Читать книгу: «Легкомысленные рассказы», страница 9

  Всё ясно, студентка двоечница, ищет жертвы на улице и практикуется на случайных прохожих, решил Власкин.

  Она вдруг напомнила ему голубя, вернее, голубку, снующую и путающуюся под ногами. Из-за одного сизокрылого существа Петя уже шмякнулся об асфальт, но этого судьбе-хохотушке оказалось мало, подкинула ему еще и эту птичку… с глазами-эдельвейсами. А вообще-то, она ничего, яркая и фигура привлекательная. Только голова… Впрочем, ожидать от девушек несколько положительных качеств в одном флаконе – утопия.

  Полностью здоровых людей, как известно не бывает. Каждый обладает скрытыми и явными болячками. У Пети не нашли ничего "криминального". Если бы со своими болячками он сам пришел в приемный покой, его выгнали бы взашей, но раз его привезла скорая, им обязаны были заняться.

  И занялись, прописав кучу исследований и анализов.

  Она появлялась каждый день с баночками овощных салатиков, парной куриной грудки, хлебушком из отрубей – с тем, что Власкин на дух не переносил.

  Ну, это еще куда ни шло, любая забота приятна. Но забота была навязчивой, к тому же сопровождалась лекциями о здоровом образе жизни: не кури, не пей, чай и кофе не употребляй, только чистую воду, кушай по утрам овсяную кашку, чтобы не было язвы, и делай зарядку не менее получаса.

  На четвертый день не выдержал:

  -А как насчет секса? Раз в день, два раза в неделю или вообще от него отказаться?

  -Насчет чего? – округлила глаза Голубка. – Ну…если по обоюдному согласию…

  -А если не по обоюдному? Если мне вдруг приспичит, прямо сейчас, а? Воздержание приводит к простатиту и раку простаты! Давай, раздевайся, пока сосед курить ушел.

  Татьяна вскочила, словно ужаленная и ушла, не оглянувшись.

  Петя с облегчением вздохнул: наконец-то, слава тебе Великий Космос, все нервы истрепала. Ну, попадаются же в жизни такие пиявки.

  Вернувшийся сосед: большой, грузный парень с больными от диабета ногами, спросил:

  -Твоя любовь уже ушла?

  -Я ее выгнал.

  -Напрасно. Главное в жизни не карьера и не страсть, а чтобы о тебе кто-то думал, заботился. Все приходящее, а оглянешься – рядом никого и нет. Мне бы кто салатики носил. Один как перст.

  Петя протянул ему баночку с салатом:

  -Поешь, я не трогал.

  -Нет. Мне женская забота нужна, только кому я нужен.

  Сосед тяжело вздохнул, отвернулся к стенке.

  -Пробросаешься. Любить нужно только того, кто любит тебя, запомни, – сказал он, прежде чем засопеть в дрёме.

  Однако девушка оказалась из стали. На следующий день Татьяна пришла, как ни в чем не бывало. Он думал, что снова принесла постные салатики, но к его удивлению из сумки она достала оливье, густо заправленный майонезом, копченые куриные ножки, свиную отбивную с чесноком, маринованные огурцы и банку пива.

  Даже сосед, почувствовав невероятный "ресторанный" запах, сполз с кровати. Но как учтивый, порядочный человек вышел.

  -Ешь! – не сказала, приказала Голубка. – Если нравится, травись канцерогенами и умри молодым, мне все равно. Да, чуть не забыла. Перед смертью удовлетвори свою похоть, пока соседа нет. Сделаем это по-быстрому.

  И она стала расстегивать кофточку.

  -Да ты что!– подскочил Власкин, опрокинув банку с салатом. – С ума сошла? Так тебе в другое отделение.

  -И тебе туда же, придурок.

  В палату вошел доктор. Увидев расстегнутую кофточку на посетительнице, вежливо закашлялся, напомнил Власкину, что скоро ему идти на витаминный укол.

  -В голову ему что-нибудь уколите, может, поумнеет,– выдохнула Татьяна, и чуть не сбив врача, выскочила из палаты.

  -Сколько месяцев?– спросил доктор.

  -Чего? – не понял Петя, держа в руке копченую куриную ногу.

