Читать книгу: «Запись-ком кловуна Матея», страница 3

Зашёл в прихожую, к примеру, купец – даже не купец, любой кто из кагориан или домочадцев, к примеру, садовник или конюх – с корточек встаём на цы́рлы и, чуть приседая на полусогнутых, кланяемся… И восклицаем: «Ку! Ку!». Руки, согнутые в локтях, разводим от плеч в стороны. Финишируем: «Ля!».

Встав с корточек, поприседав в поклонах с «ку-ку» и «ля» и разведением в стороны рук, кловун завершает приветствие финальным в ритуале движением: на выдохе оттягивает ку-ку-лю – на резинке – на длину руки перед собой и… отпускает. Поролон шмяк по носу – беззвучно, безболезненно. Вдыхает. Не обидно: свыклись.

Что за приветствие такое, от чего пошло? Ни кем не знамо, давно забыто. Но я, Матей, знаю и помню. До осуждения трибуналом и списания в кловуны я, флотский офицер, прошёл подготовку в диверсионно-разведывательной школе. Здесь из соображений конспирации мне уменьшили рост до среднего у людоидов, равно как и улюдей-землян – ещё до приговора трибуналом на усекновение, как то случилось с моими будущими по судьбе товарищами, Герой, Лукой и Ваней. По окончании подготовки в ДРШ сразу же был заброшен на Землю Солнечной системы с заданием, устроиться в акционерное общество «Ижевский механический завод», входящий в состав Группы компаний «Калашников» госкорпорации «Ростех» – бывший знаменитый Ижевский Механический Завод №74 ИЖМАШ. Под прикрытием фрезеровщика мне предстояло заняться промышленным шпионажем. Конкретно, стояла задача выкрасть из заводского архива конструкторскую документацию и технологическую карту постановки на производство АК-47. Издавна экземпляры этого автомата хранятся по музеям Океана и Акиана, в войсковых учебках подготовки сержантов комплектуются оружейки для обучения стрельбы из огнестрельного оружия. В тирах городских парков и на пляжах самый популярным «огнестрел». Но у сколь ни будь разбиравшихся в стрелковом оружии, в частности в пистолетах-пулемётах – что у толлюдов, что у людоидов – АК-47 вызывал недоумение, шок. Во-первых, поражал приклад, целиком сделанный из массива дерева, а не метало-пластмассовый, откидной. Во-вторых, смущал текст аннотации на стендовой бирке:

Как и в АК-47 первых выпусков, в производстве модернизированной системы наиболее трудным было освоение ствольной коробки, состоящей из деталей,

изготовляемых порознь разными методами, а затем соединяемых клепкой и сваркой с применением сложных приспособлений. Конструктивная доработка этой детали и внедрение в производство целого комплекса технологических

мероприятий, в отработке которых принимал участие Ижевский филиал техно-логического института, улучшили качество изготовления коробки, однако и в этом случае по стабильности сохранения главных размеров в пределах требований чертежа на последующих технологических операциях сборки автомата она по-прежнему уступала фрезерованному варианту детали.

Не верили. Сверялись с содержанием описания музейного экспоната – на второй бирке. Нет, «серийный», не «опытный» или «действующий образец». Требовали попробовать «стрельнуть разок». Строчил как часы. Рожок – все тридцать патронов – очередью выпускал без единого сбоя или осечки. Ствол, да, нагревался, но не критично. Специалисты-производственники, те, будучи в музеях посетителями оружейной экспозиции, все Книги жалоб и предложений «измарали» (по мнению экскурсоводов), дескать, не соответствует экспонат – автомат АК-47 – технологической логике промышленного производства оружия стрелкового, «серийного». Мол, всё неоправданно сложно. Музейным директорам придирки надоели, и они в складчину сделали Главному разведывательному управлению Флота заказ добыть подтверждение тому, что нет никакого казуса. Действительно, на вооружении в Советском Союзе на Земле АК-47 состоял долгое время, производство сборочных деталей постоянно модернизировалось по технологической цепочке от простой (технологии) к современно-передовой. Автоматом Калашникова вооружалась – по настоящему серийным; «штамповались» по лицензии – не одна армия на планете, но модель АК-47 оставалась самой желанной: у солдат исполнявших свой интернациональный долг; у стрелков банд-формирований; у бойцов повстанческих бригадах, у партизан.

Так вот, я с похищенными чертежами решил отсидеться в кинотеатре неподалёку от завода, пока тревога не уляжется. Крутили комедию «Ку! Кин-дза-дза». Так что, из кинофильма, и «Ку! Ку!», и полуприсяды с разведением рук. Бытует легенда, будто Президент, когда «песковник» принёс ему на подпись Указ о возобновлении в Соединённых Цивилизациях Акиана практики кловунады, прежде чем поставить подпись в документе, опустил со лба себе на шнобель красный поролоновый на резинке нос клоуна. С последним росчерком пера Гарант Конституции облегчённо произнёс: «Ку! Ку!.. Ля». Хлопнул папкой и велел пресс-секретарю сегодня к себе никого не впускать, в приёме всем отказывать – мол, «Президент в печали, смотрит кино». Как известно, Глава Соединённых Цивилизаций Акиана страстный любитель фильмов «советских», особенно почитает комедии Данелии и Гайдая. Ему, гению, да воздастся от благ Христсса.

