Читать книгу: «Истории Раймона Седьмого», страница 24

Из последних сил я вставил ключ в замочную скважину и запер шкаф. По– моему, Реймонд Бирн, прежде чем исчезнуть, сделал то же самое. Мир вдруг завертелся и закружился…а перед моим лицом внезапно оказался грязный пол.

–Вставай, хозяин, пошли скорее,– Дунька впилась когтями в мою многострадальную руку с такой силой, что я поневоле вскочил. В наличии были Димка, навалившийся на плечо англичанки, кикимора с мужем и Дунька. Все помятые, грязные, как трубочисты, но вроде живые.

На улице раздались звуки сирены, приехали пожарные. Шатаясь, и подпирая друг друга, мы кое-как выползли из школы.

–Больше нет никого,– сообщил я, прежде, чем окончательно отрубиться. Впрочем, счастье было недолгим, передо мной тут же возникла бабуля.

–Ну, что, доволен? Наконец-то закрыл дверь,– судя по тону, она довольной не была. –Долго копался, чуть не упустил время. Хорошо, вон, Бирн-старший подоспел, а то бы поминай как звали!

–Бабуля, а кто он?– почему-то этот вопрос меня очень сильно занимал.

–Кто-кто,– проворчала Серафимушка,– он же сказал– маг! Пикты они вроде, малый народец, не помню уже. Жили себе на своих островах спокойно, так нет, начали на них охоту. Кто не успел людьми прикинуться, тех извели, а кому невмоготу стало, те по миру разбежались. Это вот в Россию приехал, прижился тут. Много их было, я– то не знала, а бабушки Доброгнева с Милоликой помнят, ты их спроси. Они постарше Бирнов будут, всегда тут жили.

–И Ядвига Карловна тоже?– уточнил я. Личность шишигинской директрисы меня тоже интересовала.

–И она,– Серафимушка погладила меня по голове,– ты правильно угадал. В Шишигине и не такого насмотришься, сам понял, поди.

–Бабуля, – я прижался к ней, как в детстве,– ты не уходи, а? Как же мы без тебя-то…

–Ничего, справитесь,– она вздохнула, отстраняясь.– не век же мне тебя за ручку водить. Ты сильный, сильнее меня, со всем справишься, а если не справишься, так помогут. Прости уж меня, не успела я много тебе рассказать– показать, да видно уж не судьба. Сам поймёшь.

На лицо мне упало что-то холодное, и я открыл глаза. Я лежал под фонарём, и в лицо мне летели крупные снежинки.

–Хозяин,– рядом на корточках сидела Дунька, поверх грязного платья наброшена чья-то огромная куртка,– ты живой!

–А что мне сделается,– я осторожно сел. Ко мне кинулись мои десятиклассники, что-то радостно вопя, принялись меня ощупывать, точно не могли поверить в моё чудесное воскрешение.

–Что, думали всё?– хмыкнул я,– а вот хрен вам, так просто вы от меня не отделаетесь! Я вам ещё полтора года, как минимум кровь портить буду!

По– моему они даже не напугались. Это я что, форму теряю?

Подошёл мужик в МЧС-овской форме с докторским чемоданчиком. Я старательно отказывался от помощи, но он таки уговорил меня ехать в больницу вместе с Дунькой. Родители подъезжали, разбирали своих чад, кто-то возмущался, кто-то благодарил…я ничего не понимал, мир точно шёл мимо меня.

Я вытащил из кармана телефон, как ни странно, он не пострадал, и набрал Машин номер.

–Марусь, ты только не волнуйся,– начал я,– тут немного пожар был, короче я в больницу съезжу и приду. И Авдотью с собой возьму. А то мы тут малость не того…

–Что случилось, какой пожар!– по голосу моей жены я понял, что она сейчас помчится в школу. Роняя тапки.

–Мань, тут проводку коротнуло, никто не пострадал. А в больницу всех в принудительном порядке везут, чтоб освидетельствовать. Только Димке по башке шарахнуло, а так всё хорошо. Я приеду и всё расскажу, ты только не переживай!

–Идиот,– закричала Маша,– в какую больницу? Я туда сейчас приеду!