  -При больнице открылась женская консультация. И психолог хороший, беременные все нервные. Вы должны с пониманием относиться.

  Сосед не спрашивая, вынул из руки Власкина курицу, засунул себе в огромный рот, где она исчезла вместе с костью.

  Голубка не пришла ни в следующий вечер, ни через день. Сначала Петя радовался этому: здорово я её отшил. Или она меня? Это еще как посмотреть. В дальнем углу души объявился "старичок-боровичок", занудно повторяющий слова соседа: пробросаешься, любить нужно того, кто любит тебя.

  А вообще-то она ничего, симпатичная. И, главное, не мямля, способная на поступок. То есть, с характером, правда, чокнутая. Но какая баба не чокнутая?

  Пете стало ее не хватать. К субботе ему надоело валяться в больнице и, несмотря на протесты лечащего врача, мол, нужно провести дополнительную верификацию простаты, чтобы исключить аденому, решил выписаться.

  -У меня скоро здесь вообще простата атрофируется,– ответил Петя, подписал отказ от дальнейшего лечения и ушел.

  Брел по дубовой аллее, ведущей из тихого островка клиники к оживленному городу, думал о ней. Сосед напоследок дал ему напутствие:

  -С копченой курицы шкурку не снимай, так вкуснее. Береги свою шкурку и тех, кто ее тебе бережет.

  Ну и где ее теперь искать? Под ногами, неторопливо переваливаясь с боку на бок, расступались голуби. Одна птичка, видно, голубка, повернула на него головку с сизым хохолком набок, блеснула острым глазом, и… не отодвинулась.

  Петя не перешагнул ее, ударил себя по лбу: все посетители оставляют в регистратуре свои паспортные данные! Как сразу-то не догадался.

  Почти побежал обратно в больницу и там, в холе, у регистратуры оказалась она – грустная и бледная. У ее ног стояла сумка, источающая пряный аромат.

  -Держите его адрес, – протянула ей в окошко бумажку медицинская сестра. – Понимаю, у самой трудная любовь.

  Петя взял сумку, сел на банкетку, вынул из судочка бутерброд с колбасой, принялся жадно жевать.

  -Где тебя носит, чуть с голоду не помер, – проворчал он.– Салатика бы овощного, с постным маслом. От колбасы одна изжога. Женская консультация за углом.

  Голубка обняла его, поцеловала в лоб, по ее щекам текли счастливые слезы.

  Наверное, толстый сосед прав: любить нужно того, кто любит тебя. А там видно будет, может, срастется.

Гамовер

  Стоял я как-то на остановке в ожидании трамвая. До метро было рукой подать, всего две остановки, но лил сильный дождь, задувал ветер, а я не захватил зонта. Вот и топтался в мутных дождевых ручьях, поглядывая на табличку расписания. Трамвай давно должен был прийти, вернее, приплыть, но он как в воду канул. В расписании значилось его прибытие в 25 минут десятого, а стрелка на часах уже приближалась к десяти. Никого кроме меня на остановке не было, граждане или попрятались от ливня, или знали непунктуальность "пролетарского" транспорта.

  Я уж совсем отчаялся, когда сквозь дождевую стену мелькнули две трамвайные фары. Наконец-то. Промокший и озябший, нажав зеленую кнопку на двери, я влетел в салон. Дверь в кабину вагоновожатого была открыта. И я не удержался.

  -Это по какому же такому праву вы не соблюдаете расписание! – зло прокричал я. – Вам что, законы не писаны?!

  Водитель трамвая, а это была кучерявая, накрашенная до синевы тетя лет сорока, обернулась. Вдруг тонким голосом, что совершенно не гармонировало с ее мощным сложением, защебетала:

  -А я виновата? Подстанцию из-за дождя закоротило. И еще Клавка щетки мои стянула.

  -Какие щетки, какая Клавка! – не унимался я, хотя понял, что если на линии не было электричества, то она здесь ни при чем. – Ковид гуляет, оспа свиней подбирается, а вы заставляете людей по часу на остановке под дождем мокнуть. Я вашему начальству напишу, пусть с вас треть зарплаты снимут. Лучше, половину.

  Трамвай вдруг резко затормозил. Вагоновожатая высунула из кабины голову.

