Читать книгу: «Интимная гравитация», страница 11
Утолённая жажда
Проблем, порою, целый пруд!
Но это не пугает:
От секса люди не бегут,
Они в него ныряют…
Андрей Олегович
Очередной, третий по счёту за полгода медовый месяц, был отмечен особенно чувственными наслаждениями. Аппетит на пикантные игры рос в геометрической прогрессии вместе с опытом отправления медитативных интимных практик.
Молодожёны – существа не из нашей солнечной системы. Некоторые живут в мире иллюзий и грёз годами.
Ничто не могло стереть с неба над нами солнечной радуги.
Нас с женой объединяли не только эмоции. Нечто третье, весьма чувствительное для Веры, давало нам повод для восторгов, незримо меняя рисунок совместной жизни.
Плод любви не давал соскучиться: эмбрион властно перестраивал мамин организм под свои бесконечно растущие потребности.
Ненасытная любовь затягивала нас в эротические и социальные игры, которым не было числа.
День-ночь – нам всё едино. Только я и она, она и я.
И пусть весь Мир подождёт.
Окружающее было к нам предельно толерантно, страстей наших попросту не замечало.
Для жизни частный случай незрим, неинтересен, поскольку является малой клеточкой большого замысла
Много ли человеку надо? От богатства настоящего счастья не случается. Только от безумства отрастают крепкие корни, от страсти обоюдной, питающей нежную ткань души жизненной энергией.
Несмотря на пламенные чувства, мы тоже скандалили, порой уставали от слишком тесного общения. Тогда хотелось в тишине одному побыть. Но почти сразу понимаешь, что вместе тесно, а порознь невозможно.
На то она и половинка, что нет без неё целого, есть только боль да одиночество, а этого добра в жизни и так довольно. Зачем же их взращивать? Мирились быстро. Чаще уступал я. Не потому, что не прав. Первый шаг к компромиссу легче сделать более сильному в паре, а я мужчина всё-таки и немного старше Верочки.
Лето пролетело незаметно. На днях свадьба. К ней всё готово. Родители приехали, братья. Мне неделю отпуска дали.
Вера за это время здорово изменилась: животик, конечно, совсем незаметен, даже платье для беременных не пришлось шить, но позвоночник стал похож на изгиб гусиной шеи: попа отклячилась назад, живот подался вперед. На лице веснушек прибавилось, потешных, чувственных. Так и хочется каждую в отдельности перецеловать.
Зато её тошнить перестало. Но появились капризы: хочу то, хочу это, а добудешь – фи, уже не хочу.
Говорят, это нормально в интересном положении. Ну, не знаю. Может, просто издевается?
Свадьбу сыграли традиционно, со всеми местными обычаями.
Моих гостей было человек семь, я ведь пришлый, нездешний. Остальные участники торжества со стороны невесты.
Гости веселились, я невыносимо устал. Свадьба – мероприятие для невесты. Ей хочется красоваться в белом, чтобы фата с кружевами, подарки, букеты, танцы. Для неё и старался, как мог. Хотя какая фата, если животик выдаёт совсем иной социальный статус?
После свадьбы сенокос подоспел. Лиза всю плешь проела, мол, помогать родителям надо.
Надо так надо. Взял отпуск и поехали. Лиза отгулы оформила.
На сенокосе я и раньше бывал, сгребал, скирдовал, а здесь пришлось по взрослому косой махать. Потихоньку и эту науку освоил. Часто с ночёвкой на покосе оставались – траву лучше по росе валить нужно, с раннего утра, а днём вздремнуть можно прямо в прокосе. Или под деревцем, на одеяле.
Погода стояла чудесная. Духмяный запах свежескошенной травы и подсыхающего разнотравья душу наизнанку выворачивал. Кругом цветы: направо полевые, налево лесные. Ягоды наливаются, птицы поют, кузнечики стрекочут.
Вечерами сверчки горели синим холодным пламенем, как звёзды, а созвездий на небе не сосчитать. Тишина, тепло: вёдро. Благодать. Давно так не отдыхал.
