Читать книгу: «Живая корейская мифология. Дракон, проглотивший солнце, легенды о волшебных странствиях и демоны-токкэби», страница 6

Часть II. Жизнь и смерть. Жизнь после жизни

Глава 4. Как надлежит встречать вестников смерти

 
Жена Самана упала на колени и взмолилась:
– О, великие вестники смерти, пощадите моего мужа!
Я пойду вместо него!
Если он уйдет, дом опустеет.
Следом и Саман упал на колени:
– О, великие вестники смерти!
Я буду покорен своей судьбе.
Если вы заберете мою жену, кто позаботится о детях?
 

Хан Тхэчжу (Чечжудо) «Мэнгам-пон»

Знакомясь с мифическими богами, любопытно прояснить один вопрос. Допустим, нам известно, что боги оспы явились из королевства Каннамгук, – но где же обитают остальные? Каким образом они приходят в земной мир и обнаруживают себя?

В мифах и народных преданиях обители богов чрезвычайно разнообразны. Прежде всего это места, которые издревле почитались священными: небо и земля, горы и море. Многие боги, в том числе Нефритовый император, населяют небеса, но немало их и в подземелье. В горах живут горные духи, в подводном мире – короли-драконы. Считается, что они владычествуют не только над морями, но и над большими реками и озерами. Некоторые божества и духи соседствуют с человеком, например хранитель деревни Сохасин, покровитель жилища Касин, божественный предок Чосансин. Хранителя деревни иначе называют Сонан или Тансан (хранитель земли и гор), Кольмэгисин или Понхян. Его обитель – святилище сонандан; это может быть как построенная людьми молельня, так и просто большое дерево. Касин и Чосансин живут еще ближе – в самом жилище. В старину в каждом доме были священные предметы: кувшины или чаши. Самсин, Чхильсонсин, Чесоксин – все они также обитали по соседству с человеком, и люди молились им в своих домах, прося благополучия и процветания для семей.

Помимо этого, есть боги, которые, подобно мёнсин-соннимам, живут где-то далеко и проделывают длинный путь, чтобы добраться до земли. Это обитатели подземного царства. Они являются в мир людей, чтобы забрать тех, чей жизненный путь подошел к концу, или тех, на кого прогневались боги. Попав в их руки, человек в одночасье теряет все, что имел. Таковы грозные вестники смерти чосын-сачжа.

Мы уже видели, насколько безжалостны порой бывают духи оспы, однако они не идут ни в какое сравнение с ангелами смерти. Болезнь может причинить страдания, но потом отступить, смерть же необратима. Дано лишь одно: либо жизнь, либо смерть. Граница между ними составляет основу космического порядка. Забрать у человека жизнь – задача нешуточная, поэтому ответственные за нее, как никто другой, должны быть хладнокровны и безупречны. Впрочем, им необязательно устрашать людей ледяным беспристрастием. При виде их у человека и так подкашиваются ноги.

Однако вестники смерти не совершенны. По натуре они похожи на людей, поэтому всегда можно найти способ тронуть их сердце. Как же можно задобрить гонцов с того света и вырваться из холодной хватки смерти?

ПОЧТИТЕЛЬНЫЙ САМАН, ВЕКОВОЙ ЧЕРЕП И ТРИ ВЕСТНИКА СМЕРТИ

Предки Со Самана из королевства Чунёнгук были людьми богатыми и важными, однако его отец обнищал. Саман был единственным наследником. Когда ему исполнился год, умерла его мать, в два года умер отец, в три – бабка, в четыре – дед, в пять – вторая бабка, в шесть – второй дед. Остался только дядя, но и тот через год умер.

Саману было некуда идти. Взял он плошку и отправился просить милостыню. По пути в южную деревню Саман встретил дочь министра Чо. Она тоже шла за подаянием.

– Куда ты идешь? – спросил он.

– Я дочь министра Чо. Мне семь лет. Мои родители и родственники умерли. Я иду в соседнюю деревню, чтобы раздобыть еды, – ответила девочка.

– Я тоже остался один, – сказал Саман. – Давай подружимся и будем вместе искать пропитание.

– Давай, – согласилась девочка.

Взялись они за руки и стали вместе просить милостыню, а ночью, так же рука в руке, спали на мельнице. Так и жили, пока обоим не исполнилось пятнадцать. Однажды Саман говорит:

– Мы с тобой встретились в семь лет, а теперь нам уже шестнадцатый пошел. Я знаю, что у тебя на сердце, ты знаешь, что у меня. Давай станем мужем и женой.

– Давай, – согласилась девушка.

Они покинули мельницу, нарубили в горном лесу деревьев, набрали соломы и поставили хижину. Жили, еле-еле сводя концы с концами. Скоро у них родился ребенок. Теперь приходилось просить милостыню на троих. Однажды ребенок расплакался:

– Отец, дай мне еды! Дай одежду! Матушка, дай мне грудь!

Саман не выдержал и тоже разрыдался.

– Дорогой, давай будем торговать! – предложила жена Самана.

– Дорогая, я бы и рад, да у нас совсем нет денег.