  -Половину? А вы знаете, сколько я получаю. У воробья клюв и того больше. Пиши куда хочешь, – перешла водитель на "ты". – Хоть министру иностранных дел.

  -И напишу, – пообещал я, прикидывая, что лучше принять от простуды, когда приду домой. – Я так напишу, что вам всем мало не покажется.

  Пора было остановиться, но как говорится, меня понесло без тормозов. Я вынул из кармана удостоверение с выбитым на нем золотыми буквами словом "ПРЕССА", сунул под нос вагоновожатой.

  Это раньше удостоверение журналиста производило сильный эффект, а теперь, когда каждый мог обзавестись в метро любой корочкой, хоть генерала КГБ, оно мало кого волновало. Однако на крашеную тетку с высоким голосом, явно из глубокой провинции, это произвело оглушающий эффект. Она сначала залилась краской, потом побледнела. Ее пухлые губы вытянулись в тонкую нить от уха до уха.

  Трамвай так и стоял. Вдруг встала и она. Я невольно сделал шаг назад. Водитель нажала что-то на пульте управления. Передняя дверь открылась. То что произошло дальше, поразило меня как громом.

  -Да пошли вы все… Гамовер, – сказала тетя на сленге геймеров и вышла из трамвая.

  Сначала я подумал, что вагоновожатая отправилась переключить стрелку, не раз такое наблюдал. Но впереди, я хорошо видел, не было никакой стрелки. К тому же она не взяла обычную для таких вещей железную кочергу или как там ее называют. И вообще, она пошла вдоль шоссе, а потом свернула на перпендикулярную улицу.

  -Стой, куда! – закричал я не в силах сдержаться, понимая, что происходит что-то невероятное. – Вернись, дура!

  Хотел добавить "я все прощу", но не стал, это было бы уж совсем как в известном романе.

  Толстуха, еле видная в струях дождя, воздела вверх средний палец.

  В салоне повисла мертвая тишина.

  -Что вы ей показали? – наконец спросил меня старичок, сморщенный как печеный баклажан. – Удостоверение чека? Знаю, настрадался от таких, восемнадцать лет за проволокой.

  Я никак не мог осознать случившееся. Вспомнил чеховский рассказ "Пересолил". Кажется, я тоже перестарался.

  -Ничего особенного я ей не показал, – ответил я. – Просто удостоверение журналиста. А она взяла и ушла. Больная какая-то.

  -А вы, значит, здоровый,– вмешалась дама с двумя сумками на коленях. Из одной торчал рыбий хвост. – Вот теперь сами и ведите трамвай. Журналюги чертовы, от вас все беды…

  -Точно! – то ли в шутку, то ли всерьез поддержал ее "баклажан".

  Сзади уже трезвонили другие трамваи. То ни одного не было, теперь целая стая. Трезвонили, но близко не подъезжали. Можно было, конечно, добежать до ближайшего, сказать вагоновожатому, что наша водитель сбежала… Но эта светлая мысль посетила меня позже. Чертовы журналисты, говорите, от нас все беды? Сами ведите трамвай? Напугали.

  До сих пор не понимаю, как я на это решился. За многолетнюю работу репортером чего я только не испробовал, но чтобы водить трамвай…

  А, где наша не пропадала. Сел в кресло водителя, быстро открыл интернет. Ага, нажать педаль, открыть реверс, ручку вперед, при торможении назад. Чтобы перевести трамвай в автоматический режим движения, нажать кнопку "А". Что я и сделал.

  Вагон поехал. Я был в ужасе и в восторге одновременно. Повезло, что дорога была прямой, без светофоров, мне не пришлось ничего более переключать. Прогремев мимо следующей остановки, чему некоторые пассажиры выразили недовольство, въехав на круг депо, трамвай сам остановился.

  -Ну, вы даете, молодой человек, – сказал мне "сиделец".

  -Могли бы аккуратнее везти,– выразила недовольство дама с рыбьем хвостом.

  Навстречу мне выскочила из будки женщина в форме. Ее глаза горели как фары трамвая.

  -Вы кто?! – не спросила, выкрикнула она, обдав меня запахом чесночной колбасы.

  -А-а, – махнул я рукой в ответ. – Гамовер.