Ха, отдыхал! Какой там отдых: с четырёх утра косим, потом завтракаем, после сгребаем в кучи, носим стожки на жердях к скирдам, укладываем, утаптываем.
Ноги отваливаются, руки совсем ничего не чувствуют. Но всё одно отдых, отпуск.
Неужели теперь каждый год так развлекаться будем?
Да если и так. Зато жена рядышком, скоро сын родится.
Хотя, кто сказал, что сын. Последнее время мне больше дочку хочется: умницу, красавицу.
Закрою глаза и вижу: махонькая, в жёлтом расклешённом платьишке, лёгком-лёгком. На руках кроху держу, она мне ручкой куда-то вдаль показывает. И Лиза, жена нас обнимает…
Много раз посещало меня такое видение. Именно девочка, исключительно в жёлтом платье, лет трёх. Маленькую, только родившуюся, совсем никак представить не получалось.
Всё хорошо на покосе: природа, молока парного вдоволь, простокваша, овощи с грядки, мясо на углях…
Тёща блины да пироги каждый день на стол мечет. Обедать без ста граммов не садимся. Вода, воздух, солнце.
Вот только с Верой мы теперь как братья… улыбаемся да переглядываемся. Бесконтактная любовь.
Домишко у тёщи мизерный – уединиться негде. На покосе и вовсе каждую секунду под присмотром. Я уже мужское как мочало разве что не в узел завязываю, а жёнушка ходит, как ни в чём не бывало, красуется, будто так и надо.
Я ей знаками и по-всякому намекаю – молчит, только ухмыляется да животик аппетитно оглаживает.
И чего делать? Всё, думаю, надо спасать положение, хоть даже самообслуживанием, сил больше моих нет.
Но, видно, женщины и вправду всё чувствуют: когда стало совсем невмоготу, Верочка подмигнула.
Мы в тот день в доме ночевали.
Ручкой зовёт, направляясь в сени.
Меня затрясло, до чего же прислониться к желанному телу хочется. Вот оно, родимое, в метре от меня, уютной попкой виляет, голыми ножками манит.
Мигом представил шаловливую ладонь под юбкой, напрягся, задумался, чудом не впечатался в упругий зад. Однако дал-таки волю рукам: огладил спелые полукружия, прижал милую, ощутив трепещущий корпус и налитые тяжестью груди, развернул к себе.
Перецеловал глаза, веснушки, шею.
Оглядываюсь. Вроде никого. Одни мы, одни!
– Здесь у меня, в дальнем углу сеновала, место потайное, заветное. Я в нём всё детство пряталась, о любви и счастье мечтала. Золотое времечко было, часто о том вспоминаю. Там у меня гнездо сделано, до сих пор сохранилось, никто не трогает. Туда и спрячемся.
Вижу, притомился без женской ласки. Я ведь понимаю, мужику внутри мечты небо в алмазах снится. Снаружи – нет в жизни счастья, так? Хоть и не очень хорошо себя чувствую, но дороже тебя нет у меня никого на целом свете. Всё тебе одному отдам. Люблю я тебя, люблю. Залезай за сеновал.
В углу темно. Сено старое, трухлявое, пылью просыпается на голову, пахнет плесенью, зато одеяло предусмотрительно постелено, всё не на колючем сене валяться.
Скинул с себя нижнюю часть одежды, платье у подружки задрал, трусики стягиваю. Таким родным запахом повеяло, голова кругом пошла. Затрясло, залихорадило, руки дрожат.
Целую Лизоньку, обнимаю, глажу по коже шелковистой. Возбуждение зашкаливает. Раздвинула она свои волшебные белые бёдра, да поздно… я уже сам опростался.
Стоило из-за этого в тёмный вонючий чулан залезать?
Упал без сил. Ничего вроде не делал, а отдышаться не могу. Злой как чёрт.
