Читать книгу: «От любви до ненависти – одно сообщение. Часть 1», страница 10

20:31

Ожидать такси приходится на прохладном ветру, который приехал вместе с нами из Северной столицы. Пока отец выкуривает вторую сигарету подряд, опираюсь на знак ограничения скорости.

– Пап, сфоткай, – прошу, понижая голос.

– Со знаком? Чё ерундой-то страдать.

Корчу недовольную гримасу. Он понимает к чему приведёт отказ. Александр Сергеевич неохотно берёт телефон из моих рук и делает пару снимков. Наверняка кто-нибудь да посмотрел с кривизной, оскалом.

Вскоре подкатила «гранта». Отец с водителем на пару закинули сумки в багажник, а я уже уселась на заднем сиденье, залезая в Соц. сети. Светофоры, фонари, фары встречки слепят. В глаза бросаются знакомые места: школьная остановка, ларёк с мороженым, отель. Однако всё быстро сменяется видом с моста на вокзал. А что, если бы мы остались в Петербурге. Отец нашёл бы там работу, а я дистанционно доучилась последние месяцы, а потом вернулась на время экзаменов и обратно. Звучит так, будто это так просто. В едва знакомом городе начинать с нуля. С парой десяток на карте, которые надо было бы растянуть на неизвестно какой срок. Иной раз не знаешь, как дожить до зарплаты, а тут жизнь в культурной столице.

Зайдя в магазин, не могли решить, кто постоит с сумками. В итоге пришлось кое-как запихивать их в камеры хранения. Я набираю корзину: куча творожных сырков, пару баночек энергетика, «Доширак» на всякий пожарный, шлифанула свой наборчик безалкогольным «Балтикой». Отец набрал пива, похожего на то, что пил в мой день.

Перейдя железную дорогу, остановились на мосту. Открывашки щёлкнули одновременно. Отрываю кольцо-ключ и кидаю в карман. Донесу до дома, заброшу в свою тумбочку, копиться. Дома никто не встретил. Бабушка с дедушкой уехали в гости. Хорошо, что оставили запасной ключ, ибо с собой мы не брали.

Я с горем пополам подняла багаж к себе в комнату. Шторы сняли, постельное тоже в стирку. Уныло стягиваю с тела одежду. Нахожу самую потрёпанную фланелевую рубашку. Чем больше потёртостей, тем больше комфортней в ней ходить. Из портфеля раскладываю на рабочий стол. Самое ценное, что могла достать, так это медаль. Пожалуй, займусь перестановкой на полке завтра. Наде же и книги с кружками куда-то впихнуть.

Наконец-то сажусь за тетрадь, чтобы высказаться хоть кому-то:

«Я в апатии, видимо. Окей. Девятнадцатого марта, то бишь в мой день рождения, Женя заходил в «Телеграмм» дважды, но про меня не вспомнил. Обидно в общем-то.

Всё время пытаюсь обмануть себя. Опять кроет. Три дня подряд на полном серьёзе думаю о суициде. Думаю, что больше не могу. Пытаюсь обмануться, что не люблю его. Но уже надоело делать это. Просто, твою мать, бесит, что позволила влюбиться в него».

10 Глава

2 Апреля

Я проспала весь вчерашний день. И готова проспать сегодняшний, однако, нужно хотя бы немного поразгребать хлам. Чуть-чуть разгрузить голову. Встать с кровати снова приравнялось к подвигу. Голова кругом, ноги ватные, словно одолело похмелье. И, как назло, под рукой не оказывается ни глотка воды. Приходится спускаться на первый этаж, придерживаясь за стенку. Все ушли на работу, оставив дом без шума телевизора, разборок, деления кухни.

Залажу под душ, смыть сон, вымыть из волос остатки другого города. Города, где так легко дышится, свободно. Ни что не душит, как здесь. Вода приятно пощекотала лопатки. Бережно обтираюсь полотенцем, смотря на запотевшее окно, ведущее во внутренний дворик. Зима окончательно отступила. Голый вишнёвый сад без сугробов выглядит совсем одиноко и безобразно. Снег растаял большой грязной лужей, которая не собиралась высыхать ещё долгое время. Выхожу на улицу, завёрнутой в полотенце. Кудри блестят на солнце. Я бы потянула пальцы к облакам, но тогда упадёт моё одеяние. Погода подстать прогулкам. А Марсель, как в воду глядел – поход в кафе выпал именно на сегодня.

