Читать книгу: «Точка невозврата», страница 11

Она плюхнулась в кресло, зафиксировала себя ремнями и рванула штурвал. Со стороны грузового отсека что-то заскрежетало. Глянула на камеры – манипулятор мародёров безвольно разжался, но один из зажимов застрял в ячейке внешнего резервуара. Алёна подцепила клешнёй застрявшую деталь. И как только корабль освободился, включила движки на полную и рванула вперёд – всё равно куда, главное подальше.

Серое марево поглотило силуэт корабля, и в камерах всё снова стало однотонным. Алёна пару раз сменила направление, чтобы сбить со следа возможных преследователей, и отключила движки. Корабль плавно поплыл, двигаясь по инерции. А она откинулась на сиденье и перевела дух. Теперь надо было подумать, как выбираться из этого облака.

Конечно, если всё время двигаться прямо, когда-нибудь она достигнет края, только проблема была в том, что она понятия не имела, в какую сторону движется, сколько времени это займёт и куда её в итоге занесёт. А ещё хватит ли ей заряда, чтобы добраться потом до станции? К тому же, чем дольше она шла без радара, тем выше был шанс встретиться с крупным астероидом, который положит конец этой дурацкой беготне.

Она оглядела изображение с внешних камер – пусто.

Вдруг сзади её накрыла крупная тень, и сердце ушло в пятки – неужели нашли?!

Но тень плавно проскользила и устремилась в одном с Алёной направлении – огромный медленно вращающийся астероид. Алёна поняла, что это шанс – под его прикрытием она сможет проскочить незамеченной, а если закрепится на поверхности, то не придется тратить заряд, чтобы добраться до края облака.

Она чуть добавила тяги и поравнялась с тёмной массой. Подстроилась под медленное вращение и вбила якоря, плотно притянув себя к камню. Ну что ж… возможно, эта авантюра и не закончится её гибелью.

Алёна проверила камеры – однотонная серая муть. Это хорошо, пусть так и остаётся. Она вывела на экран цепь питания и вернула подачу энергии на систему жизнеобеспечения: уже начинала чувствоваться нехватка кислорода. Отстегнулась и нашла в коридоре мокрый ботинок. Вернулась в кабину и от нечего делать решила просканировать приютивший её камень – забавно, если он окажется не только удобным, но и ценным.

Она улыбнулась – да, если бы ей удалось выйти из этой заварушки с прибылью, то это полностью оправдало бы некоторые переживания. Она запустила спектрометр, и пока анализатор собирал данные, даже позволила себе немного помечтать. Когда-то давно они с братом хотели заработать денег и улететь на уютную тёплую планету, откуда не будет видно леденящую космическую пустоту; где день будет начинаться рассветом, а не сигналом таймера; где ночь будет прозрачной и светлой. И где никогда, никогда больше она не будет смотреть на звёзды.

Экран спектрометра моргнул, оповещая об окончании анализа, и Алёна уставилась на разноцветные строчки: очень мало невнятной металлсодержащей бурды и очень много…

Меди.

Целый, мать его, оковалок размером с туристический лайнер, нашпигованный медью.

С началом освоения космоса медь стала новым золотом. Её востребованность постоянно росла, а предложение на протяжении уже многих десятилетий оставалось относительно стабильным – крупных астероидов давно не находили, и медь добывали на смешанных разработках наподобие той, где застряла Алёна.

Она ещё раз запустила спектральный анализ, боясь поверить в свою удачу. Может, из-за статического напряжения спектрометр тоже сошёл с ума? Но при повторном анализе экран показал абсолютно такой же список цветных строчек, где первое место с большим отрывом занимала медь. Где-то в конце списка, у органических белков (что бы это ни значило), мигал восклицательный значок. Алёна попыталась развернуть уведомление, но система зависла, и она от греха подальше решила больше ничего не трогать, опасаясь остаться без управления.

Главное – медь.

Надо доставить её на станцию. Сдать. Получить расчет. Заправить энергоблоки и исчезнуть из этого проклятого места навсегда.

