Цитаты из книги «Большие данные. Революция, которая изменит то, как мы живем, работаем и мыслим», страница 2
Сегодня, на ранних этапах развития больших данных, идеи и навыки ценятся выше всего. Но в конечном счете ценность будет заключаться в самих данных. И не только потому, что появится больше способов применения информации, но и потому, что держатели данных станут выше оценивать потенциал своих активов. В итоге они наверняка вцепятся в них еще крепче и назначат высокую цену за доступ для посторонних. (В продолжение метафоры с золотой жилой: наиболее ценным будет само золото.)
Кто получает наибольшую выгоду в цепочке создания ценности больших данных? В наше время – обладатели особого типа мышления и инновационных идей. Как показала эпоха интернет-магазинов, истинного успеха добивается тот, кто имеет преимущество первопроходца. Но это преимущество недолговечно. По мере развития эпохи больших данных другие лица перестроятся на новый тип мышления, и преимущества первопроходцев, условно говоря, пойдут на спад.
Компании, компетентные в области больших данных, играют важную роль в цепочке создания ценности информации. Twitter, LinkedIn, Foursquare и другие компании имеют горы данных, которые нуждаются в обработке. Компании старого типа (такие как Ford и BP) тоже буквально утопают в данных, по мере того как все больше аспектов их деятельности и продуктов датифицируется. Как держатели данных они полагаются на специалистов в том, чтобы извлечь из них выгоду. Но, несмотря на престиж и солидные названия должностей в духе «ниндзя данных», работа технических экспертов не всегда так заманчива, как может показаться. Они трудятся в алмазных копях больших данных, получая при этом внушительную зарплату. Но драгоценные камни достаются тем, кто владеет данными.
Легендарный руководитель компании Apple Стив Джобс выбрал другой подход к борьбе против рака, став одним из первых людей в мире, просеквенировавших всю свою ДНК, а также ДНК своей опухоли. Это обошлось ему в шестизначную сумму, которая в сотни раз превышала обычный тариф 23andme. Зато Стив Джобс получил не просто выборку или набор маркеров, а целый набор данных, содержащий весь генетический код.
При лечении среднестатистического онкобольного врачам приходится рассчитывать, что ДНК пациента достаточно похожа на пробу, взятую для исследования. А у команды врачей Стива Джобса была возможность подбирать препараты, ориентируясь на их эффективность для конкретного генетического материала. Всякий раз, когда один препарат становился неэффективным из-за того, что рак мутировал и стал устойчивым к его воздействию, врачи могли перейти на другой препарат, «перескакивая с одной кувшинки на другую», как говорил Стив Джобс. В то время он язвительно заметил: «Я стану одним из первых, кто сумеет обойти рак, или одним из последних, кто умрет от него». И хотя его предсказание, к сожалению, не сбылось, сам метод получения всего набора данных (а не просто выборки) продлил жизнь Стива Джобса на несколько лет.
В 2007 году британские СМИ подшучивали, что в радиусе всего 200 метров от лондонской квартиры, где Джордж Оруэлл писал свой знаменитый роман-антиутопию «1984», установлено более 30 камер наблюдения.
Одержимость точностью - не более чем артефакт аналогового мира, находящегося в информационной изоляции, где данные поистине были редкостью.
В эпоху малых данных
точность ставилась превыше всего, ведь тогда собирали только малую
часть информации, поэтому она должна была быть как можно более точ-
ной. Во многом это актуально и сейчас. Но в большинстве случаев важнее
не строго соблюсти точность, а быстро получить общее представление
о данных или тенденциях их развития.
Представление о том, как использовать всю совокупность информа-
ции, а не ее часть, и постепенное осознание преимуществ менее точных
данных коренным образом меняют взаимодействие людей с окружающим
миром. По мере того как методы работы с большими данными становятся
неотъемлемой частью повседневной жизни, общество в целом устремля-
ется к всеобъемлющему, более широкому, чем раньше, пониманию явле-
ний — своего рода мышлению «N = всё». Возможно, мы станем менее
требовательными к точности и однозначности в областях, где полагались
на четкость и определенность (пусть даже сомнительные). Мы согласимся
с таким подходом при условии, что взамен получим более полную картину
явлений. Так на картинах импрессионистов мазки кажутся беспорядочны-
ми при ближайшем рассмотрении, но отступите на шаг — и вы увидите
величественную картину.
Но во многих случаях выгоднее допустить ошибку, чем работать над ее предотвращением.
Вопреки общепринятому мнению, внутреннее ощущение причинности
не углубляет нашего понимания мира. Во многих случаях это не более чем
мыслительный «сокращенный путь», который дает нам иллюзию понима-
ния, а на самом деле оставляет в неведении. Так же как выборки упрощали
задачу, когда мы не могли обработать все данные, наш мозг использует
познание причинности, чтобы избежать долгих и мучительных раздумий.
Из глубины веков тянется философская дискуссия о том, существует
ли причинность на самом деле. Если каждое явление имеет свою причину,
то логика подсказывает, что мы, по сути, ничего не решаем. Выходит, чело-
веческой воли на самом деле не существует, поскольку наши мысли и при-
нимаемые решения имеют причину, которая имеет свою причину, и т. д. Вся
линия жизни определяется причинами, которые приводят к определенным
последствиям. Таким образом, философы спорили о роли причинности
в нашем мире, а порой и противопоставляли ее свободе выбора. Однако
обсуждение этой полемики не входит в наши планы.
Говоря о том, что люди смотрят на мир сквозь призму причинно-
следственных связей, мы, как правило, имеем в виду два основных способа
постижения мира: с помощью быстрых, иллюзорных причинно-следствен-
ных связей и путем медленных, методичных казуальных экспериментов.
Корреляции между большими данными изменят роль и того и другого,
и в первую очередь — нашего интуитивного желания искать причинно-след-
ственные связи.
Мы склонны предполагать причины даже там, где их нет. Это не связа-
но ни с культурой или воспитанием, ни с уровнем образования человека.
Такова особенность человеческого мышления. Когда мы рассматриваем два
последовательных события, наш ум одолевает желание увидеть связь между
ними. Вот три предложения: «Родители Фреда прибыли поздно. Вот-вот
должны были подойти поставщики. Фред злился».