День до назначенного времени прошёл незаметно. И вот уже вижу Денисова, приближающегося с букетом нежных роз. Твою же мать… тут больше нечего сказать. Надеюсь, он это просто так, дружеский жест.

– Привет, – он обнимает меня. – Это тебе.

– О, спасибо, мне… приятно, – натягиваю наивную улыбочку.

Марсель открывает дверь, пропуская вперёд. Прикидывается джентльменом, а может в самом деле такой. Я выгляжу, можно сказать, шикарно. Красиво накрасилась. Накрутила и без того вьющиеся волосы, придав большего объёма. Платье в кое-то веки надела. Своё второе любимое, в котором впервые вышла на сцену с командой. Оно, как и тогда, придаёт уверенности. Под его курткой «Норт фейс» симпатичный свитшот, из-под него выглядывает белая рубашка. Марсель сходу расспрашивает о моём мини путешествии, потому что догадался по аватарке, где была. Он пытался уломать на долгий телефонный звонок, дабы смогла обо всём. Впрочем, я настояла на интереснейшую болтовню при встрече.

– Знаешь, что самое вайбовое?

Денисов, не отрывая взгляда, пожимает плечами:

– Гулять по вечернему городу?

– На втором месте, – хмыкаю. – На третьем – дождь. На первом, – делаю паузу, – ехать на поезде. Настолько мне нравятся, что я готова прямо сейчас сорваться в какую-нибудь поездку. Желательно в дальнюю. А летом вообще… просыпаешься в четыре утра – туман неспешно ложится на поля. М, красота.

Пока я полностью погружена в рассуждающе-описывающие речи, на столике появляются банановый чизкейк и какао с маршмэллоу. Марсель протягивает свою кружку, чтобы чокнуться со мной. Прерываюсь на пару секунд. Хочу подметить: какао здесь отменный.

– Что говорить про Питер: единственное, что расстроило так это то, что снова не попала в Эрмитаж. Ибо папа не человек искусства. – Говорить про Королёва, и случайную встречу с его братом не стала. Тем более Денисов не посвящён в подробности, и полностью убеждён, что между мной и русоволосым простая дружба.

– М, – он отрывается от напитка, – ни слова больше. Давай, летом, после твоих экзаменов, поедем вдвоём. Или ещё кого-нибудь позовём.

– Я с радость, только надо с родителями обсуждать.

– Не проблема, – он странно ухмыляется.

***

Вечер проходит в бессмысленных диалогах, пристальных взглядах расширенными зрачками. От поворота, где попрощались, иду слегка припрыгивая, не понимая, как объяснить, откуда цветы. Впрочем, в приподнятом настроении не важно. У дома стояла скорая помощь. Захожу в дом на цыпочках, стараясь не издавать звуков. Врачи собрались вокруг еле открывающей рот бабушки. Пока никто не обратил внимания на появление в помещении ещё одного человека, драпаю в свою комнату. Моему испугу присуще упавшее в пятки сердце. Запираю дверь на щеколду. Тело тут же перестаёт слушаться. Медленно сажусь за письменный стол. На нём разбросанные тетради и учебники. Кручу меж пальцев ручку. Роняю, кручу, роняю. У бабушки вновь сердечный приступ. Такой, что пришлось вызвать скорую. Раньше она справлялась валидолом, а теперь не смогла. Я щипаю свою ляжку, дабы убедиться, что не сплю. Нет, это взаправду. Почему не снится только плохое. Вытаскиваю телефон из кармана пальто. В полуобморочном состоянии нахожу в «Телеграмме» его. Долго не решаюсь нажать на «звонок». Но вот уже слышаться гудки. Хриплый голос, и будто человек только проснулся.

– Поговори со мной, пожалуйста, – губы сбились в дрожи.

– А… хорошо… – наверное, услышал слёзы в голосе.

Мне не верилось, что углубляю его в своё существование больше и больше. Но, кажется, мне нравится. Я оглядываю комнату, слушая, как он играет на гитаре. Натыкаюсь на выглядывающие из-под чёрной футболки, валявшейся на кресле, полароидные фотки. С Королёвым. Несмело беру их. Всматриваюсь в детали. На том конце провода звучит последний аккорд первой песни. В ладони фотографии с того дня…

Flashback*

У Жени появилась идея для фотографий. Он хочет запечатлеть момент всецело. Хочет вспоминать, когда станет грустно, или когда появляться первые признаки Стокгольмского синдрома.