Она сделала несколько вдохов. Без суеты. Нужно дождаться, когда астероид доберётся до края облака, потом сориентироваться и на максимальной скорости добраться до станции. Потому что, если она кому-то даст себя затормозить или остановить, астероид просто отберут. Хорошо, если она сама останется в живых. Единственный её шанс в скорости и внезапности – камень с окраин не сразу привлечёт внимание, и до того, как остальные рудоловы разберутся, куда он направляется, Алёна должна успеть подобраться достаточно близко, чтобы подать на станцию сигнал.

Когда облако поредело, и заработала система навигации, она обнаружила, что её вынесло сильно в стороне от станции, но, к счастью, в этом секторе сегодня почти не было кораблей – все оказались заняты роем выдернутых из околопланетного диска астероидов.

Она встала на курс и дала максимальную тягу.

На середине пути ей наперерез попыталась выйти парочка небольших буксиров, но разогнавшаяся махина снесла их, даже не вздрогнув. И как только замигал передатчик сигнала со станции, она отправила сообщение о регистрации прибывающего груза со своими координатами. Огромный излучатель развернулся, и она вошла в магнитное поле. Отключила двигатели и прильнула к голограмме радара – даже сейчас еще оставался шанс, что её выдернут и отберут бесценную добычу.

Но пространство возле станции оставалось свободным.

Алёна дождалась, пока её подтянет к грузоприёмнику и втащит в огромную воронку спектрального анализатора. Там она зависла в кольце датчиков в тревожном ожидании. Она всё никак не могла отделаться от ощущения, что ошиблась и притащила пустой бесполезный камень.

Но вот анализатор закончил подсчёты, и на экране замигал значок входящего сообщения – предложение Галактической Добывающей Корпорации на покупку доставленного материала.

Дрожащим пальцем она ткнула в экран и развернула сообщение. Дыхание слегка перехватило. Цифры запрыгали перед глазами, и она с трудом сосчитала расползающиеся нули.

В принципе, при получении предложения была предусмотрена возможность поторговаться и набить курс повыше. Но Алёна о ней даже не вспомнила. Опасаясь, что корпорация вдруг передумает, а спектрометр вот-вот скорректирует данные, завышенные по какой-то неизвестной ошибке, она ткнула в согласие. На экране замигало ещё одно входящее – уведомление о пополнении счета коинов. Алёна открыла его, и снова нули заскакали перед глазами.

Надо быстрее заправиться и валить из этой дыры, пока не ограбили.

Она включила движки и дала тягу. Но магнитный луч держал крепко. Алёна нахмурилась и добавила мощности. Что за шутки? Неужели она всё-таки ошиблась, и сделка отменяется? Внутри всё похолодело. Но в это время перед кабиной зажглись большие голографические буквы, и сквозь мутное окно Алёна разглядела бегущую надпись: «Освободите груз».

Она выругалась сама на себя и выдернула якоря из камня. Поддала тяги и снова не двинулась с места. Перед кабиной по-прежнему светилась голографическая надпись.

Алёна открыла письмо от корпорации и перечитала, что же именно у неё только что купили.

В списке значилось:

Космическое тело объёмом 0,64 кубических километра и полный перечень минерального состава.

Руда дроблёная, содержание железа столько-то процентов.

Руда! Алёна хлопнула себя по лбу. Она же забыла, что у неё полный трюм этой дурацкой руды!

Она открыла дверцы отсека и включила гидравлический привод, который выдавливал содержимое контейнера наружу. Руда высыпалась и, подхваченная магнитным полем, закружилась в приёмнике. Алёна закрыла грузовой люк и на малой тяге осторожно выбралась из каменного облака. Позади неё огромный шлюз изолировал доставленный груз и загорелась надпись: «Санитарная обработка», но Алёна уже этого не видела.

