Читать книгу: «Живая корейская мифология. Дракон, проглотивший солнце, легенды о волшебных странствиях и демоны-токкэби», страница 4

Поначалу версия о священном союзе и мистической беременности, исключающая физический акт зачатия, представлялась мне более подходящей для подобного мифа. Мне казалось, что божественное начало проявится ярче, если Тангым останется прекрасной чистой девой. Но однажды мое мнение изменилось. Я уверился, что ценность и красота героини ничуть не пострадали оттого, что она спала с монахом под одним одеялом. Тангым – женщина. А раз так, то встреча с мужчиной, союз с ним, рождение детей – для нее естественная часть жизни. Проблема скорее в предубеждении, что в этом есть нечто запретное и порочное.

Видя в поступке Тангым грех, предвзятый взгляд этого мира требует исправить и завуалировать его. Он стремится уничтожить и мать, и детей в ее чреве раньше, чем они увидят свет. Когда это не получается, детей заточают в темную пещеру, где они должны задохнуться. Наконец, когда все-таки выжившие братья подрастают, их клеймят «отродьями» и снова пытаются убить. Однако эти отвергаемые миром дети ничем не заслужили смерти. Они посланники неба и пребывают под его покровительством. В них проявляется божественный свет, и в итоге им суждено стать спасителями мира.

Я не считаю, что превращение братьев в богов – прямое следствие того, что они унаследовали божественную природу своего отца. Думаю, гораздо большую роль сыграло то, что они начали свой путь в темной пещере, на грани жизни и смерти, и сполна познали страдания и гонения. Такая жизнь неизбежно столкнула их лицом к лицу с вопросом о собственной сущности и заставила реализовать себя. Важно также, что братья не сидели сложа руки. Их переход в статус богов стал возможным благодаря перенесенным испытаниям и борьбе, в ходе которой они не потеряли достоинства. Образ трех сыновей, отправляющихся в дальний путь на поиски отца, является эпическим воплощением этой борьбы.

Способности, которые братья демонстрируют своему отцу, не просто удивительны – они носят мистический характер. Юноши извергают живой съеденную рыбу, воскрешают мертвые бычьи кости, заставляют петь соломенного петуха. Если рассудить, во всех трех ситуациях речь идет о способности вдыхать жизнь в безжизненные тела. Шаг за шагом задачи усложняются: сначала требуется оживить только что умершее существо, затем – уже давно мертвое и, наконец, изначально неодушевленный предмет. Случай с соломенным петухом окончательно доказывает способность братьев оживить все что угодно. Возникает вопрос: откуда у них такая удивительная сила? Ответ на него, как мне кажется, содержится в самой истории. Гонимые миром как «нечистые» существа, братья претерпевают серию злоключений, в ходе которых обнаруживают ценность жизни. Именно это дает им возможность проявить свою божественную природу.

Теперь переключим внимание на главную героиню истории – Тангым. Это красивая невинная девушка, изначально ничего не знающая о том, что называют мирской пылью. Двенадцать стен с двенадцатью воротами, за которыми живет героиня, символизируют полную изоляцию от внешнего мира. Тангым, ни разу не видевшая монахов, подглядывает за гостем в щель, из чего можно заключить, что ей незнакомы посторонние мужчины. Когда живот у дочери вырастает размером с гору, мать даже не догадывается об истинной причине. Это также доказывает, что Тангым считается чистейшим существом, далеким от мирских вожделений и греховной кармы.

Однако более верным мне видится другое толкование природы этого образа. Тангым не столько в самом деле была наивным и невинным созданием, сколько должна была соответствовать такому представлению о себе. Вспомним: девушка наряжается перед встречей с Сичжуннимом, что говорит о ее интересе к противоположному полу. Однако для родителей и братьев ее поступок – нечто невообразимое, недозволительное. В их глазах Тангым обязана оставаться чистой дочерью и сестрой. Иначе говоря, она оранжерейный цветок: ей надлежит неизменно хранить тот облик, который хотят видеть окружающие. Это подневольная, угнетенная жизнь. Тайное подглядывание за мужчиной в дверную щель выдает любопытство героини, но проявляется оно в скрытой, подавленной форме. Потому Сичжунним и обращается к ней с такими словами: «Красавица, коли желаешь посмотреть на монаха, выйди за ворота. А будешь подглядывать в щель – умрешь и попадешь в ад».