–В травму,– любезно подсказал врач.

Блина…только Марьи мне и не хватало. Хотя может, действительно не хватало? Приедет, убедится, что со мной всё в порядке и успокоится.

Я подошёл к старшей кикиморе. Она стояла рядом с мужем. Тот беспомощно хлопал глазами, точно не помнил, как тут очутился.

–Как вы?– спросил я.

–Нормально,– она усмехнулась,– он всё забудет, я прослежу. И вот что…– она огляделась по сторонам и понизила голос,– на всякий случай, он не должен знать, кто я на самом деле. Незачем.

–Не боитесь, что когда-нибудь он таки догадается?

–Я же тебе сказала, он– дурак. Не догадается. Впрочем даже если кто и скажет– не поверит. Я ведь и в церковь с ним хожу, знаешь ли.

–Как это?– не понял я, меня-то от церквей колбасило не слабо.

–Знать надо, куда идти,– просветила меня кикимора,– есть места намоленные, и попы бессеребреники, туда нам лучше не соваться. А есть церкви, как супермаркеты. И попы там как продавцы, вот туда и мы с нашим удовольствием . Понял?

–Понял,– я кивнул. И в самом деле, чего я в чужую жизнь лезть буду? Нравится им, пусть живут, лишь бы нас не трогали.

Дома мы снова и снова повторяли свою горестную повесть, даже Филипп Васильевич пришёл послушать. Я уже успел рассказать всё МЧС-никам, потом полиции, потом ещё кому-то…раз сорок. История в официальной версии звучала примерно так: « Во время дискотеки замкнуло проводку, отчего вспыхнула ёлка. Мы, педагоги, согласно инструкции, вывели из зала детей, потом вывели их за пределы здания, пересчитали, и я, заметив свет в своём кабинете, вернулся в школу, чтобы проверить нет ли там людей(сам дурак). Люди были, и мы все вышли из здания. Всё». Про учительницу, балововшуюся чёрной магией и доигравшуюся не было сказано ни слова.

Дома я изложил всё, без купюр, заслужил похвалу и полные обожания взгляды домашних… наконец в шесть утра мы таки легли спать, ведь к четырём часам нас очень ждали на свадьбу!

История 25-я. А завтра– Новый год…

Конечно, мы проспали, и на свадьбу собирались авральным порядком. В итоге три мои дамы были, конечно прекрасны – в нарядных платьях, Маша заплела девчонкам какие-то сумасшедшие косы, мне тоже досталось ( и я начал тихо недолюбливать Гакта Камуи). Сама она успела сбегать в парикмахерскую и вернулась оттуда с развевающимися локонами и декоративным цветком в причёске. Я, под шумок, припрятал галстук подальше, и в итоге, хоть и надел пиджак, но джинсы и любимую обувь отстоял.

На свадьбе было много разного народа, в основном незнакомого, но я заметил среди гостей кикимору с мужем, она издалека помахала нам рукой.

–Мама,– прошептала Акулька,– чего она тут?

–Не дёргайтесь,– успокоил я их, – мы уже обо всём договорились. Живите себе и не парьтесь.

Машина бабушка выглядела так, что королева английская, увидав её, наверно бы померла на месте от зависти. Вот что с людьми любовь-то делает, подумалось мне. Старый водяной тоже смотрелся на редкость солидно и представительно. Машины родители сидели рядом с нами, вот только общаться с ними у меня особого желания не было, особенно с отцом, я вообще-то злопамятный.

Молодой водяной подмигнул мне и сделал приглашающий жест, как раз объявили паузу для курящих. Я поднялся из-за стола и подошёл к нему.

–Покурим?– предложил он. Мы вышли из зала, курилка была оборудована в цокольном этаже.

–Ты это,– сказал он после первой затяжки,– насчёт ворот у меня не думай. Я ведь не просто так ключ продал.

–Ага, за бабло!– хмыкнул я.

–В том числе,– заржал водяной,– просто он левый был, не от моего замка.

–Жульё,– восхитился я,– так ты их того…наёб?

–Грех было не наебать,– признался водяной,– дар у меня такой. Деньги сами к рукам идут, понимаешь? А мой ключик батя надёжно спрятал, хрен кто доберётся.