Жена Самана пошла в дом богача и попросила взаймы сто нянов. С этими деньгами Саман отправился за товаром. Но по дороге он встретил двух плачущих детей и подумал: «Ах, эти дети так похожи на меня!» Он взял их за руки, отвел на постоялый двор, накормил, одел-обул и пошел дальше. Идет и видит: ковыляют два седых старика, опираясь на палки, и плачут от голода и холода. «Ах, эти старики так похожи на меня!» – подумал Саман. Он взял их за руки, отвел на постоялый двор, накормил, напоил, одел-обул, смотрит – ста нянов как не бывало. Вернулся Саман домой без денег и поведал обо всем жене. Тогда жена взяла нож, одним махом отсекла свои длинные шелковые волосы и говорит мужу:

– Продай их на рынке и купи риса и соевого соуса.

Взял Саман длинные, точно водоросли, волосы жены и пошел продавать. Но ни утром, ни днем покупателей не нашлось. Наконец к вечеру подошел какой-то человек, заплатил восемь нянов, восемь тонов, семь пхунов и пять ри и забрал товар. Саман собирался купить рис и соевый соус, но потом рассудил, что так беде не поможешь, через несколько дней еда все равно кончится. В раздумьях о том, как можно подзаработать, он трижды обошел торговую площадь и вдруг увидел ружье. Ружье было железное – долговечное, ремень кожаный – крепкий. Положил Саман на него глаз, да продавец просил триста нянов.

– Эх, такая нужная вещь, а денег не хватает, – вздохнул Саман.

– А сколько у тебя есть? – спросил продавец.

– Восемь нянов, восемь тонов, семь пхунов и пять ри.

– Ну давай что есть. А остальное отдашь, когда заработаешь.

Довольный покупкой, Саман вернулся домой с одним ружьем.

– Дорогой, дорогой, а где же рис? Где соевый соус? – спрашивает у него жена.

– Дорогая, теперь мы не пропадем. За твои длинные, что морские водоросли, волосы я выручил восемь нянов, восемь тонов, семь пхунов и пять ри и купил на те деньги ружье. Я пойду в горы, подстрелю весенних кротов, больших и малых оленей, больших и малых свиней, мы принесем добычу богачам и получим за нее и рис, и соус, и землю, и одежду – и самим хватит, и детям останется.

Жена Самана сходила к соседям и вернулась с двумя чашками риса. Ночью она сварила кашу, утром накрыла на стол, Саман поел, повесил за спину ружье и отправился на охоту. Пришел он в горы, смотрит на землю – пусто, смотрит по сторонам – пусто, смотрит в небо – там тоже ничего. Солнце село, и Саман решил переночевать в горах. И тут под ноги ему прикатился старый череп и говорит:

– Эй, Саман из Чунёнгука! Эй, Саман из Чунёнгука! Эй, Саман из Чунёнгука! Завтра ты умрешь – я тебя убью!

– За что? – удивился Саман. – Я не сделал ничего плохого. Пощадите!

– Ты знаешь, кто я? Я сын министра Пэка из Сеула. Правда, теперь от меня только череп и остался. Однажды, когда я охотился в этих лесах, на меня напал разбойник, выстрелил в грудь, а сам скрылся. Давно было дело. Вижу, у тебя мое ружье – значит, ты и есть тот самый злодей!

– Ну какой же я злодей? Я не украл это ружье, а купил. Коли хотите, забирайте!

– На что оно мне теперь? – говорит череп. – Ты лучше возьми меня с собой и почитай как своего предка. А я за это сделаю так, чтобы твое потомство процветало и чтобы у тебя зерно не переводилось. Пошлю тебе богатство и почет.

– Что же я должен для вас сделать? – спросил Саман.

– Я умер в яме на горе и давно уже превратился в вековой череп. В моем рту пророс тростник, нос забили трава и колючие плети, из глазниц поднимаются молодые сосны. Завтра поутру первым делом почисти меня, омой в вине, заверни в шелковый платок и отнеси в свой дом. Там положи меня на полку. Если в первый, пятнадцатый и тридцатый день месяца будешь проводить поминальный обряд, я сделаю так, чтобы твое потомство процветало и чтобы у тебя зерно не переводилось, пошлю тебе богатство и почет.

– Что ж, пусть будет по-вашему, – согласился Саман.

Он переждал ночь и, как только забрезжил рассвет, пошел к яме, разворошил заросли и нашел вековой череп. Омыв его вином и завернув в шелковый платок, Саман понес находку домой. Он повесил череп на ограду, чтобы жена ненароком не приняла его за добычу, а сам зашел в дом только с ружьем на плече.

– Дорогой, где же большие и малые олени? Где большие и малые свиньи?

– Дорогая, вчера мне не повезло – ни одного зверя не встретил. Завтра снова пойду в горы и добуду больших и малых оленей, больших и малых свиней.

Всю ночь жене Самана не спалось, она то ложилась, то вставала. И вдруг посреди ночи женщина увидела, что по двору катается череп.

– Эй, Саман из Чунёнгука! А ну отнеси меня обратно! Не затем я с тобой отправился, чтобы ты оставлял меня мокнуть в холодной росе! – кричал он.

Жена разбудила Самана, и тот поведал ей о случившемся в горах.

– Что же плохого в том, чтобы приютить призрака? – удивилась жена.

Она оделась, вышла на улицу и низко поклонилась вековому черепу.