–Если у тебя появится этот синдром, придётся срочно приезжать в Ижевск, – уголки рта ползут вверх.

Он подходит для поцелуя. Тёплыми губами едва касается лба, потом прижимает к себе так, что хрустнула какая-то кость. Через одежду чувствую то, что чувствовала, когда Женя лежал сзади меня.

– Кхем, Евгений, – смотрю снизу вверх. Снова просто чмокнул в то же место.

Так как специального штатива не имеется, приходится мастерить из подручных средств: стул, какие-то коробки, одна из которых с воспоминаниями. Женя нажимает красную кнопку, ставя телефон. Опять прикидывается зайкой. Разыгрывается сценка «Самая милая пара на свете». Спешу напомнить – этот парень почти час назад чуть ли не силой был готов взять меня. Лыбится, делает всем приевшийся «дакфейс». Впору закатить глаза и рассмеяться, но я честно подыгрываю, хотя эта «инстаграмная» хрень бесит. Да и Королёв всего лишь дурачиться.

Еле слышно говорю, что люблю. Зная, настолько тихого шёпота не слышно. Однако, он разбирает сказанное. Он говорит о любви так же тихо, как и я. Словно это кто-то услышит и сожжёт нас на костре. А если я сплю? Вдруг, на самом деле, мы нежимся каждый в своей кровати. И с нежностью никто не целовал, а меня всего лишь облизала кошка. Бью себя по колени. Болезненно.

– Что ты делаешь? – Недоумевает Женя.

– Комар, – первое что пришло в голову.

– Понял тебя. А что в жёлтой коробке?

Не успеваю ничего сказать, как она оказывается открытой. Сверху нераспечатанная пачка «Чапмана». Пульс можно не проверять. Его нет. Королёв засматривается на красноту. Его радужки, кажется, на миг поменяли цвет. Как у быка, загорелись яростью.

– Есть открытая пачка?

Тянусь к сумке, сглатывая слюну. Мне страшно, как школьнику, у которого мама нашла упаковку в кармане. Будто сейчас будут отчитывать. Вытягиваю одну сигаретку и зажимаю губами. Звук зажигалки, первая затяжка, следом вторая. Вредная привычка, привлекавшая ритуалом. Пепел едва ли валится на постель, но Женя успевает подставить ладонь. Очередной затяг выдыхаю, смотря прямо в глаза. Скорее пытаясь достать до души, но там я поселилась давно. А значит, наверное, желаю, чтобы он увидел в моих космос, и заблудился средь звёзд. Зажав указательным и средним пальцем, вставляю убийцу в его губы. Королёв уверено вдыхает вкус вишни.

– Это моя не первая. Как-то после проигранного матча, с вратарём по пути домой закурили по одной. Так появилась традиция проигранных игр.

– Какая тогда у выигранных?

– Когда мы были мелкими, её придумал тренер, – он прочистил горло. – Прошло больше десяти лет, а синие фенечки плетём до сих пор. Только я с Лёхой, ну, с голкипером.

– Мило. А что с плаваньем, – задаюсь вопросом я.

– Ничего особенного. Занял призовое – медаль. Не занял – внушительный разговор с наставником.

Я зачаровано гляжу на то, как дым струится из уст. Курение убивает и совсем не красит человека. Но как же сексуально выглядит Королёв с убийцей лёгких меж губ.

***

– Тебе стало легче?

–Намного. Спасибо.

– Обращайся, – он сбрасывает звонок.

Легче не стало. Под гнусные попытки исполнить кавер, больше задумалась над тем, что сейчас хуже, чем когда-то было. Флешбэки занимают бо́льшую часть времени и мозга. Убивать дыхательные пути четыре раза в день – наскучило, впрочем, я не прекратила. Отправлять думки в кому – бесполезно, но по-прежнему занимаюсь сим. Кажется, это всё из-за меня. Королёв бросил, потому что не давала свободно дышать. Разве? Я видно слишком меланхолична для его персоны. Но почти никогда не позволяла себе грустить в присутствии Королёва.

