Читать книгу: «Возвращение. Пошаговая инструкция и тактика борьбы с травмой и ПТСР от солдата, вернувшегося с войны», страница 3

ПРИНЦИП № 2
Распакуйте рюкзак

Проработайте случившееся, чтобы начать расти над собой

Я советую людям перестать спрашивать, почему они попали в такую передрягу, но не имею в виду, что стоит закрыть все двери. Вам все еще нужно проработать свой опыт, чтобы в нем разобраться. Есть разница между руминацией и размышлением, а также между чрезмерным обдумыванием и пониманием.

Травма способна многому научить, если вы это позволите. Нужно не переживать болезненные события прошлого, а намеренно проанализировать их, разобраться в том, что произошло. Благодаря этому сможете двигаться вперед и развиваться. А пока вы застряли. Если бы десять лет назад вы сказали, что я буду благодарен за свою травму, то я подумал бы, что вы сошли с ума. Я еще был зол, растерян и отказывался признавать очевидное. И хотя сегодня я все еще не готов сказать, что благодарен за произошедшее, я признаю, что благодарен за то, какой урок вынес из этого опыта.

Я упоминаю здесь нашу программу PATHH, поскольку ее основная концепция посттравматического роста (ПТР), разработанная в середине 1990‐х годов психологами Ричардом Тедески и Лоуренсом Калхуном, предполагает следующее: люди, пережившие невзгоды, способны не только преодолеть травму. Зачастую после преодоления они демонстрируют позитивные психологические изменения. Это научные данные, подтверждающие старую поговорку: «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее». И первая часть этого процесса – «распаковка рюкзака», понимание того, что произошло. Любите повозиться с автомобилем или починить сломанную технику? Что ж, придется все разобрать по винтикам и разложить по полочкам. Вам необходимо изучить все детали, взять их в руки и рассмотреть под разными углами в поисках неисправных деталей, прежде чем вы сможете соединить их обратно. Точно так же вы придете и к пониманию травмы, которую пережили. Вы должны многое проанализировать и исследовать, прежде чем сможете восстановиться. Во время распаковки будут возникать неприятные моменты и эмоции. Советы в книге помогут определить, что вы чувствуете. Вы найдете способы справиться с этим.

Потеря идентичности

Рэй, один из наставников программы PATHH в моем фонде Travis Mills Foundation (TMF), столкнулся с потерей идентичности, когда уволился из армии после двадцати семи лет службы. Рэй ушел в армию семнадцатилетним юношей. Выйдя в отставку, ничего другого не знал. Как приспособиться к гражданской жизни? Как за секунду развить скорость с нуля до 100 километров в час? Ему было трудно избавиться от этой идентичности, особенно с учетом того, что с ней он пережил годы напряженных боевых действий и кровопролития. «Во время одной из командировок в Ирак, которая продлилась пятнадцать месяцев вместо двенадцати, я потерял двадцать два человека. Я годами злился и грустил, потому что не знал, как оплакивать потери или осмыслить пережитое. Я зашел в тупик. Потерял свою идентичность и был сбит с толку тем, что все еще жив, хотя прошел по тем же дорогам и по той же земле, где были убиты однополчане. Не то чтобы я сделал что‐то особенное». В конце концов он нашел программу PATHH. Работая в TMF, Рэй помогает другим пережить такое же чувство утраты.

Мне тоже пришлось столкнуться с потерей идентичности. Находясь в госпитале Уолтера Рида, я залечивал травмы, улучшал физическую форму. Я прилагал невероятные усилия, стремясь выбраться из больничной палаты. Я просто хотел покончить с армией и жить своей жизнью. Но, покинув госпиталь и официально выйдя на пенсию, почувствовал, что утратил свою идентичность. Я больше не делал того, для чего, как мне казалось, меня отправили на землю. Я был всего лишь отставным старшим сержантом Трэвисом Миллсом. Куда идти? Что делать? Это была моя самая низкая точка – я устроил себе вечеринку жалости. «Я никогда больше не буду таким крутым, каким был в военной форме, сражаясь за свободу. Я больше никогда не буду таким офигенным парнем». Я горевал о потере того, кем я был и кем, как мне казалось, буду всю свою жизнь. Когда приятель‐психотерапевт рассказал мне об аналогии с рюкзаком, я сначала ее не понял. Ведь именно из‐за того, что я поставил на землю рюкзак, у меня и возникли проблемы, верно? Но пришел момент, когда пришлось задуматься: «Хорошо, я не могу вернуться в прошлое, я не могу исправить то, что произошло, так как же мне двигаться вперед?»

