Читать книгу: «Инсинуации», страница 3

Вообще-то на это можно было всерьез обидеться. Элис даже подумала, не оскорбиться ли ей, но не успела решить, так как профессор продолжил:

– Не принимайте близко к сердцу. – Он примирительно поднял руки. – Но если вы действительно хотите принести пользу миру, реализовать все свои честолюбивые мечты и планы, то должны каждый раз переступать через свое «не могу».

Элис задохнулась от гнева. Эй! Да вся учеба здесь – сплошное насилие над собой! Или этот урод ожидает, что они бросятся к его ногам с просьбами обучить их? Кто он такой? Второй Иисус, что ли? Эл оглянулась в поисках поддержки, но, кажется, ее негодование никто больше не разделил. Парни гордо подняли головы, показывая, что уж они-то точно не унылая серость, а Мелани с подругами откровенно пялились на профессора, пропустив все его речи мимо ушей. И глядя на них, Элис подумала, что еще пара минут – и у девчонок изо рта начнет капать слюна. Она едва слышно хмыкнула. Действительно, грешно не трахнуть таких, когда они сами идут тебе в руки.

– Прежде чем мы углубимся в описание человеческого мозга с математической точки зрения и определимся с парадигмой программирования, я хотел бы обсудить с вами само понятие интеллекта. Что это? – Риверс помолчал пару секунд, но ему никто не ответил. Впрочем, это совершенно его не смутило, потому что, скрестив руки на груди, он спокойно продолжил: – Джон Маккарти в свое время говаривал, что искусственный интеллект – это попытка использования компьютеров для понимания человеческого разума. Но возможно ли воссоздать его полностью? Описать кодом наш мозг?

В аудитории снова воцарилась тишина, пока студенты обдумывали ответ. Ну а Элис несмело подняла руку.

– Мисс Чейн, – профессор сделал приглашающий жест, давая ей слово. В его прищуренном взгляде мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее удовольствие.

– Мне кажется, ответ однозначный – нет. Мы даже не можем дать точное определение самому понятию «интеллект», которое включает в себя не только психологические аспекты, но и физические. Наше понимание его слишком размыто и субъективно. Что уж говорить о…

– Вот сейчас часть биологов на вас обиделась, мисс Чейн. Они довольно четко объяснили связь академического интеллекта и скорости метаболизма глюкозы, – перебил Риверс, весело разглядывая предательское подобие румянца у Элис на щеках. Но она лишь упрямо закусила губу и глянула на него исподлобья.

– Я так не думаю, сэр. Они изучают одну область, психологи – другую. Я лишь пытаюсь сказать, что мы даже не можем понять процессы мышления…

– И снова биологи негодуют. Энцефалография известна аж с середины девятнадцатого века. Мне кажется, вы намеренно принижаете их достижения. Право слово, на их месте я бы обиделся на вас.

Да что такое! Он даст ей сегодня договорить или так и будет перебивать? Элис почувствовала раздражение, и слова слетели с языка прежде, чем мозг успел их перехватить.

– Биологи, может, и обижаются, сэр, – медленно произнесла она, посмотрев прямо в наглые глаза ублюдка, – но только если цель их существования – выискивание возможностей потешить свое самолюбие. И тогда грош им цена как ученым, коли они размениваются на такие мелочи.

Намек относительно его поведения в клубе однозначно достиг цели. Джеральд Риверс нахмурился, отчего между бровей залегли две морщинки, и вкрадчиво ответил:

– Действительно, но куда хуже однобокость и ограниченность мышления.

Ого, а они все же перешли на личности. Но чем-чем, а рамками свой разум Элис никогда не ограничивала. Пустые обвинения, профессор!

– Разве? – невоспитанно фыркнула она. – По мне, так развязность разума столь же фатальна, как и его косность.

– Да вы научная ханжа, мисс Чейн!