Не исключено, что он просто пытается запугать и соблазнить невинную девушку, однако его слова можно истолковать и несколько иначе. В них звучит призыв быть увереннее, не сдерживать и не скрывать любопытства и желаний. Подавление и утаивание неизбежно приводят к неудовлетворенности и чувству вины, человек сам себя заточает в тюрьму. В этом контексте слова монаха об аде не кажутся таким уж нелепым преувеличением.

Трудно с этим не согласиться. Разве можно считать греховным интерес взрослой девушки к мужчине? Любимой дочери и младшей сестре однажды суждено стать женщиной. Такова логика жизни и судьбы. В ответ на отказ Тангым вступать в отношения Сичжунним указывает ей на пророчество в книге гаданий. Союз Тангым с мужчиной предопределен. Дело не в том, что судьба сулила ей в мужья именно монаха. Стать женщиной, однажды соединившись с мужчиной, – вот доля, которую героиня должна испытать в той или иной форме. И этому никто не в силах воспрепятствовать: ни родители, ни братья. Так предписано свыше.

Превратиться из девушки в женщину, а затем зачать детей и стать матерью было чрезвычайно сложной и болезненной задачей. Кроме того, этот путь Тангым пришлось проделать в одиночку. Все тяготы она преодолевала только своими силами. Хотя мать и приняла сторону дочери, она не могла прожить жизнь за нее. Кто станет есть вместо тебя, когда нет аппетита из-за тошноты? Кто станет передвигать твое отяжелевшее тело с большим животом? Кто родит вместо тебя ребенка? В преддверии рождения детей Тангым разлучается с матерью и одна входит в темную пещеру. Этот мотив символически выражает судьбу женщины-матери. Рождение дитя – задача, с которой необходимо справиться в одиночку, втайне, вдали от всех.

Нельзя сказать, что судьба Тангым – какой-то необычный, редкий путь особенной женщины. Такова жизнь многих женщин в этом мире, и даже более того – судьба героини представляет собой прототип человеческой жизни в целом. Миф говорит о том, что на этой земле под небесами человек в одиночку, своими силами переносит трудности жизненного пути¹⁹. В конце концов Тангым обретает уверенность зрелого существа, способного породить на свет и вырастить другое существо. Рождение трех близнецов в каменной пещере является символическим выражением космического цикла, в котором жизнь порождает жизнь и существование расширяется.

Судьба Тангым, как и судьба ее сыновей, сложилась не сама по себе без ее участия. События обретают смысл и становятся частью жизни, только когда человек принимает и осознанно переживает их. Тангым может показаться несколько пассивной, плывущей по течению, однако при ближайшем рассмотрении находишь подтверждения обратного. Героиня выходит за дверь и встречает Сичжуннима, укладывает его в своей комнате и вступает с ним в брачный союз, считая их встречу судьбоносной. В ее чреве растет непосильная ноша, но Тангым принимает и ее. Даже заточенная в темной каменной пещере, она не сломалась, а дала жизнь трем новым существам. Невзирая на преследования и насмешки, она вырастила сыновей, которые стали спасителями мира.

Миф говорит о божественной помощи, которая была ниспослана заточенной в пещере Тангым. Сам Нефритовый император спустился на землю, чтобы помочь роженице. Три небесных журавля опекали младенцев. Из этого отрывка можно решить, что обо всем позаботились небеса, а Тангым просто принимала их дары. Однако логика здесь иная. Разве дети появились бы на свет без ее участия? Как бы то ни было, с этим Тангым справлялась сама. Мотив небесного покровительства представляется мне символическим. На самом деле небо является воплощением божественной силы, заключенной в самой героине. В тяжелой ситуации, когда никого не было рядом, Тангым воззвала к небесам внутри себя, и эта внутренняя сила спасла ее. Так она переродилась в мать.