От грузоприёмника она направилась прямиком к заправочной станции, но не успела встать на зарядку, как замигал входящий вызов. Алёна взглянула на определитель и смахнула вызов – обсуждать выплату комиссионных она точно не собирается. Через мгновение вызов повторился. Она свернула экран телекома и зашла в каталог заправочной станции – нужно докупить запасные энергоносители. Затем сверилась с картой безопасных маршрутов и прикинула расстояние до станций дозаправки. Телеком продолжал мигать. Алёна глянула уведомления – пять неотвеченных и восемнадцать входящих сообщений – и, не разворачивая подробности, смахнула обратно. Если не убраться быстро, этот нервный ублюдок явится за комиссией лично и, скорее всего, с сопровождением. Тогда уж точно с деньгами можно попрощаться.

Она спешно накидала все доступные энергоносители и модули подключения в корзину, перевела оплату и, едва только закончилась погрузка, а датчик зарядки показал полную заправку, рванула прочь. На голограмме радара мигали несколько точек, которые неожиданно быстро приближались. Алёна задала курс и включила переход на сверхсветовую. Снаружи полыхнуло белоснежной вспышкой, завыли от натуги движки, позади наверняка выжгло все корабли в радиусе действия импульса, а потом всё погрузилось в полную темноту, и через мгновение она вынырнула посреди открытого космоса – разрядились батареи. Она отключила гравитацию и направилась в грузовой отсек. Нужно было переместить свежие блоки к системе снабжения и подключить в сеть. А потом убраться как можно дальше – за выход на сверхсветовую в обитаемом секторе можно получить неслабый срок, но для этого её сначала нужно найти и доказать, что за штурвалом была именно она, поскольку грузовичок этот давно был списан и ни в каких реестрах за ней не числился. Хотя маловероятно, что он вообще был хоть в каких-то реестрах – на разработку его доставили контрабандой.

Осторожно транспортировав энергоблоки к техническому отсеку, она вернула гравитацию и подключила первый блок к заправочному узлу. Когда датчик показал полную зарядку, она вернулась в кабину и сделала еще один прыжок. После чего переподключилась к следующему энергоблоку, зарядилась и прыгнула снова. Так она добралась до первой роботизированной станции, где сдала опустошённые энергоносители и закупила новые. Следующим прыжком она вышла в обжитую часть космоса, где использование сверхсветовых скоростей было запрещено. Но зато здесь можно было включить автопилот и наконец расслабиться – с рутинными действиями, такими как зарядка батарей или корректировка курса, искусственный интеллект мог справиться самостоятельно, даже такой древний, как на её корабле. Она выставила конечные координаты, устроилась в капсуле жизнеобеспечения, вколола препарат глубокого сна и плавно сползла в черноту забытья.

На подлёте к пункту назначения система привела её в сознание, и Алёна, пока болталась на орбите небольшой планеты-курорта в очереди на регистрацию прибывающего транспорта, успела пролистать каталог доступного жилья и подать заявку на экспресс-покупку домика на побережье тёплого океана. А когда из агентства по недвижимости пришло сообщение об одобрении сделки, добавила в услуги еще и ускоренную регистрацию, сообщила данные разбившегося корабля брата, перевела требуемую сумму и, минуя сканер, направилась прямиком к своему новому жилищу.

Посадила шаттл. Выпрыгнула на песок и, смеясь, бросилась прямо в тёплые волны. А наплескавшись, упала в мелкую воду и, раскинув руки, уставилась в высоту, где голубовато-зелёный купол неба ласково обнимал горизонт. Нагретый воздух пах солью и водорослями. И никаких звёзд. Она подумала о брате, и на глаза навернулись слёзы. Ей нечего было даже похоронить: ни одной маленькой вещицы, которая бы принадлежала ему, не было на этом грузовичке.

Ненавистные звёзды! Будьте вы прокляты!

Она свернулась калачиком и наконец дала себе волю. Тяжёлые рыдания сдавили грудную клетку, и горячие солёные слёзы, смешиваясь с солоноватым тёплым океаном, потекли исцеляющим потоком.