Браво. Ей определенно удалось задеть эго профессора, только вот Эл так и не поняла, чем именно. Словами? Намеками? Или тем, что выразила недовольство его поведением? Порно в прямом эфире Пентагона? Пусть делает что хочет. Это же его жизнь, и Элис абсолютно наплевать, на что он ее тратит. А потому она грубовато отрезала:

– Ничуть. Но научные проститутки не вызывают во мне уважения.

Она чувствовала, как каждый в аудитории силился понять, что за чертовщина сейчас происходит. Каким таким странным образом беседа об интеллекте так быстро и стремительно свалилась в выяснение загадочных отношений. Забывая моргать, студенты переводили ошалелый взгляд с профессора на свою слишком бойкую сокурсницу. Тем временем Риверс задумчиво на нее смотрел, перекатывая в пальцах несчастный маркер, и от его внимательного и тяжелого взгляда Элис стало не по себе. Господи! Как же пугали эти глаза! Они не просто изучали, а делали лоботомию, доставали мозг и теперь с интересом профессионального коллекционера любовно перебирали извилины. И поняв это, Эл зачерпнула из почти истощившихся резервов последнюю смелость и так же твердо продолжила:

– Продавать свои мозги можно по-разному. А можно вообще не торговать ими, тратить на пустое и ненужное, упуская шанс изменить что-нибудь к лучшему. Все зависит от степени развитости личности, статуса человека, его сознательности. Так что интеллект – это совокупность не только биолого-химических элементов, но и социально-психологических. И потому повторить это в машинном коде кажется мне невозможным.

Профессор замер, видимо, обдумывая услышанное, а потом резко тряхнул головой и неожиданно широко улыбнулся, отчего Элис дернулась. Ужас! К этому оскалу будет невозможно привыкнуть.

– А вы, оказывается, еще и честолюбивая идеалистка, мисс Чейн.

– Я не… – Но ее уже не слушали.

Профессор развернулся к аудитории и о чем-то весело заговорил, потом принялся объяснять, попросив записать под диктовку. А Элис все сидела, уткнувшись в конспект, и пыталась понять, что, черт возьми, натворила. Зачем повелась на словесные эскапады и намеки, когда у самой, на минуточку, тряслись руки? Дерьмо, ведь давала же себе обещание никогда больше не говорить с ним. Но как это возможно, если он профессор? Святой господь, а в следующем семестре их ждет практикум! Она этого не переживет, без сомнения. Либо задохнется от запаха, либо психанет и даст ублюдку в нос. И все же… Элис хотела бы его презирать, как еще несколькими часами ранее, но уже не могла. Их странный, двусмысленный диалог впервые заставил почувствовать себя необычно: будто кто-то разом смахнул вековую пыль и открыл настежь окна. С ней давно не случалось ничего подобного. Да что уж врать, такого не случалось никогда. Элис подняла голову, бросила быстрый взгляд в сторону Риверса и немедленно уткнулась обратно в конспект. Отстой.

Следующие полтора часа прошли в обнимку с собственной совестью и нараставшим чувством восторга, пока Эл слушала лекцию человека, которого еще ночью готова была оскорблять до стертого в кровь языка, хотя не имела на это четких причин. Ох, верить дядюшке казалось так правильно и легко. Но сейчас с каждым словом, каждым новым изощренным вопросом к своей аудитории Джеральд Риверс вдребезги разбивал так легко и быстро сложившееся о нем мнение. Он был хорош во всем: в манере говорить, двигаться, да и просто выглядеть! А какие блестящие идеи, какое невозможно тонкое понимание неоднозначности своего предмета, какой нетривиальный способ мышления! В стенах одного из известнейших университетов Элис часто встречала талантливых преподавателей. Однако профессор Риверс задрал планку одаренности вверх сразу на десять пунктов, уложившись за рекордно короткое время. И к концу занятия совершенно незаметно у Эл получилось набросать образ гораздо более интересный, чем просвечивавший через сырые контуры портрет редкостного говнюка. Открытие стало неожиданным, но оттого удивительно завораживающим. Профессор оказался невероятно умен и, что греха таить, дьявольски коварен. На ум пришли слова Джошуа о талантах Джеральда Риверса. Во всех смыслах. И если слухи правдивы, то, боже помоги, их курс ждет очень насыщенный год, полный невероятного двусмысленного кошмара от человека с мозгами робота.