Таким образом Тангым из статуса дочери переходит в статус взрослой женщины, а затем становится матерью. Зависимое существо превращается в самостоятельную личность, способную дать опеку другим. Иначе говоря, приняв и выдержав все удары судьбы, Тангым стала тем, кто она есть. В конце пути она уже не одинокая женщина. Она богиня, чья жизнь является символом бесчисленных женских судеб на этой земле и человеческой участи в целом. Эта благородная богиня жизни говорит нам, что наше существование и судьба – не бремя, они – ослепительный свет.

Глава 3. Существа, которых считают богами

 
«Разве подобает великому мужу обращаться с просьбой к женщине? – подумал Тэбёльсан. —
Но жена лежит при смерти. Эх, была не была!»
В белом мангоне²⁰ и белом топхо²¹
сел он на лошадь и отправился к богине чадородия.
С большим почтением приветствовал он Самсын-хальман,
но та даже глаз на него не подняла.
Пришлось Тэбёльсану упасть на колени у ее порога
и поклониться в землю.
 

Ан Саин (Чечжудо) «Манура понпхури»

Корейскую мифологию населяет великое множество богов. Одни из них существуют с начала времен, другие появились позже. Некоторые изначально были людьми. Разумеется, такие боги обладают совершенно человеческим характером. Впрочем, это касается не только богов земного происхождения – не исключение и божества из небесного, подземного и подводного миров. Если подумать, то это вполне естественно. Раз людей породила божественная энергия, значит, боги являются их прототипами. Ничего удивительного, что те проявляют вполне человеческие черты и поступают как люди.

Боги как прообразы людей… Боги обладают полной свободой действий и открыто заявляют, когда что-то им не по нраву или наоборот. Им не свойственно притворство. Они всегда действуют прямо: если в духе – источают щедроты, если гневаются – мечут стрелы. Людям нелегко выдержать такую прямолинейность, поэтому общение с богами для них затруднительно и вызывает страх.

Эти прямые существа, которым чужды двусмысленные уступки и компромиссы, откровенные существа, обитающие по ту сторону притворства, нередко вступают в конфликты. Если их что-то не устраивает, они немедленно дают о себе знать и пускают в ход свою власть. В борьбе они идут до конца. Их противниками обычно становятся люди, но иногда и другие боги. К столкновениям, как правило, приводят противоположные позиции или конфликт интересов. Поскольку боги не привыкли к уступкам, борьба бывает крайне ожесточенной.

Давайте познакомимся с мифами, повествующими о ссорах богов и конфликтах между богом и человеком. Мы подробно рассмотрим, что представляют собой эти высшие существа, как они чувствуют и действуют. Так мы одновременно совершим обзор важных архетипов. Героями мифов будут Самсын-хальман, Чосын-хальман, Тэбёльсан, духи болезней и другие божества.

СОПЕРНИЧЕСТВО ЗА СТАТУС БОГИНИ ЧАДОРОДИЯ

Выше мы познакомились с историей о Тангым, которая, родив в каменной пещере троих сыновей, стала богиней Самсин. Этот сюжет бытует в основном в материковой части страны. На острове Чечжудо существует другой миф с участием той же богини – «Самсын-хальман понпхури»²². За звание покровительницы чадородия Самсын-хальман, которую также называют Исын-хальман или Сэнбульван, соперничают две девушки. Одна из них пришла из божественного мира – это Тонхэёнгук, дочь дракона, владыки Восточного моря; другая родилась на земле – это Мёнчжингук. Кому из них суждено стать Самсын-хальман?