* * *

В очередной положенный нам отпуск мы, четверо друзей, странствуем по провинциям планеты, где живут простые трудя́ги, кловунов с роду не видели и ничего о них не слышали. Потому, что на то время на Кагоре толлюдов-карликов с клеймом «военный преступник» содержал только один Наместник, пара-другая людоидов-олига́рхов содержала – по примеру сюзерена – неофициальных кловунов из карликов-людоидов. Вассалам иметь в Доме нашу братию в обязанность не вменялось, но содержали ради престижа. Купцам не в лом, только польза: пиар.

Мы носим пёструю скоморошью одежду, дополненную головным убором «двухрожковый детск» в бронзовых бубенчиках. На шею накинуто полуметровое в диаметре кольцо. Толщина «ярма» в палец, набрано из разноцветных пластиковых кругляшей, нанизанных на стальную проволоку. Когда кловун сидит на кортах в прихожей, с ним службу несёт – сидит в кольце – «табельный» по должности… попугай. Попка, весь такой важный из себя, тоже кланяется входящим, и проделывает это своеобразно: клювом в нырке делает круговые обороты – вертится в кольце, как заводной. Ему положено ещё и голосом чествовать, но «Ку! Ку!» не выговаривает, «Ля» тем более. Раз другой каркнет вороной, ухнет филином, прочирикает воробьём, по-людоидски проскрипит что-то невнятно-матерное и заключит: «Попка ха-роо-шшший». И всё – замолкает. Принимается дурачиться в попытках подставиться под возвращаемый резинкой на нос кловуну поролоновый шарик. Случалось, словит, и… с ку-ку-лей в обнимку – шмяк, шлёп-ля об нос карлика. Смеху в прихожей было б не остановить, но заливаются одни дети, их фейерверки из перьев и пуха пока занимают, взрослых давно нет. За нарушение регламента оборачивавшегося потерей у птицы оперения, дворецкий наказывает отнюдь не попку – «носителя», то бишь кловуна. Но мы на птичек не в обиде – орешками и семками делятся.

Нас в тавернах и кабаках – проездом по городам и весям мы непременно посещали питейные заведения – случалось, принимали за странствующих клоунов, цирковых ковёрных, жонглёров и репризёров. Просили – а в подпитии требовали с угрозами – «номер отколоть». Не отказывали б, если бы что-то умели, например, жонглировать или репризы показывать. В военном училище курсантов этому не обучают. Ваня мог бы фокусы показывать, но сразу же напивался вдрызг – чтоб до начала избиения уже в отключке пребывать. Однажды согласились. Стали по центру зала в кружок спинами, надели на нос ку-ку-ли и принялись ими щёлкать себе же по носу. Сельчане нас – а случилось это в деревне с коллективным хозяйством – не поняли. Мужики били, пока не набежали в кабак сердобольные бабы, их жёны – выручили. Сейчас здесь в пабе Питера, неподалёку от хозяйского Дома, проездом в соседнюю за Т-порталом провинцию, надеялись, обойдётся. Хотя, понимал, не мешало бы сидеть и пиво пить всё время с оглядкой, быть начеку. Нас клиентура паба не могла знать. К тому же, не оказался бы за каким столом какие колхозники из провинции – не приняли бы за ковёрных. Впрочем, этим отпуском мы повседневно носили не кловунскую обычную одежду с детском в бубенчиках, и не костюмы «дорожные» или «деловые», а презентабельные костюмы-визитки – пиджак, брюки и жилетка. Кстати, наши табельные попугаи с нами не путешествовали, не при делах: оставались в Доме орехи щёлкать и семечки лузгать, нам в «отмазку» за то, что за их проделки наказание сносим. Сейчас в пабе Питера поступали совсем непредусмотрительно: от приставал в провинциальных кабаках костюмы-визитки нас от избиения избавляли (колхозники за столичную интеллигенцию принимали), но здесь нас, действительно, могли принять за евцев, уличных с лотка торговцев и процентщиков. Тройки, как у нас, те все поголовно носят, будто униформу какую. Даже с залитыми пивом глазами посетители паба могли спутать нас евцами. Потому, что шиты пиджак, брюки и жилетка из одной только на все сезоны ткани «виндзорская клетка» – черно-белый гленчек с контрастной цветной полосой (названа в честь Эдуарда VIII). Кагориане одежду такой расцветки не носят, да и вообще клетка и тройки у них давно вышли из моды.

* * *

В переодевалке подпоясались слуцкими поясами, заткнули на пояснице клаксо́ны. Пиджаки нарочито не застегнули – выпятили на всеобщее обозрение жилетки расшитые по атласу золотой нитью, в пистоне борта платиновые на золотой цепочке часы-луковки. Неблагоразумно, конечно, поступили: в зале по сообщению Павло за столиками сидели гопники. А если и налётчики? Но обошлось.

Павло раздвинул занавеску красного бархата, отделявшую гардеробную от питейного зала, пропустил нас вперёд, попросил остановиться и обратился:

– Уважаемый Матей, вы один не в ку-ку-ле, наденьте, пожалуйста.

Я достал и примостил на носу шарик. Посчитал, трое надели, у четвёртого проканает. Номер не прошёл.

– Видите, по проходу к центру зала с эстрадой на фоне приватных кабинок четыре сдвинутых стола, четвёртый к трём не вплотную приставлен, с полуметровым промежутком. За тремя сидят работники мясокомбината, что по улице неподалёку от паба. За четвёртым – четверо бойцов скота из забойного участка, две недели назад пристроенного к цехам комбината.