Глава 3

Разумеется, в этот день зайти к профессору Хиггинсу так и не получилось. Стоило только Риверсу объявить об окончании лекции, Элис вылетела из аудитории, точно частица из жерла какого-нибудь ускорителя – стремительно и сметая все на своем пути. Она быстрым шагом пересекла коридор и направилась к заветным стеклянным дверям главного входа, торопясь как можно дальше убраться от этого человека. Честное слово, он немного пугал. Нет, не только странными глазами или страшными руками, скорее своей противоречивостью.

Так уж сложилось, что Элис любила определенность. Каждый день выстраивала четкие последовательности дел и дотошно старалась оптимизировать все, что только возможно. Алгоритмы помогали структурировать многомерную реальность бытия, делали проще и понятнее, пока ненужные фрустрации ловко оставались за ее пределами и не беспокоили больное сердце. Эл раскладывала на циклы и переменные всех: собак, людей, кукурузные хлопья в тарелке. Так было проще, понятнее. Но Джеральд Риверс с присущим ему нахальством как-то сразу не вписался ни в одно знакомое уравнение, что неимоверно взбесило. Все в нем, начиная с огромного роста и заканчивая термоядерным эго, выводило Эл из себя. Этот профессор раздражал лишь одним фактом существования, потому что был олицетворением чистых противоречий. Эти… костюмы, запахи, чертовы пальцы и несовершенное в своем совершенстве лицо никак не хотели стыковаться в голове с самой важной деталью. С тем, из-за чего прямо сейчас Элис нервно хваталась за ствол какого-то дерева и сквозь боль в груди пыталась отдышаться после долгого бега.

Мозги.

Эл едва слышно застонала и прислонилась влажным лбом к сухой коре. Черт побери! Какие же у Риверса были мозги! Каждая извилина – загляденье. Экспонат, достойный быть высеченным из мрамора, чтобы потом возглавить экспозицию в музее. Феноменально. И так бездарно растрачено. Едва слышно хохотнув от досады, умница Чейн оттолкнулась от дерева и с трудом выпрямилась. Признать, что жизненный код впервые натолкнулся на столь противоречивую переменную, не хотелось, но было необходимо. Все-таки ум в красивой обертке повесы звучал опасно… очень опасно!

Элис прижала к щекам ледяные руки и попыталась затормозить вихрь эмоций. На самом деле она искренне не понимала, почему профессор вдруг вспомнил про их мимолетное знакомство. Элис была уверена, что не ошиблась. Интонация, мимика, черт его дери, даже сама формулировка просто орала: он запомнил, узнал. Но что с того? Да, намеки казались смущающими, весьма неправильными и почти неприличными. Но, возможно, Эл следовало усмирить воображение, растормошенное вчера словами дядюшки Клауса. Ведь что, собственно, произошло? Мужчина предложил довезти девушку до дома в четыре часа утра. Благородный поступок! Профессор посоветовал не пренебрегать помощью. Дельное замечание, как ни крути! Все довольно очевидно, и в то же время Элис не покидали сомнения в двойном смысле каждой сказанной фразы. Их диалог явно шел между строк, нанизывая подтекст на намек. Но… зачем?

Она нахмурилась, однако додумать важную мысль не дала Мел. Они с подругами окружили Эл словно стая бешеных пчел и пустились назойливо гудеть в уши.

– Элли! Элли-трелли, – проникновенно начала Мелани и вновь взяла ее под руку. Что за страсть к прикосновениям и коверканью имен? – Как было хитро с твоей стороны умолчать, что ты знакома с профессором Риверсом.

– Что? – Эл пораженно уставилась на компанию, а сама с ужасом просчитывала варианты, откуда те могли вызнать о встрече в «Вальхалле».