– Коли есть на то судьба, чтобы вам жить в нашем доме, идите ко мне в подол. Коли нет – уходите подальше.

Как только череп оказался в ее подоле, женщина взяла его в руки и принесла в дом. Она вознесла молитву хранителю жилища Мунчжонсину и хранительнице кухни Човансин и бережно положила череп на полку в спальне. Достойного подношения в доме не нашлось, поэтому хозяйка просто налила в миску чистой воды и воскурила благовония.

На другой день Саман пошел на охоту и нашел в горах бесчисленное множество зверей: больших и малых оленей, больших и малых свиней, весенних и осенних кротов. Выстрелил раз – убил тридцать голов, выстрелил два – убил пять тысяч. Отнес он добычу в дом богача и получил за нее и рис, и соус, и деньги, и одежду, и землю. Саман и глазом не успел моргнуть, как разбогател. Поселился он в роскошном доме, семья его процветала, зерна у него было вдоволь, и окружали его богатство и почет.

Так зажил Саман в довольстве и радости. И вот однажды заворочался и заворчал вековой череп:

– Саман, тебе не прожить без меня, а мне – без тебя. Отчего сегодня запоздал обед? Отнеси-ка меня туда, где нашел.

В это время жена Самана разжигала в печи огонь. Взяла она кочергу, постучала по порогу спальни и говорит:

– О, наш любезный предок, не делай ничего плохого!

– Хватит языком молоть! – откликнулся череп. – Твой муж послезавтра умрет. За ним уже пришли три вестника смерти.

Рассерчала женщина, заткнула черепу рот и выбросила его на ячменное поле. В тот день Саман возвращался с охоты с пустыми руками. Идет он и видит – посреди ячменного поля лежит череп и слезами заливается.

– Что случилось? Скорее идемте домой!

Саман поднял вековой череп и, едва переступив порог, набросился на жену с упреками.

– Дорогой, он задумал что-то недоброе, – сказала женщина.

– Не говори глупостей! – рассердился череп. – Ничего я не задумал. А вот твой муж не сегодня завтра умрет. За ним уже вестники смерти пришли.

Тогда жена Самана упала на колени и взмолилась:

– Ах, пощадите моего мужа! Умоляю, спасите его один-единственный раз! Прикажите лучше мне умереть – я на все готова. Велите войти в огонь с вязанкой хвороста – тут же исполню. Велите войти в воду с камнем на шее – так тому и быть.

Тогда вековой череп обратился к Саману:

– У тебя же есть тысяча мешков проса и тысяча мешков риса. Небось найдется и жертвенная пища, и мёндари²⁸. Скорее собирайся и ступай на чудотворную гору – соверши подношение трем вестникам смерти. Накрой богатый стол, поставь горячий рис, сладкую кашу, а сам отойди на сто шагов и спрячься. Позовут тебя раз, другой – не отвечай, позовут третий – тогда откликнись.

Сделал Саман все, как ему велел вековой череп: пошел на чудотворную гору, накрыл стол, воскурил благовония, а сам отошел на сто шагов и лег на землю. Скоро появились три вестника смерти: впереди шел Мёнчхачжи-чхаса, за ним Покчхачжи-чхаса, последним Нокмёнчхачжи-чхаса.

– Ох, ноги болят! Я готов подарить долголетие за лошадь! – вздохнул покровитель долголетия Мёнчхачжи.

– Эй, осторожнее! Вдруг кто услышит! Не зря же говорят: сказанное в ночи слышат мыши, а сказанное днем – птицы. Впрочем, я и сам готов подарить благополучие за пару башмаков, – сказал покровитель благополучия Покчхачжи.

– Что вы такое говорите! – возмутился покровитель счастливой судьбы Нокмёнчхачжи. – Хотя я тоже не прочь одарить счастливой судьбой того, кто меня накормит. От голода еле ноги волочу.

Так, перекидываясь словами, вестники смерти перешли один перевал, другой – и тут почуяли вкусный запах.

– О, благовония!

– Неужели?

– Смотрите-ка – там стол ломится от яств!

– Неужто мы, голодные, да мимо пройдем!

Подошли вестники смерти к столу и набросились на еду.

– Как же так – мы даже не знаем, кто приготовил эту трапезу.

– И то верно.

– Слышал я, будто Саман приютил в своем доме вековой череп – то сын министра Пэка из Сеула. Давайте-ка позовем Самана.

– Эй, Саман из Чунёнгука!

– Эй, Саман из Чунёнгука!

Дважды позвали вестники смерти Самана, но никто не ответил.

– Кликнем еще разок, – предложил Нокмёнчхачжи. – Если не ответит, мы так и не узнаем, кто накрыл стол.

– Эй, Саман из Чунёнгука!

На третий раз Саман отозвался и вышел из укрытия.

– Саман, Саман! Скажи-ка, кто это приготовил горячий рис и сладкую кашу? Кто пожарил морскую рыбу? Кто поставил три чаши дорогого вина? Кто положил три платья, три пояса и три пары башмаков? Кто привел сюда трех белых коней? Чьи это шелка? Кто повесил мёндари? Кто принес три тысячи бумажных купюр и три тысячи серебряных и золотых монет?