В сентябре мы застали пару падающих звёзд, однако наплевали на них. Ведь тогда казалось, что, найдя друг друга, мечтать больше не о чем. Хотя можно было загадать многое. Например… решение всех проблем. Прямо всех. А ещё тогда я знала точно: Женя готов бить лица моим обидчикам. Я была готова вырывать волосы тем, кто сделал королёвскую жизнь невыносимой. Отсекать людей, хотевшим вторгнуться в наш маленький, сотканный из любви и ненависти, собранный из детских травм и обид, мирок. В нём наш союз был одним из чудес. Теперь мы стали самым чудовищным. Раньше моё тело на части разрывали бабочки. Ныне тоска.

Возвращаясь с прогулки поздним вечером, мы приземлились на лавочку в незнакомом дворе. Нет никакого освещения. Видно, фонари перегорели. Евгений умело растворился в темноте, черты размылись в слезинках от ветра. Словно предчувствуя, он поворачивает голову одновременно со включением тусклой лампочки. Я выпучиваю глазёнки, будучи восхищённой. Королёву подходит всё: день и ночь. Улыбаться и расстраиваться. Злиться и быть, как сейчас, влюблённым, едва наивным, мальчиком.

– Ты чего? – В какой-то степени смущается он.

– Ну, ты такой красивый, – стоном тяну я.

Он, улыбаясь, притягивает к себе, а я ложусь виском на крепкое плечо. Мельком веду по щетине, а он трётся об мою ладонь, требуя больше ласки. Сейчас хочется рассказать о наболевшем, но слова лишние, тем более они о прошлом. Лучше помолчать. Ещё лучше, если вцепиться ему в шею, присев на колени.

7 Апреля

Тяжёлая школьная жизнь. На географии едва ли вижу сны, потому спала от силы час, ну, и по расписанию первый урок. Пол класса, как сонные мухи, а кого-то вообще нет. На биологии смотрим мультфильмы, при условии – сидеть тихо. Всеми любимые «Смешарики» приковали взгляды двадцати одного присутствующего, лишь бы не разбирать какую-нибудь нудную тему из не менее нудного, вселяющего ужас учебника.

Я невзначай кладу голову на предплечье Егора.

– Мне плохо.

Он не отвлекаясь, приобнимает за плечи. Потихоньку роняю слезинки, пропитывая рукав толстовки.

– Женя опять что-то натворил?

Не даю ответа, зная, Алексеев и по молчанию поймёт, что да.

– Ублюдок… Держись. Я с тобой. – Эти слова мне нужны были, как никогда раньше.

Потом на перемене наша компашка «Ориджинал Девочки» (так называется наш чат в «Телеграмме»), собирается между двух последних парт. Ворон и Милиоти шутят с Егором, мельком поглядывая на мою реакцию, а посему приходиться натянуто улыбаться, наигранно смеяться, но, в целом, они не возражали неискренности. Конечно, Уоллес очень просила меня не терять себя в этой апатичной яме, только я не справилась. И им пришлось принять ситуацию, и немного поддерживать словами «всё будет хорошо» и «за чёрной полосой следует белая».

Четвёртый урок. Последний. Основы безопасности жизнедеятельности. Евгений Юрьевич измеряет шагами место перед доской. Рисует, пишет, но главное, не заставляет фиксировать материал в тетрадь, которой и в помине не существовало. На ОБЖ максимум один листочек в клетку. Алексеев показывает скриншоты с переписки в «Дискорде», запись того, как они с братом играли всю ночь в компьютер. Он говорит, что выложит на «Ютуб» самые топовые моменты. В общем, хоть как-то пытается развлечь мою личность. Только вот одна неудачная фраза доводит до слёз. Сначала Егор шутит про меня, и на этом можно заканчивать. От простой шутки про «мужика с Чечни» не обидно. Привыкла, сие в меру смешно. Да и сколько сама шутила над ним, мол, у него ресницы накрашенные. Иной раз называла его «Икачелька», как «Егорка», только чуточку по-другому.

Он произносит фразочку:

– Наябедничать Жене, как раньше, не получиться.

Кидаю злобный взгляд, наполненный солёной водой. Поджимаю губы в тонкую полосочку, и уже лицо его постепенно растворяется в море.

– Блять… извини, пожалуйста, – до него дошло сказанное собственным ртом. – Я же не хотел…

Отвернувшись от Алексеева, упираюсь лбом в ладонь. Прожигаю взглядом школьную мебель, пока он трясёт мою руку, часто прося прощения.