Кто из богинь-хальман появился на свет раньше: та, что родом из подводного царства, или земная? Первой родилась дочь короля-дракона. Ее отцом был владыка Восточного моря, а матерью – дочь владыки Западного моря. С самого младенчества морская принцесса отличалась дурным нравом: рвала отцовскую бороду, терзала материнскую грудь. Она выросла, но так и не исправилась. Наконец отец не выдержал и решил расквитаться с негодяйкой раз и навсегда. Узнав об этом, королева-мать вступилась за дочь:

– Как можно погубить дитя, вышедшее из моего чрева? Пускай сын кузнеца скует чугунный сундук. Посадим в него дочь и отправим на землю.

– Ну что ж, пусть будет так, – согласился отец.

– Как же я проживу на земле? – испугалась принцесса.

– На земле нет богини чадородия. Возьмись за это дело – и не пропадешь, – сказала мать.

– Но что и как я должна делать?

Королева-мать стала рассказывать дочери:

– Три месяца и десять дней дитя пребывает в теле отца белой кровью, три месяца и десять дней – в теле матери черной кровью. Выжди девять-десять месяцев и выпусти ребенка на свет.

– Но как это сделать? – спросила принцесса, однако в эту минуту отец громовым голосом велел ей лезть в сундук, и она не успела выслушать ответа матери. Заперев дочь, король-дракон написал на сундуке: «Пускай откроет Имбакса» – и отправил его в море.

Три года плавал сундук в морских глубинах, три года носился по волнам, и, когда его наконец прибило к берегу, он попался на глаза Имбаксе. Прочитав надпись, тот отпер сорок восемь замков, заглянул под крышку и увидел девушку с солнцем во лбу, луной на затылке и звездами на плечах.

– Ты призрак или человек? – спросил Имбакса.

– Разве призраки выходят из воды? Мой отец – владыка Восточного моря. Я узнала, что в человеческом мире нет богини чадородия, вот и пришла.

– Тогда помоги мне и моей супруге! – обрадовался Имбакса. – Нам уже шестой десяток, а детей у нас все нет.

– Так и быть, помогу, – пообещала принцесса.

Дочь короля-дракона действительно помогла супруге Имбаксы зачать ребенка. Три месяца и десять дней пребывало дитя в теле отца белой кровью, три месяца и десять дней – в теле матери черной кровью. Прошло девять, десять месяцев, но принцесса не знала, что делать дальше. Прошло двенадцать месяцев – и бедная женщина была на грани смерти. Перепуганная, дочь короля-дракона взяла серебряные ножницы и разрезала ей правый бок, чтобы ребенок мог выйти на свет. Но ее затея не удалась. Объятая страхом, принцесса убежала к реке, села под плакучей ивой и залилась безутешными слезами.

Так в дом Имбаксы пришли горе и беда. Пошел Имбакса в горы: поднялся на восточную, на западную, на северную, на южную гору, на гору Кымбэксан, поставил алтарь, стал звонить в колокольчик, бить в гонг и изливать свою скорбь владыке небес. Услышал Нефритовый император звон и взглянул на землю.

– Что это? Ночь тиха и день спокоен – откуда этот шум?

– Это звонит золотой гонг – Имбакса возвещает о своем горе. В человеческом мире нет богини чадородия и некому ему помочь, – ответил Чибусончхонван.

– Вон оно как! Так вот почему на земле и днем и ночью стоит такая тишина.

Призвал Нефритовый император из загробного мира короля Ёмна-тэвана и спросил его:

– Найдется ли на том или на этом свете кто-нибудь достойный, чтобы стать богиней чадородия?

– Пожалуй, есть одна девушка из мира людей, – ответил тот. – Это Мёнчжингук, принцесса страны Мёнчжингук. Её отец Татхагата и мать Шакьямуни²³. Родилась она в третий день первого лунного месяца. У этой девушки много заслуг: она почтительна к родителям и ладит со всеми родственниками. Вдобавок ко всем ее заслугам она построила мост через глубокую реку. В одной ее руке – цветок процветания, в другой – цветок возрождения. Не достойна ли такая стать богиней чадородия?

– Верно, пусть так и будет, – согласился Нефритовый император и тот же час послал гонца за Мёнчжингук.

Увидев небесного посланца, родители девушки перепугались не на шутку.