– О, любезные господа, разве вы не утомились в дороге? Разве не сводит у вас животы от голода? Это я накрыл стол. Угощайтесь! Кушайте на здоровье!

Когда гонцы с того света поделили между собой дары Самана, тот упал ничком и взмолился:

– О, великие вестники смерти! Дома меня ждут жена и малые дети. Позвольте мне проститься с ними!

Попросил раз, другой, третий – Нокмёнчхачжи не выдержал и говорит:

– Неужто после такого приема мы не уступим? Пожалуй, будет правильно разрешить ему проститься с родными.

– Сядем на коней, поедем вместе с ним!

Трое сели верхом, и Саман, взяв первого коня под уздцы, повел своих спутников к дому. В это время вековой череп обратился к жене Самана:

– Вестники смерти уже близко. Накрой десять столов в доме и восемнадцать снаружи. Повесь большие и малые флаги. Позови искусных музыкантов.

Жена Самана сделала все, как ей сказал череп, и позвала шаманов, чтобы провести обряд. В это время явились вестники смерти. Едва они ступили во двор – их тут же окружили шаманы с дарами и вином. Хозяйка налила сочжу и подала мясо на закуску. Когда все трое опьянели, жена Самана упала на колени и взмолилась:

– О, великие вестники смерти! Пощадите моего мужа! Я пойду вместо него. Если он уйдет, дом опустеет.

С ее лица жемчугом падали слезы. Следом за женой и Саман упал на землю.

– О, великие вестники смерти! Я буду покорен своей судьбе. Если вы заберете мою жену, кто позаботится о детях?

По его щекам градом катились слезы. Захмелевшие вестники смерти посмотрели на Самана и сжалились над ним.

– Со Саману из Чунёнгука суждено прожить тридцать три года. Но столько же отведено и О Саману из Оманголя. Заберем его, а хозяина этого дома оставим. Он ведь так радушно встретил нас.

На хмельную голову это предложение показалось им разумным.

– Так и сделаем. Пусть хозяйка нас благодарит.

Жена Самана поднесла гостям дорогого сладкого вина, десять тысяч серебряных и золотых монет, три тысячи бумажных купюр и еще денег на дорогу.

Так вестники смерти оставили Со Самана жить, а с собой забрали О Самана из Оманголя. В королевстве владыки преисподней Ёмна-тэвана их встретил судья с документом в руках.

– Вам же было велено схватить Со Самана из Чунёнгука, а вы привели О Самана из Оманголя! – закричал судья. – Со Саману суждено прожить тридцать три года, а О Саману – сорок пять тысяч шестьсот лет! Вы не того привели и за это понесете наказание!

Всем троим тут же надели на шею колодки и посадили в темницу, а на послезавтра была назначена казнь.

Вечером пришли в темницу двое посыльных от судьи, они принесли узникам по горстке риса. Посмотрели на несчастных с колодками на шее, и стало им жаль их до слез.

– Спасите нас! Мы отдадим вам половину даров, которые получили от Со Самана, – взмолились вестники смерти.

– Как же мы вас спасем?

– Вечером, когда судья отпустит вас спать, скажите, что хотите поведать ему какую-нибудь старинную историю. Сядьте с обеих сторон и рассказывайте по очереди. Глядишь – судья к ночи и уснет. Тогда возьмите у него Книгу человеческих судеб и напротив имени Со Самана из Чунёнгука напишите «сорок пять тысяч шестьсот лет», а напротив имени О Самана из Оманголя напишите «тридцать три года».

Вечером, по научению вестников смерти, посыльные убаюкали судью рассказами, взяли у него Книгу человеческих судеб и исправили записи. Через день, в четвертом-пятом часу, когда узников ждала казнь, посыльные обратились к судье:

– Загляните еще раз в Книгу человеческих судеб. Нехорошо, если погибнут невиновные.

Трижды пришлось им повторить свою просьбу. Наконец судья согласился:

– Так и быть. Говорят ж – слушай даже детскую пеленку. Посмотрим, что там в этой книге значится.

Открыл судья книгу и увидел, что Со Саману суждено жить сорок пять тысяч шестьсот лет, а О Саману – только тридцать три года.

– Ох, не послушай я посыльных, так и казнил бы невиновных.

И судья приказал отпустить узников. Так Со Саман из Чунёнгука, оказавший почтительный прием вестникам смерти, прожил сорок пять тысяч шестьсот лет. Что же до О Самана из Оманголя, то он не делал подношений, потому и не прожил изначально отведенное ему число лет, а умер раньше срока. С тех пор так и повелось: щедрыми подношениями люди могут продлить свою жизнь.

Это краткое изложение понпхури «Мэнгам-пон» с острова Чечжудо в пересказе Хана Тхэчжу из волости Намвон (Чин Сонги. Энциклопедия шаманских песен Чечжудо. Издательство «Минсоквон», 1991). Исходный текст намного длиннее и детальнее. «Мэнгам-пон», представляющий собой миф-мольбу о счастливой судьбе и благополучии, также называют по имени главного героя – «Саман понпхури».