Мел закатила глаза и собралась уже заговорить, но стоявшая рядом Кэтрин сдула с глаз рыжую челку и рассмеялась. А Эл не могла отвести от нее взгляд. Это что, подводка? Стрелки? Матерь божья, да что со всеми случилось?! Она знала их почти шесть лет, но еще никогда не видела настолько… настолько прихорошившимися.

– Вот только не вздумай отнекиваться! – Во вторую руку так же впились отполированные ноготки Кэт, и Элис почувствовала себя в ловушке.

– Я не понимаю, о чем вы… – Попытка спустить разговор на тормозах выглядела откровенно жалко.

Уж эта особа всегда выглядела отлично: идеально прямые пшеничные волосы вызывали желание к ним прикоснуться, а карие глаза в свое время не оставили равнодушными даже отчаянных гиков. К сожалению для самоуверенных ухажеров, с мозгами у Аннет тоже все было в порядке. Так что в особо одинокие и грустные минуты Элис втайне завидовала очаровательной и веселой однокурснице, потому что сама о таком внимании могла только мечтать. Вредный характер и весьма посредственная внешность делали свое дело. Тем временем Аннет встала перед жертвой и уперла руки в бока.

– Мы не тупые. Все стало ясно уже в первую минуту, как только Риверс не выгнал тебя из лектория. Где это видано! Молча стоял и умилялся, как ты пускаешь во сне слюни. Боже, да весь факультет в курсе, что такое пренебрежение дисциплиной профессор прощает только своим любимицам.

Аннет многозначительно подвигала идеальными бровками, выделив голосом последнее слово, и сомнений в пошленьком смысле попросту не осталось. Что?! Они же не могут всерьез думать… О черт! Элис открыла рот. Затем закрыла. И видимо, на ее лице появилось настолько характерное выражение шока, что это немного отрезвило компанию девиц.

– Смотрите, девчонки. – Мел удивленно всплеснула руками и наконец отпустила локоть жертвы. – Кажется, Эл и правда не понимает, о чем мы.

– Абсолютно, – сквозь зубы процедила та, чувствуя, как заливает щеки краска гнева. Получается, эти курицы действительно решили, что она – святые угодники! – спит или собирается спать с профессором? Да они охренели! Гнев накрыл волной, и Элис заговорила тихо и зло: – Но благодаря вашим ужимкам уже догадалась. И хочу сказать, что я здесь для того, чтобы учиться, а не трахаться с преподавателем ради хороших оценок, сданного зачета или сомнительного развлечения! Это Массачусетс! Или вы в своих затуманенных гормонами мозгах уже позабыли, где учитесь? Позади вас стоит толпа, которая спит и видит, чтобы занять на аудиторной скамье ваше тепленькое местечко. Хочется вылететь с записью в личном деле? Приводов в полиции мало? Ну так вперед! Раздвигайте шире ноги. Можете прямо здесь, все равно он сейчас выйдет, так хоть сможет по достоинству оценить ваши усилия при дневном свете.

Она обвела взглядом притихших от такого напора девушек и устало продолжила, желая раз и навсегда закрыть вопрос:

– Оставьте при себе свои домыслы. Я видела его вчера у дяди в клубе и понятия не имела, кто он такой. Профессор из вежливости – и только из вежливости! – предложил после смены довезти до дома. Я отказалась. Все! – Однако это было не все. Но Эл скорее язык бы себе откусила, чем поделилась произошедшим хоть с кем-нибудь. Вся ситуация казалась слишком смущающей, а после сегодняшней лекции – унизительной. Так что она просто наигранно вздохнула. – Спуститесь с небес на землю или прекращайте читать бульварные романчики. Каникулы закончились, пора прекращать реальные или воображаемые потрахушки. Вы ведете себя аморально.

– Да ты, оказывается, ханжа! – с веселым удивлением выдала Мелани, на которую, кажется, проникновенная речь совсем не подействовала. Элис захотелось удариться головой о дерево, рядом с которым она все еще стояла. Подозрения, что мозги Мел расположены где-то в вагине, укрепились.

– Я. Не. Ханжа. Просто держу свое либидо при себе, а не тычу им каждому встречному мужику в лицо!

