не укладывалось, как Павел решился заплатить двумя жизнями за какую-то папку. Да ещё рисковать жизнью ребёнка. Преступники могли обнаружить мальчика и убить. Павел был адекватным человеком и в шкале ценностей человеческую жизнь ставил на самый верх. Он бы не допустил гибели родных ни за какие богатства мира. Что-то в этой истории не сходилось. Она не соответствовала сущности Павла, а потому казалась Курбатову неправдоподобной. Он вывел автомобиль на трассу и погнал в сторону Серпухова.

Мобильник соседа не отвечал. Максим не мог дозвониться до него с утра. На Михаила Михайловича это не походило. Человек обязательный, он бы непременно перезвонил.

В деревне, залитой солнечным светом, снег на верхушках сугробов и ветках деревьев играл золотыми искрами. Курбатов припарковался у колодца с двухскатной крышей и кривой ручкой в деревянном валике. Железное ведро, привязанное к цепи, стаяло под крышей на обледеневшей подставке. Снег вокруг колодца тщательно вычистили.

– Подождите меня здесь, – сказал Максим Корнеевой и захлопнул за собой дверь машины.

Калитка была не заперта. Алабай за металлической сеткой загона рвал цепь и надрывался густым лаем. Никто не вышел навстречу Курбатову.

– Туман, свои! – прикрикнул на собаку Максим.

Он ступил на крыльцо и окликнул хозяев. Ему не ответили.

В натопленной избе вещи в комнатах и кухонная утварь валялись на полу. Обеденный стол перевёрнут. «Стол вам чем помешал?..» Картина полностью повторяла виденное Курбатовым в собственной квартире и квартире Корнеевой. Он набрал номер Михаила. Из прихожей послышалось кукареканье петуха – так, будто птица кричала из-под подушки. Не выключая телефон, Максим пошёл на звук. Он ощупал вещи на вешалке и достал из кармана овчинного тулупа кукарекающую трубку. Дисплей высветил пропущенные звонки Курбатова.

Максим вышел во двор. Туман не унимался. Курбатов прошёл в глубь двора. Вдали, за забором, виднелись обгоревшие руины его дома. Рядом, из сарая, доносился стук и крики о помощи. Максим вынул из петель амбарный замок и отпер дверь. Перед ним стояла жена Михаила – Татьяна. В валенках и платке поверх тонкого свитера, она съёжилась и тряслась от холода.

– Мать твою! – прохрипела она и побежала в избу.

– Что стряслось? – спросил Курбатов уже в доме.

– Какая-то б… закрыла меня в сарае.

Татьяна славилась склонностью к ненормативной лексике. Она мастерски приправляла речь крепкими выражениями.

– А Михаил где?

– Так ты же его попросил подъехать в пожарную часть в Чехове. У тебя машина заглохла.

– Не звонил.

Татьяна собралась высказать по этому поводу мысль в свойственной ей манере, но осеклась при виде женщины и ребёнка на пороге.

– Мы замёрзли, – сообщила Екатерина Сергеевна.

– Это со мной, – пояснил Курбатов. Он представил женщин. Татьяна предложила раздеться и пригласила пройти.

– Уроды! Во что превратили дом!!! Наверное, всё поп… поворовали, – Татьяна покосилась на гостью.

Меньше чем за минуту она обежала все комнаты, исследуя все «тайники» в доме.

– Смотри. Деньги и барахло не взяли. Погреться заходили, – съязвила хозяйка.

– Расскажи, как дело было, – попросил Курбатов.

Не прекращая движение по кухне, Татьяна рассказала, как позвонил Курбатов или кто-то его голосом и вызвал Михаила. Михаил укатил на своём внедорожнике, сказал, что обернётся мигом, и калитку не запер. Велел сообразить на стол, потому что у человека горе и поэтому, наверное, нужно будет выпить.

– Я пошла в сарай. В сарае погреб. Пока доставала солёный арбуз, какая-то пад… – Татьяна покосилась на гостей, – какая-то нехорошая личность закрыла дверь, и я чуть не ох… – она снова посмотрела на гостей, – не околела от холода.

– Тебе он не звонил? – спросил Максим.

– Я свой телефон в доме оставила. Выбегала ж на минутку.

Татьяна ушла в соседнюю комнату и вышла с трубкой в руке.

– Так и есть, кто-то звонил, но номер не моего.

– Он свой телефон в тулупе забыл, – с досадой ответил Курбатов. – Дурдом на колёсах.

Максим набрал цифры с телефона Татьяны.

– Пожарная часть. Дежурный Ярик! – ответил голос.

– От вас час назад не звонил большой мужчина в енотовой шапке? – спросил Курбатов.

– Большой звонил.

– С ним можно поговорить?

– Проблематично. Его увезли на эвакуаторе.

– Милиция?

– Почему милиция? Просто увезли. Он вызвал, и за ним приехали.

– Куда увезли?

– Наверное, в автосервис. Ему хулиганы на машине все колёса порезали…

Курбатов поблагодарил и отключился.