Подобные мифы широко распространены не только на Чечжудо, но и в материковой части Кореи. Один из типичных мифов, «Чанчжа-пхури», известный в провинциях Чхунчхондо и Чолладо, как и «Мэнгам-пон», рассказывает о человеке, избежавшем кончины благодаря почтительному отношению к ангелу смерти. Однако из-за большого числа различий в деталях его сложно считать тождественным «Мэнгам-пону». В то же время обращает на себя внимание очень схожий по содержанию миф «Хванчхон-хонси» (или «Хонси-кут») из провинции Хамгёндо. Три брата, отправившись в лес по дрова, нашли череп и с почестями погребли его; после этого они разбогатели, а впоследствии, по научению черепа, сделали подношение вестниками смерти и обрели долголетие. Содержание этой истории в целом совпадает с содержанием «Мэнгам-пона», поэтому их правомерно рассматривать как версии одного сюжета. Я взял за основу именно «Мэнгам-пон», потому что в нем более ярко представлены эпизоды подношения даров вестникам смерти и подмены записей в Книге человеческих судеб.

Главный герой этой истории Саман чем-то напоминает сказочного добряка Хынбу. Он производит впечатление человека, у которого нет плана действий. Даже женившись и заведя детей, Саман не может найти способ зарабатывать на жизнь, а только сокрушается о своей доле. Такое поведение героя не может не разочаровывать. В конце концов семью от голодной смерти спасает его жена: именно она отправляется в дом богача занять деньги, именно она жертвует своим сокровищем – роскошными волосами. Саман же без лишних раздумий тратит драгоценные деньги на первых встречных и на ружье. Однако его жена не падает духом, она по-прежнему верит в мужа и поддерживает его. В этом ее схожесть с женой Хынбу²⁹.

Встреча с вековым черепом полностью меняет жизнь Самана. Этот череп, останки погибшего в горах незнакомца, вступает в контакт с человеком и проявляет себя как своего рода призрак. Итак, Саман встречает посреди ночи в горах призрака-скитальца, дух умершего на чужбине. Герой мог бы в страхе убежать или вовсе не обратить на него внимания, однако он не пропускает мимо ушей обращенные к нему слова, подбирает жуткую находку и приносит домой. Жена Самана также радушно приветствует череп и оказывает ему почтение, точно своему предку. Даже не имея с ним настоящих родственных связей, она готова протянуть ему руку помощи. Она руководствуется принципом, что, если судьба связала тебя с кем-то, необходимо проявить заботу, вне зависимости от обстоятельств. Хотя муж с женой живут в крайней нужде, у них щедрые сердца, способные согреть даже призрака-скитальца. В истории говорится, что богатство им принес вековой череп, но в некотором смысле они сами заработали свое благополучие.

Доброе отношение Самана к тем, с кем его столкнула судьба, распространяется не только на череп-призрак. Он с готовностью отдает с трудом добытые деньги несчастным детям и старикам, которых встречает на дороге. Он тепло и заботливо относится к любому существу, будь то человек или призрак. Саман сделал случайно встреченную нищенку своей спутницей, а потом и женой, с которой прожил всю жизнь, и в этом также отражается его бережное отношение к судьбе. Можно предположить, что череп явился Саману, зная, что он за человек.

Супруги проявляют радушие даже по отношению к вестникам смерти. В щедрых подношениях мрачным гостям с того света можно заподозрить ловкую взятку, за которую герои получают желаемое. Однако из общего контекста ясно, что теплота и радушие отличают мужа и жену на протяжении всей жизни, потому их действия не выглядят притворными. Искренность супругов подтверждает готовность каждого из них отправиться на тот свет вместо другого. Разумнее утверждать, что вестники смерти сохранили Саману жизнь не в качестве вынужденной благодарности за подношение, а потому, что не смогли проигнорировать его искренность. Их в буквальном смысле подкупила его человечность.

Обратимся к образам вестников смерти. Они находятся в подчинении у великого короля загробного мира Ёмна-тэвана и по его приказу доставляют человеческие души на тот свет. Как правило, они являются втроем, отчего их принято называть «сам чхаса» – «три вестника». В этой истории их зовут Мёнчхачжи-чхаса, Покчхачжи-чхаса и Нокмёнчхачжи-чхаса. В других источниках встречаются имена Чхонхван-чхаса, Чихван-чхаса и Ихван-чхаса; Чосын-чхаса, Исын-чхаса и Пуван-чхаса; Ильчжик-сачжа, Вольчжик-сачжа и Ивон-сачжа (или Канним-сачжа). Их также могут звать Хэвонмэк, Идокчхун и Канним. Непонятно, почему вестников смерти всегда трое, но можно предположить, что такой состав необходим, чтобы поручение гарантированно было выполнено. Жатва человеческих душ – дело непростое. Об этом красноречиво свидетельствуют сами образы вестников смерти – уставших, голодных, с больными, опухшими ногами. Им приходится проделывать такой длинный путь и забирать с собой столько душ!

Хотя вестники смерти, как никто другой, внушают страх и ужас, весьма занимательно украдкой наблюдать за ними, сетующими на голод и холод. Видя, как грозные посланники с того света, не в силах совладать с собой, набрасываются на еду и делят подарки, испытываешь тайное удовольствие. Это уменьшает страх перед духами и рождает дружелюбное отношение к ним. Слабость, проявляемая ими вдали от посторонних глаз, служит несомненным утешением для человека, которому предстоит отпустить ближнего в дальний путь.