Нет, они все-таки ее достали. Элис круто развернулась, резким рывком высвободила руку из цепких пальчиков Кэтрин и стремительно направилась прочь от этого враз поглупевшего сборища озабоченных девиц. Рядом с ними IQ всей улицы начинал стремительно падать.

Сзади раздался чей-то оклик, но Эл лишь отмахнулась. Она спешила убраться подальше от кампуса, боясь сорваться, если заговорит с кем-нибудь еще. К тому же усталость придавливала к земле и грозила вколотить по колено в асфальт, словно на плечи водрузили тектоническую плиту. Под правой лопаткой ожидаемо противно заныло, тут же вызвав ломоту где-то в грудине, и неприятная боль расползлась по уставшему телу. Элис осторожно вздохнула. Нет, Джо однозначно прав со своим докучливым бубнежом. Ей срочно надо взять себя в руки и наконец-то выспаться, иначе риск попасть в больницу с очередным кризом будет уже не гипотетическим. Последний курс и больное сердце – понятия совершенно несовместимые в суровых реалиях МТИ. Этот университет не зря прозвали раем для чокнутых гениев и адом для остальных. Но у Элис не будет второй попытки ни сдать экзамены, ни выжить. Придется как-то умудриться все совместить.

Эл торопливо шагала по Вассар-стрит, пока набирала сообщение для О’Нили с предупреждением не ждать ее сегодня у Хиггинса. И по-прежнему пялилась в телефон, когда завернула на Портленд-стрит, где обычно толклись таксисты. Остановилась Элис лишь на пешеходном переходе, который оказался занят группой странно одетых велосипедистов. Похоже, соседний Гарвард решил устроить парад. Опять. Но когда Эл уже вознамерилась перейти проезжую часть, перед ней неожиданно и резко, лишь чудом не задев, затормозил черный матовый автомобиль. С душераздирающим визгом шин он начертил на асфальте четыре черные полосы, прежде чем остановился. Элис испуганно отшатнулась. С губ сорвалось отнюдь не богоугодное выражение, и в это же мгновение разношерстная уличная толпа в едином порыве повернулась в сторону лихача…

С удивлением взглянув на идиота, что в такой час гонял по тихим улочкам Кембриджа, Элис почувствовала, как ее и без того несчастное сердце болезненно дернулось. Чертов мудак! Опять! За какие грехи этот день стал еще паршивее? Еле сдержавшись, чтобы не закатить глаза, Эл уставилась на машину прямиком из самого ада. Оставалось только осенить себя крестным знамением и помолиться, дабы самовлюбленный говнюк не сморозил очередную двусмысленную гадость на всю Портленд-стрит. Это же ей потом вовек не отделаться от идиотских шуточек. Тем временем секунды капали одна за другой, а Элис стояла и пялилась на черного четырехколесного зверя, совершенно не представляя, что же теперь делать. Наконец стекло «Мерседеса» медленно опустилось, и взору предстал Джеральд Риверс с невероятно самодовольным выражением лица. Козел!

Злость, тлевшая после разговора с Мелани и остальными идиотками, вспыхнула новым пламенем. Элис сгорала в собственном гневе и стыде, потому что теперь свидетелями отвратительной сцены будет не только кучка студентов в закрытой аудитории, но и минимум сотня зевак! Надо же так сглупить! Только сейчас Эл поняла, что лучше всего было уйти. Следовало немедленно отвернуться и раствориться в разношерстной толпе. Однако время было упущено. Она стояла напротив уродской машины и смотрела в самые страшные в мире глаза. Дав себе мысленного пинка, Эл раздраженно уставилась под ноги.

– Вас подвезти, мисс Чейн? – Донесшийся голос электрическим ветром поднял на теле все до единого волоски.

Эл едва не зашипела. Гаденыш, без сомнений, прекрасно владел речевым аппаратом. Его идеально тактичные нотки предложения почувствовались даже в жалких четырех словах. И будь профессор еще чуть больше тщеславен, он непременно занес бы их в хрестоматию для обучения малолетних пикаперов. Впрочем, Элис не сомневалась, что ни один человек в мире не произведет такого эффекта всего лишь одной мелкой фразой. Увы, набор генов Джеральда Риверса был уникален и неповторим.