Вечером, завернувшись в плед, она молча глядела на фиолетовые сполохи заката. Чуть ранее она заказала доставку еды – не безвкусную кашицу, которой питаются в далёком космосе, а самые настоящие фрукты, выращенные чьими-то заботливыми руками под солнцем этой планеты на её живой земле, и свежий хлеб, такой ароматный, что может закружиться голова, с гладкой золотистой корочкой и нежной ноздреватой мякотью. Этот праздничный обед, как она его назвала, был лучшей едой за всю её жизнь: сколько она себя помнила, они с братом скитались по космическим станциям и дальним форпостам, где хорошей едой считались сублимированные искусственные белки, которым придавали вид и запах мяса, и витаминизированная баланда, содержавшая суточную норму полезных микроэлементов.

Алёна вздохнула и отщипнула светло-фиолетовую дольку от половинки мясистого фрукта.

Она больше не вернётся в открытый космос. Никогда. Чем будет заниматься, она ещё не знала, но точно знала, чем не будет – добычей руды. А значит, надо продать корабль.

Она оглядела тёмный силуэт своего шаттла, и внутри всё сжалось от странной грусти и одновременно от облегчения и радости.

Утром. Она подумает об этом утром.

А пока надо уходить, скоро зажгутся звёзды. Их она ненавидела.

Утром Алёна обошла корабль и оценила состояние. Обшивка во многих местах была повреждена, манипулятор свёрнут на сторону, на боках виднеются следы столкновения с мародёрами. Она подошла ближе и заметила, что лючок одного из якорей заклинило и оттуда что-то торчит. Алёна присмотрелась – в створе виднелся крупный рыжеватый камень. Она забралась в кабину, которую так и бросила, не задраив со вчерашнего дня. В рубке по-прежнему пахло смазкой. На панели Алёна заметила новые уведомления телекома и из любопытства развернула список. Ожидаемо, большинство от обмылка – эти можно даже не открывать: ничего, кроме ругательств и требования денег, она там не увидит. Парочка от агентства по недвижимости – наверняка пытаются навязать дополнительные услуги деревенщине с окраин. А вот сообщение от Галактической Добывающей Корпорации – это было странно. Алёна подумала немного и смахнула все уведомления в корзину – какая теперь разница? Затем она открыла якорные лючки, и снаружи послышался скрип и звук падения.

Алёна выпрыгнула из кабины. Подошла к носу корабля и подняла рыжеватый булыжник – красивый, с блестящими медными гранями и золотистым отливом. Она погладила неровную поверхность. Что с ним делать? Алёна повертела камень, любуясь, как искрится на сколах солнечный свет. Выкинуть такую красоту было жаль, и она решила оставить его на память, как воплощение их общей с братом мечты, до которой он так и не дожил. Алёна смахнула выступившие слёзы, обняла булыжник и пошла в дом.

На следующий день она проснулась разбитой. Тело болело, а при дыхании грудная клетка раскрывалась как будто с трудом, словно что-то слегка притормаживало её и заставляло едва заметно отставать от привычного ритма. Алёна списала недомогание на акклиматизацию, но к вечеру дышать стало труднее, а в мышцах начались судороги – сначала незаметные, больше похожие на тик, но по мере того, как затруднялось дыхание, судороги усиливались. Она забралась в шаттл и распотрошила аптечку. Воздух выходил из лёгких уже со свистом, а чтобы набрать новый вдох, приходилось прикладывать усилия. Непрестанно смаргивая и пытаясь разогнать чёрную муть, она нервно перебрала просроченные медикаменты – ничего подходящего. Преодолевая дурноту и подкатывающую панику, Алёна выбралась из кабины, добрела до спальни, с усилием заставляя себя сделать каждый следующий вдох, и даже включила коммуникатор, а потом внезапно грудную клетку что-то заблокировало. Больше невозможно было сделать ни вдох, ни выдох. Алёна схватилась за горло, в немом ужасе открыла рот и… провалилась в душную густую черноту.