– Она же еще невинное дитя! – воскликнул отец. – Заберите лучше нас с супругой!

– Любезные отец и мать! Того, на ком нет греха, нельзя убить. Я пойду! – сказала принцесса Мёнчжингук.

Когда девушка поднялась по плетеной веревке на небо и предстала перед Нефритовым императором, тот, желая ее испытать, гневно закричал:

– Как посмела какая-то девчонка с косой войти в королевский зал?!

Но принцесса Мёнчжингук не растерялась.

– Вот что я вам на это отвечу. Если до сих пор для мужчин и женщин действуют разные правила, зачем же вы позвали сюда девчонку с косой?

– А ты умная и смелая! – удивился император. – Пожалуй, ты достойна стать богиней чадородия в человеческом мире.

– О, господин! Как может юная неразумная девушка даровать жизнь и рождение?

Но Нефритовый император успокоил ее и стал учить:

– Три месяца и десять дней пребывает дитя в теле отца белой кровью, три месяца и десять дней – в теле матери черной кровью, три месяца созревает плоть, три месяца крепнут кости. Выждав девять месяцев и двадцать дней, ослабь твердые материнские кости и через двенадцать дверей утробы выпусти ребенка на свет.

Так по велению Нефритового императора Мёнчжингук стала богиней чадородия и начала собираться в путь. Она надела синий шелковый жакет-чогори, шелковые штаны, широкую красную юбку, исподнее небесного цвета, на голову – цветную корону-чоктури, приготовила серебряные ножницы, три мотка ниток и цветочные семена; взяла с собой служанок, чтобы принимали и омывали дитя, – и в восьмой день четвертого лунного месяца спустилась по плетеной веревке на землю и на крыльях ветра прилетела в дом Имбаксы. Сняла шелковую юбку, села на соломенную циновку, отверзла двенадцать дверей материнской утробы, серебряными ножницами пощекотала кончик носа младенца – и плодный пузырь лопнул. Богиня чадородия старалась как могла, и наконец к жене Имбаксы вернулись силы, и она родила крепкого и румяного малыша. После этого богиня достала детское место и разделила мать и ребенка, перевязав пуповину нитью и перерезав серебряными ножницами.

В это время вернулась дочь короля-дракона. Увидев, что супруга Имбаксы разрешилась от бремени, она возмутилась:

– Кто посмел выпустить на свет младенца, зачатого с моей помощью?!

Морская принцесса набросилась на принцессу Мёнчжингук с кулаками и вцепилась ей в волосы.

– Давай не будем ссориться, а спросим лучше Нефритового императора, как нам быть, – предложила принцесса Мёнчжингук.

Дочь короля-дракона согласилась, и обе девушки поднялись по плетеной веревке на небо. Взглянув на них, Нефритовый император сказал:

– Не могу я сделать выбор между вами, не могу решить, кому из вас быть богиней чадородия. Я дам вам два семечка, а вы посадите их на песчаной поляне под западными небесами. Чье дерево расцветет пышным цветом, та и займет эту должность.

Посадили девушки семена на песчаной поляне. У дочери короля-дракона дерево выросло чахлое, с одним корнем, одной веткой и одним-единственным цветком, который тут же завял. А дерево принцессы Мёнчжингук выросло ветвистое и развесистое, и расцвело на нем сорок пять тысяч шестьсот цветков. Увидев это, Нефритовый император рассудил так:

– Цветок морской принцессы завял, так что пускай она отправляется в загробное царство. А у принцессы Мёнчжингук дерево все в цвету – пошлем ее на землю.

Разозлилась дочь короля-дракона, подошла к дереву соперницы, сорвала цветок с верхней ветки и сказала:

– Через три месяца и десять дней после рождения ребенка я стану насылать на него судороги, слепоту и двенадцать недугов.

Услышав это, принцесса Мёнчжингук принялась ее увещевать:

– Давай решим все по-доброму. Когда с моей помощью люди родят дитя, они будут делать подношения Колле-самсын, Опке-самсын²⁴ с того света. Они будут приносить тебе в дар волосы роженицы, ее пропитанные потом рубашку и юбку.