–Ну, мой-то тоже хорошо хранится,– признался я.

–А ты что, не понял?– удивился водяной,– твой ключ только для тебя, им никто больше ничего открыть-закрыть не сможет! Потому, что ключ твой– это полключа, а вторая половина– это ты сам!

–Блина…– я аж поперхнулся,– значит, если бы я туда в школу не совался…

–Да хрен знает что было бы,– водяной затянулся сигаретой и выпустил колечко дыма,– но если бы кто другой там ремонт делал, то ничего бы и не было. Ну, пара детишек может ещё бы померла, или эта, серая, опять бы в спячку впала…

–А что за левый ключик?– заинтересовался я,– он– то от чего?

–От шишигинской церкви,– водяной опять заржал.

–Откуда в Шишигине церковь?– не понял я,– там же сплошь нечисть живёт?

–Нет в Шишигине церкви,– продолжал веселиться водяной,– а вот ключик от неё имеется! И я его продал, пусть дурачок порадуется! Хороший ключик, только не открывает ничего.

–Ничего не понял,– признался я,– как это церкви нет, а ключ есть?

–Да в Шишигине церковь ещё при царе каком-то хотели строить, идиоты, только стены поставят– а они падают. Только сруб сложат– а в него молния, и сгорит начисто, так и бросили это дело. Правильно, кто ж из наших такое допустит! Вон, в Городенье, есть и хватит! А замок-то заранее купили, с ключом. Ну, батя мой замочек-то и прибрал, на память. А я у него ключик позаимствовал, когда заварушка ваша с ключами началась.

–А замок где?– мне стало любопытно.

–У меня же, – признался водяной,– могу продать, если интересуешься, тебе со скидкой отдам!

–Нунах,– я тоже засмеялся,– я с тобой торговаться не буду, ещё мозги не растерял!

–Жаль, жаль,– впрочем, водяной кажется, не слишком расстроился,– ну, не хочешь, как хочешь. Себе оставлю пока, на память. А там, может, и ключик обратно выкуплю, посмотрим. Жена-то у дурачка наша, знает что почём, она продаст.

Потом мы танцевали, тамада проводил разные конкурсы, потом опять танцевали… причем я – по очереди со всеми тремя своими дамами. В разгар веселья я заметил, что новобрачные исчезли.

–Мань, а молодые-то где?– спросил я.

–Они ушли,– Маша улыбнулась,– бабушка сказала мне, что они тихонько уйдут, у них на самолёт билеты. Мой новый дедушка хочет Новый Год на тёплых морях встретить, говорит– тут все реки замёрзли и до весны он совершенно свободен, так что имеет право дальнюю родню за границей навестить.

–Вон как,– я покачал головой,– хорошо я их сосватал! Мань, а ты не жалеешь…

–Сейчас я тебя стукну,– пообещала моя нежная и любящая супруга,– так, что ушки зааплодируют! Никогда мне таких вопросов не задавай, понял!

–А кое-кто меня даже не дослушал,– притворно пригорюнился я.– а уже угрожает! А я только хотел поинтересоваться, не жалеешь ли ты, Марья, что Новый год без бабушки встретишь?

–Зато с тобой,– она положила голову мне на плечо, и я обнял её покрепче,– главное, что с тобой!

Все оставшиеся до Нового года рабочие дни мы писали объяснительные, разговаривали с различными комиссиями. Подписывали протоколы, и снова и снова объясняли как, что и почему.

Димка лежал в больнице с сотрясением мозга и рваной раной на голове. Англичанка , написав свою порцию бумаг неслась к его скорбному одру. И просиживала там целые вечера, это я у директора узнал. Судя по всему, скоро надо было ждать очередную свадьбу, точно, эпидемия!

Меня таскали больше всех, наверно решали, что мне лучше дать – благодарность или по шее. Под конец мне уже стало пофиг, лишь бы отвязались. Точно я знал одно– в зимние каникулы мне опять придётся поправлять кабинет, и зал тоже ремонтировать. Димку, как ответственное лицо спасло только полученное накануне пожара положительное заключение комиссии Роспотребнадзора. Судя по всему, напряжение на проводке было не критичным, ну, вот так получилось, сбой системы и никто не виноват.