Утром, так и не получив запрошенные для оформления сделки документы, на объект прибыл агент по недвижимости. На звонок никто не вышел, а дверь оказалась приоткрытой. Он еще раз позвонил и, не получив ответа, осторожно зашёл. Первым, что привлекло его внимание, оказался оригинальный арт-объект на столике у входной двери. Роскошная, золотисто-медная скульптура выглядела как естественный самородок и идеально вписывалась в белоснежную чистоту внутреннего убранства дома, привлекая внимание и завораживая игрой света. Агент восхищённо погладил искристые грани, удивляясь, где это декораторы смогли найти такую редкость. Он снова позвал хозяев, но никто не откликнулся. После некоторых раздумий агент прошёл в гостиную, которая тоже оказалась пуста, затем в спальню и там наконец обнаружил причину молчания новой владелицы: на полу возле опрокинутого стула лежало тело, а на столе помигивал включённый коммуникатор с набранным, но так и не отправленным экстренным вызовом. Агент вскрикнул и бросился к девушке, но, едва коснувшись, отскочил в испуге – холодная кожа свидетельствовала о том, что помощь уже не понадобится. Он, спотыкаясь, выбрался из дома. По пути зацепил столик, и дорогущий медный арт-объект грохнулся об пол и разлетелся на мелкие осколки. Испугавшись, что его заставят возместить стоимость, агент в панике собрал осколки и ссыпал в портфель, после чего спешно вызвал полицейскую бригаду и медкоманду. Дождавшись приезда специальных служб, он передал информацию о пострадавшей – то, что было записано в анкете, – подробно описал свои действия, умолчав, впрочем, об инциденте с арт-объектом, и, сославшись на занятость, выехал по следующему адресу, который значился в его расписании встреч, по дороге успев ещё заехать в космопорт и раздать памятные сувениры отбывающей группе. Обычная рутина обычного агента курортной планеты – новые люди, встречи, знакомства, сделки. Утренний случай вскоре поблёк, к тому же агент улучил момент и вытряхнул из портфеля остатки своего маленького правонарушения, так что ничего больше не омрачало его радостного предвкушения в ожидании крупной комиссии от продажи дома, а также возможности выставить его на продажу повторно.

Эпилог

Год три тысячи двадцать восьмой. Человечество, покорившее скорость света, находится на грани вымирания.

Неизвестный вирус поразил восемьдесят процентов населения. Он распространился с курортной планеты, куда был занесен переселенкой с дальнего форпоста. При обследовании личных вещей и транспорта пострадавшей было обнаружено неоткрытое уведомление от Галактической Добывающей Корпорации о потенциальной опасности доставленного груза и рекомендация провести санобработку корабля. Несмотря на то, что командой медиков были предприняты все необходимые меры по изолированию места гибели первой заражённой, вирусу каким-то образом удалось вырваться на свободу. Вследствие невероятной летучести вируса и скоротечности вызываемого им заболевания, в сочетании с исключительной устойчивостью к известным медицинским препаратам, за первые несколько дней он поразил наиболее густонаселённые регионы галактики и с чудовищной скоростью стал распространяться по всему обитаемому космосу – через личное взаимодействие, почтовые пересылки и даже через контакт с транспортом, который посещал очаги инфекции. Отдалённые планеты, сумевшие избежать заражения, полностью изолировались от любых внешних контактов и отказались от космических путешествий. Медицинские исследования оказались осложнены экстраординарными мерами безопасности, введёнными на уцелевших объектах, а также высокой смертностью среди медицинского персонала.

Холодная глубина равнодушных галактик снова, как и тысячу лет назад, внушает человеку благоговейный страх своей бесконечной зияющей пустотой.

Я свободен. Елена Янова

Ветер лениво играл с песком. Он неспешно поднимал нежащиеся в закатных лучах стаи песчинок и посылал их в неспешный пляс прямо в эпицентр закатного зарева за спиной журналистки в кадре. Местные говорили, что если солнце садится в такую оранжевую взвесь танцующего песка – быть буре. Но журналистка и оператор прекрасно понимали, что пара часов душного затишья в пыли – их единственный шанс отснять стендап. Иначе от того же самого ветра запросто можно целой горстью битого стекла по щекам получить, по крайней мере, именно так песок ощущался в обычные здесь ветреные дни – крупный, острый, ярко-золотистый… Вездесущий!