Неожиданно для себя я понял, что тоскую по одному из худших периодов в своей жизни. Не по взрыву, конечно. Я говорю о том времени, когда было не поесть, не выспаться, не помыться… и о жизни в глинобитных хижинах. Жара. Сухой песок. Снайперы. В армии есть поговорка: «Смирись с этим отстоем». Это означает: «Прими нечто крайне неприятное, но необходимое». Вы принимаете это, чтобы смягчить ситуацию. В этом заключалась моя работа, если я не отрывался на полную катушку с приятелями. А сегодня я рассматриваю отстой как удачную аналогию того, через что проходят люди в трудные времена. Это неудобно и временами мучительно, но необходимо для прогресса.

Итак, я начал использовать эту аналогию в своей жизни. Ладно, я никогда не буду таким крутым. И у меня нет рук и ног. Да, это отстой. Моей жене придется помогать мне во многих вопросах. Мои дети никогда не узнают, каково это – держать меня за руку. Все это потрясало. Но когда я бросил на землю тот рюкзак, я понял вот что. Во‐первых, я не умер. Это значит, что я жив. Достаточно живой, чтобы жить. Во‐вторых, у меня есть обожаемая жена, которая останется со мной. В-третьих, у меня двое детей, которые не знают, что их отец чем‐то отличается от других. У меня прекрасная жизнь. Я избавился от старой идентичности и обрел совершенно новую. Лучше и круче.

Возможно, вы тоже были военным. Возможно, потеряли работу или супруга. Вы также можете почувствовать, что утратили свою идентичность. Если вы провели много времени в определенной социальной роли (генерального директора, учителя, медсестры) и больше не исполняете эту роль, то обрести новый смысл в жизни может быть невероятно сложно. Когда вы лишаетесь роли, в которой выступали годами, может возникнуть ощущение, что вы потеряли «целостность». Уцепиться за эту потерю – худшее, что вы можете сделать.

Эмоции – это нормально

Как профессиональный военный, я знаю, что военнослужащие с трудом открываются людям. Мы не распространяемся о своих чувствах, ведь мы крепкие орешки, верно? Это заложено в нас еще с курса молодого бойца. И тут, как гласит популярная армейская поговорка, дерьмо льется рекой. Мы не любим обременять других своими проблемами. Я часто прибегаю к юмору, чтобы отвлечься от чувств, поэтому поверьте: мне было сложно распаковать этот рюкзак и посмотреть, что там внутри. Мужчины особенно склонны не показывать «слабость». Но, как я теперь знаю, слабость не равно эмоциональность. Эмоциональность на самом деле говорит о силе. Уже тогда я начал понимать, что я не Мистер Крутой Парень, хотя и сражался в Афганистане (три дикие и сумасшедшие командировки). Во всяком случае – не всегда. Я знаю, что мне необходимо давать выход эмоциям. Есть и другие, которые пережили настолько болезненную травму, что сделают всё возможное, лишь бы только не говорить об этом. Они могут избегать мест или людей, связанных с этим событием. Но чтобы поправиться, нужно потрудиться, а это означает, что нужно говорить.

Это нелегко. Мой школьный товарищ Майк, агроном из сельскохозяйственного штата Айова, переживал тяжелый развод, когда рано утром 29 марта 2021 года его дом загорелся. К счастью, двоих его детей в ту ночь там не было, а Майк и Рис, собака, предупредившая о дыме, выбрались как раз вовремя. Через несколько часов дом уже сгорел. Окружение Майка – коллеги с работы, семья, друзья – было просто великолепным. В мгновение ока люди оказались рядом, чтобы предложить поддержку, обеспечив всем необходимым, едой и одеждой. Чтобы помочь ему снова встать на ноги, на платформе GoFundMe² создали специальные страницы.