  В некотором царстве

  Ивана Аркадьевича похитили инопланетяне. Серые, с выпученными глазами, с отвратительными рожами. Всё допытывались кто он да чего, и в какой среде принял нынешний облик. Иван Аркадьевич несколько раз посылал их обратно, в их звездную систему, но они никак не хотели отлипать. А когда протрезвел, понял, что его похитили менты. Нет, не сразу понял. Очнулся он в светлых апартаментах, похожих на номер люкс в пятизвездочном отеле. Конечно, в таких номерах он никогда не отдыхал, но пару раз заглядывал в командировке к руководителю отдела плазмы и оптоэлектроники, профессору Свечникову, не отказывающему себе ни в чем. Сам Иван Аркадьевич, несмотря на возраст, был всего лишь старшим научным сотрудником астрофизического института.

  Сначала физик, открыв глаза, подумал, что продолжается сон. Потом решил, что он на квартире дворника Захара, с которым накануне и пил в его дворницкой по причине того, что в очередной раз поругался со своей супругой Алиной Николаевной, запрещающей ему ставить опыты на дому. Подумаешь, опять пробки погорели. Черт знает, из чего теперь делают пробки, всего-то и подключил через старый стабилизатор маленький лазерный приборчик. Ну, еще небольшая дырка в наружной стене образовалась. Ерунда. Космонавты на дырявой орбитальной станции живут и ничего. Пойти было некуда, излить душу некому, вот и прибился к Захару, купив литровую бутылку. Далее, темная этаноловая энергия вывела его уже темную материю на площадь, где он начал приставать к девушкам, а одну даже схватил за увесистые ягодицы. Но кто ж знал, что они принадлежали секретарю районного отдела МВД… Потом черная, пульсирующая дыра в чужой галактике.

  Оглядевшись по сторонам, Иван Аркадьевич понял, что у дворника такой приличной квартиры быть не может, потому что он обретается в подвале дома и воняет у него блудными кошками и дохлыми мышами, а здесь воздух чист и свеж, как после грозы. Так, где он?

  Прояснилось, когда в дверях появились два мента. Один из них, капитан, сказал, что Иван Аркадьевич находится в вытрезвителе. Его отстранил полковник и, подойдя к кровати, торжественно заявил:

  -Вы не просто находитесь в вытрезвителе. А в первом образцовом вытрезвителе города, после принятия решения муниципальной властью о воссоздании подобных учреждений. Вы первый клиент, первого энского вытрезвителя, а потому мы сделаем все, чтобы пребывание у нас вам…вам у нас было максимально комфортно и приятно.

  Полковника отстранила высокая дама с букетом цветов:

– Вытрезвителя на основе государственно-частного партнерства,– добавила она с лучезарной улыбкой и представилась.– Мария. Просто Мария, ха-ха. Волонтер.– Ее явно обработанные отбеливателем передние зубные протезы сверкали как алмазы.– Раньше ведь как было? Вы, кстати бывали раньше в вытрезвителе?

  Иван Аркадьевич вспомнил студенческие годы и одногруппника по институту Федьку Норкина. Ему прислали из родной деревни "амброзию", нектар богов – винище из плодов шиповника, боярышника и еще какой-то хрени. Пили, кажется, впятером в одной из аудиторий, вечером, закрыв дверь на ножку стула. Норкин на утро оказался за 120 километров от города, остальные непонятно где, а Ивана, который на бульваре зачем-то просил милостыню, загребли в вытрезвитель. Он помнил низкие железные кровати, застеленные клеенкой, пропахшей мочой, стоны таких же горемык, и как одного из них метелили менты за то, что тот не прекращал петь "Вихри враждебные…"

  На вопрос дамы с цветами Иван Аркадьевич промычал что-то неопределенное. А она продолжала жизнеутверждающую речь:

  -В прежние времена случались многочисленные злоупотребления со стороны милиции и сотрудников вытрезвителей. Граждане подвергались избиению и даже ограблению, как во время задержания, так и при пребывании в вытрезвителе со стороны правоохранителей. Так? – Дама обернулась на полковника. Тот втянул голову в плечи, покраснел, что-то пробубнил.