– Так и быть, – согласилась дочь короля-дракона.

На прощание, прежде чем разойтись по разным мирам, богини-хальман подали друг другу по чаше вина. Богиня загробного мира Чосын-хальман приняла чашу из рук богини чадородия Самсын-хальман, и наоборот. После этого Самсын-хальман отправилась на землю. На восточной горе, на западной горе, на северной горе, на южной горе, на горе Кымбэксан она построила дворец в восемь этажей, окружила его двумя крепостными стенами, поставила шестьдесят помощниц-нянек в крепости и столько же за воротами и стала царствовать с цветком процветания в одной руке и цветком возрождения в другой.

Такова история о Самсын-хальман – богине, которая пришла в мир, чтобы благословлять людей потомством и заботиться о нем. Существует около десяти записей «Самсын-хальман понпхури». Я опирался на источник с острова Чечжудо – миф, рассказанный Ан Саином из Йондамдона (Шаманские песни Чечжудо / под ред. Хён Ёнчжуна и Хён Сынхвана. Полное собрание корейской классической литературы, 29. Университет Корё, Институт изучения этнической культуры, 1996). Однако в этой версии отсутствует эпизод о том, как Мёнчжингук помогла супруге Имбаксы в родах. Между тем данный эпизод очень важен для понимания истории, поэтому я включил сюда часть рассказа Ли Чончжа из Чочхона (Чан Чугын. Шаманизм и шаманские песни Чечжудо. Издательство «Ённак», 2001).

От этого мифа, как и от многих других понпхури острова Чечжудо, веет архаикой. В облике и поведении героев мы не найдем никаких отпечатков цивилизации, ничего наигранного. Богатый генезисными мотивами, «Самсын-хальман понпхури» обычно исполняется в начале большого кута, вслед за «Чхончжи-ван понпхури». Действие происходит в еще не устроенном, не упорядоченном мире. Это подтверждают слова Нефритового императора о том, что на земле и днем и ночью стоит тишина, потому что нет богини чадородия. Первозданной божественностью пропитаны и образ явившейся на землю дочери короля-дракона, и образ принцессы Мёнчжингук, поднявшейся в небеса.

В основе сюжета лежит история о двух девушках, соперничающих за то, кому из них называться Самсын-хальман. Первой задачу богини чадородия берется выполнять принцесса из морских глубин. Дитя владыки Восточного моря и дочери владыки Западного моря, она определенно принадлежит к божественному роду, что дает ей право взять на себя обязанности богини чадородия в мире людей. Однако в итоге богиней становится девушка Мёнчжингук. Ее состязание с дочерью короля-дракона знаменует соперничество человека с богом. Этот мотив уже сам по себе прорыв для мифологического сознания. Другим новаторством становится подчеркнутое превосходство способностей человека над способностями божества. В этом проявляется особенность корейского мифологического мышления, признающего человека главным героем этого мира. Акцент делается на умениях и добродетели, а не на происхождении персонажа.

В этой истории также присутствует характерная для корейской мифологии философская идея принятия. Дочь короля-дракона, лишившись возможности стать богиней чадородия, ведет себя как деспот и едва не обращается в злого духа. Однако небеса не отвергают и не устраняют ее – ей доверено божественное положение Чосын-хальман, богини из загробного мира, роль которой заключается в том, чтобы насылать на новорожденных болезни и напасти и забирать их на тот свет. Такая роль идеально подходит для морской принцессы с ее злобным и строптивым нравом. Многие дети уходят в другой мир, даже не успев пожить. Миф объясняет их печальные смерти кознями Чосын-хальман.