Время шло, но травма не проходила. «Каждую ночь мне снился один и тот же очень яркий сон: в доме снова полыхает пожар, но на этот раз там мои дети. Я подхожу к их комнатам, но обе двери закрыты. Не получается открыть ни одну из них. Я слышу, как они плачут. Я прикладываю ухо к двери дочери и слышу, как она рыдает и стучит в дверь рядом с моим ухом в надежде выбраться. И тогда я просыпался. Во сне всегда был именно этот момент. Конечно после этого я не мог снова заснуть. А кто бы смог? Я боялся засыпать».

Эти повторяющиеся сны серьезно беспокоили Майка. Недостаток сна не шел на пользу. Друзья советовали обратиться к психотерапевту, но он лишь отмахивался, говоря: «Со мной всё в порядке». Он уже пережил эмоциональный развод и тяжелую форму COVID-19, поэтому полагал, что если смог пройти через всё это в одиночку, то не существует ничего в жизни, с чем он не в силах справиться. Он думал, что станет лучше, сильнее, выдержав это. Друзья, как и я, регулярно навещали его, но он продолжал нас отталкивать.

– Я не хотел ни с кем разговаривать. Сейчас я понимаю, что имел дело с посттравматическим стрессовым расстройством, но тогда стиснул зубы и сказал: «Тебе просто нужно через это пройти». Я всего лишь пытался выжить. Но однажды вечером, около десяти часов, я ощутил внезапный толчок и c ужасом понял, что со мной в доме что‐то есть. Я почувствовал огромный груз на своих плечах. Я ничего не видел, но как будто темная туча следовала за мной по пятам. Это было очень странное чувство – и пугающее.

– В итоге я был в ступоре с десяти часов вечера до двух ночи. Я не мог пошевелиться. Просто сидел и рыдал. Сказать по правде, меня посетили мысли о самоубийстве. Всё было так страшно и непривычно – я не из тех, кто страдает депрессией или тревогой. Каким‐то образом я пережил эту ночь и на следующее утро позвонил своему врачу, но всё равно потребовались месяцы, чтобы записаться к психотерапевту.

– Каждый день мне звонил Трэвис и объяснял некоторые моменты, связанные с посттравматическим стрессовым расстройством, через которые прошел сам: «Майк, говорю тебе, это хрестоматийное посттравматическое стрессовое расстройство. Это не то, чего стоит стыдиться». Он рассказал о собственных трудностях: «Порой я еду по четырехполосному шоссе и на обочине вижу пластиковый пакет. Честно говоря, я сразу начинаю перестраиваться в самый дальний ряд, потому что каждый раз думаю, что это чертово СВУ. Знаешь, не нужно все держать в себе. Не обязательно все делать в одиночку. Не держи в себе боль. Есть люди, с которыми можно поговорить. Я не психотерапевт, но ты можешь поговорить об этом со мной. Лучше так, чем как‐то еще. Это лучше, чем держать всё это в себе до такой степени, что появляются мрачные суицидальные мысли».

Несколько месяцев спустя Майк наконец обратился к психотерапевту. «Я так много узнал о себе и научился правильно справляться с психологическими проблемами. В отношении парней с проблемами психического здоровья есть стигма, так что я слишком долго носил всё в себе. Сожалею, что не обратился за помощью намного раньше. Это, конечно, не изменило меня в одночасье, но на многое открыло глаза. Я думал, что был хорошим отцом, несмотря на то что со мной происходило. Но благодаря терапии я понял, что моя травма повлияла и на детей. Я переживал, что с ними что‐нибудь случится. Боялся даже выходить. Я всегда находил предлог, чтобы готовить дома и смотреть телевизор. Там было безопасно».

Майк чрезмерно опекал своих детей, опасаясь, что с ними произойдет что‐то плохое. Он не знал, что подавляет свои эмоции и избегает их, а это в свою очередь лишь усиливало его тревогу и доказывало, что мир опасен. В процессе обсуждения у него появилась возможность безопасно «распаковать» травму и проработать эмоции. Он понял, что иметь психологические проблемы нормально. Такова жизнь. Их наличие не проявление слабости. Обращение за помощью – признак силы. Постепенно Майк начал выздоравливать. Не в его власти вычеркнуть из своей жизни тот год, когда он получил психологическую травму, но он благодарен тому, что получил помощь, чтобы вернуть свою жизнь в нормальное русло. И знаете что? Кошмары наконец прекратились.