  -Условия содержания посетителей…извините, клиентов, были ужасными,– затарахтела далее дама,– холодные, дурно пахнущие помещения, неприятное соседство и неприветливое отношение персонала. А теперь…А теперь вы желанный гость, я бы сказала, дорогой гость в образцовом вытрезвителе. В вашем распоряжении прекрасный номер с чистой постелью, ванна с джакузи и душевой.

  -А еще вас ждет вкусный, сытный завтрак,– вставил полковник, на которого косо взглянула дама. Видимо, про "вкусный завтрак" хотела сказать она. – Яичница с помидорчиками, круассаны, горячий напиток из натурального молотого кофе. Ну и, конечно, хаш, настоящий армянский хаш. Вы любите хаш?

  За плечами дамы замаячил кто-то в белом халате и колпаке. Повар, понял, Иван Аркадьевич. Тот приподнялся на цыпочки, высоко поднял подбородок, видимо, чтобы его услышали:

  -Можем предложить пиццу Неаполитано и фрикасе из белого мяса в пряно-мускатном соусе Бешамель.

  Повара тычком локтя заткнул капитан:

  -Некогда бешамелить, скоро из мэрии приедут, возможно, и Сам пожалует.

  Ивана Аркадьевича вдруг пробила нервная дрожь. Это что же такое происходит? И кто этот Сам? Неужто Самый Сам?

  В коридоре зашуршало, кто-то вошел. На вошедших все обернулись. Ивану Аркадьевичу показалось, что и менты, и повар и просто Мария поджали уши. В тишине раздался драматический шепот: "Ну что же это за фамилия такая – Бери… как его? "Берикобылин",– подсказал кто-то. "Вот-вот, прям, даже не знаю. Был бы просто Лошадкин что ли. А то пожалует пресса, а тут Берикобылин". "Ничего не поделаешь, не в кислоте же его растворять". "Нет, в кислоте не надо. Ах, понял, шутка". "Шутка". "Вы свои тюремные шутки бросьте, Борис Абрамович, здесь дело серьезное. На контроле у СамогО". "СамогО",– так же шепотом повторил "шутник". "Да не у того СамогО, а у СамогО – СамогО. Так-то".

  В "номер" вкатился, разбивая по сторонам, как кегли, ментов, повара и волонтерку, плотный мужчина с мясистым бабьим лицом, широким лягушачьим ртом и большим, лысым лбом, о какой можно бить поросят.

  Иван Аркадьевич начал невольно приподниматься. Это был мэр. Поговаривали даже, что именно он будет приемником СамогО. У физика от страха слиплись и без того липкие с похмелья мозги, он никак не мог вспомнить его фамилию.

  -Лежите, лежите. – Градоначальник захлопал ладонью, будто звал на корм цыплят. – Рад, очень рад познакомиться с первым, так сказать, клиентом воссозданного… э…

– Оздоровительного учреждения временного пребывания,– подсказал помощник.

  -Именно. Все на благо… э..

  -Человека.

  -Не подсказывайте, Борис Абрамович. Да. Хотим, чтобы всё на благо человека, на его здоровье. От этого и государству польза, когда человек трезвый и здоровый. Я сам-то не пью, печень, так сказать, тяжелая работа. Но не против, так сказать, умеренного, культурного употребления. Да… Только где найдешь берега у этого вязкого болота. Эх. Вас уже покормили?

  Вперед выдвинулся повар, но его локтем задвинул полковник:

  -Разогревается. Но сначала… Где медик?

  -Здесь, здесь.– Охранники мэра пропустили тощего доктора с вышитым крестом на груди, как у мушкетера. Он держал на вытянутой руке коричневый саквояж.

  -Сейчас давление измерим, потом примем ацетилсалициловую кислоту с янтарной кислотой, затем…

  -Позже. – Начальник города махнул рукой и доктора вновь задвинули в коридор. – Я хотел, чтобы нынешний визит в…в это учреждение, дорогой господин…Бери…

  -Кобылин, – прогнулся помощник.

  -Именно. Запомнился бы вам на всю жизнь. Просите что считаете для себя остро необходимым.

  Иван Аркадьевич несколько пришедший в себя и наконец осознавший что за театр происходит, хотел только одного – опохмелиться и чтоб его отпустили на все четыре стороны. Он что-то промычал ссохшимся ртом, но чиновник понял его по-своему, без слов.