– Извини, милый! Передержала я тебя. Не подумала. Другой раз такого не случится. Сейчас всё исправлю. Не расстраивайся. Время у нас есть, сил полно, желанием не обижены. Лежи, молчи. Ещё лучше вовсе глаза закрой. Теперь я сама управлюсь.
Заиграла Верочка на моей дудочке… тишина, звуков не слышно, в мозгу волшебная музыка звучит.
Заслушался, шалея от непривычных ласк, отключился совсем. В голове вспышки, шум прибоя. Дальше как во сне.
Очнулся от спазмов внизу живота и взрыва изнутри влажной тесноты.
Я и поплыл. Сердце стукотит.
– Ну как, полегчало? Ещё разок полечимся, или хватит на сегодня? Я тебя люблю, дурашка! Очень-очень люблю.
Подумал я секунду и решил не отказывать даме в продолжении банкета. Накопилось за сенокос добра в закромах – ешь не хочу. Подружка для меня всегда желанна. Аппетит хороший. Может, я сладкоежка?
Ну, и продолжили мы светскую беседу на высшем уровне. Торопиться некуда, можно всё с толком, с чувством, с расстановкой, чтобы ничего не упустить.
Ластились часа полтора. Кажется, всё обследовал, ничего не забыл. Вылезли после окончания рандеву из убежища – в голове можно рассаду высаживать. Пришлось на речку идти – голову мыть.
Переоднлись. Тёща лыбится, словно свечку над нами держала. Ну и интуиция у этих баб.
Зато настроение солнечное.
Впору на сенокос, косой помахать. Может, дрова поколоть? Что-то силушку девать некуда.
Отпуск быстро пролетел. Я привыкнуть успел к сенокосной жизни. Каждый день каша молочная из русской печи с разварочки, блины-оладьи, простокваши хоть ведро, деревенская выпечка, налистовники. Это лепёшки такие деревенские, щи наваристые, картошка в ста видах, капуста квашеная, сметана.
Кормили на убой. Дома так не поешь.
Зато в плане любви – абсолютная диета: раз в неделю по выдаче. Сколько и когда предложат.
Чувствую, здорово недодали. Просто дефицит накопился, требует этот голод немедленного утоления. Ничем не удержать возбуждённого и приумноженного сознанием желания.
Вот доберусь до дома…
Круглосуточный сенокос Верочке устрою!
О самой первой любви
Изумлённое солнце, застыв на пути,
закатиться могло, но хотело взойти…
Истекали секунды, решенье тая,
но не двинулось вспять колесо бытия –
был печален и прост предрешённый ответ.
…От чего же закат так похож на рассвет?
Елена Зимовец
За долгую жизнь я слышал немало историй о первой любви. Эта деликатная тема волнует практически всех, потому, что память весьма избирательна: из тысяч событий мы запоминаем лишь несколько, которые отпечатались в душе несмываемыми красками.
Отчётливее всего реконструируем потрясения и переживания в драматической и комической тональностях. Это не удивительно: глубинные эмоциональные испытания оставляют в сознании яркий химический след.
Память по большей части ассоциативна. Много раз замечал, что волевыми усилиями проблематично чего-то вспомнить, разве что событие было настолько причудливым или ярким, что забыть его попросту невозможно.
Другое дело цепочка контекстных стимулов в виде определённых предметов или переживаний, напрямую связанных с интересным эпизодом. Я, например, чутко реагирую на сопутствующие воспоминанию тактильные ощущения и запахи.
Сладкие, пряные, терпкие, вкусные и противные, ароматные и удушливые, они моментально запускают цепочку некогда пережитых впечатлений, услужливо реставрируя основательно стёртые, выцветшие впечатления далёкого прошлого.
Разговорившись с соседкой, встреченной на автобусной остановке, на которой мы вылезли вместе, возвращаясь с работы, честно говоря, я и темы беседы не могу вспомнить, потому, что дальнейшая череда случайностей затушевала, размазала по холсту событий инцидент, сфокусировавший на себе весь спектр моего внимания.