Выговоритесь

Делиться своими трудностями с другим человеком очень полезно. Самое главное, вы обнаруживаете, что не одиноки. Когда с нами случается что‐то плохое, мы склонны думать, что мы единственные, кто так страдает. Если вы сосредоточитесь на самом травмирующем событии, то да, конечно, вы одиноки, поскольку вы буквально единственный человек, переживший это конкретное событие. Однако если вы измените точку зрения и сосредоточитесь на том, что приходит с этим опытом (депрессия, тревога, гнев), то обнаружите, что каждый в той или иной степени испытывал схожие симптомы. Поделившись своими чувствами, вы обнаружите, что действительно не одиноки. Одно только это осознание способно снять с плеч огромный груз. Безусловно, это не значит, что нужно открываться первому встречному. Нужно найти человека или группу людей, которым вы сможете довериться. Этот человек не осудит и (или) не попытается «исправить» вас, а будет сидеть и слушать сердцем, сопереживать и понимать. Вот почему так хорошо работает программа Анонимных Алкоголиков (АА). Человек, который скажет то, что вам нужно услышать, а не то, что хотите услышать. Такие люди призывают к ответу и напоминают о том, что вы можете призвать к ответу самого себя. При этом помогают изменить вашу точку зрения. Это также дает вам возможность сформулировать, что именно происходит. Откуда берутся эти чувства? Соотносятся ли они с реальностью? Или всему виной ваше восприятие действительности? Вот пример из реальной жизни. Раньше опоздания постоянно раздражали Джеймса, руководителя образовательной программы в моем фонде Travis Mills Foundation. (На протяжении всей этой книги вы не раз услышите о нем. Честно говоря, он лучше говорит о чувствах, чем я, поскольку это его работа.) Если кто‐то опаздывал на встречу, Джеймс воспринимал это как личное оскорбление, считая, что человек относится к нему наплевательски и не ценит его время. По его словам, в ответ он «мгновенно становился сволочью». Эта реакция была основана, скорее всего, на ложном восприятии действительности. Возможно, человек застрял в пробке, пролил на себя кофе, задержался на предыдущей встрече… вставьте бесконечное количество вещей, которые дают уважительную причину опоздать. Переживая тяжелый жизненный этап, мы склонны немедленно переходить к ложным представлениям, поскольку именно об этом твердит наш внутренний голос. Если же мы произносим свои мысли вслух и вслушиваемся в слова, то часто обнаруживаем, насколько глупы эти представления. Запись наших мыслей дает аналогичный результат. Прочтите их вслух, а затем проверьте на прочность. Имеют ли они отношение к действительности? Или это всего лишь иллюзии, созданные нашим мозгом? Как только мы обнаруживаем ложное представление, полезно выяснить, откуда оно исходит… оно определенно откуда‐то взялось.

Вернемся к примеру с опозданиями. Джеймс говорит, что его отношение к ним уходит корнями в детство. Он зависел от родителей в плане транспорта. Если опаздывал в школу или на мероприятия, то воспринимал это как свидетельство того, что родители его не ценят. Как только мы обнаруживаем, откуда исходит конкретное чувство, признаем его существование (независимо от того, насколько оно не соответствует действительности), тогда и только тогда сможем предпринять шаги для того, чтобы с ним справиться. Нужно отследить эти чувства, задаться вопросом, не связаны ли они с ложными представлениями, а затем намеренно сделать шаг в сторону и посмотреть на них под разными углами. Возможно, есть веская причина, почему люди ведут себя так, а не иначе. Родители Джеймса много работали, чтобы обеспечить семье достойное существование. Они любили и определенно ценили сына. Джеймс держался (неосознанно) за ложное представление из детства и позволял ему определять свое поведение почти тридцать лет спустя. Сейчас это звучит очень глупо, но такое встречается часто. Чтобы разобраться в этих вопросах, вам придется распаковать рюкзак. И полезно поделиться его содержимым с кем‐то еще.