Воспользовавшись слабостью духов, Саман делает им подношения, чем трогает их сердца. Однако вырваться из их рук непросто. Единственное, что удается выпросить, – это разрешение вернуться домой и проститься с семьей. Решение забрать вместо него другого было принято уже после того, как вестники смерти наелись и напились на устроенном в их честь шаманском обряде. В мифе подчеркнуто, что духи напились до беспамятства: в трезвом уме они вряд ли осмелились бы на такую подмену. Как видно из дальнейшего повествования, вестники смерти рисковали собственной судьбой. Даже больше того – на кону оказались законы мира. Если их получается нарушить с помощью простого подношения, то речь идет уже об угрозе космическому порядку.

Однако это происходит. Вестники смерти не остаются равнодушными к поднесенным им дарам и забирают другого. На том свете после небольшого инцидента дело закрывают. Исправление записей в Книге человеческих судеб сводит случившееся на нет. На первый взгляд кажется, что управляющие из загробного мира превысили свои полномочия и нарушили закон, однако, если разобраться, мы убедимся, что это не совсем так. Тот факт, что вместо Самана на тот свет забрали другого человека, обыгрывается так, будто это был изначальный план. Иначе говоря, ситуация приведена в соответствие с законом. По всей видимости, логика здесь такова: кто ценит судьбоносные встречи и проявляет радушие, получает в награду благополучие и долголетие, кто этим пренебрегает – расплачивается за свое равнодушие. Принципы земного мира распространяются и на тот свет, формируя новый закон и порядок. Это и есть изменение судьбы.

Что же случилось с избежавшим смерти Саманом? Он не прячется, точно преступник, а живет уверенно и открыто как главный герой этого мира. Его жизнь продолжается сорок пять тысяч шестьсот лет! Способный изменить свою участь освобождается от ее уз – такое представление раскрывает нам этот миф. Новая судьба творится человечностью, искренностью и связями с другими. На этом и зиждется порядок мироздания, царящий и в земном, и в загробном мирах. Можно сказать, миф провозглашает, что доброта и щедрость – залог долголетия.

В корейских народных верованиях подношениям уделяется большое внимание. Важно не только открытое сердце – доброе намерение должно проявляться в действии. Принеся в дар богам вещи или деньги, неважно сколько, надо молитвенно сложить руки и просить о желаемом. Тогда молитвы будут услышаны. Мы видим, что Саман и его жена постоянно выражают свое отношение через активные действия. Саман подбирает в горах вековой череп и приносит его домой, накрывает для вестников смерти стол и готовит всевозможные дары; его жена устраивает кут и потчует гостей различными яствами и напитками, вручает им деньги и подарки. Когда Саман встречает несчастных детей и стариков, он покупает им еду, одежду, обувь. Это философия, почерпнутая из народной жизни: молитвы будут услышаны, если не сидеть сложа руки. Только так наступят перемены.

В Корее с древних времен существует обычай на похоронах ставить стол для вестников смерти – так называемый сачжа-сан или сачжа-пап. Обычно на нем три миски риса, три стакана вина, три минтая, бумажный свиток, три пары соломенных сандалий и три медные монеты; стол ставится во дворе или у ворот. Так люди выражают мольбу о том, чтобы вестники смерти передумали и сохранили человеку жизнь или, если это невозможно, чтобы путь умершего на тот свет был легким. Не стоит умалять ценность таких обычаев, считая их суевериями. С помощью подобных действий люди выражают любовь к ушедшему и находят облегчение в скорби. Кроме того, еда с жертвенного стола не выбрасывается. Она предназначена для живых. Таков способ совместного существования богов и людей, живых и мертвых, живых и живых.

КАК СКУПОЙ БОГАЧ САМА ИЗБЕЖАЛ СМЕРТИ

В старину жили на свете три соседа: Сама, Ума и Чесок. Кому-то из них жилось хорошо, кому-то не очень. Ума, например, был несказанно беден, перебивался с куска на кусок, а чтобы сделать подношения богам неба и земли и своим предкам, ему приходилось просить милостыню. Ума дружил с соседями, ладил с родственниками и делал людям много добра, за это все его любили. Сама же отличался скверным нравом: он не почитал родителей, не уживался с окружающими, чем заслужил всеобщую неприязнь.

Сама был жаден и не посещал могилы предков. Голодные и изнемогающие от жажды, духи его предков решили пожаловаться десяти великим судьям из загробного мира:

– Мы пришли пожаловаться на нашего потомка Саму. Он разбогател, а о наших могилах не заботится, не приносит нам еды и питья.

Тогда десять судей решили отправить в дом Самы монаха и сказали тому:

– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Ступай, посмотри, как там живет Сама.

Монах надел робу-чансам, колпак-коккаль, повесил на шею четки и, ударяя в деревянную колотушку моктхак, пошел к дому богача Самы просить подаяние.

– Что еще за проходимец? – забурчал Сама, увидев у своих ворот какого-то монаха. – Я сроду никому и трех пхунов не подал. Явился, попрошайка, в третий день первого лунного месяца!

– Я монах, собираю пожертвования на храм.

Сама позвал слугу.

