Читать книгу: «Крепость из фантиков», страница 4

Так вот, меня решили отправить в санаторий. Отвёз отец. Помню, как всю дорогу я спрашивал:

–Папа, ты скоро приедешь за мной? Завтра?? Через день???

Отец что-то говорил, успокаивал, но меня всё равно трясло. Дикий страх и тоска жали в тисках так сильно, что никакие уговоры не помогали. Меня опять бросали, как ненужную вещь. Именно там, в санатории я ощутил в полной мере, что такое «ненужность», что такое «сирота». В первый же день я подрался. Не помню, из-за чего возник конфликт, возможно, накопленная обида и злость прорвались наружу, не найдя препятствий. Меня оставили одного в комнате и закрыли дверь снаружи. Комната стала для меня тюрьмой, от этого я ещё больше рассвирепел. В ход пошли деревянные вешалки, которые я в ярости швырял в ненавистную дверь. Вешалки разлетались в щепки, это придавало мне сил. Бросив последнюю, я упал на кровать и заревел, словно раненый зверь. Санаторий стал для меня адом. Я болтался по коридорам, убегал на задний двор и каждый день ждал, что за мной приедет отец. А он всё не приезжал. Однажды я сунул руку в электрический щиток, и меня сильно дёрнуло током. В тот момент я подумал, что в щитке сидит обезьяна и в дальнейшем обходил его стороной. Каждую среду нас собирали в зале, чтобы написать письмо родителям. Мои письма были как крик из преисподней: «…заберите …мне здесь плохо …я больше не могу». Только цензура не пропускала эти письма «на волю», их рвали на части и бросали в урну. А потом крупными буквами писали на доске то, что НАДО писать. Лживые приторные слова: «Не волнуйтесь, здесь хорошо, мне нравится, нас хорошо кормят, у меня много друзей». Так я научился притворяться и врать. Даже не краснея. Наконец отец приехал за мной. Как он потом рассказывал, я ходил по коридору в стоптанных колготках и без обуви. Никому не нужный. Не знаю, дрогнуло ли его сердце в тот момент, почувствовал ли он мою тоску? Я же был готов простить всё что угодно, лишь бы вырваться из этого места. И никогда не возвращаться.

Единственный раз, когда я почувствовал себя безмерно счастливым с родителями, была поездка на юг. В Геленджик. Помню, как я впервые познакомился с морем, как бултыхался у берега, вылавливая медуз, как катался на каруселях и объедался фруктами. Родители ели шашлык из одноразовых тарелок (почему-то они были из фольги), из репродуктора пели ВИА «Верасы», по морю плыли теплоходы… Мне не хотелось возвращаться, здесь мне нравилось больше, в этом месте я ощущал себя нужным. Ощущал любовь, мир и покой. Злюка внутри успокоился, притих, на смену ему пришёл весельчак и оптимист. А потом мы вернулись домой…

Жизнь подчиняется закону цикличности. Смена времён года, климата, настроения. За «хорошим» идёт «плохое», и порой трудно отличить одно от другого, трудно понять и принять случившееся, увидеть в событии благо. Тем более, когда эти события случаются в детском возрасте.

Одним из таких событий для меня был уход отца. Это случилось зимой, мне было три года, но я отчётливо помню этот момент. Накануне мама с отцом сильно повздорили. Они ругались и раньше, к этому невозможно привыкнуть. Всегда ссоры людей, которых любишь, непонятны и неприятны. Во время таких ссор внутри появляется липкий животный страх, остро ощущается нехватка любви. Самые мощные ссоры между родителями случались в период притирки характеров, когда они ещё только начинали строить совместную жизнь. Тогда мне об этом было невдомёк, ведь я был младенец и сам познавал мир. Помню, как проснулся ночью от громких звуков и увидел разъярённые (по-другому не скажешь) лица родителей. Они стояли друг перед другом, что-то кричали, видимо, в пылу ссоры позабыв про меня. Я тогда чертовски испугался, вскочил, держась за перила кроватки и закричал благим матом, перекрывая их крики. Потом мама долго успокаивала меня, гладила по голове, а я всхлипывал, вцепившись в неё обеими руками. Так, будто в дом пришла Бука, о которой поют в колыбельных, и решила меня забрать. С тех пор подобных стычек между родителями не было, но ругаться они не переставали. Наверное, можно это отнести к категории «милые бранятся – только тешатся», только лучше бы они (родители) бранились не при детях. Я имею в виду и себя, потому что, привыкнув к брани с самого детства, поневоле тащишь это «добро» в свою семью. И нужно сильно постараться, чтобы «снять эти лохмотья», вовремя замолчать.