Обо всем этом наверняка догадывался и он сам, потому что, небрежным взглядом окинув притихшую улицу, вновь с пластиковой улыбкой уставился на мисс Чейн. И Эл показалось, что замерли даже вездесущие мухи. Все насторожились в предчувствии скорой развязки, возможно, кровавой, и раздражение чуть ли не потрескивало в воздухе. Однако прошла секунда, затем вторая, и Эл вдруг поняла, что ей просто необходимо быть выше этого. Она не даст ни одного шанса на устную провокацию. Даже если от того, как именно профессор выделил ее имя, захотелось дать ему в рожу или плюнуть на капот эпатажной тачки. Желательно серной кислотой. Но Эл лишь молча посмотрела в чудовищно бесцветные глаза, где провалами чернели расширившиеся зрачки, и все так же, не произнеся ни слова, медленно подняла правую руку с оттопыренным средним пальцем.

Пантомима была понята верно, потому что уже в следующую секунду космический ублюдок рассмеялся и вдавил педаль газа в пол. Бешеный носатый монстр взревел двигателем и сорвался с места, стремительно унося своего владельца в горячее марево августовского заката.

– Ненавижу… – процедила Элис, пока смотрела вслед быстро удаляющейся черной точке. – Как вселенная вообще умудрилась породить такое?

Толпа безмолвствовала.

* * *

На следующий день перед дневной лекцией по квантовой оптике Элис забежала в лабораторию профессора Хиггинса. Пора было обозначить фронт работ на год и определиться с докладом на спонсируемой самыми престижными работодателями Кремниевой долины грядущей конференции по биотехнологиям. Заявку туда они подали еще весной, и вот недавно пришел ответ – их статья принята.

Работать с Хиггинсом было легко и приятно. Рыжеволосый, костлявый профессор-душка с удовольствием общался со студентами и к своим сорока годам был все еще не женат, за что не уставал благодарить небеса, пока неделями пропадал на конференциях и симпозиумах. И хоть по меркам университета Хиггинс был достаточно молод, увидев его бледную, заросшую щетиной физиономию в первый раз, их курс дружно дал новому преподавателю все прожитые им годы, а потом накинул сверху еще десяток. И каково же было всеобщее удивление, когда выяснилось, что разница между ними не так уж и велика! Впрочем, и та дюжина лет совсем скоро стерлась, оставив за собой только уважительное обращение «профессор». В общем, немыслимым научным ветром занесенный в Массачусетс профессор Хиггинс быстро стал объектом всеобщей студенческой любви не только за свое меткое чувство юмора, которое так ценили юные гики, но и за поразительное человеколюбие. Однако даже у него бывали неудачные дни, когда характер брал верх над строгой натурой. И тогда профессор превращался в порядочную язву, ненавидел чопорную Новую Англию, а от каждой его шуточки несло кладбищенским душком.

Элис считала его историю довольно забавной. Как потомственный военный инженер Хиггинс несколько лет отработал на британскую службу разведки, прежде чем однажды утром почувствовал ярый пацифизм. Ирландская кровь немедленно возжелала революционных перемен, и форменная стрижка сменилась на бесформенные светло-рыжие лохмы, а строгий и вынужденно скупой на слова офицер неожиданно обнаружил себя восхитительным лектором. Хиггинс был очень хорош. Он стремился передать знания с той же страстью, с какой в свое время жаждал воцарения мира. И Элис искренне считала, что таких преподавателей больше нет. Живая речь и фанатичная увлеченность предметом завораживали настолько, что спустя всего пару лекций к профессору выстроилась очередь из желающих писать под его началом выпускную работу. Но вечно занятый Хиггинс выбрал только двоих. И как же была удивлена Элис, когда из десятков не менее талантливых однокурсников он указал именно на нее. И на Джошуа. Но у этих двух мужчин была совершенно особенная атмосфера с запахом канифоли, припоя и горячего пластика. Фанатики текстолита, они точно втайне принесли клятву верности на справочнике номенклатуры резисторов.