  -Знаю, знаю, чего у меня может просить рядовой, но не менее ценный для науки, чем академик, ученый. А-а,– он погрозил в шутку пальцем.– Всё про вас известно. Квартира пятикомнатная в центре города, на набережной, в клубном доме вас устроит?

  Физик издал звук, какой происходит при накачке твердотельного лазера.

  -Понял, – кивнул мэр.– Тогда рядом с городским парком, с видом на озеро. Будете довольны. Чего только не сделаешь для науки. По рукам? Скоро пресса пожалует. Три областных канала, два городских и оппозиционный… как его.

  -Ливень,– в очередной раз пришел на выручку шефу помощник.

  -Во-во, Ливень. Ха-ха. Мы оппозиционную прессу не зажимаем, это у них на Западе чуть чего и в…

  -В расход.

  -Да нет, в черный список. А там и засудят, а то и сошлют, куда Макар телят не гонял. В Ирак, ха-ха. У нас же полная демократия. Говори, чего хочешь. Делай что хочешь, только тестикулы к асфальту на центральной площади не прибивай. Ха-ха. Тот же Ливень трезвонит, что у вытрезвителей не медицинская, не оздоровительная функция, а карательная. А мы все равно их приглашаем. Вы уж скажите им пару добрых слов про прием, про ментов… э…

  -Полицейских.

  -Именно. Про волонтеров. Вон Маришечка какую охапку цветов притащила. Молодец, Маришечка.

  Кажется, мэр подмигнул просто Марии, которая смутившись, отвернулась.

  -Да. Непременно скажите журналюгам, что правительство города, мол, вам целую квартиру в элитном районе подарила. И нечего бояться вытрезвителей. Всем, так сказать, здесь рады, всех милости просим. Да.

  -Может, за бетонным заводом квартиру-то выделить? – Помощник изобразил кислую физиономию.– Есть там двушка. Барыг в том годе повязали за наркоту, свободна пока.

  -Не жадничай, Борис Аркадьевич, не жадничай. Сказал у фабрики кукол, что за карьером, значит, за карьером. Да. Вот так обстоят дела в нашем хозяйстве.

  Из коридора повеяло зимним сквозняком, в коридоре показался еще один полицейский. Лица Иван Аркадьевич не увидел, но погоны разглядел – всего-навсего лейтенант. Он что-то нашептал капитану. У того вытянулось лицо. Тот приник к уху полковника, затем волонтерши. У них лица вообще превратились в сдутые мячи. Полковник наговорил что-то высокому помощнику мэра. Борис Абрамович всплеснул по-бабьи руками.

  -Не тот! – крикнул он начальнику.

  -Как это не тот?– удивленно и возмущенно обернулся на него градоначальник.

  Вперед вышел, подпихнутый в спину лейтенант.

  -Это не первый клиент… Первого еще ранним вечером сюда сгрузили,– сказал он, переминаясь с ноги на ногу.– То есть привезли, да дневная смена его в подсобку свалила, уж больно вонял. Ну и забыла про него ночной смене сказать. А теперь камеры наблюдения проверили…

  -Кто он?

  -Бомж с вокзала.

  -Ну и черт с ним! – воскликнул мэр.– Зачем нам бомж? Этот хоть физик. Квартиру за бетонным заводом бомжу, что ль дарить? И что мы скажем прессе?

– В том-то и дело. Видео с датой и временем доставки сюда бомжа слили в сеть. Теперь всем известно, что бомж – первый клиент. Пресса уже вон у ворот топчется. Злорадствует. Вы же сами накануне по ящику… по городскому каналу заявили, что первого клиента вытрезвителя встретите с почетом. Что его ждет невероятный сюрприз. Будет, мол, доволен.

  -Но квартиру-то я не обещал?

  -Нет.

  -В эфире нет,– подтвердил Борис Абрамович.– Вы когда из студии вышли, вам эта мысль про квартиру в голову и пришла. Вы так тихо, себе под нос шепотом её и высказали. Мол, придумали шикарный пиар-ход перед предстоящими выборами, для всех алкашей местных отцом родным станете. А в городе кроме алкашей почти и нет никого. Может, кто услышал.