Накануне праздников я к нему наведался. Анечка тактично вышла из палаты, ну вот неприятна она мне была, что ж поделать.

–Прости,– сказал Димка,– надо было тебе сразу рассказать…

–Надо,– подтвердил я,– ибо нефиг! Я ж и так всё узнал, чего тихарился?

–Ну, дурак, наверно,– признался Димка, – а Аня, я ж сразу заметил, эта её подружка ей вертела, как хотела, а сама в тени. Кстати, где она сейчас?

–Никто не знает,– для меня самого было загадкой, что никто не заметил отсутствия учительницы,– и личное дело точно испарилось. И вот ещё , я Лариску спрашиваю, а она и не помнит такую, говорит, что у 3-го «Б» учитель уехала в другой город, муж у неё военный, перевелись. После праздников новую возьмут.

–И не узнаешь теперь,– поморщился Димка,– я так понимаю, дверь теперь навсегда закрыта?

–Правильно понимаешь,– кивнул я,– и кстати, ключик-то у них левый был…

–Да я сразу понял,– он засмеялся, но тут же болезненно сморщился,– иначе бы я и не затевал ничего. А отчего ключик, не знаешь?

–Знаю,– я рассказал ему историю водяного про не построенную церковь.

–Сдаётся мне,– задумчиво произнёс Димка,– что не простой это замочек. Иначе бы старый водяной его не взял.

–Да не грузись, всё прошло уже,– сказал я. В палату вошла Анечка, и я распрощался. Странно, но сейчас она показалась мне не такой противной, как раньше. Ну, впрочем, не моё это дело, люди взрослые, сами разберутся.

Накануне нового года мы, всем кагалом, сидели у моих. Новый год решили отметить вместе. Мать отпустили из больницы, и они, вчетвером, занялись стряпнёй. Мы с Петровичем и Санькой выколотили ковры, помыли пол и выставили на середину комнаты большой стол.

Стол накрыли белой скатертью с вышитыми ёлочками, расставили стулья. Принесённый нами кот тут же улёгся посередине, как главное угощение. Когда его невежливо согнали, кот уселся не стул во главе стола и внимательно следил за всеми приносимыми тарелками.

–Вот наглая зверюшка,– восхитился Петрович, делая очередную попытку освободить свой стул от мелкого хищника. Хищник отмахивался когтистой лапой, он– то считал, что это теперь его законное место.

–Пап,– осенило Саньку,– а ты его вместе со стулом отодвинь! А себе другой стул сюда поставь.

–Правильно,– Петрович осторожно отодвинул от стола стул с котом, и поставил на его место другой. Я тихо посмеивался, уж я-то знал Уголька, как облупленного -кот так просто не сдастся! И точно– как только довольный Петрович водрузил стул на освободившееся место, кот, чёрной молнией метнулся, и уселся на него.

–Это…ну…– Петрович посмотрел на меня, и тоже заржал.– Ну, пусть сидит, раз такое дело,– заключил он.

–И тарелку ему поставь,– хихикнул Санька.

–Чего ржёшь, кот тоже человек,– строго сказал я, пошёл на кухню и принёс блюдечко для кота.

В десять мы сели за стол, проводить старый год . Потом ждали наступления нового, потом забили куранты…

Мы чокнулись, выпили…

–Всё, прошёл год,– неизвестно к кому адресуясь, сказал Петрович. Мне стало даже как то грустно, прошёл ведь. И больше уже не повторится. Я посмотрел на Машу, на девчонок, на мать, и понял, что год то прошёл не зря!

–А в следующем году нас больше будет,– заявил я,– аж на два человека!

–В смысле?– не понял Санька , потом до него дошло,– а, вон ты чего!

Мы ещё посидели, поболтали, потом собрались домой. Ночевать у моих было просто негде. Посадили кота в переноску и пошли.

На улицах гремели салюты, шатался весёлый пьяненький народ. Все поздравляли друг друга, к нам тоже частенько лезли обниматься…

Наконец мы пришли домой.