Возникает вопрос: не лучше ли было вовсе обойтись без этой богини-мегеры? Однако ее существование вполне обоснованно. В этом мире все имеет свет и тень, поэтому логично, что богине рождения противостоит богиня смерти. В жизни человека добро и зло тесно переплетены, и дети не исключение. В любой момент счастье может обернуться горем. Чтобы этого не допустить, даже радуясь всем сердцем, необходимо помнить о беде и быть готовым к ней. Можно сказать, что признание божеством наряду с щедрой Самсын-хальман и злобной Чосын-хальман отражает законы миропорядка. Рассказ о чашах примирения, которыми обменялись богини, об их договоре делить признание и дары – не просто слова. Это мифологическое выражение философской идеи взаимодействия полярных инь и ян.

Интересно, почему и Чосын-хальман, и Сымсын-хальман обе девственницы? Почему в этом мифе в качестве богини чадородия выступает незамужняя дева? Означает ли это, что она дарует людям детей и заботится о них, потому что сама не может создать семью и оттого питает особую страсть к детям? Или, может быть, для выполнения задач Самсын-хальман необходимо целомудрие: она не должна быть ни женой, ни матерью? Как бы то ни было, детей, которым Сэнбульван помогла появиться на свет, что песка морского. Именно поэтому люди доверяют ей и полагаются на нее – на эту чистую великую деву, богиню-мать.

Напоследок проясним еще один вопрос: почему цветущую, полную сил богиню-деву называют «хальман» – «старушка»? Неужели долгая забота о детях состарила ее? Дело в том, что «хальман» – типичное уважительное наименование женщин-богинь. Мы увидели, что к Мёнчжингук это прозвище пришло вместе с божественным статусом. Не следует думать, будто богини-хальман – дряхлые старухи. На самом деле они преисполнены жизни – именно такими они и представлены в мифах.

ТЭБЁЛЬСАН ОЧЖОНТТО ПРЕКЛОНЯЕТ КОЛЕНИ ПЕРЕД БОГИНЕЙ-ДЕВОЙ САМСЫН-ХАЛЬМАН

Среди понпхури острова Чечжудо есть миф, тесно связанный с предыдущей историей о Самсын-хальман и являющийся ее продолжением. Это «Манура понпхури», где Самсын-хальман также выступает одним из главных героев. Манура (Самсингук-манура или Хонсингук-манура) и ее супруг Тэбёльсан повелевают страшной болезнью – оспой. В этой истории Тэбёльсан сталкивается с Самсын-хальман один на один, и их столкновение превращается в полномасштабное противостояние двух божеств. Такая ситуация нечасто встречается в корейской мифологии.

Самсын-хальман пришла на землю и поколение за поколением умножала человеческий род. Каждый день она помогала зачать тысячи детей, каждый день помогала появиться на свет десяткам тысяч. Однажды возле моста у реки Сочхонган она увидела шумную процессию. В паланкине, среди развевающихся флагов, ехал Тэбёльсан Очжонтто в сопровождении тридцати тысяч подданных. В руках Тэбёльсан держал книгу человеческих судеб. Он прибыл в этот мир, чтобы наслать на детей оспу. Самсын-хальман опустилась на колени и, сцепив пальцы, взмолилась:

– О, Тэбёльсан! Не будь слишком жесток к детям, которым я помогла появиться на свет. Умоляю, пощади их лица!

– Это еще что такое?! – вскричал Тэбёльсан Очжонтто, меча стрелы из горящих глаз. – Даже во сне увидеть женщину не к добру. Как ты, ведьма, посмела встать у меня на пути?! Невиданная наглость!

Осыпав Самсын-хальман проклятиями, Тэбёльсан поехал дальше и сделал свое черное дело.

– Ты поступил подло! – разгневалась богиня чадородия. – Ну ничего, скоро сам будешь стоять передо мной на коленях!

Самсын-хальман взяла в руки цветок рождения и вселила дитя в утробу Сосингук-мануры, жены Тэбёльсана. Прошел месяц, другой, а потом и десять, двенадцать месяцев, а Манура все никак не могла разрешиться от бремени. Стоя уже одной ногой в могиле, она позвала мужа и сказала:

– Я вот-вот умру. Пойди попроси помощи у Самсын-хальман.

«Разве подобает великому мужу обращаться с просьбой к женщине? – подумал Тэбёльсан. – Но жена лежит при смерти. Эх, была не была!»