– «Спасибо друг…»

– Таня, прости, – его голос стал выше.

Мне больно произнести имя «Евгений», потому приходится ждать, когда учитель увидит поднятую вверх часть тела.

– Зеленина, что?

– Можно выйти?

Учитель кивает с сторону выхода из кабинета.

Идя по коридору, чувствую, как накрывает. Ноги еле держат, и будто могу упасть на колени сию минуту. До ссадин. Минуя вахтёршу, придерживаюсь за стену. Зайдя в уборную, опускаюсь на колени. Долго и безотрывно пялюсь в одну точку. Если бы не это, я бы не поняла, что дыхание сбилось. Нет сил отвлечься, подняться, вернуться на урок. За сегодняшний короткий день, надоела появившаяся отдышка и сердце, бьющееся сильнее, чем всегда.

– Таня? – Над макушкой возникает голос физрука.

***

Учительница наливает мне горячий чай. Садиться напротив, одаряя обеспокоенным взглядом. Молчать нельзя.

– Надежда Валерьевна, наверное, я снова хочу, чтобы меня любили, но как обычно: люблю я – не любят меня, и наоборот. – Она кивает в понимании. – Хочу тепла не от кого-то, а именно от того, кто в августе заставил поверить в любовные сопли. Но я потеряла его, а он меня.

– Таков жизненный круговорот. Люди приходят и уходят.

– А я ведь сегодня проснулась с мыслями о том, что пора отпустить. Заняться собой, усерднее готовиться к экзаменам, чтобы вообще не оставалось времени думать о нём. Ну, допустим, день заполнен хобби и учёбой под завязку. Однако перед сном… Не знаю, что нужно делать, чтобы отрубаться, как только голова коснётся подушки. Ведь даже не смотря на отсутствие сил, я не засыпаю моментально, ворочаюсь, минимум часа два. Может стоит обратиться к специалисту? – Смотрю на учительницу, ища ответа.

– Так-так-так. Пу-пу-пу. Во всяком случаи хуже не станет. Максимум выпишут препараты какие-нибудь успокоительные. Или пару посещений психолога. Проговорите проблемы, их возможное решение. Возможно, полегчает. Но от тебя самой тоже зависит. Если ты сама бороться не будешь, навряд ли поможет.

8 Апреля

Я не люблю музеи. Здесь пахнет гнетущей тишиной. Делают вид, что мне интересно, потрагивая экспонаты, которые можно, и которые нельзя. Так на ощупь узнаю, из чего они сделаны. Не понимаю, почему Марсель вообще потащил сюда. Ходим полчаса, час. Он чиркает что-то карандашом в блокноте. Похоже делает записи для новой статьи. Каждый уголок пропитан старостью. Особенно там, где находятся удмуртские национальные одеяния, прялка и веретено. Чугунные утюги и разновидности рубеля – вижу не в первый раз, но повторяю: «как же раньше сложно было вести хозяйство. Денисов делает четвёртый круг по залу, вновь всматриваясь в экспонаты. Он давит грифелем в страничку, по всей видимости, завершая сбор информации. Марсель довольный направляется в мою сторону.

– Ну, пойдём? Или походим по выставке динозавров?

– Нет, спасибо. Потом, когда-нибудь.

Огромные двери распахиваются и воздух, наполненный выхлопами машин и заводов, ударяет в ноздри. О, наконец-то, свобода.

– Тебе ведь не зашло. Я и сам не особо горел хотением, но горел новой статьёй. Извини, зря время твоё потратил.

– Да ладно. Зато побыли вместе, – в моей голове звучало более дружески.

Он легонько пихает плечом

– М, пройдёмся до ЦУМа? Месть за нудный час.

– Ну, пошли, – не может или не хочет отказать Денисов.

В двадцатых числах вокальный концерт. «Цветы весны» – как только Чайка озвучил название, сразу же родились строчки песни, а следом и сценический образ. Никто не говорил, что розовый мне к лицу, впрочем, я не я, если не рискну. Если рубиново-розовые волосы весьма красили моё существование, то и платье, думаю, испортить не должно. Едва ли сможет подчеркнуть в кое-каких местах несовершенства форм.