Скорее всего, тема общения была увлекательная, раз я не заметил, как вступил ногой в нечто гадкое и омерзительное, непонятно как появившееся на тропинке к дому.
Почуяв резкий аромат человеческих испражнений, Верочка смутилась и покраснела.
Можете представить, что в тот момент чувствовал я. Мне хотелось провалиться сквозь землю, по крайней мере, я был готов убить на месте злополучного шутника с извращённым чувством юмора, который организовал эту диверсию.
Как я перед девушкой извинялся и какими шпионскими тропами пробирался к себе домой, пересказывать не хочется. Эмоциональный коктейль был взбит основательно.
Когда мне всё же удалось ликвидировать последствия аварии, немного упокоенный, я рассказал об этом происшествии жене.
Мы были молоды, лишь недавно создали семейную ячейку и довольно легко справлялись с любыми потрясениями. Естественно, что доверяли друг другу полностью, поэтому я не счёл достаточным основанием для того, чтобы скрыть происшествие, свой стыд.
Как же она смеялась.
Совсем недолго. Память предоставила Лизе сюжет из личных воспоминаний в той же тональности.
– Тьфу, какая гадость! Неужели нельзя было отойти несколько шагов в сторону? Если интересно, могу подобный случай из юности рассказать.
– Стоит ли развивать эту мерзкую тему?
– Не уверена, но всё же расскажу.
Мне пришлось слушать, потому, что Лиза неожиданно стала сосредоточенной и грустной: прикурила, закинула ногу на ногу.
– Ведь я совсем забыла о том случае. Наверно это была… да, точно, это была первая серьёзная влюблённость. Я принимала её за самую настоящую любовь. Мне было чуть больше четырнадцати. Голова и кровь переполнены сладкими романтическими переживаниями, причудливые фантазии разогревали сознание до точки кипения. Я болела необходимостью влюбиться, настойчиво искала повод испытать чувства, описанные в прочитанных книгах.
Я любил свою замечательную девочку, потому слушал внимательно: боялся спугнуть чувственный порыв.
У меня ведь тоже была первая любовь, даже не одна. Переживание тех событиях будоражили кровь, разогревали её изнутри до состояния ноющей боли, заставляющей сожалеть о том, что чистые, пусть и незрелые чувства я уничтожил неловкими душевными всплесками, что жизнь могла сложиться иначе.
Как именно, подсказывало изобретательное воображение, особенно если погружение в прошлое совпадало с мрачным настроением или душевными муками по поводу реалий сегодняшнего дня.
Стараясь не шуметь, не отвлекать внимание жены от воспоминаний, я приготовил нехитрый ужин, время от времени короткими репликами давая понять, что внимателен к её повествованию.
– Через три дома от нас жил Витя Смоляков. Он был старше меня почти на семь лет, даже успел отслужить в армии. Если хочешь, могу найти его фотографию.
– Не отвлекайся, рассказывай.
Лиза осуждающе посмотрела на меня, горестно вздохнула, послав в моё ранимое слабенький, но ощутимый импульс ревности.
– Для меня Виктор был идеалом. Видел бы ты его мужественный торс. Как ловко он умел играть объёмными, нереально развитыми мышцами, одновременно удивительно чувственным взглядом посылая лично мне (именно так я воспринимала его особенное внимание), сигнал, что я ему не безразлична. Его лицо при мне всегда озаряла улыбка. Меня он называл не иначе как Детка. Было бы обидно, если бы это произносил кто-то другой. Из его уст подобное обращение звучало комплиментом.
– Хотела бы вернуть те волшебные впечатления?
– Не перебивай, я под впечатлением. Не поверишь – словно вернулась в юность. Как же чертовски хорош он был! Вам не дано понять, как воспринимаем мы, девочки, чувственную мужественность и силу. Витька казался мне совершенством. Он строил дом рядом с родительским. Один, без помощников: обтёсывал и передвигал тяжеленные брёвна, делал это играючи, постоянно чего-то напевая. Я наблюдала за ним тайком, лёжа за кучей опилок.