– Правее встань! – прикрикнул оператор, не глядя в камеру, и журналистка послушно подвинулась. Она отлично знала: для того, чтобы выстроить границы кадра, ему не надо смотреть в видоискатель, и ругаться с ним по поводу точки съёмки бессмысленно. – Пошла!

– Семь лет назад мир был потрясён появлением формулы воскрешения, но не успели мы привыкнуть к тому, что примерно каждый пятый безвременно ушедший может возвратиться из-за потусторонней грани благодаря торжеству научной мысли, как спустя полгода еще большее потрясение настигло человечество, когда один из создателей формулы безо всяких причин напал на своего коллегу и совершил зверское убийство, не дав и крохотного шанса на воскрешение своему ближайшему другу и соратнику по… по… Тьфу.

Журналистка выплюнула заскрипевший на зубах песок, поправила платок на голове, заправив внутрь выбившуюся на волю прядь волос, и остановилась.

– Лёнь, давай еще раз.

– Свет уходит, Хади. Вернись на точку и соберись, – бросил оператор, опустил на секунду камеру, прищурился, осмотрелся и ругнулся: – Чёрт, мохнатку, что ли, достать, ветер поднимается…

– Давай пока с фоновыми шумами запишем? – предложила Хади.

– Давай.

Хади едва ли не бегом бросилась на исходную точку: пока Лёнька оставался настолько покладистым, надо было ловить момент. Оттарабанив заранее выученный текст, она мысленно похвалила себя за то, что не споткнулась в пятый раз подряд на одном и том же заколдованном месте.

– …и соратнику по нейроквантовой биоэнергетике. Многие полагали, да и полагают до сих пор, что этический момент воскрешения…

Хади воодушевлённо, но сдержанно поведала в камеру известные всем факты: и про отношение представителей разных конфессий к эдакой ереси, которую раз Бог позволил, так пусть уж существует, священнослужителям тоже жить хочется. И про то, что воскреснуть можно, если погиб от несчастного случая или смерть спровоцировала стремительная онкология или прогрессирующее генетическое заболевание и тебе в течение первых суток после смерти успели ввести стазис-раствор, а вот если ты полжизни гробил здоровье и печень водкой, то никакое воскрешение не поможет, как ни крути. И про необъяснимую физическую неуязвимость Воскрешённых вкупе с обычным человеческим сроком жизни и смертью от старости и естественных причин и связанные с этим социальные проблемы. И про очередные поправки в Административно-социальный Кодекс регулирования прав и обязанностей Воскрешённых. И про строительство очередного храма Первому открывателю формулы, возведённому, на радость любителям эзотерики всех мастей, снова на точке пересечений лей-линий. И что это совершенно антинаучно – учитывать то, что наука не в состоянии ни поймать, ни посчитать, ни измерить, но работает же! И про очередные попытки сделать платным доселе доступный всем и каждому стазис-раствор. И про повышение цен на попытку воскрешения. И про метку Воскрешённого. И про…

Закончила она непосредственной целью своего визита в нейтральную территорию на границе Сирии и Ирака. Потом это «полотно», или «кирпич», как ещё называли телевизионщики длинный вводный текст, нужный зрителю, но полный мёртвыми общеизвестными фактами, без которых никак не обойтись, они с Лёнькой будут разбавлять вставками инфографики и видов природы с закадровой начиткой, чтобы было не так скучно.

Леонид опустил камеру и устало выдохнул. Хади мысленно улыбнулась: опять будет к ней в номер проситься, жаловаться на забитые мышцы, вдруг она согласится на массаж.

– Слушай, – начал Лёня, сворачивая оборудование, – а не могла бы ты вечером…

– Не могла, – отрезала Хади. – И не начинай.

– Смилуйся, о суровая восточная дева Хаджиру! Тут из красивых девушек кроме тебя только верблюдицы, остальные так замотаны, что и не поймешь, восточная красавица там или мужик вообще.

– Мой тебе совет: смотри на бороду и кадык, – хмыкнула Хади.

– Вот самурайка! – буркнул Лёня.

– От телепузика слышу, – привычно огрызнулась Хаджиру, пропустив мимо ушей ненавистный феминитив. Прозвищем её наградили коллеги, но она не обижалась. Возможность делать собственную программу со своим бюджетом и личным оператором стоила всех подковёрных интриг и язвительных комментариев завистников про узкоглазую подстилку. Да, наградил её в своё время папенька разрезом глаз, выдержкой и именем, нетипичным даже для японцев, зато мама научила таким вот… слонам на бегу в горящую хату хобот отрывать. – Ты бы лучше хоть одну идею подал, где Второго в этой глуши искать.

– Не дрейфь, отыщем. Хотя… Вот будь я неприкасаемым учёным-убийцей, я бы тоже в такие дебри забрался, чтоб ни одна собака не нашла… Смотри! Что это с ним?

Хади повернулась в ту сторону, куда указал Лёня. Возле огромного глиняного конуса с ветхой деревянной дверцей, что заменял местным подобие погреба, стоял человек. Обычный со спины сириец в длинной до пят рубахе пастельного цвета, подёрнутой широким поясом, в клетчатом платке с чёрным жгутом вокруг головы – здесь так каждый первый ходит. Но этот… Что-то было неправильное в его поведении, фигуре и внешности.

Внезапно Хади поняла – он едва держится на ногах, хотя из-под полы у него выглядывали не сандалии и не кроссовки, а классические тяжёлые армейские берцы. Бывший военный? Пьян? Под наркотой? Маловероятно.

Пока она размышляла, незнакомец тяжело привалился к боку глиняного конуса и медленно осел вниз. Хади не сдержалась и бросилась к нему, недоумевая, почему никто из жителей не пришёл к несчастному на помощь. Напротив, люди с улицы мгновенно испарились. Какие-то распри между деревенскими?

– Куда! – шикнул Лёнька. – Ты что, арабский знаешь? И потом, ты женщина, в этой стране тебе лучше помалкивать.

– Шовинист, – фыркнула Хади, целеустремленно шагая к упавшему. – Уже давно и брюки девки носят, и футболки, и даже хиджаб не везде в чести. Но я традиции уважаю, видишь, юбка длинная, шея закрыта, руки закрыты, волосы тоже, чего тебе ещё надо?

– Да погоди ты!

Лёнька едва успевал за шустрой напарницей.

Хади присела на корточки возле незнакомца и спросила по-английски:

– Вам плохо? Может, воды?

Мужчина замотал низко опущенной головой.

– Вот видишь, – перешла на русский Хади, едва глянув на запыхавшегося оператора. – Всё он понимает.

Она протянула было руку, но сириец отшатнулся от кончиков её пальцев в сторону, словно от пяти ядовитых скорпионов сразу. Хади не подала виду, что обиделась, но ладонь всё же предусмотрительно убрала. Вдруг сумасшедший какой.

– Не подходите, – прохрипел сириец на чистейшем русском. – Я просто… Не рассчитал. Минуту.

Он тяжело опёрся на правую руку, левой откинув налипший на лицо платок.

Теперь в сторону отпрянула уже Хади, чуть не сбив Лёньку с ног.

Зачёсанные назад тёмные волосы с редкими нитками седины, правильный бледный овал лица, прямой аккуратный нос, в меру тонкие губы, тёмно-серые глаза. Человек, знакомый по фотографиям любому жителю Земли от первой и до последней чёрточки. Учёный и хладнокровный убийца. Тот, кого старательно ненавидят все семь лет со дня смерти Первого открывателя формулы воскрешения и продолжают ненавидеть и сейчас. Тот, кому во всем мире никто не подаст ни руки, ни воды. Неприкасаемый изгой.