–Мань, а Мань,– спросил я Машу, когда мы уже легли в постель,– скажи, хороший был год?

–Ага,– согласилась она,– а следующий ещё лучше будет!

–Да я как бы и не сомневаюсь,– признался я.

Эпилог. Раймон Восьмой.

Стояла невыносимая июльская жара. Окна и двери в квартире были распахнуты настежь. На балконе висела мокрая простыня– мы спасались от жары, как могли. Девчонки с утра убежали к моей матери, помочь ей с маленькой Симой. Мать, после родов, долго болела, и хоть и уверяла, что со всем сама справится, рада была любой помощи.

Маша охая тяжело сползла с дивана.

–Я бегемот…– простонала она,– беременный бегемот…

Я помог ей встать. Моя жена дохаживала последние дни, завтра я должен был отвезти её в роддом. Маша уже собрала себе сумки, приданое для малыша тоже было приготовлено и упаковано в отдельный пакет. Около балкона ждала купленная накануне кроватка, а у чердачной двери в подъезде стояла коляска.

–Марусь, ты как?– спросил я, что-то она слишком долго была в ванной.

–Что-то мне нехорошо,– призналась она, – полежу немного.

Я внимательно на неё посмотрел, вроде ничего. Маша стояла, поддерживая руками живот.

–Давай, помогу,– я осторожно поддерживая её, помог ей лечь на диван.– Тебе чего нибудь надо?

–Чайку налей, сладкого, только не горячего, а тёпленького,– попросила Маша,– и печеньку…

–Сейчас, будет тебе печенька,– я метнулся в кухню.

Я уже третий день, как был в отпуске. Накануне мы навещали мать, а вот сегодня Маша себя почувствовала неважно. По подсчётам врачей до родов ей оставалась от силы неделя.

–Граф!– закричала вдруг Маша,– граф, иди сюда!

Я уронил чашку и вбежал в комнату.

–Что случилось?

–Мне страшно,– Маша схватила меня за руку, глаза у неё были, как два голубых блюдца,– мне больно!

–Где больно?– я вскочил,– Мань, Скорую вызвать, да?

–Нет, я боюсь,– она не выпускала меня.– не уходи!

Маша вдруг приподнялась, встала, и на пол хлынула вода.

–Что это, – он стояла в луже,– это оно?

–Я не знаю,– честно, тут мне тоже стало страшно,– я сейчас, в Скорую…

–Нет, не уходи, не надо,– Маша заплакала, я обнял её, посадил в кресло, перестелил постель и принёс ей сухую ночнушку. Потом вытер лужу на полу.

–Марусь, солнышко, надо ехать,– я уговаривал её, как маленькую, хотя у меня внутри всё тряслось,– ты же понимаешь…

На улице прогремели далёкие раскаты грома, на город шла гроза.

–Нет, нет,– твердила Маша,– не надо, всё пройдёт, нет…

Я вытащил телефон, набрал номер – связи не было. Нужно было спуститься вниз, у Филиппа Васильевича был стационарный телефон, но оставить Машу я не мог.

Я снова и снова набирал номер Скорой. Наконец в телефоне затрещало и, сквозь скрип и помехи, я кое-как продиктовал адрес. Гроза гремела уже совсем рядом, но дождь никак не начинался. Маша снова схватила мою руку и застонала. Ей было больно и страшно, а я, дурак, не знал, как ей помочь.

–Вроде отпустило,– жена разжала пальцы, которыми стискивала мою руку. На запястье у меня красовались синяки и кровавые полумесяцы– следы ногтей. Я подул на руку.

–Бедный, как я тебя…– охнула Маша.

–Да ничего, – я улыбнулся,– прорвёмся, Мань. Я дверь отопру на всякий случай, а то мало ли…

–И в подъезд тоже открой,– посоветовала жена,– чтоб врачи сразу зашли.

–Мань, я перекурю маленько, ладно?– спросил я заискивающим тоном.

–Кури, только быстро, а то вдруг опять…-она стиснула руки. Кот вспрыгнул на кровать и сел рядом с Машей, охранять. Я присмотрелся– пара маленьких покрутилась под потолком и исчезла, наверно за подмогой побежали.