– Как это похоже на тебя сегодняшнюю. Привычка подглядывать никуда не исчезла. Зачем ты читала мой дневник, ведь там интимные, очень личные записи?
– Не смей ничего от меня скрывать. Я должна знать всё… иначе не смогу делиться с тобой сокровенным.
– Человек ни перед кем не должен выворачиваться наизнанку, даже если это касается самых близких. Может наступить момент, когда личные тайны будут использованы в неприглядных целях. Я уже столкнулся, и не раз, с подобным обстоятельством. Прежде чем рассказать о чём-то непристойном, унизительным или запретным, десять раз подумай – не придётся ли об этом пожалеть.
– Только не мне. Ты ведь для меня самый родной, правда! Ладно, не об этом сейчас. Не знаю, видел Витька, как я за ним слежу и потому возбудился, или я в ту пору начала заметно взрослеть, неподдельный интерес ко мне начал проявляться повышенным вниманием. Соседушка по несколько раз в день “совершенно случайно” стал мне встречаться, и каждый раз находил повод для разговора.
– А ведь ты до сих пор его любишь!
– Глупости. Ты совсем не умеешь слушать, это нечестно! Я млела, впадала в его присутствии в ступор, невольно опускала глаза, не смея встретить ироничный или язвительный взгляд: он же относился ко мне как к деточке.
Кожа моя зудела крапивницей, покрывалась противными гусиными пупырышками. Я горела снаружи и холодела изнутри.
Витька говорил и говорил: мне было не важно, о чём. Уверенный, с взрослой хрипотцой голос оказывал странное влияние: я начинала парить над собой, замирала от страха, надеясь и одновременно страшась, что Витя до меня дотронется, или поцелует. Я мечтала как можно быстрее повзрослеть, чтобы иметь право надеяться стать любимой.
– Думаю, эти переживания одинаковы для всех.
– Могу не рассказывать, если тебе не интересно.
– Напротив, я весь внимание. Замечательно сознавать, что моя жена не соляной столб, а чувственная, сентиментальная девочка, для которой любовь – не пустой звук.
– Меня одолевали фантазии как я и он… впрочем, об этом лучше не рассказывать. Не ухмыляйся… совсем не то, о чём ты подумал. Витька признавался мне в любви, я от избытка чувств падала в обморок, он приводил меня в чувство… да-да – завидуй, ревнуй, самыми настоящими поцелуями. У меня тогда здорово получалось грезить наяву, даже лучше, чем теперь.
– А я… я тебе признался в воображаемой любви до или после первого свидания?
– Уже не помню. Слишком быстро мы перешли границу целомудренности.
– Вот как! По поводу его любви ты падала в обморок, а обо мне даже помечтать ленилась!
– Тогда всё было иначе: самые главные события развивались без его участия, в моём впечатлительном воображении. Это было так увлекательно, так волнительно. Азарт предвкушения желанных событий, трепетное томление с расплывчатыми контурами. Не было у меня нужды в практических занятиях, достаточно было грёз. Я лелеяла мечты о любви, о свадьбе, довольно долго, почти до середины зимы. До того дня, когда в сельском клубе крутили фильм “Звезда пленительного счастья”, после которого были танцы.
Представляешь, как это происходит в клубе, где нет отопления? Танцующие пары в ватниках и валенках. Умора!
– Знакомые ощущения. Приходилось танцевать на подобном балу. Правда, с влюблённостями никакой связи не припоминаю.
– Я мечтала, что Витя придёт в клуб и пригласит на танец, даже готова была для такого замечательного события скинуть пальто, под которое надела яркое платье.
Он не пришёл.
Это было до чёртиков обидно, я даже всплакнула. К тому времени я так замечталась, что реально считала его своим парнем. Оставалось только встретиться и произнести вслух самые главные слова.
– А он, ты уверена, что Витька чувствовал то же самое?
– Неважно! Для меня это не имело значения. Это были мои мечты. От него требовалось только прийти… и пригласить на танец. Больше ни-че-го!
