Читать книгу: «Сказка из детства», страница 3

В предновогодние дни, помимо школьного утренника, я ходила на «Ёлки», организованные предприятиями, на которых работали мои родные. Мои бабушки, дедушки и папа работали на шахте, которая могла позволить себе устроить настоящий праздник для детей и внуков шахтеров. Во дворце культуры сначала показывали спектакль или мультики, а потом водили хороводы с Дедом Морозом и Снегурочкой. Однажды на такой праздник я отправилась с бабушкой Леной. После мультфильма «Петя и серый волк» в фойе Дворца культуры Дед Мороз, отплясавший в хороводе, раздавал подарки за карнавальные костюмы. Специально подготовленного костюма у меня не было, я как-то обделённо чувствовала себя среди многочисленных принцесс, цыганок и мушкетеров. На меня родители надели белые, крупной вязки гамаши и такую же кофту с капюшоном. На кофте сбоку красовалась маленькая нежная розочка. Мама меня убеждала, что, когда я надену капюшон, я буду настоящим зайчиком. Очень я сомневалась, что хоть кто-нибудь распознает во мне пушистую зверушку, поэтому даже всплакнула. Когда же настойчивая баба Лена поставила меня рядом с мушкетерами и цыганками, я, в капюшоне и белых лохматых варежках, боялась поднять глаза на бородатого волшебника, потому что знала наверняка, что фальшивый заяц будет моментально разоблачен и оставлен без подарка. Но Дед Мороз признал во мне зайца! Признал и извлек из своего мешка оранжевого пластмассового Кота в сапогах, со шпагой, в залихватском берете! Сапоги и перо на шляпе были коричневыми, а глаза у кота – пронзительно-зеленого цвета. Ух! Кот в сапогах был монолитным: у него не двигались ни руки, ни ноги, хвост барельефом выделялся сзади, так же выпукло выглядела шпага и роскошные усы. Но разве это имело значение! Мой подарок Дед Мороз принес с самого Севера, многие километры вперемешку с куклами, машинками и конфетами он провел в мешке Деда Мороза, на нем только что блестели морозные звездочки, которые высекал волшебный посох, когда Дед Мороз совершал чудеса. Стоит ли говорить, как счастлива я была!

На шахте еще выдавали сладкие подарки. Это были стандартные, упакованные в коричневые бумажные пакеты с нарисованной елкой, Дедом Морозом и надписью «С Новым годом!» наборы. А внутри были конфеты, мандарины и яблоки. Яблоки почему-то чаще всего были подмороженные, но тем интереснее было снимать с них ставшую прозрачной кожицу и потихоньку скрести зубом по оголившемуся яблочному бочку, ставшему твердым из-за мороза, а потом постепенно оттаивавшему. Качество подарков оценивалось количеством шоколадных конфет. Конфеты из пакета высыпали, по разным кучкам распределяли карамельки, леденцы и шоколадные. Если шоколадных было больше, чем карамелек, то такой подарок считался хорошим. Но мне совсем не было важно, какие конфеты внутри. Пакет остро пах морозцем, яблоком, конфетные фантики чуть уловимо пахли новой книжкой и шоколадом, и эти запахи были запахом счастья! В каждом подарке была упаковка шоколадных вафель, по четыре квадратных вафельки в каждой. Я не любила вафли, но вкус у этих был совершенно иной, сказочный, новогодний, каждую вафельку можно было есть по слоям: сначала снять хрустящий слой, потом слизать шоколадную начинку, потом опять хрустяшку. Это удовольствие можно было растянуть надолго. Так же я любила есть и вафельные шоколадные конфеты «Красная шапочка», «Мишка косолапый» и «Мишка на Cевере»: сначала шоколад, потом вафелька, потом обнажившаяся непередаваемо вкусная начинка, потом опять вафелька. Конфетка худела на глазах, безвозвратно таяла, оставляя во рту шоколадную сладость. Мне нравилось растянуть это удовольствие, поэтому я не «лопала» конфеты, как многие, заложив в рот целиком конфету и моментально проглотив ее. А еще «Грильяж»! Вот ее можно было засунуть в рот целиком, но только не грызть, а постепенно растопить языком шоколад, потом постепенно высасывать сладость застывшего сахарного сиропа, чтобы освободить чудесные орешки. Орешки делали поверхность конфеты неровной, можно было постепенно вытаскивать по одному и съедать. Здесь главное – удержаться, чтобы не сгрызть все одним нажатием зубов и не скомкать удовольствие.

Странно, но я почти не помню, как проходила новогодняя ночь. Помню дневную суету, мама жарила цыплят табака, складывала готовые в кастрюлю, пересыпала чесноком, от цыплят исходил такой манящий запах, а золотистая корочка выглядела так аппетитно, что трудно было удержаться, чтоб не отщипнуть украдкой маленький кусочек, рискуя быть пойманной на месте преступления. Потом накрывали стол, ужинали, заедали сочного цыпленка свежим хрустящим хлебом, спорили, кому достанется корочка. Чуть потрескивала печка, которую папа умел натопить так, что ярко-оранжевыми становились чугунные кольца на ней, разноцветными огоньками светилась елка, и так спокойно, тепло и уютно было осознавать, что праздник пришел, что все дома, что впереди выходные, когда родители не пойдут на работу, что по телевизору покажут «В гостях у сказки». И счастье, пробравшееся в меня и улегшееся на мягком шелке, сладко потягивалось и довольно мурлыкало, убаюкивая меня. Папа заботливо укладывал меня в кровать, сквозь морозное окно ко мне в комнату заглядывал месяц, я смотрела на него долго-долго, пока не начинало казаться, что он раскачивается из стороны в сторону. Я засыпала, пытаясь дышать тихо-тихо, чтобы не расплескать ни капельки новогоднего чуда.

Утром под елкой ждали подарки. Дед Мороз принес мне однажды «Сказки народов мира», которые я выучила почти наизусть, и тапочки с чудесной серой опушкой, которые я надевала потом только по субботам, после бани, чтобы не испачкать подарок. Потом приходили в гости бабушки и дедушки. Оказывается, пока я спала, Дед Мороз успевал заглянуть и к ним, чтоб оставить для меня подарки. Моя бабушка Маша называла подарки «гостинцами». Когда она приходила к нам в гости, непременно по дороге встречала зайчика, который передавал мне «гостинчик». И Дед Мороз тоже оставлял для меня гостинцы, и мне казалось, что это что-то гораздо более волшебное и значительное, чем просто подарок.