В белом мангоне и белом топхо сел он на лошадь и в сопровождении кучера отправился к богине чадородия. С большим почтением приветствовал он Самсын-хальман, но та даже глаз на него не подняла. Пришлось Тэбёльсану упасть на колени у ее порога и поклониться в землю. Тогда Самсын-хальман сказала:

– Если хочешь, чтобы я пришла в твой дом, обрей голову монашеским ножом, надень робу-чансам и шляпу-соннак²⁵ и приходи на поклон босиком.

Пришлось Тэбёльсану облачиться в монашескую одежду, вернуться босиком и пасть у порога лицом в землю.

– Теперь ты понял, что значит «земля снизу, а небо сверху»? Бегуна летун обгонит, – изрекла Самсын-хальман.

– Я был неправ, – признал Тэбёльсан.

– Коли желаешь пригласить меня в свой дом, поставь над рекой Сочхонган шелковый мост – тогда я пойду.

Тэбёльсан построил шелковый мост через реку, и Самсын-хальман пришла к Мануре. Та была уже при смерти. Самсын-хальман погладила ее живот своими драгоценными руками, отверзла двери утробы – и ребенок вышел на свет. А шелковый мост через реку Сочхонган так с тех пор там и стоит.

Известно около десяти записей «Манура понпхури». Я опирался на рассказ Ан Саина, следующий в сборнике за «Самсын-хальман понпхури» (Шаманские песни Чечжудо / под ред. Хён Ёнчжуна и Хён Сынхвана. Университет Корё, Институт изучения этнической культуры, 1996). В этом источнике дух оспы Мамасин назван Тэбёльсаном, но в более ранней версии Ко Тэчжуна он носит величественное королевское имя Очжонтто (Чан Чугын. Шаманизм и шаманские песни Чечжудо. Издательство «Ённак», 2001).

Этот миф показывает, как строятся отношения между богами разного происхождения, выполняющими различные функции. Было бы ошибкой считать, что их отношения основаны на иерархии. Мы можем видеть верховного бога, Нефритового императора, отдающего приказы королям загробного мира Чибусачхонвану, Ёмна-тэвану или владыке морей королю-дракону; также мы можем видеть, как боги руководят своими подданными и воинами, однако это всего лишь одна сторона отношений между богами. Отвечающие за разные области человеческой жизни, боги действуют самостоятельно и независимо друг от друга. Каждый из них сам принимает решения и распоряжается своей властью. Задача богини чадородия – помогать детям появиться на свет; роль духа оспы – в том, чтобы насылать на детей недуг; все, что связано с кухней, находится в ведении Човансин; хранитель деревни Сохосин отвечает за большие и малые дела в своем селении и не вмешивается в дела других деревень. Тот же принцип отражен и в отношениях Самсын-хальман с Тэбёльсаном. Свободные в рамках подвластной им сферы, боги не могут вторгаться на чужую территорию. Другого бога или сильного духа можно только попросить об одолжении.

Интересна функциональная взаимосвязь между богами, выполняющими разные задачи. Кажется, что в противостоянии грозного Тэбёльсана, явившегося в сопровождении многочисленной свиты, и хрупкой Самсын-хальман родом из земного мира вопрос, за кем победа, решен, однако результат оказывается противоположным. Самоуверенный, торжествующий мужчина вынужден беспомощно стоять на коленях перед девой. Это тесно связано с их функциями. Насылать на детей болезнь или нет, можно решить только после их рождения. Дух оспы недооценил богиню чадородия, за что был наказан. Его поступок продиктован пренебрежением к самим основам существования, и единственный способ искупить вину – это вынести унижения.

Мне симпатична отважная и мудрая принцесса Мёнчжингук, грациозно преклоняющая колена перед высокомерным Тэбёльсаном Очжонтто. Мне симпатичен и Тэбёльсан Очжонтто, который без колебаний в самом нелепом виде встал на колени перед девой, чтобы спасти умирающую жену. Они – наши боги.