А он не пришёл.
– Заинтриговала. Сам не пришёл, но отправил посылку с фекалиями, так что ли? Как я понял – ты хотела рассказать, что тоже вляпалась в дерьмо.
– Дурак. Он ждал меня возле клуба… но после танцев. Стоял за деревьями и ждал. Подкрался незаметно, закрыл ладонями глаза. Я сразу его узнала. Он действительно поцеловал меня. Всего один разочек. Как же это было волнительно, как сладко!
– Рассказываешь с таким чувством, словно это происходит сейчас. Думаю, Витька игрался с тобой, как кошка с мышкой.
– Не знаю. Теперь не знаю. Тогда казалось, что исполнилась самая главная мечта. Я была по-настоящему счастлива. Мы постояли немного в обнимку, потом, не сговариваясь, пошли за околицу, чтобы с чувством молчать там, где никто не увидит. Я буквально таяла, ощущая на своём плече его тяжёлую руку. Сердце стучало с перебоями, предвкушая нечто запретное и невыносимо сладкое, что непременно должно было случиться.
– Не тяни резину. Дальше-то что было?
– Дальше ему расскажи… дальше я вляпалась! Так же как ты сегодня. Вот! Соблазнительный морок моментально растворился в ночной тишине. Мне было ужасно стыдно и гадко. Я расплакалась и убежала.
Тошнотворная вонь настолько глубоко въелась в войлок валенок, что избавиться от неё было невозможно.
Мои страдания были беспредельны.
Представь себе лунную морозную ночь, небо усыпанное звёздами… я на коленях у проруби, с остервенением полощу злополучные катанки. Руки отмёрзли до того, что согреть их никак не получалось. У нас же тогда не было запасной обуви, нужно было привести в годное состояние эту.
– Да, подруженька, намаялась ты. А как же любовь! Витька-то что?
– Витька… когда я заиндевевшая, на негнущихся ногах с отмороженными руками шла мимо его дома, мой миленький стоял у крыльца… с Риткой Колесниковой, взрослой женщиной, известной своей доступностью.
У неё было трое детей и ни одного мужа.
Они переговаривались, громко смеялись.
Я спряталась, чтобы ненароком не попасться на глаза. Витька притянул Ритку к себе, бесстыдно обхватил её за поджарый зад и впился в рот поцелуем.
Говорили они тихо, но мне удалось услышать предложение зайти в гости и вопрос, есть ли водка.
– Почему я не удивлён! Он взрослый, а ты… ты детка, несмышленый ребёночек. Думаю, тебе ой как повезло, что так удачно завершилось приобщение к таинству первой любви. Или было что-то ещё?
– Не было ничего, кроме слёз, переживаний… и воспаления лёгких. Мне было ужасно стыдно, за него стыдно. Я долго болела.
Как же мне было обидно и гадко. Я воспринимала события того вечера как измену. Это гораздо больнее, чем отмывать от дерьма валенки в ледяной воде.
Витька разорвал на мелкие кусочки моё сердце.
После он ко мне не раз подкатывал, но ответить ему взаимностью я не смогла.
– И всё-таки вспоминаешь его с ностальгией. Почему!
– Не знаю. Он был красивый, сильный. Я его любила. Если бы в тот вечер не увидела, как он Ритку охмуряет, Вите не пришлось бы меня долго уговаривать.
– Не думаешь, что мне обидно это слышать?
– Можно подумать, я у тебя единственная! Сам сказал, что до меня тоже влюблялся. Из песни слов не выкинешь. Первая любовь, даже такая несуразная, не забывается. Много раз представляла себе варианты. Я и Витя. Подумаешь, Ритка! Он взрослый, я – пигалица. Понятно же, что ему была нужна женщина, а не девочка. Если любишь – можно что угодно простить.
– С этого момента, пожалуйста, конкретнее. Что-то не пойму, куда ты клонишь! Это была не сказка, а присказка? Ты с ним встречалась, у вас что-то было!
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе