Цитаты из книги «Нечистая сила. Том 1», страница 4

Проходите по улице и видите вывеску: "Фабрика швейных машин". Не верьте - здесь уже давно собирают пулеметы.

Товарищ министра - товарищ министру, но министр - не товарищ товарищу министра...

Царизм никогда не рисковал черпать сановные кадры из числа крайне правых, которые при слове "царь" сразу же разевались в гимне "Боже, царя храни...".

- ... Владимир Николаич, подскажите, что я могу сделать для Родины?

- Гришка уже всё сделал на сто лет вперёд...

Дневник филерского наблюдения отметил приезд в Покровское жены синодского казначея Ленки Соловьёвой - толстой коротышки, она скакала вокруг Гришки, крича: "Ах, отец... отец ты мой!" Распутин тоже прыгал вокруг коротышки, хлопая себя по бёдрам, восклицая: "Ах, мать... мать ты моя!"

Через город, захлопнувший двери и ставни, идут илиодоровцы - биндюжники с флагами, маляры с квачами, дружинники с браунингами, бузотёры со шкаликами, лавочники с хоругвями, мясники с ножиками, бабы со скалками, старухи с иконами, мальчишки с рогатками.

...Нашёлся в Царицыне такой мерзавец, который, стоя в дверях скобяной лавки, шапку-то снял (и очков не носил, слава богу), но позволил себе при прохождении толпы, стыдно сказать, засмеяться. Наказание было ужасно - смешливого торговца скобяными товарами окунули в выгребную яму. ...После чего тронулись дальше - с криками: "Шапки и очки долой! Русь идёт..."

«Вырождающиеся женщины часто страдают оттого, что они ничего не чувствуют. Нередко они объясняют это тем, что муж обыкновенный, серый человек. Чувственность просыпается в них, когда к ним прикоснется герой. А героя найти нелегко! Те женщины, что пониже, могут ожидать своего принца. Но те женщины, что живут среди принцев, должны искать героя в слоях общества ниже себя, ибо люди своего круга ими уже испытаны. Такие особы начинают презирать условности, классовую рознь, наследственные предрассудки и даже требования чистоплотности. Так они доходят и до Распутина! Разумеется, — выделял Шульгин, — к этому времени они уже глубоко развращены, пройдя очень длинный путь великосветской проституции…»

Роман - это дом с открытыми дверями и окнами.

Каждый может устраиваться в нем как ему удобнее.

Жанр романа тем и хорош, что оставляет за автором право что-то недосказать, чтобы оставить простор для читательского домысла.

Без этого домысла никакой роман не может считаться законченным.

Еврейский народ дал миру немало людей различной ценности - от Христа до Азефа, от Савонаролы до Троцкого, от Спинозы до Бен-Гуриона, от Ламброзо до Эйнштейна... Да, были среди евреев великие философы-свободолюбцы, и были средь них великие палачи-инквизиторы. Русское еврейство могло гордиться революционерами, художниками, врачами, учеными и артистами, имена которых стали нашим общим достоянием. Но это лишь одна сторона дела; в пресловутом «еврейском вопросе», который давно набил всем оскомину, была еще изнанка - сионизм, уже набиравший силу. Сионисты добивались не равноправия евреев с русским народом, а исключительных прав для евреев, чтобы - на хлебах России! - они жили своими законами, своими настроениями. Не гимназия была им нужна, а хедер; не университет, а субботний шабаш. Сионизм проповедовал, что евреям дарована «вечная жизнь», а другим народам - «вечный путь»; еврей всегда «у цели пути», а другие народы - лишь «в пути к цели». Раввины внушали в синагогах, что весь мир - это лестница, по которой евреи будут всходить к блаженству, а «гои» (неевреи) осуждены погибать в грязи и хламе под лестницей... Вот страшная философия! Сионизм, кстати, никогда не выступал против царизма, наоборот, старался оторвать евреев от участия в революции, и потому главные идеологи еврейства находили поддержку у царского правительства. Единственное, в чем царизм мешал еврейской буржуазии, так это воровать больше того, нежели они воровали. А воровать и спекулировать они были большие мастера, и тут можно признать за ними «исключительность»... Из поражения первой революции евреи вынесли очень тяжелый багаж: разрыв Бунда с ленинской партией РСДРП(б), замкнутость и нетерпимость к неиудеям, кустарный подход к революции, ставка на свое «мессианство», кружки местечковой самообороны (та же «черная сотня», только еврейская!), масса жаргонной литературы и усиленная эмиграция. Царизм в эти годы был озабочен не столько тем, что евреи заполняют столичные города, сколько тем, что евреи активно и напористо захватывают банки, правления заводов, редакции газет и адвокатские конторы.

Крайности всегда имеют тяготение одна к другой, как полюса магнитов. Парижский апаш читает роман о жизни маркизы, а сама маркиза читает роман из жизни апашей. Царям тоже иногда любопытно подсмотреть недоступную народную жизнь.