И потому совершенно неудивительно, что однажды обсуждение технологических новинок привело этих двух в клуб дядюшки Клауса, где их и обнаружила Элис. Студент и преподаватель умудрились напиться до состояния полной потери сигнала между мозгом и двигательным центром. Точнее, в таком состоянии был Джошуа. Профессор Хиггинс, имея знаменитую ирландскую печень, оказался чуть более вменяем. Он успел просветить Элис, что ее чернокожий приятель оплакивал расставание с очередной пассией, после чего отрубился прямо за столом. Очнулся дражайший руководитель уже в их квартире на крошечном диване, мучаясь дикой головной болью, стыдом и любопытством. Именно в тот вечер профессор стал вторым человеком, поверенным в секрет О’Нили. Не то чтобы друг детства скрывал свои предпочтения, нет. Просто не считал нужным орать об этом на каждом углу. После этого случая Хиггинс часто присоединялся к компании, состоящей из Джо, Элис и ее коллеги по «Вальхалле» – Триши. Он же привел к ним аспирантку Генри Келль – единственное живое существо, кто мог навести порядок в совершенно бессистемных завалах бумаг занятого профессора. Все вместе они играли в покер, выбирались в свет и несколько раз устроили тур в «Монополию».

Так что в этот день, как и сотню раз до этого, Элис открыла тяжелую деревянную дверь, что вела в лабораторию профессора, и, преисполненная радостным предвкушением встречи, шагнула вперед. В конце кишкообразного, заставленного компьютерами и разномастными стульями помещения притаился кабинет Хиггинса. И здесь все было по-старому: валялись неопознанные микросхемы, пучки перепутанных проводов, а столы покрывали множественные пятна от кислотных растворителей. С тайным трепетом Элис вдохнула запах канифоли и раскаленного металла, что круглогодично витал в местной аудитории и теперь плотно ассоциировался с научным руководителем. Тот, кстати, нашелся за одним из специальных вытяжных стендов, склоненный над очередной печатной платой.

– Добрый день, профессор, – лучезарно улыбнулась она.

– А, вот и ты! – Хиггинс устало потянулся. Кажется, его бледное лицо за лето так ни разу и не увидело солнца. Он растянул губы в улыбке и снова сгорбился над столом, вооружившись паяльником с каким-то хитроумным жалом. – Рад тебя видеть. Как начался семестр?

– Вполне неплохо. – Элис пристроилась рядом на высоком стуле, наблюдая, как аккуратно и точно попадает на контакт припой. – Как прошла конференция в Венгрии?

– Уныло. – Профессор поморщился, но тут же поднял ласковый взгляд своих зеленоватых глаз. – Видел, ты выбрала курс Джеральда – похвально, весьма разумно и полезно.

Элис недоуменно посмотрела на своего руководителя. Что за новости? Профессор никогда не позволял себе подобных фамильярностей, по старой военной привычке свято соблюдая строгую субординацию. Кроме… Что же, Элис и Джошуа, по всей видимости, были не в счет, как и Генриетта. Хиггинс же истолковал ее недоумение по-своему.

– Профессора Риверса, – пояснил он.

Уточнение вышло излишним. Ни за что на свете Элис не забыла бы столь необычное сочетание. Джеральд Риверс. Обманчиво-мягкое, лживо-нежное сперва и хлестко-раскатистое в конце. Р-р-риверс. Как никто другой, этот мужчина соответствовал своему имени. Даже здесь ощущалось чертово двойное дно.

– Элис?

Она вздрогнула, осознав, что слишком задумалась, и профессор ждет ответа.

– Все… в порядке, – наконец удалось ей выдавить из себя пару слов, проигнорировав замечание о главной головной боли последних двух дней. Элис выдохнула, взяла себя в руки и продолжила уже спокойным тоном. – Пришла узнать, что у нас по планам с конференцией.