На улице было нестерпимо душно и трудно дышать. За городом горели торфяники, пахло гарью и как ни странно, русской печью. Предгрозовое удушье было невыносимым, я докурил сигарету до половины, погасил окурок и пошёл домой. Кот кинулся мне под ноги, я побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Маша снова стонала, лицо у неё было совсем белым.

–Мань, потерпи немного, сейчас приедут,– она вцепилась в мою руку, как утопающий в соломинку. Я стал гладить её живот, и уговаривать малыша, что вот– вот, совсем скоро мы увидимся…только надо врача подождать.

–Смешной ты,– Маша снова пришла в себя, она дышала тяжело и трудно, точно ныряльщик после особенно глубокого погружения,– так он тебе и будет врача ждать…

Я продолжал гладить её живот, почему-то мне казалось, что это должно помочь, больше ничего умного в голову не приходило. Стайка маленьких скучковалась над нами, потом они стали блёкнуть, становиться едва различимыми, исчезать…на их место прибывали новые.

–Ох…– Маша повернулась на бок,– помоги до туалета дойти. Только бы не родить там, мне рассказывали, одна девочка вот так пошла в туалет, и всё… обратно выйти не могла, так и родила, в туалете застрявши.

–Сантехником будет,– улыбнулся я.

Скорая всё не ехала, гром гремел уже совсем рядом. Я снова помог Маше лечь в постель. Теперь она не выпускала мою руку и стонала не переставая. Маленькие вились над нами стаей, пищали, но я не понимал ни слова.

–Скорую вызывали?– раздался смутно знакомый голос за спиной. Я повернулся– в комнате стояли Милолика и Доброгнева, в форме врачей скорой помощи. Я кивнул, сил удивляться уже не было.

–Устала, моя хорошая?– спросила Машу Милолика,– ничего, сейчас полегчает. Далеко нам ехать-то, как вызов приняли, так и покатили, а машина-то в Городенье, сами понимаете, путь неблизкий.

Милолика погладила Машу по голове, потом осторожно высвободила мою пострадавшую конечность. Доброгнева откинула простыню, положила руку Маше на живот. Старухи кивнули друг другу, потом Доброгнева сказала мне:

–Ты поди, у двери постой. Да не пускай никого, а тут мы сами справимся. Ты что мог, сделал, теперь наша работа.

Я поплёлся к двери, кот пошагал за мной.

–И чего нам делать, а шерстяной?– спросил я. Кот сел копилкой, обвил лапки хвостом и начал бдить. Я притащил из кухни табуретку и тоже сел.

По лестнице кто-то поднимался. Я встал с табуретки, приготовился. Блина…муж тётки Галки из Городенья, Егор вроде бы?

–Здрассьте…

–Здравствуй,– он протянул мне пустую канистру,– водички не нальёшь? А то, чую, мы тут не скоро управимся.

Я хотел было показать ему, где ванная, потом спохватился, но он только головой покачал:

–Нет уж, я туда сейчас не сунусь! Пришибут и не заметят, они такие! Ты уж сам сходи, будь ласков. А то жара вон какая, а машинка у меня старая, не дай боже, как говорится…

Я взял канистру и пошёл налить воды. Из комнаты доносились голоса и стоны. Хотелось только одного– чтоб всё уже закончилось.

–Вот, спасибо,– Егор взял канистру,– а то мне ж их ещё обратно в Шишигино везти, и потом в Городенье возвращаться.

–А как это они, ну…– я никак не мог сформулировать вопрос.

–Так ФАП-то у нас один на четыре деревни, вот и катаюсь,– пояснил Егор,– а бабки-то, они акушерки знатные! Их весь район знает, и область. Так что их я часто вожу, и далеко приходится. Даже в соседнюю область ездили как-то.

–Вон чего,– я вытащил сигареты, предложил Егору. Он отказался.

–У меня свой самосад, Галинка сушит, забористый! Пойду я вниз, мало ли, как бы с машиной чего не случилось.

Я снова сел на табуретку и закурил. Руки тряслись, внутри точно комок сжимался и разжимался.

Снизу снова кто-то поднимался. Блина, и чего людям дома не сидится? Соседка снизу.

–Извините, у вас не будет одной картошины? Понимаете, стала суп варить, и как назло, ни одной нет.

–Сейчас, – я встал с табуретки, пошёл в квартиру, нашёл картоху, вынес соседке.

–А что это вы здесь сидите?– удивилась она.

–А я так,– говорить ей о том, что происходит в квартире, мне не хотелось,– курю.

–Нельзя в подъезде!– возмутилась соседка,– дым же к другим тянет, и так дышать нечем. А вы!

–А я уже всё,– улыбнулся я,– а у вас суп не убежит?

Она охнула и побежала вниз.

Я снова уселся поудобнее. Кот, до этого мирно дремавший у моих ног вдруг насторожился, выгнул спину, поставил хвост дыбом и зашипел. На лестнице раздавались шаги. Я тоже встал, по возможности перекрывая дверной проход.

–Гражданин Седьмов?– незнакомый полицейский,– поступил сигнал, что у вас в квартире наркопритон!

–Чушь какая,– заявил я.– Нет у меня никакого притона.

–И ещё вы удерживаете у себя двух несовершеннолетних, абсолютно незаконно!– оп-па, какая-то дама в форме…

–Всё законно,– возмутился я,– я их опекун, у меня все документы в порядке! И никого я не удерживаю.

–А у нас другие сведения,– мужик попытался меня отодвинуть и зайти в квартиру, но я стоял как скала.

–А у вас санкция прокурора имеется?– поинтересовался я мерзким тоном. – А то не пошли бы вы…

–Может, в квартиру пройдём?– предложила дама,– вы нам документы покажете…

–Не пройдём,– приглядевшись я отметил некоторую странность – визитёры тени не отбрасывали.

–Тогда пройдите в машину,– строго сказал мужик,– для беседы.

–Тут беседуйте,– сказал я,– я никуда с этого места не сдвинусь.

–Пошли,– мужик схватил меня за плечо. Я зашипел, оттолкнул его. Дамочка попыталась проскочить в квартиру за моей спиной, но кот был начеку, с боевым кличем вцепился ей в ногу. Вниз по лестнице покатился клубок из дамы и хищного кота. Мужик схватил меня за руку и стал оттаскивать от двери, я вцепился в косяк и решил, что пусть хоть нахрен руку оторвёт, а я никуда не сдвинусь.

Прилетели маленькие, крутились около, визжали так, что уши закладывало. На улице снова прогремел гром, точно по жестянке молотком, кажется прямо над головой. Мужик ослабил хватку, и я отправил его в полёт вниз по лестнице. Теперь кто-то спускался сверху, от чердака, а снизу скакал на подмогу хромой боевой кот.

–Пшли вон!– скомандовала странная женщина, сошедшая сверху.

–Сама пошла,– угрюмо сказал я,– а то урою. Достали уже.

Она протянула руку, но я уже дошёл до крайней точки, просто схватил её и уложил болевым. Пальцы прошли, словно сквозь студень, маленькие радостно накинулись на поверженную врагиню, а гром гремел, не переставая, или это у меня в ушах гремело?

–Иди сюда,– вдруг раздался голос из квартиры. Я беспомощно огляделся, никого…кот вспрыгнул на табурет, маленькие выстроились «свиньёй», я вдохнул, как перед прыжком с парашютом и кинулся в квартиру…

Меня встретил детский плач, ребёнок орал просто оглушительно.

–Держи,– Доброгнева положила мне на руки крохотного малыша. Он тут же затих, и я услышал, как на землю упали первые капли дождя. Ребёнок смотрел на меня , и на секунду мне показалось, что он знает всё– и про меня, и про Машу, про всю нашу жизнь, и даже то, чего мы не знаем и не узнаем никогда. Но это ощущение тут же ушло.

–Раймон, дай мне,– говорила Маша, протягивая к нему руки,– дай мне, ну дай…

Я осторожно прижал к себе своего сына, прежде чем отдать Маше.

–Здравствуй, Раймон Восьмой…

А на улице уже вовсю шумел ливень.

,

-