ЦУМ – по сути большой, нет, огромный магазин, впрочем, в нём пусто. Серьёзно, на три этажа всего пару отделов со шмотками. Есть музыкальный, спортивный и анимешный магазин. Ах, как же прекрасна новая коллекция значков в ярком неоновом освещении прилавка.

– Смотри, какой Акутагава* классный, – он восхищается фигуркой сантиметров так в восемнадцать.

– Ага, одним лишь видом оправдывает ценник.

Марсель указал на Рюноскэ, я указываю на глянцевые электрогитары, на изящные изгибы, элегантность струн.

– Так ты гитаросексуал, получается – ему смешно.

– А ты шутник, ха-ха, – выдавливаю из себя звук искреннего смеха.

Этажом выше приглядывается невзрачная торговая точка. Хватаю Марса под локоть, стремительно мчусь туда. То, что нужно. Вот бы на теле платье сидело так же идеально, как на манекене. С внутренним трепетом натягиваю ткань. Да, точно на меня шили. Кручусь перед зеркалом, представляя в нём выход на сцену. Охи, ахи, вздохи. Робко отодвигаю шторку примерочной. Сейчас же желаю увидеть реакцию голубоглазого. Восхищённый, поражённый, влюблённый? Я узрела всё перечисленное.

– Шикарно, – констатирует Сель.

Продавщица согласно трясёт головой в другом конце помещения.

– Спасибо, – мило показываю серёжку на уздечке верхней губы.

Довольная иду с фирменным пакетом, осыпанной комплиментами. С въевшимся в память взором Денисова. Как будто в тот момент пробежала мелкая искра, и резко угасла. Я не успела разобраться в появившемся между нами жаром. Сегодня остаюсь у бабушки, сама же она уехала на дачу. Денисов мешкается, хрустит пальцами, и в конце концов решается обнять крепче, чем на прошлой встрече. С каждым разом обнимания становились увереннее и дольше. Боюсь, так он точно срастётся со мной.

– Ну, до встречи…

– До встречи.

Пару секунд смотрим друг другу в зрачки. Машу ладонью, разворачиваясь к своему подъезду. Поднимаясь в безопасность, складывается ощущение, что Марсель явно грезил сказать что-то такое, что точно задело бы за живое. Заходя внутрь, становится ясно – тут сто процентов никого нет. Кроме сквозняка. Снимаю верхнюю одежду, оставляю пакет с сумкой на кресле. Не включая свет в гостиной, раскидываюсь на полу. На твёрдом и весьма прохладном. Кто бы что не думал, мне комфортно.

Весь вечер проходит в залипании в телевизор. Я вывела картинку с телефона. В одиночестве, завёрнутой в пуховое одеяло, наслаждаюсь видеопрохождением с канала Дмитрия Куплинова. На подлокотнике остывает молочное «успокоительное». Внезапный яркий свет экрана режет глаза. Жмурю до неприятных ощущений. Мне холодно, хотя окна не открыты даже на проветривание, а отопление отключать не планировали ещё пару недель. Нет, скорее холод идёт изнутри. А как побороть сие я не в курсе. Интернет не дал дельного совета. Бабушкина стопка книг по медицине, тоже не особо помогла. Большая энциклопедия предложила полежать в обнимку с грелкой пару тройку минут. Однако такой штуки не нашлось. Посему посидела возле батареи, заработав лёгкие ожоги.

Позже, скинув одеяло, ложусь на спину. В квартире теперь тихо и едва ли темно. Расстёгиваю рубашку, кидаю на кресло. Стягиваю голубые шорты в горошек, отправляя их туда же. Всё это в спешке. Неловко трогаю затвердевшие розовые бусинки, испытывая неумолимое желание того, чтобы к телу прикоснулась ладонь любимого человека, которого ненавижу больше себя. Нелепо залажу под рёбра – он научил получать от сего большое удовольствие. Живот и грудную клетку разрезало острым лунным лучом, который просочился меж двух штор. Провожу пальцами по выпирающим тазобедренным косточкам. Со стороны, должно быть, каждое движение выглядит, как кадр из начала фильма для взрослых. По крайней мере, так представляется мне. Без малейших раздумий лезу под нижнее бельё…

А потом искорки в глазах. Низ живота изрядно покалывает. В ногах мимолётная судорога. Момент кульминации и грудь сама прогибается вверх, а спина изнывает в приятном поламывание. Затем происходит резкое расслабление, и мелкая дрожь пробежала с макушки до кончиков пальцев ног. Как электрошок. Я сжалась, причинив боль правой руке между ног. Левой рукой зарылась в пушистые волосы. Сбитые вдохи и выдохи. Будоражит внезапное жжение на ключице. Скорее ощущалось это, как горячий поцелуй с лёгким прикусом кожи.

***

Меня будят многочисленные звонки и стуки во входную дверь. В бреду натягиваю одежду. Крадусь в прихожую. Не включая люстру, смотрю в глазок. Там Максим, весьма растерянный, однако, вспомнивший этот адрес. Услышав щелчок замка, он выпрямил спину. Я не показываю эмоций.

– Максим? Удивлена. Какими судьбами?

Он делает несмелый шаг в квартиру, таким образом оказываясь слишком близко телом. Не может произнести ни слова, может не знает, с чего начать, но серые глаза горят заинтересованностью. Наверное, заинтересованностью в моём наряде, полуголых ногах, весьма потрепанном виде.

– Хотел побыть с тобой. Можно?

– Ну, ты уже здесь. Так что.

– Спасибо.

Включаю приглушённое освещения, возвращаясь в постель. Залажу в тёплое укрытие, никак не обращаясь к русоволосому. Он садится с краю, потирая колени ладонями. Макс как-то странно трясётся, загадочно молчалив. Пока переводит свой взгляд на меня, беру его руку. Очень тёплая.

– Я рада тебя видеть, очень… – пришёптываю, оттаяв. – Очень-очень соскучилась по тебя, – скорее обманываю, для получения внимания, чем говорю правду. Приподнимаюсь, кладу подбородок на плечо Макса. Слегка чмокаю в нежную кожу щеки. Он щурится, попутно заводя рассказ:

– Пришла подруга ко мне вчера. Обсудить какую-то проблему. Ну, она так, не близкая, – видимо уточнил, чтобы я вдруг не заревновала. – Сидим пьём чай, обсуждаем что-то. И в момент, она начинает говорить типа любит меня и так далее. И самое главное, толкает конверт по столу. Достаю оттуда свою фотку, измазанную ни то кровью, ни то краской. Две переплетённые свечи, такие, церковные, на которых выцарапанные мои инициалы. Высыпаю пепел со дна. Спрашиваю, что за хрень? Отвечает, типа, приворот делала на меня. Ну, я назвал её конченой, и знаешь, что она учудила? – Максим делает паузу, мол, попробуй угадать. Мотаю головой и продолжаю слушать, вникая в историю. – Слёзы смешиваются с диким смехом. И ладно бы только истерила. Так эта дура смахнула кружку со стола. Осколки по всей кухне, лужа чая. Конечно же, прибежала мама. Давай звиздюлей раздавать. Катя вылетела из квартиры, как ошпаренная. Мама успокоилась, но заставила драить всю хату.

– Да уж, ну и девочки у тебя… Она тебе не нравится, почему?

Молчание Симы будто предлагает подумать самой, но тут он произносит:

– Не в моём вкусе.

– Ясно. Какая хоть фотография была? Та, которая у тебя в «Телеграмме» или в «Вк»? – Насмехаюсь я.

– Из «Телеги».

– Хах, какая глупость…

– Извини, что разбудил тебя. Просто я очень сильно хотел побыть с тобой.

Сидящий на краю нервно дышит. Молча вытягиваю ноги вперёд. Плетнёв, конечно, обращает внимание. И, конечно, спрашивает про новые шрамы. Мы обсуждаем их. От мельком проводит по ним, в самой неприкасаемой зоне. Пока что не проявляю сопротивления. Невзначай вспоминаю вслух:

– Совсем недавно на своих ногах я чувствовала пальцы Жени. А ещё его запах наяву. Слышала местами грубый баритон. А теперь чувствую твои. Слышу запах «Мальборо». Ты выкурил две или три сигареты перед тем, как попасть в подъезд. Уже не спрашиваю, каким образом это было сделано. Ещё, твои волосы пропитались ветром, вперемешку с дымом. Откуда столько волнения?