– Ступай-ка отхлещи его по щекам да насыпь в котомку лопату навоза. Хотя и этого жалко – сгодится землю удобрить.

Получив в подарок лопату навоза, монах развернулся и пошел прочь. Но тут из дома выскользнула невестка Самы со свернутым полотном шелка и рисовым зерном.

– Постойте! Мой свекор обычно не такой. Возьмите это. Три маля риса поднесите Будде, три тве³⁰ – на свечу и бумагу: напишите на ней благословение для нашего дома. А из шелка сшейте себе чансам.

– Хо-хо! Я-то уж было решил, что в этом доме одни нелюди. А вон гляди-ка, есть и люди! – обрадовался монах.

Вернулся он на тот свет и доложил девяти судьям Сиван:

– Сама в точности такой, как о нем говорят.

– Тогда пускай в полнолуние первого лунного месяца увидит он во сне свою судьбу, – решили судьи Сиван.

И вот в четырнадцатый день первого лунного месяца Сама увидел сон, будто гинкго на горе за домом раскололось на три части, развалилось и обломки положили к нему под дверь. Сама на миг очнулся ото сна и тут же снова заснул. В этот раз ему приснилось, будто ворона из небесного дворца с криком полетела в подземелье, а ворона из подземного дворца – в небо.

Сама поведал об этих снах семье.

– Отец, это значит, вы станете государственным чиновником, – сказал сын.

– Отец, это значит, вы успешно сдадите экзамен на государственную службу, – сказала младшая дочь.

– Эти сны сулят большой подарок, – сказала жена.

В это время прибежала невестка.

– Я растолкую ваши сны. Неужто вы думаете сделать то, чего не сделали в молодости, и получить награду? Неужели надеетесь на большой подарок, когда сами никому не оказали щедрости? Расколовшееся на три части дерево вот что значит: из одного его куска сделают жертвенный стол, из второго – гроб, из третьего – похоронные дроги. Вы ни разу не подали еды нищим, всё копили и копили свое богатство – кому его передадите? Даже если отдать половину призракам и половину потомкам, у вас еще довольно останется. Так используйте эти деньги, чтобы очиститься от грехов!

Услышав такое, Сама побагровел от гнева.

– Что за мерзавка! Она нам не родня и сны толкует безобразно. Гоните ее прочь!

И невестку прогнали к родителям. Вышла она из дома, но подумала – и вернулась: решила тайком три дня понаблюдать за тем, что происходит. И вот не прошло и трех дней, как Сама расхворался. У него ныли все суставы, болел живот, отнимались ноги, раскалывалась голова.

– Ох, что это со мной? Неужто я умираю? Приведите сюда невестку.

Тогда невестка вышла из угловой комнаты и говорит:

– Ступайте к гадалке, пускай она вам погадает.

Сама взял с собой тве рисового зерна и отправился к гадалке, чего никогда раньше не случалось. Трижды бросив гадальные палочки, та изрекла:

– Беда, господин, беда. Духи-хранители вашего дома и земли прокляли вас, ваши почившие предки в гневе. Я вижу, что ваша ложка сломана, шляпа упала, одежда сгорела в огне. Скорее отворите свой передний амбар и накормите голодных, отворите задний амбар, приготовьте побольше риса и вина, зарежьте теленка и свинью, днем и ночью проводите обряды. А коли кто спросит, чья это еда, отвечайте, что общая, деревенская. Когда всё съедят, вознесите мольбы – тогда останетесь живы.

Прибежал Сама домой, отворил амбар, чтобы раздать зерно. Но никто из соседей к нему не пришел.

– Возьмешь у тебя зерно – так потомки до третьего поколения будут побираться. Не возьмем ничего, – отвечали ему люди.

Тогда невестка залезла на крышу амбара и заговорила во всеуслышание:

– Послушайте, соседи! Разве я когда-нибудь сделала вам что-то плохое? Это я даю вам зерно и делаю это от души. Вот и вы примите мой дар со всей душой.

Тогда деревенские разобрали зерно. После этого Сама отворил задний амбар, приготовил вина и рисовых лепешек, зарезал теленка и свинью, взял денег триста нянов, нашел благодатное место в горах рядом с чистым ручьем и там под звуки флейты-чоттэ, дудочки-пхири, гонга-чин и барабана-чангу устроил шаманский обряд на три дня и три ночи.

В то время, вооруженные железными дубинами и цепями, явились гонцы с того света: Хэвонмэк, Идокчхун и Канним. Идут они и говорят друг другу:

– Ох, как же есть охота, сил больше нет!

– Подал бы нам Сама хоть миску риса да плошку воды, избежал бы расплаты за грехи.

– Болван, ты разве не знаешь, что сказанное в ночи слышат мыши, а днем – птицы. Скорее, надо торопиться!

Вестники смерти поспешили вперед и тут услышали звуки кута и почуяли вкусные запахи. Изнемогающие от голода и жажды, они подошли ближе и спросили, чья это еда.

– Еда общая, деревенская, – ответил Сама, как его научили.

Тогда вестники смерти с аппетитом сели за трапезу. Когда они наелись, Сама снова подошел к ним и сказал:

– Это я приготовил угощения. Умоляю, пощадите меня!