  -Кто мог услышать мой шепот, кроме тебя, Бориска? Ты, наверняка и слил.

  -Что ты, хозяин… то есть шеф. Ни слова, клянусь свободой, молчал как африканский истукан. Кто-то другой. Может, Машка?

  -А мне-то зачем?– возмутилась волонтёрка. Она гневно дунула на свою свесившуюся на лоб кучерявую челку.– Я и в студии-то не была, а ночью шеф пьяный был до невменяемости, ни слова не изрек. Уехала из его охотничьего домика, когда он еще храпел и слюни на подушку пускал, как я могла слить?

  -Ну-ну, ты еще будешь сплетни обо мне разводить, – засопел мэр, отец семерых детей. – Черт бы вас всех побрал.

  -Тогда, это наверняка менты. – Борис Абрамович показал всем троим полицейским огромный кулак с плохо затертой наколкой в виде восходящего солнца.– Я вам, вертухаи малиновые! А ты чего топчешься, Машка? Иди бомжу цветы неси.

  Мэр тяжело вздохнул, положил свою подрагивающую ладонь на острое колено Ивана Аркадьевича:

  -Извини, физик, не твой сегодня день. Ну пока, обращайся если что… по поводу цепной реакции деления ядер тяжелых элементов. Ха-ха.

  Вся "почетная" толпа с топотом мастодонтов выскочила в коридор. За ней тяжело ударилась о косяк дверь. С потолка посыпалась свежая штукатурка.

  Через минуту вошел младший сержант с рыжими, как у таракана, неуставными усами. Стукнул начищенным до зеркального блеска сапогом по ножке кровати:

  -Ну, чего разлегся! Одевайся и что б через минуту духу твоего тут не было. Шмотки в шкафу. Ах да, паспорт и удостоверение у дежурного заберешь.

  Дежурный старшина вежливо вручил физику Берикобылину паспорт, в котором лежала свернутая пополам бумажка. Когда он её развернул, обомлел. Это был счет за оказание медицинских и прочих услуг в подведомственном МВД вытрезвителе. Цифры прыгали перед глазами и напоминали абсолютную величину скорости света в вакууме. А из соседнего "номера" раздавался бодрый голос мэра: "У нас полная демократия. Говори, чего хочешь. Делай что хочешь. Пятикомнатная квартира в центре города с видом на живописную речку вас устроит?"

  Берикобылин в сердцах сплюнул, вышел на свежий воздух. У ворот действительно собралась пресса с телекамерами.

  -Мэр обещает первому клиенту вытрезвителя – бомжу с вокзала шикарную квартиру в центре и Мерседес последней модели,– крикнул он журналистам.– Про Мерседес не забудьте его спросить, а то отвертится.

  Не мне, так пусть другому будет хорошо,– решил Иван Аркадьевич.– А нам и в своей норке неплохо. Подумаешь, дырка в стене. Зубной пастой замазать и всех делов. Космонавты на МКС живут и ничего.

  С души словно камень свалился, несмотря на огромный счет "за оказание медицинских и прочих услуг".

  Он скомкал его двумя руками, метко бросил в ближайшую урну.

  Не надо нам ни квартир, ни шикарных авто от власти. Свяжешься с ней, потом сам рад не будешь, не выберешься, как из смертельного "объятия" черной дыры.

  Единственно о чем жалел Берикобылин, что не успел опохмелиться, наверняка бы ведь предложили. И не портвейна из ларька, а коньяка французского или виски Баллантайнс.

   Подтянув штаны и поправив мятый галстук в горошек, Иван Аркадьевич отправился к ближайшему гастроному.

Исключения

   Что сохраняет молодость или, по крайней мере, позволяет выглядеть моложе? Ответ прост, это: оливковое масло, красное вино, в умеренных количествах, разумеется, и секс. Последнее имеет особое значение – активный в этом плане человек важен природе, так как, несмотря на тикающие биологические часы где-то в митохондриях, способен выполнять главное свое предназначение: продолжать свой вид. Остальное Вселенной не важно. Мы часть ее мозга.

  Именно этой жизненной философии придерживается мой приятель Петя Власкин. Секс для него универсальное средство от всего окружающего негатива. Но секс, по его словам, должен быть ярким, неординарным, правда, без грубых извращений. Однако, как понять по новой знакомой девушке или уже женщине, что она способна дать незабываемые мгновения и испытать их, не притворяясь, сама? И на это у Пети есть ответ: самые активные в постели дамы, как правило, понимают и ценят юмор, такие веселые хохотушки. А вот от замкнутых, заумных, чересчур самовлюбленных особей противоположного пола, толку обычно никакого.

  Правда, исключения есть в любом правиле. И о них мне поведал Петя. Не могу не поделиться, кому-то могут оказаться полезными.

  Исключение первое.

  Однажды Власкин случайно познакомился в электричке с одной милой, веснушчатой девушкой – она не успела, по её словам, купить на станции билет и девицу поймали контролеры. Она так понравилась Пете: огромные голубые глаза, пышная копна соломенных волос, персиковые щечки, что он вызвался заплатить за неё штраф. Она не отказалась, более того, громко расхохоталась. И вообще, беседуя с контролерами, она вопреки неприятной для многих ситуации, постоянно широко улыбалась.

  То, что надо, решил Власкин и тут же пригласил ее в МХТ им. Чехова на "Три сестры", куда у него имелось два билета. Девушка-хохотунья, которую Петя до этого "ангажировал", заболела, возможно, подхватила разновидность ковида, и он вычеркнул её из своего "сексуального" списка, навсегда.

  Нет, Власкин не был театралом. Это она предложила такой необычный для него вариант первого свидания. Петя собирался сразу отказаться от нее, только сумасшедших театралок еще не хватало, а потом решил: почему бы и не сходить в театр, где не был тысячу лет. Словом, билеты теперь оказались кстати. И на это новая знакомая, представившаяся Ингой, сразу согласилась, не забыв огласить вагон громким смехом.

  А в театре, во время спектакля она ржала к месту или не к месту, да так, что на Ингу стали оборачиваться со всех сторон. Потеряв всякие берега, она к раскатистому смеху присовокупила размахивание руками, топанье ногами. Её сумочка расстегнулась, и он увидел в ней блистер таблеток амфетамина и пакетик с травкой.

  Его словно кипятком облили. Вот откуда её идиотский, не прекращающийся смех. Нет, не такой смех от девушки ему нужен, хотя наркоманки в сексе ненасытны. Петя тихо встал и ушел.

  С тех пор к женскому смеху он стал относиться осторожно, но мнения своего на счет "смешливости дам" не изменил.

  Исключение второе.

  Она была помощницей губернатора дальнего региона. Познакомился он с Галей во время командировки в "таежный край" и она сразу ему очень понравилась, продемонстрировав незаурядное чувство юмора. Палец покажи, расхохочется. Как оказалась, и Галя была не против тесных отношений. Но он даже не предполагал насколько "тесных". Через некоторое время он пригласил ее в Москву, в свою съемную однушку. Она привезла с собой Камасутру и не слезала с него ни днем, ни ночью. Предлагала такие позиции, затыкая за пояс даже создателя любовного трактата Ватсьяяна, что Власкин только изумлялся. Он сравнивал себя с Мазетто из Декамерона, но того изнуряли десятки монашек, а его она одна.

  Он исхудал, по словам сослуживцев, стал похож на Буратино. Однако Власкин, как ему казалось, полюбил Галю и откликнулся на ее настойчивую просьбу поехать отдохнуть в Испанию.

  Самолет задерживался. В зале ожидания она заснула и тут… Галя начала во сне раздвигать и сдвигать ноги, издавая недвусмысленные, томные стоны. Что ей снилось, было понятно. Сначала на неё с негодованием обернулся сидящий рядом мужик, затем вокруг собралась гогочущая толпа. "Да, слаба девица на передок", "гормональный ядерный взрыв", "пожар между ног", комментировали они. Петя так растерялся, что не сразу дернул ее за рукав. Галя очнулась: что, что случилось? Власкин был готов провалиться сквозь землю.

  А она, как ни в чём не бывало, сказала:

  -Забыла тебя предупредить, я написала маме, что она может приехать ко мне в Москву с братом. Всего на месяц.

  -В съемную однушку?! Да ты что, с ума сошла? Нет, с меня хватит.