– Пусть они побудут у тебя, – попросил он Татьяну за Екатерину Сергеевну и Мишу. – Найду Михалыча. Я знаю, где он обычно ремонтируется.

Ехать никуда не пришлось. «Мицубиси» с кузовом остановился у ворот. В калитке показалась крупная фигура Михаила в распахнутой куртке на собачьем меху. На голове енотовая шапка.

– Развели, как лохов, – громко ругался Михаил после рассказа Татьяны о событиях дня. – Я тоже хорош, ломанулся к тебе. Голос твой – номер не твой. Нет чтобы перезвонить. Да кто ж думал. Всё на эмоциях!

Михаил разделся, сел за стол. Присутствие гостей его не стесняло. Он вёл себя и говорил как человек, привыкший иметь дело с незнакомыми людьми. Каждую неделю через его мастерскую в Серпухове по ремонту квадроциклов, снегоходов и мотоциклов проходили десятки посетителей.

– Много вынесли? – спросил он жену.

– Ничего не тронули.

Михаил почесал лоб.

– Чего ж им надо было?

– Флешку, – ответил Курбатов.

– Какую флешку? – удивился хозяин.

– Ту, что я просил сохранить.

– Ну так я её и сохранил. Сунул в карман, откуда взял.

– В шаровары?! Куда ты их бросил? – спросил Курбатов.

– Не бросил, а повесила за сараем, на верёвку, вместе с рубахой, футболкой и носками, – отозвалась Татьяна.

Она расставила чашки для чая и розетки для варенья. В центр стола поставила противень с пирогом со смородиной и взялась столовым ножом полосовать его на квадраты.

За сараем Максим снял с верёвки задубевшие на морозе шаровары. В избе выждал, пока материя оттает, и вынул из кармана флешку. Михаил Михайлович виновато посмотрел на Максима.

– Зато не нашли, – оправдывался он. – В сохранности…

– После стирки и мороза? – с сомнением покрутил флешку в руке Курбатов.

Екатерина Сергеевна отпила дымящийся чай из чашки. Взглянула на флешку с интересом.

– Из-за такой ерунды столько проблем, – сказала она.

Курбатов спрятал флешку во внутренний карман пиджака.

– Из-за ерунды людей не убивают, – ответил он.

– Кого убивают? – встрепенулся Михаил Михайлович.

Курбатов рассказал. За столом притихли. Хозяева переваривали новость.

– Выходит, и нас с Татьяной могли того… этого?.. – предположил хозяин.

– Ты кому-нибудь говорил о существовании флешки? – спросил Курбатов.

Его всё больше беспокоила и раздражала осведомлённость преступников.

– Кому тут рассказывать?! – Михаил Михайлович обвёл рукой кухню, подразумевая деревню.

– Вы ни с кем не говорили? – обратился Максим к Корнеевой.

– Н-нет, – пожала плечами женщина.

Мальчик прожевал пирог. Он покосился на Курбатова.

– В квартире, где убили маму с папой, ваш разговор, дядя Максим, про флешку, слышали несколько человек. Могли услышать и из других комнат, – сказал он.

Взрослые повернули к ребёнку удивлённые лица. Мальчик рассуждал и говорил как взрослый. Это выглядело тем более трогательно, что голова его едва возвышалась над столом и для того, чтобы его лицо увидели целиком, мальчику приходилось задирать подбородок. Татьяна погладила ребёнка по макушке. Миша слегка откачнулся. Похоже, проявления нежности не очень нравились ему.

– Кушай, тёзка, кушай, – подбодрил Михаил Михайлович ребёнка.

– «Кушай» говорили купцы в трактирах, – отозвался Миша, – а воспитанные люди говорят «ешь»…

Неожиданное замечание вызвало смех за столом. Громче всех хохотал хозяин.

– Откуда ты знаешь?! – весело спросил он.

– Мама Катя рассказывала.

Екатерина Сергеевна пояснила:

– У нас в школе историю преподавала очень пожилая дама. Говорили, будто бы она до революции в Смольном училась. Вот она нас одёргивала, когда мы «кушали», да «лОжили»…

– Вы в каком году школу закончили? – поинтересовался Курбатов.

– В девяносто четвёртом, прошлого века.

– Это сколько же ей должно было быть лет, пожилой даме? – поинтересовался Курбатов.

Он отхлебнул из кружки и коротко посмотрел на Корнееву.

– Хорошо под девяносто, – ответила она.

Курбатов заметил, как на лице Екатерины Сергеевны вспыхнула и погасла досада. Она потянулась за куском пирога. Они обменялись взглядом с мальчиком. Курбатов мог поклясться, что увидел в глазах ребёнка упрёк и злость. Но это было так мимолётно, что казалось, будто и не было ничего.

Курбатова подмывало ещё расспросить о жизни Екатерины Сергеевны. Но женщина перевела разговор на отвлечённые темы, а чуть позже вышла из-за стола вместе с ребёнком вслед за Татьяной.

– Кто они? – поинтересовался Михаил Михайлович.

– Миша – приёмный сын убитых родителей. А она его няня, – пояснил Курбатов.