А они ещё думали, где Второго искать… На ловца и зверь бежит. Вот только выглядел отверженный всеми учёный из рук вон плохо: черты лица обветрились и заострились, губы в сухой корке и трещинах, высокий лоб прорезан парой глубоких продольных морщин, лишь глаза всё такие же, тёмно-серые, с огнём внутри. Огнём, который весь мир воспринимал как жажду то ли славы, то ли денег, то ли мести… но только не Хади. Она хотела заглянуть и на другую сторону медали. Далеко не единственная, конечно, из любопытствующей журналистской братии. Да и других энтузиастов до встречи со Вторым хватало: фанатики, ненавистники, оголтелые последователи и просто учёные, алчущие продолжать изучение формулы воскрешения последователей, да вот до сих пор Второй всем и всегда давал от ворот поворот, и поток желающих со временем практически иссяк.

Поборов воспитанную годами, общественным мнением и тонной просмотренных статей, передач и расследований неприязнь, Хади залезла к себе в сумку, нашарила бутылку с водой и кинула под ноги Второму.

– Смелый шаг, – оценил учёный, качнув головой и едва не упав обратно в пыль. – Но абсолютно безрассудный. Вы понимаете, что вас за это прямо здесь могут четвертовать на месте? Особенно рад будет староста.

Хади знала эту историю: после землетрясения дочку деревенского старосты воскресить удалось, а сына – нет. Собственно, у старосты она и намеревалась узнавать, где искать Второго, а уже из того вытрясти всё, что было скрыто до сих пор за семью печатями неприкасаемости. Не бывает журналистов, не охочих до тайн такого масштаба. Тем более конкретно она больше пяти лет к этой правде подбиралась окольными путями!

Не собиралась сдаваться она и сейчас. Плох тот журналист, который не использует любую подвернувшуюся возможность, упавшую под ноги в прямом смысле слова.

– Если вы сейчас умрёте от обезвоживания, толку будет ещё меньше. Староста-то переживет…

– Еще и потанцует на моей могиле, гусь ощипанный, а ваши журналистские амбиции окажутся в гробу и белых тапках вместе со мной, я правильно понял? – закончил за неё Второй и усмехнулся.

Против воли Хади захотелось хихикнуть в ответ. Староста действительно походил на большую, важную, но порядком поеденную молью и кошками птицу.

– Тем не менее вы знаете ответ. Ничего не изменилось.

Второй выпрямился, стараясь не касаться бутылки, с трудом поднялся и, цепляясь за стены, медленно пошёл вперёд. Не пройдя и трёх шагов, рухнул в золотисто-оранжевую пыль и замер.

– Дурак! – фыркнула Хади. – Лёнька, беги к старосте, попроси у него простыню и перчатки, а лучше купи… Вот остолоп. Все мужики одинаковые, подбородок вперёд выставят, ничего мне не надо, я сам, я сам…

– Ты… ты что, собираешься ему помочь?

Лёнька, казалось, не мог ушам своим поверить.

– Да, я собираюсь ему помочь, – с глубоким укоризненным вздохом ответила журналистка.

– Но ведь…

– А что, Второй не человек, по-твоему? Почему у нас преступники сидят по тюрьмам, а когда выходят – никто и глазом не моргнёт, потому что в лицо не узнают? А если вот так упадет – ещё и помощь окажут. Чем он хуже?

– Да почему? – продолжал недоумевать оператор.

– Потому. Серьёзно, тебе по полочкам разложить? Ладно, сам напросился. Потому что право открывателя формулы воскрешения гарантировало ему пожизненную неприкосновенность со стороны человечества. И то, что он напарника укокошил, на эту неприкосновенность никак не повлияло. Но неприкосновенность, давай уж честно, совсем не равна неприкасаемости. Да и потом, кроме него никто больше во всём мире не знает, как формула работает, возможно, он её ещё до ума доведёт. А как, если он тут у нас на глазах кони двинет? – закончила отповедь Хади.