– Как твое самочувствие? – ответно проигнорировал слова Хиггинс. – Джошуа сказал, твои боли…

– У него слишком длинный язык, – зло перебила Элис, скорее по привычке, чем из-за настоящего раздражения. В конце концов, профессор столько раз становился свидетелем маленьких приступов…

– Он волнуется. – Хиггинс помедлил секунду, словно раздумывая, сказать или не сказать что-то еще, и неожиданно добавил: – Я тоже.

И в этот момент Элис почувствовала, как внутри разлилось приятное тепло. Вот он – Мэттью Хиггинс! До фанатизма заботливый и сострадательный человек, который нес добро каждую минуту своего существования. И все же Элис покачала головой.

– Я благодарна вам обоим за заботу, честное слово. Но способна разобраться сама.

– Доктор Чен так не считает. Мы тоже. Эл, ты же знаешь, что всегда можно попросить субсидию, чтобы за счет университета провести хотя бы малую операцию. Уверен, комиссия одобрит запрос…

Этот вопрос профессор и Джо поднимали каждые полгода. И пусть они особо не надеялись на согласие упрямой мисс Чейн, но все равно не оставляли попыток.

– Нет, – жестко отрезала она в очередной раз. – Грантов с моих проектов хватает, чтобы компенсировать затраты университета на обучение, но вряд ли они захотят тащить балластом больную девчонку. На мое место всегда найдутся более перспективные.

– Не городи ерунды! – неожиданно вспылил Хиггинс. – Ты – ценное приобретение для Массачусетса, да и в комиссии сидят адекватные люди, которые войдут в положение. Но если и нет, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь и…

– Сэр, – устало проговорила Элис, – я ценю, что вы переживаете за меня, но брать ничего и ни у кого не стану. Во-первых, это дело только мое. Во-вторых, вы даже не представляете, какая там сумма.

Она мягко улыбнулась и, не дожидаясь ответной реплики, сменила тему.

– Так что с конференцией?

Профессор понял, что продолжать разговор бессмысленно, растерянно почесал светло-рыжую бровь и сдался.

– У тебя будет стендовый доклад. Готовим постер.

– А почему не устный? – удивилась Элис, а сама попыталась стянуть уже прилипшую к влажному телу верхнюю кофту, чтобы остаться в одной футболке. С удивительной августовской жарой не справлялся даже мощный кондиционер лаборатории. Тяжелый взгляд, которым профессор Хиггинс задержался на просвечивающих сквозь тонкую кожу венах, остался незамеченным.

– Тебе предстоит многое доделать в программе, и лишние вопросы к работе пока неуместны. Сама понимаешь, проект спонсирует отдел из NASA, а они – товарищи скрытные. – Он вздохнул, дав понять, что предпочел бы с блеском показать их с Элис детище, но… но… Всегда эти условности и секретность.

– Без проблем, – примирительно подняла руки Элис. Она и не думала настаивать. В конце концов, профессору виднее. И Эл уже собиралась сказать это и кое-что еще, но Хиггинс успел первым.

– Ах да. Я уже говорил, что рад твоему выбору?

Она удивленно моргнула.

– Сэр?

– Курс профессора Риверса.

И Элис едва поборола желание досадливо хлопнуть рукой по столу. Это заговор, что ли? Ни разу за все пять лет она не слышала этого имени, не видела этого человека, вообще не знала о нем. Но уже второй день подряд неоднократно сталкивалась с проклятым типом не только вживую, но и в разговорах. Ее очередная лекция у чудного профессора только закончилась, отчего Эл казалось, что легкие еще долго будут пропитаны витавшим в аудитории ароматом. Тем временем Хиггинс задумчиво постучал по столу рукояткой паяльника и проговорил:

– Нам может потребоваться его помощь на последнем этапе, если ты все-таки решишь зафиналить идею и напишешь собственный искусственный интеллект. Тебе предстоит делать анализ каждого гена, чтобы внести его в библиотеку, а без нейросети программа не справится.