– Какие-то они мутные.

– То есть?

– Напряжённые, что ли. Не пойму. Взгляд у малого какой-то недобрый. Не детский.

– Он из детского дома. Видимо, там несладко было.

– Ты у них вроде заступника?

– Гомельский был моим другом. Пока я несу ответственность за его сына. Хочу разобраться, за что убили Павла и его жену.

– Менты пусть ищут. Это тебе не водевиль раскручивать. Насчёт дамочки тоже того, – покрутил рукой хозяин.

– Чего того?

– Вижу, глаз на неё положил. Поаккуратнее. Похоже, дамочка себе на уме.

– Все мы себе на уме.

– У меня глаз острый. Говорит, ерунда, а сама так зыркнула на флешку, словно вырвать из рук хотела.

Курбатов оценил наблюдательность охотника и принял к сведению. Жизнь приучила его быть начеку. Даже близкие предают. Ему не хотелось превращаться в догматика и зануду, но инстинкт самосохранения обострил его шестое чувство. А оно ему подсказывало, что сейчас у него не может быть друзей. Кто-то пытался убить его, и этот кто-то ходит рядом.

– Я сейчас, – сказал Курбатов.

Он прошёл в сени. Оттуда в окошко было видно, как из уборной во дворе вышла Корнеева. Мальчик поджидал её на расчищенной от снега тропинке и бросал снежки в забор. Туман лаял без устали. Мальчик поправил шапку и запустил снежком в собаку. Пёс встал на задние лапы, передними упёрся в сетку, беснуясь от ярости. Татьяна погрозила Мише пальцем. Тот усмехнулся и побежал навстречу няне.

– Может, заночуете у меня? – спросил Михаил Михайлович, когда Курбатов вернулся и сел на место. – Куда на ночь?

– Без нас тебе будет спокойнее, – ответил Курбатов.

Он предложил Корнеевой и Мише собираться.

– Миша, почему ты не рассказал полицейским о том, что видел в квартире? – поинтересовался Курбатов. Он выруливал от колодца на занесённую снегом дорогу.

– Меня не спрашивали, – ответил Миша.

– Ты запомнил какие-нибудь характерные детали в одежде, манере говорить или что-нибудь, что отличало бы их от других людей? – Максим решил разговаривать с мальчиком как со взрослым. Вне всякого сомнения, ребёнок развит не по годам и смышлён.

Миша некоторое время вспоминал, потом сказал:

– У того, которого бил папа, был очень хриплый голос.

«Преступников по меньшей мере четверо. Двое в квартире, двое на улице. Трое мужчин, одна женщина», – размышлял Курбатов.

– Ты раньше слышал их голоса?

– Нет.

– Как они ушли?

– Я не знаю. Мне было страшно, я зажмурился и закрыл уши.

– А вы, Екатерина Сергеевна, ничего не припоминаете? – обратился Курбатов к женщине.

Лицо её выхватывал из темноты свет фонарных столбов, мелькающих за окном.

– Нет. Я выключилась сразу. Если бы я очнулась раньше, я бы дала отпор.

– Если бы вы очнулись раньше, они бы вас убили, как Гомельских, – сказал Максим.

Ничего. Ни свидетелей, ни портретов. Курбатов набрал Салтыкова.

– Юра, привет! Есть новости?

– Дело поручено мне. Эксперты работают над отпечатками. Пальчиков много, но в нашей базе они не числятся. На теле жертв обнаружены следы уколов. Им что-то впрыснули. Обоим в шею. Сзади. Химический анализ покажет, что именно. Их обездвижили, потом убили. У тебя что?

– Флешка у меня. Мальчик говорит, что убийцы искали папку.

– Папку? Макс, я оформлю тебя вне штата. Для пользы дела. Завтра съезди в офис к Гомельскому. Понюхай. Пощупай. Расспроси, над чем они работали. Не мне тебя учить. Корнеева и ребёнок с тобой?

– Да.

– Береги их. Пока они единственные свидетели. Оправятся от шока – может, вспомнят что-нибудь полезное.

В голове Курбатова промелькнуло воспоминание, как «потерпевшие» играли в шахматы.

– У них крепкие нервы, – сказал Максим.

– Что?

– Так, ничего. К делу не относится.

– На связи.

Салтыков отключился.

Ближе к федеральной трассе дорога стала чище. Нож грейдера отодвинул снег к обочине длинной бороздой. Курбатов придавил акселератор. BMW взвыл и поехал быстрее.

Впереди мелькали аварийные огни. Курбатов притормозил. Легковой автомобиль красного цвета уткнулся носом в сугроб. Внедорожник с треснувшим бампером перегородил дорогу. Объехать его не представлялось возможным. Встречные автомобили выстроились в небольшую колонну. Водителю внедорожника нужно было сдвинуться на полметра вперёд, чтобы освободить проезд, но он отказывался. Не хотел проблем с дорожной полицией. Двое спорили с ним. Но мужчина в болоньевой куртке с воротником из искусственного меха и с непокрытой головой отворачивался, не хотел слушать.