Максим засмущался куда больше, когда внезапно отстраняюсь от него, уползая в другой угол дивана. В неуклюжем повороте много сомнений, но Макс приближается следом. Приближается к моим согнутым коленям и тянет так, что скатываюсь спиной по подлокотнику. Плетнёв, зная, что с Королёвым всё кончено, нависает надо мной. Сжимая шею, медлит с поцелуем. Впрочем, он сделает его, сейчас или через пару мгновений, сколько бы не говорил о стеснении. Окидываю пылающие возбуждением лицо. Он целует мои губы. Я в ответ. Делает толчок языком, и приходится сцепиться своим. Без особого энтузиазма. Я не изменяю своим невзаимным чувствам. Мне всего лишь нужна тактильность. Получаю её от «первого шага» к знакомству с Мальчиком из Питера.

– Максим… – жалобно подаю голос.

– Тебе неприятно? – Он отлипает с удивлением. – Тогда не буду.

Выбираюсь из постели, хотя тело будто приковало. А почему не сейчас? Даже, если не выпилюсь, то избавлюсь от флешбэков. Сую под кран стальной восход.

– Тань, у тебя всё в порядке? – Слышится за дверью.

– В порядке.

Зажатое меж большим и указательным пальцем лезвие рисует первую полосу. Затем вторую. На третьей вырывается писк. В первые кто-то увидел, как я режусь. Максим спохватился ко мне, сидящей на краю ванны. Он оценивает ситуацию и глубину порезов.

– А что ты мелочишься?! Напряги руку, дави сильнее! Эффективнее будет, – пугает своими наставлениями. – Давай!

Меня заметно трясёт. Плачу от повышенного голоса. Выпуская из хватки «Восход» в белоснежную раковину, по стенкам которой побежали красные ручьи. Опустошённо валюсь не стоящего перед мной. Успевает обхватить обеими клешнями.

13 Апреля

В ту ночь я последний раз ревела у Плетнёва на руках. Утром он сообщил о скором переезде в другой город. Он признался, что та, переданная Ксюшей записка, написана им. Мы тонули в прощальных объятиях с минуты. Кажется, Максим потратил бы ещё парочку, только, кажется, я оттолкнула его. По привычке попросила уйти, оставив в одиночестве, хоть и нашлось довольно тем для разговора. Жалела ли о своём хотении остаться один на один с раздумьями? До вчерашнего дня. Осталось лишь ощущение, что хочу что-то сказать, но не знаю что. Да и стоит ли.

Максим остался запахом на рубашке и подушке. И тёплыми губами на щеке. Я думала о нём, стоя за кулисами. Думала, выйдя отрабатывать номер. Думала, отпивая воду из пластикового стаканчика. Так по кругу, до конца репетиции. Ещё, вспоминала о питерском. Какого, когда тебя оставляют сразу два достаточно близких человека? Ужасно.

Освободившись от всех дел поздно вечером, берусь за изложение из себя негатива:

«Без времени. Начну, но не знаю, правильно ли? С этого ли начинают письма? Хотя, какая разница, теперь, когда поздно думать, что правильно, что не совсем. В голове очень много мыслей, и хороших, и плохих, но больше последних. Не знаю, хорошо ли поступаю по отношению к себе. Я приложила столько усилий, чтобы просто взять листок и ручку для письма, в котором постараюсь изложить всё наболевшее. Слишком много надо рассказать.

Заставляю себя вспомнить неприятное. Надеюсь, не разревусь от одного лишь отголоска прошлого. Хах, моему прошлому всего-то ничего. Надеюсь, когда-то всё связанное с «ним» станет не таким болезненным, как на данный момент.

Мне больно и страшно. А ещё, ничего не понимаю. Не понимаю, почему расставание с ним стало ударом ножом меж рёбер. Не понимаю, почему, когда вспоминаю, появляется ноющая боль в районе сердца, а потом, как рекой разливается по телу. Иногда, становится тошно, скручивает желудок и не отпускает. Один раз в самом деле вырвало, от эмоций. От злости на себя сводит руки. Я прямо-таки пытаюсь выкручивать запястья. И спазмы могут быть долгими, аж хочется сдохнуть. Эти выкручивания помогают только на время, вскоре они появляются вновь. И так постоянно.

Есть ли до сих пор чувства? Или просто привычка, вредная, от которой не могут избавится месяцами. Знаю точно – быть ближе больше не хочу. Разве что хочу ещё хоть раз увидеть его, но только для того, чтобы посмотреть в глаза. Просто посмотреть, без слов. И, возможно, увидеть в них… абсолютно ничего. По крайней мере ничего ко мне.