– Что же получается? Мы-то думали, что это угощения от всей деревни. Знай мы правду, не прикоснулись бы к еде. Но дело сделано. Как же теперь быть? Может, в деревне есть кто-то, кто родился с Самой в один день и час?

– Да, есть. Это Ума.

Тогда вестники смерти решили забрать Уму. Подошли они к его дому и стали звать хозяина. Позвали раз – к ним вышла хранительница земли Чисин и не пустила их. Позвали другой – вышел хранитель дома Сончжусин и не пустил их. Позвали третий – незваных гостей обругал хранитель входа Тэчжан и облаял свирепый пес. Пришлось вестникам смерти вернуться в дом Самы.

– Вы ходили к Уме? – спросила невестка.

– Ох, беда. У самого порога нас обругал Тэчжан и облаяла злая собака. Хранители Сончжусин и Чисин велели нам убираться подобру-поздорову, поэтому в дом мы так и не попали.

– У этого Умы святое сердце – ему покровительствуют и предки, и божества. Немудрено, что вы не смогли войти в его дом. Почему бы вам не забрать кого-нибудь из нашего дома вместо моего свекра?

– Так тоже можно.

– Возьмите его белую лошадь. А когда придете в загробное царство, скажите, Сама так нагрешил, что при жизни в скотину превратился. Вам пришлось с ней повозиться, потому вы и опоздали. Пощадите моего свекра, заберите вместо него лошадь!

– Ты дело говоришь, – согласились вестники смерти.

Невестка пошла в конюшню и обратилась к лошади:

– Послушай меня, хоть ты и бессловесное животное. Мой свекор должен жить. Беда, если он умрет. Ты – его лошадь, ты вместо него и иди.

Невестка принесла из кладовой шляпу, мангон, плащ-турумаги и штаны свекра, надела на лошадь, и вестники смерти повели ее на тот свет. Когда десять великих судей спросили, почему они так задержались, вестники ответили:

– Из-за множества грехов Сама при жизни обратился в скотину. Нам пришлось с ней повозиться.

Услышав это, судьи приказали:

– Наденьте ей на шею колодку, на ноги кандалы и цепи, на голову железный шлем. Мучайте ее и истязайте!

И отдали лошадь истязателям. Та, хоть и тварь бессловесная, а возмутилась: «Какой ты негодяй, Сама! За что меня мучают? Я носила тебя на своей спине и за пять ли, и за десять ли. Нет на мне иной вины, кроме той, что не дала тебе испачкать ног. Я взяла на себя все твои грехи и теперь мучаюсь, закованная в колодку и кандалы. Скорее прекрати мои мучения!»

День и ночь лошадь горько плакала, и Сама не мог спокойно спать. Пошел он к гадалке и говорит:

– Мне снятся дурные сны. Растолкуйте, что не так?

Бросила гадалка гадальные палочки, посмотрела, что выпало.

– Вместо вас на тот свет отправилась невинная лошадь, и теперь она страдает в преисподней. Хоть она и тварь бессловесная, ей тоже горько и обидно! В мире бывает так, что благодетель становится врагом, а враг – благодетелем. Проводите пять дней подряд очистительный обряд сикки-кут – и лошадь перевоплотится в человека. Поспешите!

Не помня себя, Сама вернулся домой и тут же взялся за дело. Он отворил амбары, налепил рисовых лепешек, достал вино, фрукты и вяленую говядину, приготовил жареную рыбу и мясо в сладком соусе, белый и красный тток и печенье, расставил все это на столе и под звуки флейты-чоттэ, дудочки-пхири, тэныма, хэгыма и барабанов устроил кут. В первый день обряда с головы лошади упал железный шлем, во второй день – колодка, в третий – сковывавшая тело железная сеть, в четвертый – путы с передних ног, в пятый – кандалы и цепи с задних ног. Так лошадь обратилась в человека, а ее враг – в благодетеля.

Это миф «Чанчжа-пхури», записанный в 1970 году с рассказа Пак Сонё в волости Чульпхомён уезда Пуангун провинции Чолла-Пукто (Лим Сокчэ. Шаманские песни Чульпхо. Департамент культурного наследия, 1970). Выше мы уже говорили, что содержание «Чанчжа-пхури» и «Мэнгам-пона» частично совпадает. Ключевая идея обоих мифов заключается в том, что приговоренному к смерти удается продлить свою жизнь благодаря радушному отношению к гонцам с того света. Однако по смысловой структуре и общему колориту эти два мифа значительно отличаются друг от друга. Прежде всего разнятся характеры главных героев. Если Саман из «Мэнгам-пона» простодушный добряк, то Сама в «Чанчжа-пхури» предстает отъявленным негодяем. Принципиальное различие заключается в том, что за Саманом вестники смерти приходят в конце отпущенного ему земного срока; что же касается Самы, то смерть посылается ему в наказание за неправедную жизнь. Отличаются и образы второстепенных персонажей. В «Мэнгам-поне» часть истории разворачивается вокруг черепа, которого Саман с женой привечают у себя дома; в «Чанчжа-пхури» важную роль играет невестка. Одна из линий повествования связана с образом добродетельного бедняка Умы. Новый сюжетный поворот представляет собой рассказ о белой лошади, которая отправляется на тот свет вместо хозяина.